Эссе в книге В. Н. Шендрика Дикая жизнь

УДК 821.161.1`06 (477)-3
ББК 84 (4Укр=Рос)6-44
Ш47

Проект «МНОГОЦВЕТЬЕ ИМЁН».
Библиотечка «ДИАЛОГ С СУДЬБОЙ»
серии «Творчество. Содружество. Духовность»
Основана в 2012 г. Вороновым А.Б.

ШЕНДРИК ВИКТОР НИКОЛАЕВИЧ

Ш47  Дикая жизнь

–К.: Друкарский двор Олега Фёдорова, 2015, - 310 с.

ISBN 978-966-2441-42-0 – библиотечка «Диалог с судьбой»
ISBN 978-966-2441-78-9

           Рассказы Виктора Шендрика, вошедшие в третью книгу, изданные в библиотечке «Диалог с судьбой», объединяет тема Города. Это – не булгаковские Киев или Москва, не Ленинград или Таллин Довлатова, это – провинциальный городок, то ли Артёмовск на Донбассе, в котором проживает автор, то ли Сергеевск, где живёт его герой Вадим Капитонов. Собирательный образ Города с его жителями, их бедами и радостями – хорошо знакомая нам среда обитания. Узнавая себя, смеясь и переживая вместе с автором эпизоды нашей жизни, мы начинаем задумываться о самом сокровенном – смысле жизни, тайнах любви, причудах судьбы и предназначении человека.


УДК 821.161.1`06 (477)-3
ББК 84 (4Укр=Рос)6-44
          

ISBN 978-966-2441-42-0 – библиотечка «Диалог с судьбой»
ISBN 978-966-2441-78-9
 

© Шендрик В.Н., 2015
© Ковтун А.Н., рисунки, 2015
© Проект «Многоцветье Имён», 2015
© Библиотечка «Диалог с судьбой», 2015
© Издатель Фёдоров О.Н., 2015



ТОСКА ПО ЧЕЛОВЕКУ

            Я очень люблю позднюю прозу Валентина Катаева. Всё в ней кажется цельным: и сюжет в своей кажущейся бессюжетности, и подтекст, и обманчивая простота изложения. Своим учителем Катаев считал Бунина. В «Траве забвенья» есть очень важные слова, сказанные Иваном Алексеевичем молодому Вале Катаеву о сути творчества. Привожу их здесь почти целиком.

            «Мысль о ежедневном труде Бунин …развил.
           – Писать …надо каждый день, подобно тому как скрипач или пианист непременно должен каждый день без пропусков по нескольку часов играть на своём инструменте. В противном случае ваш талант неизбежно оскудеет, высохнет, подобно колодцу, откуда долгое время не берут воду. А о чём писать? О чём угодно. Если у вас в данное время нет никакой темы, идеи, то пишите просто обо всём, что увидите. Бежит собака с высунутым языком, – сказал он, посмотрев в окно, – опишите собаку …Но точно, достоверно, чтобы собака была именно эта, а не какая-нибудь другая. Опишите дерево. Море. Скамейку. Найдите для них единственно верное определение. Опишите звук гравия под сандалиями девочки, бегущей к морю с полотенцем на плече и плавательными пузырями в руках. Что это за звук? Скрип не скрип. Звон не звон. Шорох не шорох. Что-то другое – галечное, – требующее единственного, необходимого, верного слова. Например, опишите полувьющийся куст этих красных цветов, которые тянутся через балюстраду, хотят заглянуть в комнату…»

            Виктор Шендрик пишет так, словно присутствовал там, на большефонтанской даче, и именно ему, а не Катаеву рассказывал Бунин. Более того, Шендрик словно почерпнул у будущего нобелевского лауреата не только умение писать обманчиво просто об обычных людях в житейских, казалось бы, ситуациях. Он научился и бунинскому подтексту, когда ты читаешь текст слово за словом (а слова обычные, не пафосные, те, что слышим в каждом дворе, в каждой семье), а за текстом, словно за вуалью, открываются новые смыслы. И ты не знаешь, не узнаёшь их, но постепенно автор, словно ребёнка, в нужный момент подводит тебя к черте, за которой одёргивает руку, и ты уже сам видишь нечто такое, отчего перехватывает дыхание и появляется комок в горле. Именно это чувство овладевает читателем по прочтении рассказа «Аура», одного из самых пронзительных в творчестве Виктора Николаевича. Рассказ окончен, поставлена последняя точка, а ты всё ещё там, в этом импровизированном кафе, и чувствуешь тепло дыхания случайной (но далеко не случайной в этом рассказе) попутчицы по имени Ирина, которой вообще-то и не было вовсе, и вся она – только мираж, тоска по так и не встретившемуся единственному родному человеку.

