Сталинградский плацдарм

СТАЛИНГРАДСКИЙ ПЛАЦДАРМ
(к 75-летию Великой Победы)

По левому краю излучины Дона
Петляют извилины свежих траншей.
Войска занимают рубеж обороны
За береговой полосой камышей.

Немецкие полчища рвутся на Волгу,
Уже представляют помпезный парад,
Считают своим исключительным долгом -
При первой возможности взять Сталинград.

Под натиском фрицев советские части
Оставили Киев, Воронеж, Ростов.
В течение суток, в жару и ненастье,
Могли отступить километров на сто.

Но в каждой душе отходящего войска,
Не раз посмотревшего смерти в лицо,
Все громче и громче звучит недовольство:
Да сколько же можно, в конце-то концов!

Бойцы день за днем с нарастающей злостью
Идут в контратаки на передовой.
Трещат у врага перебитые кости,
Он в драке пожиже, чем наш рядовой.

Сейчас передышка, противник за Доном
И ждет подкрепления с ближних фронтов.
Снабженцы подвозят гранаты, патроны,
Санчасть пополняет запасы бинтов.

Походная кухня доставила ужин
Почти на исходе прошедшего дня.
На фронте местами бывает и хуже,
Когда под огнем головы не поднять.

За порцией каши и хлеба осьмушкой,
Порой добавляли чеснок или лук,
Соленым словцом поддевая друг дружку,
Бойцы потянулись поближе к котлу.

Еще не достала до дна поварешка,
Солдаты, разжившись горячим пайком,
Кто прямо в окопе орудует ложкой,
Кто в новой землянке гремит котелком.

Землянку на фронте ругают напрасно.
В ней нет недостатков, лишь плюсы одни.
Она – и ночлег и приют безопасный,
Который согреет в холодные дни.

Буржуйка на ножках, дощатые нары,
Из стреляной гильзы фонарь на столе,
Когда б не воздушных налетов удары,
Тут можно прожить и до нескольких лет.

В такой же землянке, румяный с натуги,
Бывалый солдат на листке небольшом
Сердечный привет ненаглядной подруге
Выводит химическим карандашом.

Он сам из станицы Тацинской корнями,
Сейчас там лютует немецкий барон.
Жена где-то в Омске, работает няней,
А сын добровольцем уехал на фронт.

Скрипит по бумаге графитовый стержень.
Изрядно устав от дневного труда,
При свете «коптилки» в руке его держит
Вчерашний хорунжий Степан Борода.

Мешают проклятой войны атрибуты.
Из вороха мыслей выходят на свет
Неровные строчки, корявые буквы,
Которых в тылу долгожданнее нет:

Прости за неряшливый почерк, родная,
Готовим для фрицев горячий прием.
Останусь в живых или сгину – не знаю,
А так бы хотелось однажды втроем

Собраться под крышей родимого дома,
Обняться покрепче и выпить вина.
Там все было близким, до боли знакомым.
Как жалко, что нас разлучила война!

Засим остаюсь, добрым словом согретый.
Но если кто спросит, как дальше-то жить,-
Пока не падет бесноватый ефрейтор,
Мы будем лупить его, - так и скажи.

Служивый свернул письмецо в треугольник,
Добавил старательно адрес жены.
Теперь до утра тяжких дум не прогонит,
Они перейдут в беспокойные сны.

С рассветом назойливый звук в перепонках
Для всех означает, что битва близка.
Немецкая «рама» снимает на пленку,
Где сосредоточены наши войска.

По ней попытались ударить из «спарок»,
Но безрезультатно, ее не достать.
Для более сопоставимых ударов
Сейчас пригодилась бы пара ЛА-5.

Они появились внезапно, как тени,
И без промедления ринулись в бой.
С земли было видно, что в схватке смертельной
Один прикрывает другого собой.

На «фоккера» вышли от солнца, с подлета,
Других вариантов и быть не могло.
Короткая очередь из пулемета –
Их левый мотор задымил и заглох.

Фашисты по нашим ответили сразу,
Ведущему руль высоты раскроив.
Пришлось возвращаться обоим на базу,
А немец, дымя, дотянул до своих.

Спустя полчаса, как немецкая «рама»
Закончила небезопасный полет,
Грядет куда более страшная драма, -
Фашисты готовят воздушный налет.

С пронзительным воем и с полной загрузкой
Заходят «лаптежники» в зону боев.
Как будто отведать кровавой закуски
Слетелось на дьявольский пир воронье.

