Она, Другая. Нейтралитет

Психо-беллетристическая зарисовка




- Почему тебе нравятся драмы?  - спросила Другая, листая тетрадь.

- Понасмотрятся всяких сказок с хорошим концом и ждут, что на них манна небесная свалится. Потому что если долго – плохо, потом обязательно будет лучше, чем хорошо. Так считается. Еще и это плохо умножают, жалуются, чтобы их пожалели. И другие делают то же самое. И разговаривают они друг с другом, а на самом деле получается монолог, потому что никто никого не слышит и слышать не хочет. Сейчас вообще все, если посмотреть с нужного ракурса, эгоисты. Ладно, не сто процентов, это я перегнула, но все равно очень многие. И зла много.  В разных формах. Вот, допустим, живут десять человек, пять из которых темные, а остальные… нет, не идеалы, но все же. Сначала один перейдет в руки тьмы и, скорее всего, самый простодушный, потому что он не может сопротивляться напору – не привык; потом второй, потому что он увидел первого, захотел попробовать сам. Счет 7:3. Эта тройка игроков будет продолжать сопротивляться, настаивать на своем, вступать в сражения (это образно говоря) и продержится на протяжении долгого времени, не желая сдаваться, но, рано или поздно, кто-то один сломится.  8:2. Из оставшейся пары один капитулирует мгновенно, потому что не может быть в меньшинстве, но здесь два варианта: либо он примет нового себя и будет жить, как остальные, либо оставит при себе свои убеждения, делая вид, что он такой же. Последний останется собой. Его идеалы непоколебимы. 9:1, - Она потерла переносицу. – О чем ты спрашивала?

- Я спросила, почему ты любишь драмы.

- Сказки слишком хорошо заканчиваются.  Так не бывает.

- Уже поняла, - Другая глубоко вздохнула, - и совсем не согласна. Мы же не можем страдать и в жизни, да еще и смотря на экран.

- Всего должно быть в меру. Я же не против сказок. Просто нельзя переносить их в жизнь. Потому что она коварна.

- Просто нельзя быть таким пессимистом, - Другая явно была противоположного мнения.


- Я оптимист наоборот, - быстро улыбнулась Она и снова стала серьезной, - и говорю о том, что надо действовать, чтобы мечты становились реальностью, а не надеяться, что они сбудутся после того, как вы загадали желание во время падения звезды или задули свечи на торте. Все эти приметы – лишь отговорки, чтобы ничего не делать и ждать с поля морошки.

- С моря погоды, - перебила Другая.

Она вскочила, гневно вскинув брови на лоб:

- Видишь, ты опять меня не слушаешь! Я говорю тебе совсем о другом. И какая разница, что там за фраза! Она абсолютно ничего не меняет. Уйди.

Другая послушно удалилась, бросив что-то, в роде: «Да, ты опять права. А я не слышу. И не хочу понимать. Хочу верить. В сказки. Которые ты так не любишь».


***

Другая начала несмело:

- Ты все-таки по-детски рассуждаешь.

- Потому что я ребенок.

- Нет.

- Да. Даже в волшебство верю. Слушай:

Странные белки в моей кладовой,
В углах завелись у меня домовые.
Я собирала их ложкой столовой,
По батареям чтоб ночью не били. -

Закручено время с шести и до ночи,
И падает с неба оно, разбиваясь. –
Я предлагала им меду по ложке,
Они его съели, довольны остались. -

Ниточки солнца завязаны в стенах,
Они меня тянут и валят в забвение. –
А домовой увеличил свой тенор,
Ведь у него, как-никак, День рождения.

Я перепутала снова порядок
И разгадала загадки простые.
И только сейчас осознала, что рядом
Все-таки есть у меня домовые.


- А говоришь, что не любишь сказки.

- Я не говорила, что не люблю. И это не сказка. Я правда просыпалась ночью пару раз, услышав шорох. Потом решила положить ложку меда, утром встала: ложка есть, а меда нет. Я читала о том, что домовые его любят, - Она указала на книгу, лежащую на столе.

- Как ты его назвала?

