Это моя самая длинная и тяжёлая зима

- Фредрик. По любому, Фредрик.

- А кто это?

- Да, один знакомый.

Фредрик. Он был столькими разными вещами одновременно. Он был чем угодно, но только не этим. Он был всем, кроме этого.

Фредрик это моя самая длинная и тяжёлая зима. Это причина, по которой одним светлым декабрьским днем мой мозг решил попросту расплавиться, растекаясь, как мороженое на солнце, мыслями по зелёной траве, прямо к его ногам. Это благодарность солнцу, за то, что скрывало то, как я наливалась краской, как помидор от одного его взгляда. Это все те бессонные ночи, что я провела, пялясь в одну точку с глупой улыбкой. Это 3кг соли, которые я выплакала в своём туалете, от того только, что моего сердца было недостаточно для всей той любви, что оно держало. Это ветер в моих волосах, когда мы ехали вдвоём на лодке. Это звонкий смех, что наполнял всю мою душу, до пяток, когда он был рядом. Это та тишина, которой наполнялась комната, когда он заходил, которую слышала, наверное только я, из-за оглушающего биения сердца, что падало куда то в коленку. Это неожиданное стечение обстоятельств и времени, что пришили меня крестом с бутылкой треклятого шампанского к тому дешёвому бару, который, казалось, я видела впервые за все 10 лет посещения, в тот роковой новый год.

Фредрик был всем. Всем и, одновременно, ничем. Он был тем самым, при этом оставаясь никем, просто тенью, что прошла меня в переулке. Если честно, иногда я сама не уверена, был ли он там по настоящему и, наверное, уже давно, объявила бы его своей больной фантазией, если б не фотография, в коробке, в моем столе, которую я достаю, для убеждения себя в том, что все ещё не до конца сумасшедшая.

Фредрик был чувствами. Он был первой любовью, что захлеснула меня, как цунами проклятые берега Таиланда и сбила с ног, утащив на самое дно. И там, в кромешной холодной тьме пучины Тихого океана, захлебнувшись от страха, не смотря на бесчисленные попытки спастись, я набрала полные лёгкие воды и, к своему собственному удивлению, почувствовала уют и тепло.

Фредрик был звездами, в которых мне постоянно видились его глаза. Звездами, которые, своей схожестью, не давали мне излечиться от этой чумы ещё битых три месяца. В обречённой попытке достать до которых, я строила из себя невесть что и прочла больше книг за ту зиму, чем за всю предшесвующую жизнь.

Он был каждым словом в этих пустых разговорах, которых я сторонилась, поскольку единственной интересовавшей меня темой был он, что он сказал, о чем думал, чем занимался и что видел, что пережил, что знал, что помнил и о чем сильнее всего жалеет, а всё остальное мне казалось серым бессмысленным круговоротом бездушных идей и фраз.

Он был водой, стекающей по моим волосам, из ошеломленной струи душа, заглушающего мои истерические стоны в ванной, когда он ушёл. Фредрик был болью во всех 43 мускулах моего лица, когда я давилась улыбкой, фальшивее сумок с базара, столкнувшись с ним в отеле, в самый последний раз, подаривший мне только моё тяжелейшее прощай.