Очепятки с оттенком черного юмора. Часть 1
Очепятки были, есть и будут всегда, пока, по крайней мере, будет существовать письменная речь. Нет для них табу, нет священных запретов и все люди, каких бы они чинов или санов не были, равны перед ними. И вождя народов это не минуло.
Самый хрестоматийный случай произошел с газетой «Правда Востока» 25 октября 1944 г., когда в печать ушел номер с ужасающей крамолой: «Верховному Гавнокомандующему Советского Союза Маршалу Красной Армии Иосифу Виссарионовичу Сталину». И хотя указанный продукт жизнедеятельности пишется через букву «о», тираж был моментально снят с выпуска и изъят из продажи, а по квартирам ходили НКВДшники, учиняя обыски и конфискуя найденные газеты. Всего уцелело 6 экземпляров злополучного номера. Редакции так, к сожалению, не повезло: весь коллектив был расстрелян.
В те времена к пропущенным или поменявшим места буквам отношение было очень строгое. Советская пропаганда в годы сталинских репрессий работала как часы и не знала ошибок. Особенно тех, которые могли быть неверно истолкованы, а пуще того роняли тень на Сталина, советский строй и партию. Поэтому все же допущенные «антисоветские» очепятки мгновенно становились последними в карьере, а то и в жизни.
Стоит ли говорить, что самым ужасающим кошмаром журналиста той эпохи (кроме потери партбилета) было совершение ошибки в фамилии Иосифа Виссарионовича. А они случались. Стадин повлек за собой увольнение редакции с последующим запретом на «занятие печатным делом», за Салина проморгавший сел на 5 лет, а за Сралина коллектив дружно поставили к стенке («Советская Махачкала», 1944). Мелочь, за которую сейчас дают по шеЯм просмотревшему корректору и извинительное опровержение в следующий номер, в Уголовном кодексе РСФСР подпадала под ст. 58. п. 10: «Контрреволюционная агитация и пропаганда, … наказывается лишением свободы от трех лет лагерей до высшей меры – расстрела».
Беда в том, что во времена перевыполнения планов и особенно яростного отлова «шпиенов» и прочей антисоветской живности эти глубоко технические ошибки практически невозможно было объяснить суровым чекистам. Неизвестно, что стало с беднягами, просмотревшими эти «красоты»:
«Коллектив партийных работников города Каменск-Сральский» («Свердловский рабочий», 1939);
«…успехи коммунистической партии, достигнутые под куроводством Ленина-Сталина» («Челябинский рабочий», 1936);
«Алимент Ворошилов», «Сталин у избивательной урны» («Колхозный путь», 1938);
«…над стадионом сеял мелкий тоскливый вождь» («Спартак», 1937);
«партийные органы покакали» («Коммунист», 1943). А должно было быть «показали»;
«город Сталингад» («Коммунист», 1943). Немцы с опечаткой, пожалуй, бы согласились;
«Первый враг Советского Союза Климент Ворошилов»» («Путь Ленина», 1936). А здесь как раз-таки тот случай, когда действительно задумываешься о диверсии, настолько фантастическая ошибка – должно было быть «первый маршал».
Однако не все опечатки столь ужасно карались. Иосиф Виссарионыч был человеком особого юмора, поэтому по крайней мере в двух случаях главреды отделались легким испугом. В 1938 г. в «Известиях» при описании дипломатических переговоров с польской стороной из набора улетучилась буква «п», наверняка стоявшая редакции седых волос и колоссального стресса: «…Встреча Иосифа Сталина с польским ослом». Когда злополучный номер попал на стол к вождю народов, тот раздраженно вынес резолюцию: «Не надо наказывать газету. Она написала правду». Встреча с послом прошла так себе, это коллектив и спасло.
Другая история связана с трудовым подвигом Стаханова. Газета «Правда», описывающая его достижения, так спешила отчитаться, что на полосу шахтер-ударник попал переименованным с Андрея на Алексея. Цензура обнаружила ошибку уже после выхода номера. Естественно, было доложено Сталину, который, попыхивая трубкой, категорически заявил: «Газета “Правда” никогда не ошибается!» После этих слов Стаханову моментально заменили все документы.
На что приходилось идти редакторам, проспавшим очепятку, в попытках исправить непоправимое, неплохо описано в «Жизни и необычайных приключениях солдата Ивана Чонкина» Владимира Войновича. Главный редактор местной газеты «Большевистские темпы» Борис Ермолкин проглядел, о, ужас, опечатку во фразе «указания товарища Сталина для советских людей стали мерином мудрости…»: «...Ермолкин предпринял отчаянную и беспримерную в своем роде попытку изъять и уничтожить весь тираж со злополучным "мерином". С этой целью он якобы обошел всех подписчиков, живущих в пределах города Долгова, и объехал всех, живущих за пределами. Он посетил также районную библиотеку, кабинет партийного просвещения, все красные уголки колхозов, совхозов и предприятий местной промышленности. Некоторые экземпляры он скупил (иногда за большие деньги. В одном случае называют даже сумму в сто рублей), некоторые выпросил за так, а некоторые украл. В результате ему удалось собрать весь тираж, кроме одного экземпляра, как раз того, который был отправлен в Библиотеку имени Ленина. После этого Ермолкина, говорят, стали мучить кошмары. Он представлял себе, что там, в библиотеке, этот номер немедленно прочтут и сразу дадут знать Куда Надо, а Оттуда (в Москве все близко) может дойти и до самого Сталина. И говорят, что Ермолкину будто бы каждую ночь снился один и тот же сон: Сталину приносят газету с "мерином", подчеркнутым красным карандашом. Сталин читает написанное, Сталин курит трубку, Сталин спокойно спрашивает: – Кто совершил это вредительство, эту идеологическую диверсию?»
В последующие годы советской власти цензура немного смягчилась. В основном страдали зарплата и премия редакторов и корректоров, в худшем случае могли попросить из партии или направить в места не столь отдаленные. И высшая мера наказания перестала с завидной регулярностью посещать и без того беспокойные сны главных редакторов, хотя очепятки исчезать и не думали. Но об этом отдельно и чуть погодя.
Свидетельство о публикации №119012505767