Герои спят вечным сном 25

Начало:
http://www.stihi.ru/2018/11/04/8041
Предыдущее:
http://www.stihi.ru/2019/01/09/10370


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
СТРАШНО

Страх есть не что иное, как лишение помощи от рассудка.
Премудрость Соломонова, глава 17, стих 11

Рита увидела всё сразу: и кашне под халатом, и бахилы, нелепые за разновеликостью вправленных брючин, и блёкло-зелёную тетрадь.

«Дубина - древнейшая из видов холодного оружия. – Удалось прочесть почти от двери. - Простота, удобная форма и ошеломляющая эффективность. Дубина с гвоздями - это моргенштерн! А цеп * с гвоздями - кеттенморгенштерн». *

Странные афоризмы! Не понятна система и поводы для их появления.
 Сколько Рита помнит, тетрадка из года в год была всё той же, как неразменный грош, Старший брат клал её, куда повыше, а малышам хотелось, дотянувшись, почитать: что за мудрость там таится.

«Потакая разложению, - глянула фраза с левой, менее освещённой стороны, - потакаешь ВСЕМУ её ходу, а не только определённой, лично для тебя приемлемой разновидности».
 - Ты почему не спишь? – Спросила Рита, и отозвались пинцеты в стеклянном шкафу.

- Неужели приехала! Как, на чём? – Пауль провёл тыльной стороной ладони по глазам: «жест, не характерен для него».
-Беспокойный пациент сегодня, сторожим: как бы чего не сотворил.

- Беспокойный? Кажется, более глубокой тишины не было со дня сотворения Мира.
- Да. Уснул, должно быть. Всё когда-нибудь кончается. Ты хочешь есть или пить? - Рита засмеялась. - Ты настоящая, не снишься?

- Мне думалось, ты снишься, но нет: запахи, звуки… во сне так не бывает.
- Хорошо. Договорились: все – настоящие. Что же мы делаем?
- Нужно куда-нибудь… тут стирильно…

- Помыться или полежать?
- Сесть, для начала.

- Это первичным предназначено, - Пауль указал на кушетку, - они бывают гораздо хуже тебя. Ты прекрасно выглядишь, а я, действительно, уснул навису: не слышал ни машины, ни лошади… Да! Ещё Мюллер! Растяпа Мюллер! Сидит там и ничего не понимает.

- Стоит, - вступилась Рита за санитара, - поздоровался, дверь придержал.
- Устраивайся, как удобно. До рассвета некуда идти, не следует шуметь. Я проведаю пациента, гляну от порога и вернусь.

- Боишься финала?
- О чём ты! Он здоров, как бык и пьян, как свинья! Велено, будто в сказке, до рассвета сделать  из горизонтали вертикаль, из Гензеля Греттель, только возможно ли: капельницы дёргает, а привязать – не смей.

- Хорошая у вас клиника.
- О, конечно! Живём в раю! Лишь стоматология опасна – кусаются… всё остальное! Подача на блюдечке: роды принимать доводилось у овчарки! Поперечный плод, видишь ли! Ты удивлена? Царьки и божества наши больные. Свищут, парят – птицы небесные, будто ими счастлив мир.

- Пауль! Я… - Рита вытянулась, встала на цыпочки, чтобы с одного уровня смотреть брату в глаза. - Ты ничего не знаешь? Совсем ничего? Я должна была приехать две недели назад.

- Конечно, так договаривались, - отвечал он с невозмутимостью. - Только время теперь смято: письма долго идут, посылки – того дольше. Телеграмм не было… Я привык. В этой обстановке минуте рады, насущное решаем. Там что-нибудь случилось? С кем?

«Он напоминает петуха с отрубленной головой… – Отметила Рита. – Сейчас наткнётся на забор».
- Не там, а здесь. Не с кем-то, а со мной. Тебе не сказали?

- О чём? Я вижу, ты в порядке, и очень рад. Ты не догадываешься, как я счастлив: ты приехала, и можно быть самим собой!
- Нельзя.
- Почему?

- Я приехала из бандитского логова.
- Просто вот так!
«Забавно ему. Не верит. Была в детстве игра: кто чудней придумает и первым возмутится».

- Да. Я вместе с группой гитлерюгенда попала в плен к бандитам и сегодня вернулась.
- Сама?
- Нет. Он привёз и выпустил.
- Кто?
-Не знаю.

- Про группу я слыхал и даже вызывался в качестве парламентёра, - «наконец доктор Гэдке схлопотал настоящий тычок и проснулся». - Но ты! Рита! Что было! Что делали с тобой!
- Ничего не делали. Очень скучала.

