Лилиенкрон. Я после праздника... Пер. А. Добрынина

*   *   *
Я после праздника тебя домой
Под странно темным небом провожаю.
Как сквозь вуаль, неярко светят звезды,
Напоминая тусклую латунь.
Выходим на дорожку подъездную –
Туннель под кронами застывших вязов;
Товарный поезд видим слева мы,
С усилием ползущий через поле,
А справа домики рабочих спят.
Из труб завода грязной полосой
Дым неохотно тянется к востоку;
Подобно голубому маку, пламя
Трепещет там у доменных отдушин;
Из корпусов угрюмых заводских
Доносится пульс молотов и поршней,
Неумолимый, непрерывный гул.
Ты прижимаешься ко мне – озябла;
Иду – и чувствую твое тепло
И даже чувствую, как бьется сердце.
Ты поднимаешь иногда лицо,
И кроткие бездонные глаза
Сквозь беспорядок листьев смотрят в небо.
Ты всё молчишь, но если слишком крепко
Тебя в приливе чувств я обнимаю,
Ты слабо теребишь мое пальто.
Ты защищаешься, я извиняюсь –
Так наконец до виллы мы доходим.
Два леонбергера бегут к воротам,
Помахивая радостно хвостами,
И на решетку лапами встают –
Ведь госпожа цела и невредима.
До завтра? Да. И поцелуй прощальный,
И я промозглой ночью одинок.

Что ж, на покой? О, ради бога, нет!
Плетусь я в предрассветном полумраке,
В котором мне видна на стеблях трав
Тяжелая холодная роса.
Туман ползет над лугом, и в тумане
Подпрыгивает спутанная лошадь.
Она сама белеса, как туман,
Но все-таки ей хочется в конюшню.
Из серого рождаются цвета –
Вот красные у домика тюльпаны,
И зелень юной липовой листвы
Нежна, и из черемуховых гроздьев,
Подобно пене, рвется белизна,
И россыпь одуванчиков желтеет
На холмиках невзрачного погоста,
И рядом отливает сталью пруд.

На холм я поднимаюсь по тропинке
И на вершине дух перевожу.
Внизу остались и подъем нелегкий,
И вся в прямоугольниках равнина,
А здесь в березах птичий звон кипит;
Две группы сосен здесь напоминают
Те рощи, посвященные богам,
Где боги жертв когда-то ожидали,
Где на ветвях шуршали, увядая,
Венки любви и воинов венки.
И кажется: в одной из рощ я вижу
Перед алтарным камнем на коленях
Болезненную девушку-подростка.
Она о камень трется чистым лбом,
Потом подъемлет слабыми руками
Кувшинками наполненную чашу:
Богиня здесь и ждет речных цветов.
А тело девушки так некрасиво,
Развившееся, видно, слишком быстро:
Оно и угловато, и сутуло,
Как будто вечный груз она несет,
Но обессилена питаньем скудным.
Какие чувства на ее челе?
Быть может, это преданность богине?
Самоотверженность? Тоска по дому?
А может, страх перед встающим днем?
Мне видится в другой священной роще
Облитый бликами металла воин,
До шлема рыжей бородой заросший –
Он, торжествуя, поднимает к небу
Оружие искуснейшей работы,
Отобранное в битве у врага,
И он трофеи посвящает богу –
Аресу, богу Неба и Земли.
Всё проясняется мало-помалу,
И домики, как сказочные замки,
В садах туманных там и сям встают
По всей округе, вплоть до горизонта.

Беззвучно утро темноту впивает,
Но вдруг доносится с погоста звук –
Его источника не вижу я,
Но ясно слышу музыку хорала.
Что ж, если Землю должен я покинуть,
То я хотел бы стоя умереть
На поле битвы, у разбитой пушки,
Чтоб мертвецы вокруг меня валялись
И солнце победителем взошло.
Его лучи пронижут кроны буков
И отблесками каждый лист пометят,
И красноватая кора деревьев
Заблещет медью ротного котла.