Листья

Осень срывала последние листья с деревьев парка и швыряла их на скудную порыжевшую травяную подстилку, сырую от мелкого дождя и холодную от резко понизившейся температуры воздуха.  Листья падали,  кружась, вытанцовывая свой последний танец в этой жизни --  твист, а уставший дворник молчаливо сгребал их в  лохматую бурую груду, которая должна была быть  вскоре упрятанной  в большой пластиковый пакет и вывезена с остальными такими же на свалку за город. Но что-то пошло не так, как  всегда,  не хватило пакета, а рабочее время заканчивалось и дворник  ушел, бросив  последнюю кучу листьев около  старого клена. Так вот и остался этот лиственный холм дожидаться  снежной зимы в холодном парке, но зато он продолжал жить в своей среде и наблюдать за ее переменами.

А перемены не заставили себя долго ждать. По проторенному пути в небе плыли снежные тучи и снег то падал мелкими пушинками, то хлопьями, то вдруг налетали шумные  метели  и засыпали холм  своим пышным высоким покрывалом.  И он все рос и рос, увеличивался в размерах, в нем  тысячи белых снежинок закрывали от пронизывающего ветра и большого мороза бурые парковые листья, которые на какое-то время уснули  с желанием переродиться и проснуться заново  весной, вдохнув  в свое естество новую жизнь.  Нет, не бабочки зарождались  под снежным холмом. Что-то бурое вскоре задышало теплом, стало обретать  ворсистую форму и сознание.
А это сознание сначала путалось в своих снах, потом,  иногда пробуждаясь, начинало осознавать и себя, и чувствовать... чувствовать  пушистым лохматым зверем, и слышать свой внутренний голос и свои инстинкты.  А инстинкты и  его природа ждали весны. И она однажды пришла снова в парк,  яркими лучами искрясь  на белом снегу и растапливая его холод до темных теплых проталин.

Зверь, выросший под  навьюженным зимним одеялом, ощутил  эту весну всем своим телом, осторожно лапами он  изнутри разгреб холм и заглянул зорким глазом в парковые просторы.  Только наружу, только туда -- за пределы холма  захотелось ему, но какой-то страх яркого света сдерживал его от порывов,  поэтому, дождавшись  глубокой ночи, он  все же выбрался из-под холма, вдохнул  свежий воздух. Его ноздри  тонким обонянием уловили нужное ему направление, и он пошел по парку вниз к реке, которая вела в лес.  Он шел, переваливаясь с лапы на лапу, его мех был темного цвета, он вроде был большим, тяжелым,  сильным и быстрым и очень напоминал собой бурого медведя. Казалось, это и был медведь -- мощный зверь, в которого мечтала превратиться легкая слабая опавшая бурая листва. Но в сиянии ночной луны, пофыркивая и звеня иголками на шубке, бежал по подтаявшей дорожке навстречу родившейся весне маленький черноглазый ежик.