- Теперь, получается, я должен в гестапо сообщить!
- Почему - ты? Я сама в состоянии. Назови телефон, имя главного, и сделаем из него твою Греттель.

- Вот. Под стеклом перечень должностных лиц. Милая… - Пауль протянул руку, обнял сестру, пальцы побежали по голове. – Ужасное, ужасное время! Но всё кончается, кончится и это.

Воистину так, - ужасное. Одна лишь радость – его сердце у щеки. Остальное: война, место, предстоящий разговор … и женщина Гертруда, это – разновидность Господней кары. «Наше бедствие» - зовёт её тётушка Мари, мать Пауля. Как, зачем он на ней женился! Только будет жить: не бросит. Поэтому Рита будет молчать о том, что видела, о том, что знают все.

Вздох слева: отвесное веяние. Конечно же, открылась дверь. На пороге давешний санитар. Лицо - бледнее тысячи халатов!
- Его нет, - читает Рита по губам неслышный крик, - Он в здании, и его нет!

- Хорошо. С чего вы взяли, что он внутри?
- Пять минут назад вошёл.
- Пять минут назад вошла моя сестра. Рита, видела ты ещё кого-нибудь?

- на крыльце  - лишь этот господин, Других - даже шагов не слышалось.
- Что значит, сестра? – Хрустнул санитар полотном настежь распахнувшейся двери. - Это был Траутштадт!

- Санитатсобергефрейтер, * наша совместная служба состоит из череды недоразумений. – Доктор шагнул вперёд, инстинктивно заслоняя девушку. - Я постоянно недоволен вами, но, запомните, всё-таки, не до того сержусь, чтобы отправить вас на фронт. Итак, вы знаете, когда зондерфюрер вышел, и не видели, чтобы он входил.

- Я не буду лгать. - Угрожающим, низким, не свойственным уравновешенному человеку голосом произнёс Мюллер. – Вы не заставите меня.

«Пауль! Кабинетный червь! атрибут лаборатории! Раб скальпеля и стола! Завсегдатай научных сообществ, экспозиций, концертов! Эстет до мозга костей!!! Что это он делает?» - Рита шарахнулась бы, если было бы, куда.

Пощёчина слева, справа, ещё раз! Удар ребром стопы по голеням, и долговязый мужчина среднего возраста, сшибленный, будто сноп, валится на топчан для первичных пациентов.

Встряска за плечи, пузырёк с нашатырём в лицо… а отповедью – потоки слёз и кровь носом в два ручья.
Рита вовремя успела подставить лоточек, подать тампон.
Мюллер попробовал вырваться, но колени оказались зажаты, плечи втиснуты в стену весом склонного к полноте Гэдке.

- Воды холодной. – Стандартным для медика тоном вымолвил он. – Хорошо. Пару глотков обязательно. Запомните, Клаус: так локализуется риск инсульта. Вам, должно быть, говорили об этом. Теперь вы знаете, что чувствует больной в подобных случаях, но, в отличие от Траутштадта, дёргаться ни к чему.

Рита никогда не слышала от него столько слов сразу: «Тихо. Голову набок, правильно делаешь, умница. Нашатырь убери. Он – раздражитель».

- Вы очень устали, Клаус, и я, как никто, понимаю, - от чего. Но запомните: я не отдам вас ни усталости, ни инсультам… И Шмидта не отдам, и Лампрехта! У нас хорошая бригада. Не хватало, чтобы на ваше место прислали какую-нибудь сволочь!

Я вылечу вас, Мюллер, при условии скрупулёзного исполнения рекомендаций, но сперва – диагноз. Дует, дверь закрой! Хорошо.

Итак, вы не в состоянии жить там, где оказались. Правильно. Вы согласны.
Мюллер едва заметно кивнул.

- Теперь – анамнез, - будто бы повернул страницу врач. - Сами ли вы поставили себя в эти условия? Нет: мы не выбираем ни родителей, ни время, ни место… Даже именем своим не распоряжаемся. А если пытаемся распорядиться жизнью и смертью, то прокляты: так у всех народов. Следовательно, обстоятельства – не в нашей власти.
Мюллер попытался возразить, но смог издать едва внятный клёкот.

Конечно, разумеется, - сделал это за него Гэдке, - есть набор инструментов, таких, как знания, навыки, мораль, нравственность, правила общественного устройства и прочь… Он годится для опосредованного, локального, спонтанного и часто, как в данном случае, - опасного для нас влияния.

Всё это великолепно систематизировал доктор Кант и досистематизировался до того, что вы, честный бюргер из Данцига,  лопаетесь от вопросов и приняли решение, которое никуда не годится, потому что ничего не решит.