- Робин, - улыбнулась Она и, помолчав, добавила, - я не уверена, что он один.

- Один. Домовые не странствуют семьями.

- Может быть…

- Не может быть, а точно, - твердо произнесла Другая.

Они сидели в той же комнате, с привычным освещением – Солнцем, смотрели в стены, на пол и потолок, но не в глаза. Она никогда не любила смотреть в глаза. Нет, Она не боялась, просто Ей не нравилось, когда кто-то лезет в Ее душу без приглашения – простым зрительным контактом. Она знала, что почти никто этого не может  –  узнавать сокровенное через глаза, –  но Она-то могла, и иногда Ей казалось, что так могут все, и Ей становилось некомфортно.  Случись такое, было бы жутко. Или прекрасно. Кто знает. А еще Она не хотела сама узнавать о посторонних. Ей это было не нужно. Потому что тяжело. Тяжело морально. Душевно. Опять про душу. Она часто думала про душу. Потому что камень до сих пор заполнял грудную полость, никакие ветра в легких не могли его сдуть. Ей хватало одной души, Она не хотела чувствовать другие. И смотрела в пустоту.


Другая вздрогнула (так бывает, когда долго не двигаешься):


- Я тоже кое-что пыталась написать:


И в забытых давно словариках,
На страницах заброшенных книг
Я искала тебя с фонариком,
Обнаружив следы чужих.


- Кому оно?


- Ты сама знаешь, - улыбнулась Другая.


- Я знаю. А ты вслух сказать боишься? – хмыкнула Она.


- Не хочу. Имею я право не выполнять то, что не хочу?


- В этот раз разрешаю. Можешь не говорить, - властно и без эмоций произнесла Она.


- Благодарю, мой повелитель.


Она, задумавшись, подкатила глаза и скрутила пальцы на правой руке:


- Мне нравится. Его нужно назвать «Некту».


- «Некту»… Не очень красиво звучит.


- Ну и что? Зато по смыслу подходит. И не дописывай его. Оно должно быть таким: лаконичным, без лишних слов, без начала и конца. Я люблю такие. Они будто вынуты из влюбленной речи: безысходные и красивые. Чуть-чуть нелепые. Самостоятельные отрывки. Не надуманные, а внезапные.


- Почему безысходные?


- Потому что не хочется уходить. Можешь, но не хочешь. Лучше увязнуть, чем выбраться. А если действительно из влюбленных, то уходить  нет смысла.


- Ладно. Тихо. Вдруг мы сейчас опять о любви говорить начнем, - перебила Другая и, сложив перед собой руки, опустила голову на стол.


- Я этого не слышала, - Она помолчала. – Как думаешь, действительно можно найти в словариках и книгах?


- В книгах можно, но не  забытых. И, определенно, не с фонариком.


- Почему?


- Потому что только в фильмах с ним получается хоть что-то прочитать. От фонарей свет бледный .


- И не светлый.


- И не светлый. Обожаю, когда ты так говоришь.


- Про не светлый свет?


- Вроде этого. Не темная тьма, твердый воздух, плотный свет, разбитый календарь, увидеть звук, услышать время, - перечисляла Другая.


- Мне тоже нравится. Но время не слышу.


- Но ты писала такое как-то раз.


- Это так – для рифмы. Из необычностей: я только свет слышу.


- Знаю.


Она снова вспомнила про стих:


- Последняя строчка. Всегда так. Пока у нас, мы не беспокоимся. А когда чужие появляются – сразу переполох. И ищем. И думаем. Даже охотимся.


Другая согласилась. В этот раз она пришла, сама не понимая, почему; ее не звала Она. Но Другая чувствовала, что Ей не плохо, но тяжело. И она не могла поступить иначе. Как бы банально и типично это не звучало. Все-таки они – одно.


- Ты останешься здесь, - голос Ее дрогнул, и она запнулась, - в этом мире?..


- Нет.


- Уйдешь?  - не столько испуганный, сколько растерянный, подавленный шепот раздался в комнате, отталкиваясь от мебели и улетая в приоткрытую форточку.


- Никогда.


- ...?


- Нейтралитет.







09. 10. 2018.