А. Теннисон. lxxviii

  (из поэмы 'In Memoriam A.H.H.')
   
  Вновь украшали мы венком
       Камин свой, как бывало ране;
       На землю падал снег в молчанье;
  Пришёл Сочельник тихо в дом.
   
  Поленце с шапкой ледяной,
       Безветрие, с дремотой схоже.
       Однако ощущалась тоже
  Тень от потери, нам родной.
   
  Как в прежние года зимой,
       Мы дружно пели, танцевали,
       Шарады, прятки затевали,
  Увлёкшись праздничной игрой.
   
  И у кого печаль была?
       Ни слёз, ни отпечатка горя.
       Оно ослабнуть может вскоре?
  Печаль тогда сгорит дотла?
   
  Тоска способна умереть?
       О нет: хоть тайной обовьётся, –
       По сути прежней остаётся,
  Но слёз не видно будет впредь.
   
  LXXVIII
 
  Again at Christmas did we weave
       The holly round the Christmas hearth;
       The silent snow possess'd the earth,
  And calmly fell our Christmas-eve:
 
  The yule-clog sparkled keen with frost,
       No wing of wind the region swept,
       But over all things brooding slept
  The quiet sense of something lost.
 
  As in the winters left behind,
       Again our ancient games had place,
       The mimic picture's breathing grace,
  And dance and song and hoodman-blind.
 
  Who show'd a token of distress?
       No single tear, no mark of pain:
       O sorrow, then can sorrow wane?
  O grief, can grief be changed to less?
 
  O last regret, regret can die!
       No -- mixt with all this mystic frame,
       Her deep relations are the same,
  But with long use her tears are dry.