- Ты хочешь сказать… - Возмутилась Рита.
- Я не говорю с тобой, не беседую, - повысил голос Пауль, - а даю рекомендации пациенту. Тебя это не касается. У тебя нет сложных жизненных обстоятельств. Прошу вести себя корректно.

Мюллер улыбнулся, жалобно глянул, по-детски.
- Видите! Уже лучше. – Констатировал Гэдке. – Имеет смысл продолжить.
«Да». – Последовало молчаливое согласие.

В сухом остатке у нас: одна жизнь, одна семья, одна родина… и масса обязанностей, добровольных и навязанных, которые подчас являются взаимоисключающими. Этот конфликт довёл вас до жизни такой и дальше доведёт, смею заметить.

Зачем, а? Вы, при зачатии единственный вариант из миллионов! И чтобы так вот! Разумно ли? Слишком разумно. Посмотрите на устройство своих рук, убедитесь во всеведении вас создавшего Разума.

Человек совершенен, достаточно совершенен, чтобы мыслить, анализировать, и не достаточно – чтобы вместить ответ на всеобъемлющий вопрос.
Но именно от ответа зависит решение, необходимое для руководства поступком и действием. Как быть?
Мюллер пожал плечами.

А вот как! У вас есть чувства, способные оценивать. Лишь только они начинают вас беспокоить, Спрашивайте: «Зачем, Господи? Как поступить?» Он, добровольно Взявший на себя грехи Мира, знает сиюминутный, единственно пригодный для данной ситуации ответ. С Ним и это было, Он и это прожил.
Вы же, пользуясь Его Жертвой и своим инструментарием, поймёте, вместите, сможете сделать так, чтобы чувствовать себя комфортно.

«Сын Человеческий, Ты дал задачу – дай способ решить». Другого нет, Клаус, в «Ваших» обстоятельствах другого нет. И знаете, если Он сочтёт, что они вам не по силам, то избавит вас самым непредсказуемым образом. Было со мной. Проверял.

Вижу – вы поняли, убедились. – Мюллер снова кивнул и выпрямился под освободившей плечо рукой. – Следовательно: Мы с вами сейчас поищем Траутштадта, девочка займётся собой, а когда всё сделаем – можно смениться и уснуть.

- Ты позволишь воспользоваться твоим рабочим местом? – спросила Рита.
Пауль сунул во внутренний карман тетрадь, распечатал пачку бумаги, выдвинул из-за пресс-папье карандашницу.

Манефа ничего не забывает: спрятанный под подушкой блокнот отыскался в рюкзаке.
Подложив копирку, Рита взяла циркуль и тщательно, с учётом коэффициента подобия, перерисовала в двух экземплярах «план дороги», линию, имитирующую отрезки и повороты – маршрут автобуса.

Записи, сделанные там, улеглись бы в полторы страницы. Пришлось для убедительности, пошагово вспоминая, «размазать» на четырёх машинописных листах с обеих сторон.

- Гестапо. Здесь Хоке, - хрюкнул из трубки обветренный голос.
- Мне нужен гауптштурмфюрер * Финк. – сказала Рита.
- Позвольте… Он, должно быть, спит!
- Разбудите.

- Кошечка, вы так восхитительны!..
- Вонючий пёс Хоке, Разбудить, говорю! Иначе - станешь дохлым псом.
Финк ответил через полминуты и приказал явиться немедленно.

- Не поеду, - отрезала Рита, - никуда и никогда, потому что вы – бездельники. Не в состоянии обеспечить безопасность гражданских лиц!
Ваши Маульсхагены лишь врагам под юбку возражают, и то – через раз.

Что! И не подумаю! Информацию в подробностях – пожалуйста, сколько потребуется, а остальное!.. Будьте добры…
Вы первый ответите за мои приключения. «Там» знают, поэтому прошу вести себя корректно.

Я не спешу, не собираюсь бежать. Можно сейчас или с рассветом, как вам будет удобно.
Да. Мы ждём смены, так сказал брат.

Рита, бросив трубку на рычаг, перечитала напечатанный текст. Обнаружилось: выпали певцы, пояснение о них, разговор со стариком, анатомические особенности парня.
Если дописать, неопрятно получится. «На словах расскажу», - решила она и за суетой промолчала.

Двое вышли вон. Глухое, полное тайн предсветье плыло над пропитанным осторожностью миром. Ветер ощупывал травы, опасаясь звона рос, зарницы на горизонте робко встряхивались, чтоб исподволь разбудить утро.

- До восхода полтора часа, - попробовал голос Мюллер. – Странное место. Странное положение. Кто мы, зачем?