Но наши их все-таки опередили,
Разведка не зря побывала в гостях.
Навстречу не меньше пяти эскадрилий
Идут на предельно больших скоростях.

Над степью, где жили давно печенеги,
Искусно охотясь на диких гусей,
Десятки машин в полыхающем небе
Теперь закружили свою карусель.

Фугасные бомбы посыпались градом,
Кусок междуречья подняв на дыбы.
В ревущей пучине кромешного ада
Рождалась развязка жестокой борьбы.

Под стенкой окопа шевелится кто-то,
Присыпанный кучей песка и земли.
Степан Борода из тринадцатой роты,
С трудом приподнявшись, увидел вдали:

Раздувшийся «юнкерс» в грохочущем шуме
Рассыпался, словно гнилая труха.
По полю кобыла, в конец обезумев,
Бежит, волоча за собой потроха.

У сломанной ивы с гнездом коноплянки,
Куда перед этим фугас прилетел,
Вокруг развороченной взрывом землянки
Раскиданы части разорванных тел.

Оглохший Степан, оглядевшись немножко,
Со стоном уткнулся в ладони лицом.
Осталось загадкой, как после бомбежки
В полку уцелело две трети бойцов.

Еще до налета из бревен и досок
Фашист переправу навел через Дон,
Крепя каждый узел при помощи троса,
С расчетной нагрузкой под семьдесят тонн.

В такой обстановке всего вероятней,
Когда перестали стучать топоры,
Едва отбомбится последний стервятник,
Немецкие танки пойдут на прорыв.

Досадно, что именно так и случилось.
Еще чьи-то крики слышны за версту,
От едкого запаха в горле першило,
А первые «тигры» прошли по мосту.

За ними пехота развернутым строем,
Их столько, что яблоку негде упасть.
Озвучен приказ: Приготовиться к бою! –
И снова со смертью игра началась.

Добравшись сюда по растоптанным пашням,
Повсюду посеяв разор и нужду,
Стальные драконы с крестами на башнях
Ползут, изрыгая огонь на ходу.

Солдаты такое в ответ выдавали
За каждый взорвавшийся боеприпас,
Что даже и сами не подозревали,
Насколько богат их словарный запас.

В далеком Берлине больной неврастеник
Проел не одну генеральскую плешь,
Но здесь через сеть полевых укреплений
Фашисты нескоро проделают брешь.

Примерно за день поредевшие части
Один километр не прошли до конца.
Сегодня с утра самый сложный участок
Достался тринадцатой роты бойцам.

Обоймы пустые, в патроннике чисто
И нервы натянуты, будто струна.
Степан Борода, проклиная фашистов,
Скатился за бруствер со связкой гранат.

В разгаре двухдневной нешуточной драки
Немецких дивизий и наших полков
Тяжелая связка железные траки
Чудовищным взрывом сорвала с катков.

Стальная махина, взревев полным газом,
Крутнулась на месте и смолкла навек.
Ее экипаж появился не сразу,
Живым не ушел ни один человек.

Вернувшись в траншею, солдат обнаружил:
К нему подбираются фрицы, вдвоем.
Один, полагая, что тот безоружен,
Решил применить рукопашный прием.

Дыша перегаром и зубы ощерив,
Он верил в свой неотразимый бросок.
Степан с разворота разбил ему череп,
Ударив саперной лопаткой в висок.

Другого прибил подоспевший товарищ,
Прикладом попав нападавшему в лоб.
Об этом по радио передавали,
В военной газете была пара слов.

И так час за часом, где бьют автоматы,
А где-то работает «фаустпатрон».
Взрывается техника, гибнут солдаты,
Потери растут у обеих сторон.

Пока перевес у врагов наших злейших,
Победные лавры их недалеки.
У нас и людей и спецтехники меньше,
Поэтому шансы не так велики.

К полудню отбита вторая атака.
Пехота, отпрянув назад, залегла.
В степи догорают четырнадцать танков,
Убитым на поле не видно числа.

Советским бойцам и не снилось такое,
Держаться им стоит большого труда.
Однако враги не оставят в покое,
Под вечер готовится новый удар.

В итоге фашисты прорвут оборону.
Но лишь через месяц упорных боев,
К тридцатому августа сорок второго
Они утолят вероломство свое.

Хотя эйфория продлится недолго.
Их фюрер в Берлине, похоже, не рад,
Что танковый корпус пробился на Волгу
Значительно северней, чем Сталинград.

