Елизавета Воронцова

Когда-то, уж и не помню каким образом, в начале 60-х оказался в Белой Церкви
на пол-дня и решил пройтись по старому парку, т.к. сам город никаких эммоций не вызывал. Было ближе к полудню, солнце слепило, отражаясь от девственно чистого снега, дорога была расчищена, хотя вокруг ни единой души- только вороны смахивали снег с высоких елей.Скоро уже пожалел, что попёрся в этот
холодный и безлюдный заповедник- и назад возвращаться уже далеко, и впереди конца не видно... Вскоре подошёл к какому-то зданию. Двери были заперты, а на мемориальной доске прочёл, что это что-то вроде музея- усадьбы Браницких.
Имя что-то смутно напоминало, и обойдя здания вокруг, увидел дымок из трубы в какой-то небольшой пристройке. Постучал, на пороге появился старик-сторож лет 50 и довольно недружелюбно спросил- что надо?
Тут же на ходу слепил легенду, что приехал из тёплого Крыма специально посмотреть исторический музей. Т.к. согласно той же информации время было
рабочее, сторож, а возможно и директор этого музея, нехотя вынужден был отпереть входную дверь, за которой открыл ещё одну из дверей, по-видимому
гостинной. Отопления не было, на стенах в золочённых рамах мёрзли представители поколений нескольких веков- среди них и маленькая девочка-
как прочёл ниже- впоследствии супруга известного по эпиграмме Пушкина-
графа Воронцова.
Сегодня трудно сказать, что есть истина в отношениях людей, давно ставшими тенями, хотя по-прежнему волнуют в стихах поэта чувства,  пережившие века.
В интернете вышел на нижеприведенную статью(без указания автора, почему-то)
и невольно сопоставил ту деревенскую глушь белоцерковья, михайловского и пр.
городков и деревень, где жили и общались герои бессмертного "Евгения Онегина" и захотелось узнать как можно больше о них- ведь в них- и мы сами...

фото из интернета
(открыв сайт- и др. фото)

***

http://www.liveinternet.ru/users/meserar/post319479801

МУЗА А ПУШКИНА. ЕЛИЗАВЕТА ВОРОНЦОВА

Вторник, 01 Апреля 2014 г.

«Судьба Воронцовой в замужестве слегка напоминает судьбу Татьяны Лариной,

но хрустальная чистота этого любимого создания пушкинской фантазии

не досталась в удел графине», – считал известный пушкинист П. К. Губе

 

Исследователи не случайно связывают имя графини Воронцовой с известной пушкинской героиней.

Именно судьба Елизаветы Ксаверьевны вдохновила поэта на создание образа Татьяны Лариной.

Еще до замужества она полюбила Александра Раевского, с которым состояла в дальнем родстве.

Елизавета Браницкая, уже совсем не юная девица (ей было двадцать семь – на три года больше, чем Раевскому),

написала Александру, окруженному ореолом героя Отечественной войны 1812 года, письмо-признание.

Как и Евгений Онегин в пушкинском романе, холодный скептик отчитал влюбленную девушку.

Ее выдали за Воронцова, и вся история, казалось, на этом и закончилась.

Но когда Раевский увидел Елизавету Ксаверьевну блестящей светской дамой, женой известного генерала,

принятой в лучших гостиных, его сердце загорелось от неизведанного чувства.

Любовь эта, затянувшаяся на несколько лет, исковеркала его жизнь – так считали современники.

Оставив службу в начале двадцатых годов XIX века, томимый скукой и бездельем, он приехал в Одессу,

чтобы завоевать Воронцову.
 

В Одессе Воронцовы занимали великолепный дом и держали многочисленную прислугу.

Приехав сюда в июле 1823 года, Пушкин был обласкан графом и зачислен на службу,

приглашен бывать в его доме «запросто» и пользоваться богатейшей библиотекой.

 С графиней он познакомился, скорее всего, только осенью: какое-то время Елизавета Ксаверьевна,

ожидавшая ребенка, не показывалась в обществе.

В октябре у нее родился сын.

А в декабре поэт обратил внимание на Воронцову, влюбился в нее и, если верить стихам,

тогда же достиг взаимности.

Елизавете Ксаверьевне был тридцать один год, Александру Сергеевичу, еще свободному от семейных уз

и обязательств, – двадцать четыре…

 «Интимные отношения между Пушкиным и Воронцовой если и существовали, то, конечно,

были окружены глубочайшей тайной, – повествует П. Губер.

– Даже Раевский, влюбленный в графиню и зорко следивший за нею, ничего не знал наверное

и был вынужден ограничиваться смутными догадками.

Он задумал устранить соперника, который начал казаться опасным, и для этого прибегнул к содействию мужа».

 Для Пушкина страстное увлечение Воронцовой было лишено какого-либо расчета и обещало скорее гибель,

чем счастье.

