В подреберье моём покой

мысли всё горше и с ними паскудней сны, меня стерегут как самые верные псы, от осени и до последней моей весны,
съедая сердце...
и не остаётся мне ничего, личного ничего... кроме твоих ладоней и запаха твоего, и пары затяжек, и пары бокалов невыпитого мерло... чтоб ими греться.

правду рублю отражению в слепых зеркалах. она колючкой разносит всё в пух и прах... о!, как мне уютно вот здесь, на родных сквозняках,

но ты не веришь.

ты убеждаешь, что кто-то ковал меня из ребра, на шею цепь водрузив, но вот в чём его беда: есть аллергия на золото, а перстень из серебра дарил мне Цепеш.

и не отказала /бывает такое/... и он был рад. у них, у вампиров, есть тоже свой рай /не сад/... при входе усердно шептала Нахема про ад.

мол, нету его в помине!

и я вдруг решила. о, боги! какая с меня жена? /я редко, прям очень, бываю услужлива и нежна./ чтоб вышла я замуж? с какого такого рожна, мне жить в трясине?

о, нет! не сбежала. а просто тихонечко так, ушла. и Владу шепнула: "поверь, не стою я даже ножа. храни этот перстень, для той кто душою белым-бела,

моя же - чернее сажи."

тогда, мой родной /на самом то деле ты мне родной/ я пошла в зговор опасный с заледенелой луной...и теперь ты

/ура, в подреберье моём покой!/

не нужен даже.