- Избранники Божии, - на полном серьёзе отвечал Гэдке. – Если живы и сохранны рассудком, то - именно они. Осталось – Его избрать действием.

- Завтра Шмидту идти в «Жёлтый дом». – Ладонью (по-польски) Мюллер осенился крестным знамением. – Каждый должен согласиться с «расширенной» методикой ведения допроса, каждый должен при этом выполнять свои обязанности. Фронт милее, честное слово. Поэтому существует ротация.

- Им, - ткнул Гэдке пальцем в сторону «солнечных ворот», - проще: имеется некий вектор справедливости, земная правота. Поэтому они живут там, где невозможно выжить. Мы, немцы, – кругом неправы, и опора - ноль.

- Вы думаете, - спросил Мюллер, - беда – из-за Канта?
- Зачем же так буквально! – Доктор вынул трубку, притаив огонёк, закурил. - Хороший человек Иммануил ибн Иоганн, достойный, и, как мыслитель, для прекрасной жизни всё предусмотрел, кроме главенства Господа, ограничившись, впрочем, доказанностью Его бытия.

Ваш покорный слуга, знаете ли, с детства был почитателем «Критики чистого разума», вознамерился прожить по Канту, а потом смеялся долго: сюда бы его, к Траутштадту, оберфахрером! *

- На акции айнзатцгруппы возил бы! – Захлебнулся восторгом Мюллер. - Только почему – именно в кучера?
- Из шорников родом, * умеет упряжь чинить.

- Понятно. И между делом читал бы лекции бойцам зондеркоманд, Ваффен-СС и охране для «научного» обоснования тотального уничтожения врагов. А я посмотрел бы, во что превратится «категорический императив». Так, кажется, у него называлось учение?

- Ага. «Вечный мир» туда же. В антифашизм превратится. Это ещё смешнее! До первой истерики, вроде той, что случилась сегодня. Впрочем, раскапывать причины бесполезно. Есть ли разница, в какой луже промокнешь? Для нас важен факт, и он неоспорим. А вот, где «боров», не мешало бы выяснить.

- Траутштадт объявил намерение, навестить Нину.
- Её нет. К родителям ушла.
- Обещал найти. Отвратная тварь! Мерзкая! В карте код 13, и 14 Рольф дописал! Как после него санировать!

- Карболкой до посинения, помогает! Вы пытались осмотреть флигеля?
- Я сторожил вход. Он пошёл туда, в направлении фармакотеки, потом вернулся и стоял здесь, над обрывом, созерцал «смещение миров»

- Что заставило прийти в перевязочную?
- Тишина. Абсолютная до помешательства! И подождите! Откуда взялась девушка?

- Сейчас она объясняет это гауптштурмфюреру Финку. Для вас – вышла из-за угла. Вообще, в нашем случае большинство вопросов задают молча и туда. – Докторский палец развернулся вертикально, поймал кончиком ногтя угнувшуюся на день полярную звезду.

- Верно вы сказали: нет другого средства – уцелеть.
– «Fabricando fit faber», мой друг. * Ого! Кто это? Смотрите!
- Повариха.
- Так рано?

- Каждый знает свои обязанности. Время, оберарзт, идёмте. * Скоро подъём, санобработка, анализы… Нет, постойте! Я услышал сказанное вами, проверил. Действует, да. Господь всё время тут, но как же не принявшие?

- Вот новости! – Гэдке остановился на полушаге, пристально вгляделся в собеседника. – Странное создание – человек. Подумать только: полегчало, открылась возможность, хотя бы несколько мгновений просто жить, не озадачиваясь! И нет же! Откуда ни возьмись, Возникает вселенская проблема! Мюллер, вы под кровать заглядывали? Может, он там дрыхнет!
- На страх крысам, да.

С тем и расстались Господни избранники, поглощённые начавшим просыпаться госпиталем: Мюллер – налево, в хозблок; Гэдке - направо, в пустой и чёрный аппендикс - административные помещения.

Забавно, только заданный санитару вопрос о подкровати самого задел. Мимо полоски света из перевязочной прошёл Пауль и открыл следующую дверь.

Палата X. Сюда переводят умирающих, кладут «особо одарённых», вроде Траутштадта. Выстрел выключателя, и не осталось тёмных углов. Постель пуста. Одеяло до полу свисает. Наклонился, поднял и! О, ужас!

Оттуда, из-под панцирной сетки, из-за ущербно-голубого металлического уголка глянул блеском застёжек его собственный, доктора Гэдке, портфель.
Миры сместились. Пауль почувствовал, что льётся по ногам. Не моча, нет, но чёрный замогильный холод стекает под брюками в охваченные огнём башмаки.