На западных подступах к городу фрицы
Скопили до тысячи танков одних,
В расчете на то, что Поволжья столица
Под натиском рухнет в ближайшие дни.

Над городом-символом всех поколений
Нависла невиданной силы гроза.
Из ставки Верховного без промедлений
Войскам приказали: Ни шагу назад!

За дальним обводом дивизия немцев,
И наших не меньше, уйдет в никуда.
Где рота солдат, где отряд ополченцев
Один за другим отражают удар.

Как страшен огонь дальнобойных орудий
И грохот взорвавшихся авиабомб.
Но каждый боец обязательно будет
Стоять до конца, защищая свой дом.

На аэродромах Тацинский, Морозовск,
Раскрасив машины, как на маскарад,
Пилоты «люфтваффе» в своих бомбовозах
Решили со степью сравнять Сталинград.

Пока еще город живет по-спартански.
Гудит под ногами земная кора.
С конвейера сходят готовые танки,
Из домны металл выдают на-гора.

Уходят за Волгу с людьми пароходы,
Буксиры везут сюда баржами нефть.
В жилых помещениях и на заводах
Больших разрушений практически нет.

Четыре часа было после полудня,
Когда содрогнулись душой стар и млад.
Из прифронтовых утомляющих будней
Они провалились в грохочущий ад.

На мирные улицы из поднебесья
Полдня и примерно полночи подряд
Летят зажигалки и с дьявольской песней
Фугасы несут свой смертельный заряд.

В подвалах становится тесно и жарко,
Слышны стоны взрослых и вопли ребят.
Сбежав из разрушенного зоопарка,
Слониха по улице мчится, трубя.

Пылает весь город, от края до края,
Повсюду клубится удушливый дым.
В руинах кровавую дань собирая,
Война пожинает безумства плоды.

Взметнувшийся смерч от вселенских пожаров
Достиг емкостей на прибрежном песке.
Из вспыхнувших свечками резервуаров
Горящая нефть устремилась к реке.

Бушующий вал, растекаясь все шире,
Догнал не успевшие скрыться суда.
Взрываются баки, кричат пассажиры, -
Их всех поглотила речная вода.

Ничто не смогло невредимым остаться.
Разрушив районы былой красоты,
Фашисты советуют городу сдаться,
Бросают листовки с большой высоты.

Прочтя предложение выскочек прусских,
Где каждый хотел выступать, как гарант,
Солдаты ответили честно, по-русски,
Потом разработали свой вариант.

Идея была проще пареной репы.
Куда бы противник свой нос ни совал,
Они превращают в надежную крепость
Любой уцелевший подъезд и подвал.

Работают яростно, зло и упорно,
Позиции требуют много труда.
В одной из таких крепостей рукотворных
Готовится к бою Степан Борода.

Казак тоже времени даром не тратит,
Хотя еще слаб на сентябрьском ветру.
Ему целый месяц врачи в медсанбате
Лечили сквозное ранение в грудь.

Прорвавшись на севере в ближнем обводе,
Враги растеряли весь пыл впопыхах.
Их остановили уже на заводе,
Где «тридцатьчетверки» рождались в цехах.

У южных границ штурмовые бригады
В развалинах тают, как снег на костре.
Из выбитых окон, с камней баррикады
По фрицам ведут перекрестный обстрел.

Они угодили не в райские кущи.
Когда проходили по здешним местам,
Хорошей мишенью был каждый ползущий
По улицам города вражеский танк.

Один бронебойщик железной вражине
Попал в середину канала ствола.
Снаряд, разорвавшийся прямо в машине,
Разнес ее голову напополам.

Стрелок с ПТР-ом не чувствует раны,
Повязка на левом предплечье в крови.
Он, кажется, старый знакомый Степана,
Татарского рода Гумеров Равиль.

В нем трудно узнать рядового солдата,
Особенно если не видно ни зги,
Который ударом приклада когда-то
Отшиб нападавшему немцу мозги.

Ему пережитая бойня за Доном
Является, словно в горячем бреду,
И снова на бруствер ложится со стоном
Поверженный враг, испускающий дух.

В ста метрах правее, где немцы хотели
Прорвать оборону с другого конца,
Подняв две бутылки с горючим коктейлем,
Им путь преградила фигура бойца.

Одну из бутылок пробив над героем,
Раздавшийся выстрел дал волю огню.
Вторую охваченный пламенем воин
Со звоном разбил о стальную броню.

Фашисты, отведав животного страха,
Попятились, будто шакалы в норе.
Так умер матрос Михаил Паникаха,
В бою вместе с вражеским танком сгорев.

