Последнее письмо. Из Теда Хьюза
Что же случилось в ту ночь? В твою последнюю ночь?
Удвою экспозицию, утрою,
Всё рассмотрю. Тот поздний вечер, пятница,
В последний раз тебя живою вижу.
Со странною улыбкой
Сжигаешь в пепельнице ты своё письмо ко мне.
Нарушил ли твои я планы?
И очутился ли я здесь скорее, чем рассчитывала ты?
Тотчас ли бросился к тебе?
Одним лишь часом позже — и ты б уже ушла туда,
Куда б последовать не мог я за тобою.
Отпрянув от тебя, я красную бы запер дверь,
Чтобы никто её открыть не смог,
Пока ещё держала ты письмо -
Ту молнию, что не успела заземлиться.
Оно бы стало для меня электрошоковым леченьем.
Все выходные, вновь и снова,
Читал бы я его, я думал бы о нём.
Оно перевернуло всю бы жизнь мою, все мысли.
Лечение, что прописала ты, потребовало времени.
Не представляю,
Как получил бы я его на выходные.
Я просто не могу вообразить.
Ты представляла ли себе вот это всё?
Доставили ко мне твою записку очень быстро — в тот же день,
В ту пятницу, с утреннею почтой.
Вездесущие дьяволята подсуетились.
Это была ещё одна соломинка,
Добавленная почтой к твоему грузу несчастий.
Я тотчас помчался
Сквозь снежно-голубой февральский лондонский сумрак.
Облегчённо прослезился, когда ты отперла дверь.
Хитросплетение отгадываемых загадок.
Неуместные слезы,
Недостаточные, чтобы объяснить, растолковать мне
Их истинное значение. Но что ты говоришь
Над дымящимися обрывками того письма,
Уничтоженного так аккуратно, так спокойно,
Что я отпустил тебя, оставил
Сдувать его пепел, как ты и замыслила, с пепельницы,
К которой ты наклонилась, дав мне прочесть
Номер телефона врача.
Мой уход
Стал этаким объектом охоты, преследуемым
Бессонницей, беспомощностью, всяческими изнуряющими фантазиями,
Хотящим одного — быть пойманным, избавиться от этой пустоты.
Два дня томительной неизвестности. Два пустых дня.
Два дня вне календаря, дни без названий,
Украденные у повседневности,
Дни вне реальности, вне ощущений.
Моя скукоженная личная жизнь подцеплена ими,
Этими двумя сводящими с ума иглами,
Вышивающими свои розы, колющими и ткущими
Свой гобелен, набивающими свою кровавую татуировку
Где-то внутри меня, за пупком,
Топчущимися в болоте славословия,
Две сумасшедшие иглы, перекрещивающие свои стежки,
Выбирая их цвета из моих нервов,
Переделывающие меня изнутри,
Карикатурно переходящие одна в другую,
Передающие друг дружке
Свою одержимость. Две женщины,
Каждая со своей иглой.
Эта ночь
Моя глазурованная терракотовая Сьюзан.
Я с осторожностью отодвинулся
От пламени на фитильке. Моя нерастраченная ярость
Явилась оставленной попыткой взорвать
Старый мир, в тени которого
Скрываются выдающие меня следы пепла.
Я убежал и оттуда, и отсюда;
Лицо обращено назад, кинолента пущена с конца.
Что встречу впереди? Мы направлялись к Регби Стрит,
Где начинались ты и я.
Почему мы пошли туда? Изо всех мест
Почему мы выбрали именно это?
Извращённое упрямство судьбы,
Тонко настроенной на тебя, на меня, на Сьюзан.
Путаный пасьянс, разложенный Минотавром
В квартирке на нижнем этаже, включивший даже Хелен.
Ты приметила её — девицу для сюжета.
Ты никогда её не встречала. Никогда, если не считать
Выслушивания неистового рева её немецкой овчарки
Эльзасца. Ты даже мельком её не видела.
Ты лишь однажды подскочила в испуге,
Когда её безумное животное всей своей массой
Билось о дверь, а в спальню через коридор
До нас доносилась его задыхающаяся нескончаемая немецкая ненависть.
Воскресным вечером она приоткрыла дверь
На несколько дюймов, дозволенных цепочкой,
Из-за неё на Сьюзан взглянули темные глаза
Миловидной несчастной толстухи.
Дверь захлопнулась.
Мы услышали, как она в своей каморке
Успокаивала своего четвероногого надзирателя,
В конуре, где днём позже она отравила газом
И своего свирепого капо, и себя саму.
Сьюзан и я провели эту ночь
В нашей с тобой брачной постели, которой я не видел
С тех пор, как мы лежали там в день нашей свадьбы.
До этого я не брал её в свою постель.
Мне пришло в голову, что в конце недели
Ты можешь неожиданно заявиться.
Не ты ли тихонько стучалась в мое тёмное окно?
Я и Сьюзан, затаившись от тебя, оставались
В нашей брачной постели — той самой, из которой
Через три года она отправилась умирать
В ту же больницу, где через двенадцать часов
Я нашел тебя мёртвой.
В понедельник утром я отвёз её на работу в Сити,
Затем припарковался к северу от Юстон Роуд
И вернулся туда, где ждал меня телефон.
Случившееся той ночью, в те часы,
Так же неизвестно, как если бы его и вовсе не было.
Что подытожило всю твою жизнь,
Подобно неосознаваемому усилию, родам,
Продавливанию перепонки
Между медленными секундами; случившемуся,
Хотя оно как будто и не могло случиться,
Как будто и не случилось. Как часто
Звонил телефон там, в моей пустой комнате,
Ты слышала гудки в своём аппарате -
На обоих концах затухающая память
Телефонного звонка, в мозгу
Как будто уже умершая. Я высчитываю,
Как часто ты ходила к телефонной будке
Вниз от бульвара Сент Джордж.
Ты там, когда бы я ни посмотрел,
Только что повернула от Фитцрой Роуд,
Идёшь между наваленными кучами грязного сахара,
В своём длинном чёрном пальто,
Волосы собраны в косу, свитую кольцом на затылке,
Ты идёшь, неспособная двинуться, проснуться, и вот
Уже нет никого,
Шагающего по рельсам через Примроуз Хилл
К телефонной будке, что недостижима.
До полуночи. После полуночи. Снова.
Снова. Снова. И, перед рассветом, снова.
Что показывали стрелки на моем циферблате,
Когда ты в последний раз пыталась,
Слишком уже поздно,
Дотянуться до меня, встряхивая подушку
Пустой постели? В последний раз
Легонько касаясь моих книг, рукописей?
Ко времени, когда я пришел туда, мой телефон спал.
Подушка была нетронута. Сонная комната
Уже наполнялась белоснежным утренним светом.
Я засветил огонь. Достал свои бумаги.
И принялся писать, когда телефон
Внезапно проснулся, тревожно забормотал,
Вспоминая нечто важное.
В моей руке он угомонился.
Затем в глубине моего уха голос,
Подобный выбранному оружию
Или отмеренной инъекции,
Отстранённо произнес три этих слова:
"Ваша жена умерла".
Оригинал: https://genius.com/Ted-hughes-last-letter-annotated
Свидетельство о публикации №119012108851