Вольга Седакова. Вышняя калыханка

На кожным арэшніку сёння – калыска пустая,
памерлыя сталі малымі і моўчкі чакаюць,
што нехта падыдзе, накрые, на сон праспявае:
ты, сэрца маё, больш такога няма, засынай.

Сузор’і  высокія сумныя чуюць вытокі,
крыніцы аплачуць мяне і ў адказ ім наўцёкі
расці будуць дрэвы, і недзе ў нябесных патоках…
– ты, сэрца маё, больш такога няма, засынай.

Калі б вам заснуць і да нас зазірнуць праз фіранку –
тут сохне праснак ваш, стаіць памінальная шклянка
і болей нічога. Астатняе – пыл і падманка.
– ты, сэрца маё, больш такога няма, засынай.

Тут дзед стогадовы, ён вас памінае, паклоны
глыбокія, быццам стаіць на нябачнай далоні…
Ён ведае, Бог яго чуе, хоць хлеб не надломіць,
і ціха ўзнімае далоні і кажа: “Трымай”.

Спі, сэрца – і рукі, і камні, і мох над табою –
ўсе гэта калісьці было маладою ўдавою,
ручай – яе слёзы, і рэха вады над гарою
арэшнік з зямлі падымае і просіць: чакай.

Жыццё нам баліць. Але мы, як трава, падняліся
і ўпарта глядзелі на тыя пустыя калыскі,
хто збочыў, хто здрадзіў, а мы да канца засталіся.
 – ты, сэрца маё, больш такога няма, засынай.

І вось мае плечы кашуля з лістоты хавае,
гляджу праз вакно і як хлеб на далоні трымаю
прах, крыўды не варты, і роспачы не адчуваю.
– Ты, сэрца маё, больш такога няма, засынай.


                Ольга Седакова

       Горная колыбельная
                Вике Навериани
В ореховых зарослях много пустых колыбелей.
Умершие стали детьми и хотят, чтобы с ними сидели,
чтоб их укачали, и страх отогнали, и песню допели:
– о сердце мое, тебе равных не будет, усни.

И ночь надо мной, и так надо мною скучает,
что падает ключ, и деревья ему отвечают,
и выше растут и, встречаясь с другими ключами…
– о сердце мое, тебе равных не будет, усни.

Когда бы вы спали, вы к нам бы глядели в окошко.
Для вас на столе прошлогодняя сохнет лепешка.
Другого не будет, Другое – уступка, оплошка.
– о сердце мое, тебе равных не будет, усни.

Там старый старик и он вас поминает: в поклоне,
как  будто его поднимают на узкой ладони.
Он знает, что Бог его слышит, но хлеба не тронет,
и он поднимает ладони и просит: возьми! –

усни, мое сердце: все камни, и травы и руки,
их, видно, вдова начала и упала на землю разлуки,
и плач продолжался как ключ, и ответные звуки
орешник с земли поднимали и стали одни…

о, жить – это больно. Но мы поднялись и глядели
в орешник у дома, где столько пустых колыбелей.
Другие не смели, но мы до конца дотерпели.
– о сердце мое, тебе равных не будет, усни.

И вот я стою, и деревья на мне как рубаха.
Я в окна гляжу и держу на ладонях без страха
легчайшую горсть никому не обидного праха.
О сердце мое, тебе равных не будет, усни.