Защитники города крепче и крепче
Дают пруссакам от ворот поворот.
Снабженец и снайпер, сапер и разведчик, -
У каждого дел было невпроворот.

Германцы используют свежие силы,
Тесня на позициях наши войска.
Терпеть поражения невыносимо,
Но воля к победе еще высока.

До фрицев доходит: Союз им – не Польша,
И смертью бессмысленно здесь угрожать.
Они выдыхаются больше и больше,
Достаточно сдюжить, потом поднажать.

К востоку от центра вдоль вымерших улиц
Лишь контуры зданий да битый кирпич.
На этих руинах враги замахнулись
На то, чего были не в силах постичь.

В единственном, чудом не рухнувшем доме,
Бойцы начеку три недели уже.
На два километра все, как на ладони,
Видать из его четырех этажей.

Полвзвода усиленно бьет по завалам,
Полвзвода лопатой работать идет.
Прорыта траншея к штабному подвалу,
Такая же прямо до Волги ведет.

С восточного берега возят патроны,
Рискуя попасть под обстрел на реке.
Два месяца этот рубеж обороны
Защитники будут держать в кулаке.

Сегодня отбиты четыре атаки,
Но дом устоял и бойцы вместе с ним.
Держа на прицеле пехоту и танки,
Там каждый практически неуязвим.

Германцы готовятся к новому штурму,
Четыре больших транспортера пригнав.
Эсэсовских знаков аббревиатура
На вражеской форме в бинокли видна.

Затишье опять прекратилось внезапно.
Как только пришли транспортеры с людьми,
Раздался хлопок минометного залпа,
Послышался визг подлетающих мин.

Солдаты обстрел переждали в подвале,
Но лишь он умолк, разошлись по местам.
В течение часа они успевали
На треть сократить нападавший состав.

Противник, в надежде числом ошарашить,
Бросает в атаку другой батальон.
Бойцы не робеют, резерв им не страшен,
Горячим свинцом захлебнется и он.

Направив прицел в небольшую бойницу
И не сомневаясь, что враг не пройдет,
Степан Борода из казачьей станицы
Уверенно держит в руках пулемет.

Пока на позиции падали мины,
Из стен вырывая куски кирпичей,
Он тоже в подвале был, где вместе с ними
Спасались полсотни старух и детей.

Одна только женщина, в рваной сорочке,
Лет в тридцать, не больше, застала войну.
Она в этот день родила себе дочку,
В суконное платье ее завернув.

Мужчины несли ей кто банку тушенки,
Кто хлеба кусок, с сахарком или без.
Степан этой женщине вместо пеленки
Отдал для портянок солдатских отрез.

Едва все бойцы поспешили к порогу,
От женского крика их бросило в дрожь:
Уж вы не оставьте нас здесь, ради Бога,
А то мы без вас пропадем ни за грош!

Любой бы сказал себе: Надо держаться,
За малых детей, престарелых бабусь.
Ну как после этаких слов не сражаться?!
Да я же в лепешку за них расшибусь!

Стоять в обороне – серьезное дело,
Для этого есть разработанный план.
У каждой бойницы свой сектор обстрела,
Степан прикрывает огнем левый фланг.

Станковый «максим», как стальная игрушка
В его грубоватых и крепких руках.
Легко попадает в солдатскую кружку
С дистанции метров до ста сорока.

Противник заходит в опасную зону,
Доносится звук неразборчивых фраз.
На тридцать бойцов – полтора батальона,
Защитников меньше почти в десять раз.

С тех пор, как фашисты пришли к Сталинграду,
Два месяца в нем не смолкают бои.
Подорваны тысячи бомб и снарядов,
А дом как поставили, так и стоит.

Бойцы подпускают пехоту поближе,
Чтоб сбить хладнокровно немецкую спесь.
У вермахта даже при штурме Парижа
Потерь было меньше гораздо, чем здесь.

Азарт перед боем – он, как говорится,
Сильнее, чем рвущийся с привязи конь.
Шагов пятьдесят оставалось до фрицев,
Когда поступила команда: Огонь!

Противник под градом из пуль остывает,
Минут через пять атакует еще.
Во время отходов его прикрывает
Стоящий в тылу минометный расчет.

Степану осколком колено порвало.
Солдат, прокричав из «Катюши» куплет,
Продолжил стрелять, как ни в чем не бывало,
Пока не закончился боекомплект.