Столкновение в Одессе с Раевским – с его изощренной хитростью, неожиданным коварством

и даже с прямым предательством – стало одним из самых тяжелых разочарований в жизни поэта.

Видимо, именно Раевский «подстроил» в мае 1824 года унизительную для Пушкина командировку

на борьбу с саранчой.

Он же убедил Александра Сергеевича написать Воронцову резкое послание с просьбой об увольнении.

Но Воронцов упредил его, отправив к канцлеру Нессельроде коварное письмо.

 «Если граф Воронцов имел основания ревновать, то последующее его поведение становится

вполне объяснимым и не столь преступным, как об этом принято говорить, –

считает литературовед Нина Забабурова.

– Ему, естественно, необходимо было удалить человека, посягавшего на его семейное благополучие…

Не заметить пылких чувств поэта к собственной супруге граф Воронцов, естественно, не мог.

Это не могло не усилить взаимной антипатии генерал-губернатора и рядового чиновника его канцелярии.

Видимо, к маю 1824 года ситуация предельно обострилась, и в письме М. С. Воронцова

к Нессельроде звучит нескрываемое раздражение.

Кажется, ему изменила обычная аристократическая выдержанность:

«…я повторяю мою просьбу – избавьте меня от Пушкина: это, может быть, превосходный малый и хороший поэт,

но мне бы не хотелось иметь его дольше ни в Одессе, ни в Кишиневе…».

 Результатом стало высочайшее повеление об отправке Пушкина в Псковскую губернию в имение родителей,

под надзор местного начальства.

 Он далеко не сразу смог забыть Елизавету Ксаверьевну.

Графиня и сосланный поэт некоторое время поддерживали переписку.

Исследователи связывают с ее именем многие лирические стихотворения:

«Талисман», «Сожженное письмо» и «Ангел», в котором «ангелу» Воронцовой противопоставлен


Там, где море вечно плещет

На пустынные скалы,

Где луна теплее блещет

В сладкий час вечерней мглы,

Где, в гаремах наслаждаясь,

Дни проводит мусульман,

Там волшебница, ласкаясь,

Мне вручила талисман.

 

И, ласкаясь, говорила:

«Сохрани мой талисман:

В нем таинственная сила!

Он тебе любовью дан.

От недуга, от могилы,

В бурю, в грозный ураган,

Головы твоей, мой милый,

Не спасет мой талисман.

 

И богатствами Востока

Он тебя не одарит,

И поклонников пророка

Он тебе не покорит;

И тебя на лоно друга,

От печальных чуждых стран,

В край родной на север с юга

Не умчит мой талисман...

 

Но когда коварны очи

Очаруют вдруг тебя,

Иль уста во мраке ночи

Поцелуют не любя —

Милый друг! от преступленья,

От сердечных новых ран,

От измены, от забвенья

Сохранит мой талисман!»

 

Известно, что Пушкин был весьма суеверным человеком.

В частности, он верил в магическую силу колец.

Среди перстней, оставшихся после него, есть один, относящийся ко второй половине XVIII столетия,

с вырезанной на нем древнееврейской надписью.

Согласно преданию, это и был воспетый в известных стихах сердоликовый талисман,

сберегающий от несчастной любви и подаренный Пушкину Воронцовой.

 
«Роман А. Н. Раевского с Елизаветой Ксаверьевной имел после высылки Пушкина довольно

длинное продолжение, – продолжает П. Губер.

 

– Во второй половине 1824 года Раевский был еще близок к графине, и близость эта, по крайней мере,

одно время, имела весьма интимный характер.

Но затем Воронцова удалила его от себя».

 

Рассказывают, что в 1828 году он с хлыстом в руках остановил на улице экипаж графини и крикнул ей:

«Заботьтесь хорошенько о наших детях» или – по другой версии – «о нашей дочери».

 

Скандал получился невероятный. Воронцов снова вышел из себя и под влиянием гнева решился

на шаг совершенно неслыханный:

он, генерал-губернатор Новороссии, в качестве частного лица подал одесскому полицеймейстеру жалобу на Раевского,

не дающего прохода его жене.

 

Но Воронцов скоро опомнился

Сообразив, что официальная жалоба может сделать его только смешным, он поспешил прибегнуть к другому средству,

уже употребленному с успехом против Пушкина.

Мы не знаем, что именно доносил он в Петербург, но три недели спустя было получено высочайшее

повеление о немедленной высылке Раевского в Полтаву,

к отцу, «за разговоры против правительства и военных действий».

Донос сделал свое дело.

Подтверждением достоверности этой истории может служить и письмо старика Раевского.

Защищая сына от политических обвинений, он признавался:

«Несчастная страсть моего сына к графине Воронцовой вовлекла его в поступки неблагоразумные,
и он непростительно виноват перед графинею».

...........................................
Конечно, пыльная Одесса...
http://www.stihi.ru/2011/08/19/3508