            Тоска по человеку! Вот оно, то чувство, что не покидает читателя. И отчаянная  женщина Кэт из рассказа «Wild Life» , хлебнувшая жизни через край, ворвавшаяся горячим метеором в устоявшуюся зыбь сонного городка, тоже тоскует по невстреченной родной душе. И, странное дело, – единственное, что возвращает к жизни этих почти потерянных, рассыпавшихся медной мелочью по жизни людей – нежданная любовь, страсть, словно катарсис очищающая их, – она тоже не может удержать надолго этот высокий градус накала. Всё однажды заканчивается. Каждому пора в свою норку, в свой мирок. К своей Зиночке. И даже холодный взгляд этой тоже по-своему несчастной Зиночки не удерживает от неверного шага. И предстоит герою долгая мука, и он знает об этом.

            Пожалуй, самая большая, глубинная тоска по человеку сквозит в рассказе «Жизнь и смерть Николая Петрова». Главный герой здесь отнюдь не гоголевский Башмачкин, – он человек образованный, но плывущий по течению, человек – чистый лист. И это оказывается настолько страшно, что после прочтения хочется проверить себя: заполнен ли твой лист жизни, есть ли там что-то твоё, особое, существенное, по которому тебя, твою жизнь и твою бессмертную душу можно будет рассмотреть, хоть бы и в самое мощное увеличительное стекло. А если и рассмотришь, то какая она на вид, душа твоя? Что в ней? Как ты ею распорядился, пока жил на земле? 

            Особо хочется сказать о таланте автора словесно рисовать плотскую любовь. Она у Шендрика всегда позитивна. И всегда достоверна, причём настолько, что вспоминается опять же Бунин, его гениальный рассказ «В Париже». Но Шендрик при этом не вторичен. Бунин ведь только негасимый свет, на который летят все, кто способен держать перо в руке. Проза Шендрика тоже излучает свет, но он имеет немного иной, не похожий на других спектр. Не знаю, насколько иной (предвижу, что могут быть на сей счёт разные мнения), но в том, что этот свет достаточно силён, пусть читатели не сомневаются.   

            Итак, чтение окончено. Закрыта книга. Но не нужно торопиться класть её на полку. Вспомните её героев. Вот князь-сапожник и философ Гена Оболенский – фигура поистине вселенского масштаба, из тех, о которых сочиняют притчи. Вот одесский пропойца Валик Игаев и его знакомец Василий Иванович Чапаев, чей последний полёт в запределье так запоминается читателю. Многолюдно в мире, выстроенном архитектором жизни Виктором Шендриком. Может быть и ты, читатель, находишь себя на этих страницах? Немудрено – здесь нет надуманных судеб, нет характеров, не встречающихся в нашей благословенной реальности. Есть такое понятие – гений места. Наше место – это твой дом, твой двор, твоя страна, звавшаяся прежде так трепетно и величественно, а теперь так, что стыдно и произнести. Но другой у нас нет, как нет и других нас. И мы тоже хотим в вечность, ведь мы тоже люди. Это хорошо понимает гений этих мест. И он трудится, чтобы и мы увидели себя здесь, на страницах обманчиво лёгких и удивительно грустных. Увидели – и ужаснулись. Но – и воспрянули духом, увидев, что и в нас есть что-то доброе. Хотя бы – на страницах этой очень хорошей книги, в которой так отчётливо звучит щемящая тоска по человеку.


ВАСИЛИЙ ТОЛСТОУС, г. Макеевка Донецкая обл.