И после ранения выше запястья,
Конечно, не мог сделать выбор другой, -
Зубами чеку разрывая на части,
Гранату бросал уцелевшей рукой.

Навязанный темп сумасшедшего боя
Враги исчерпали часа через два.
Лишь только тогда искалеченный воин
Оставил свой пост и вернулся в подвал.

Весь город сейчас в кровоточащих ранах,
Мамаев курган чего стоит один.
Железной кольчугой поверхность кургана
Покрыли осколки снарядов и мин.

Сухая земля вперемешку с костями,
На каждом квадратике что-то дымит.
Советской страны войсковыми частями
Он дважды оставлен и дважды отбит.

Развалены в прах городские высотки,
Нет брызжущих чеховским юмором сцен.
Как будто ногой великана растоптан
Огромный цветущий промышленный центр.

Мучительно, если души в нем не чаешь,
Смотреть на остатки тенистых аллей
И диву даешься, когда замечаешь
Почти невредимый фонтан «Бармалей».

Немецкие силы давно на исходе,
Атаки заметно слабей с каждым днем.
Их бравый «блицкриг» оказался негоден,
Сто раз перечеркнут ответным огнем.

О непобедимости миф похоронен.
Фактически где-то в конце октября
Измотанный враг перешел к обороне.
Защитники насмерть стояли не зря.

И Красная Армия, и сталинградцы
Еще не оправились толком от ран,
А в Ставке готовится план операций
С загадочным кодовым словом «Уран».

Для мощного натиска с двух направлений
Под носом у фрицев собрали войска.
Усилием стянутых соединений
Фашист оказался в железных тисках.

О том, что мы - неполноценные люди,
У рейха эпитетов целый мешок,
Поэтому залпы из тысяч орудий
Повергли захватчика в ступор и шок.

В Генштабе расписано все по минутам.
Совместным ударом к донским берегам
Ноябрьским холодным и пасмурным утром
Танкисты на флангах прижали врага.

Пока предводитель берлинской элиты
В подвале рейхстага затылок чесал,
Позиции немцев и их сателлитов
Прорвали за три с половиной часа.

Враги обливаются кровью и потом.
На пятые сутки, им шею свернув,
Советские танки, а следом пехота,
Стремительно взяли Калач-на-Дону.

Противник бежит, руки-ноги калеча,
У Бога спасения просит с колен.
Румыны, мадьяры и прочая нечисть
Десятками тысяч захвачены в плен.

Берлин затрясло от такого расклада.
Сам фюрер, узнав, изменился в лице.
Две армии вермахта под Сталинградом
К началу зимы оказались в кольце.

Голодные части потрепанных армий
Снабжает единственный аэродром.
В полях междуречья, укрытых снегами,
Их ждут катастрофа и полный разгром.

К тому же нашлись доказательства зверствам,
Которые враг не пытался скрывать.
Теперь он легко обращается в бегство,
Поняв, что потом ему несдобровать.

Смотреть на следы преступлений непросто.
Солдаты порой замечают в траве
Тела посиневших детей и подростков
С откачанной кровью из тоненьких вен.

И разве не могут глаза округлиться,
Когда кто-нибудь увидал только что
Останки бойцов, у которых все лица
Штыками исколоты, как решето?!

От вражеских выходок под Сталинградом
В гортани комок и мороз по спине.
Жестокой войны неприкрытую правду
Россия запомнит, а многие – нет…

В рейхстаг ежечасно дают обстановку,
Посыльные просто сбиваются с ног.
Спасти в окруженном котле группировку
Противник пытался, но так и не смог.

Все больше чинов «исключительной расы»
Приходят к тому, что их дело – труба.
Они не гнушаются пищей из мяса
Застреленных крыс, лошадей и собак.

Такая у фрицев житейская проза:
Награбив охапки чужого добра,
Одни перемерзнут на лютых морозах,
Другие умрут от болезней и ран.

Январь сорок третьего хоть и ершистый,
Победа в решающей битве близка.
Остатки поверженных армий фашистов
С позором сдадутся советским войскам.

А наш работяга свернет козью ножку,
Покурит и дальше, как совесть велит,
Пятнадцать минут посидев на дорожку,
Погонит германца с родимой земли.

Кому-то война будет более длинной,
Кому-то закончится этой зимой.
Татарин с боями дойдет до Берлина,
Степан без ноги возвратится домой.

Однажды пора в мир иной перебраться
Настанет для двух постаревших дружков.
Но в чистых и гордых сердцах сталинградцев
Они будут живы во веки веков.