«Неужели этот негодяй рылся там! Читал письма! Сраными заблёванными лапами касался фотографий! И что теперь будет! Кому первому оторвут голову!

«Herr Jesus Christus, (du) Sohn Gottes, hab Erbarmen mit mir (Sunder), - на автомате волевым решением выдавил безмолвные слова Пауль. - Domine Iesu Christe, Fili Dei, miserere mei, peccatoris!» *

С этой минуты несколько дней подряд, даже во сне, с упорством заправского Исихаста * умом повторял и повторял Доктор Гэдке самое короткое, самое главное из обращений к Богу, не оставляя привычки есть, говорить, оперировать.

«человек всегда достигает результатов любого дела, даже если он имел в виду совсем другие результаты», - написано в тетради, которая Траутштадту не досталась.

Миновало разум, не легло благодарностью на сердце понимание, что перегруженному спиртным карателю сложно было бы отыскать в госпитале портфель и нечто читать.

Пауль схватил отозвавшуюся знакомым хрустом ручку, выпрямился, повернул чёрный рубильничек. Свет погас, в коридоре тоже не успели включить, поэтому прошёл он в раздевалку незаметно и поставил портфель в свой шкаф.

- У нас неприятности, - сообщил Пауль Финку вместо приветствия, - Траутштадт пропал.

- О, не беспокойтесь, - отмахнулся тот. – Видел его только что, в сопровождении этого… аненербе: * ходит следом, как привязанный! Управы на них нет. Шнабсовый источник, должно быть, наколдовали. Если к восьми не явится, будем искать.

- Траутштадта?
- Управу. Сколько можно службу игнорировать! Должна же когда-нибудь восторжествовать справедливость!

«Завидует, гад! – Задним числом» отметил Пауль. – Всегда имел тайную склонность, рассматривать знаки отличия штурмбанфюрера. * Они напоминают скандинавские руны, заплетающиеся в причудливую вязь, со звёздами поверх. Кроме полосок, на нашивках красуются дубовые листья. И как же горят глазки мясника! До чего обижен, что рожей не вышел!»

- Вот, значит, вы - фроляйн Гэдке! – Финк облизнулся от смущения, или ещё от чего-то, - прошу принести извинения за доставленное беспокойство, и всё же, несколько вопросов.
- Пожалуйста, я к вашим услугам, вся – внимание.

- Почему с вами так поступили?
- Не знаю. Вам удобней спросить, когда поймаете их. Со мной никто не разговаривал, не допрашивал… Мои вопросы оставались без ответа.

- Почему привезли именно сюда?
- Господин гауптштурмфюрер, вы повторяетесь и заставляете повторяться меня. Не знаю. Не умею читать мысли на расстоянии, особенно – бандитские и на ином языке.
- Так и запишем. Следующий вопрос: встречался ли вам кто-нибудь с этих фотографий?

Изображения нечётки (вычленены из групповых снимков), лица растянутые, одежды не угадать. Первым, кого узнала, оказался возлюбленный «той» девушки, трое или четверо: знакомые, без информации… Пять или шесть фотографий ни о чём, и вдруг!!! «ОСОБО ОПАСЕН!»

- Разыскивается And-rey De-men-kov. – прочла вслух Рита перековерканный шрифт. – Вознаграждение - 20000 марок за информацию о живом или мёртвом!

Мне, гауптштурмфюрер, положено, как минимум, пять тысяч, поскольку именно этот бандит вернул меня к своим и бродит где-то здесь. Вот почему я больше никуда не поеду: пусть уничтожают вместе с госпиталем!

«Погоди кА!» Неужели он промахнулся и плохо спутал Малика? Недоуздок! Откуда и чей?
Андрюшка стряхнул благостный морок и увидел на сером ремне выведенное химическим карандашом слово: «ПОШЛИ».

«Вот оно. Без Траутштадта. Кто ведёт? Что изменилось?» Спасибо людям Анфима: поняли, предупредили. Возвращаться нельзя ни по Студениковой, ни в город. Узнать негде. Остаётся выполнять данное Парфёном предписание на этот случай: выйти к Кружилинской гати, занять внешнюю точку (законсервированное пулемётное гнездо», и… чтоб ни одна тварь не проскочила..

1.       Цеп - орудие для молотьбы.
2.       "кеттенморгенштерн" - обыгрывается: "утренняя звезда на цепи"
3.       Sanitatsobergefreiter - Старший ефрейтор медицинской службы.
4.       Гауптштурмфюрер  - звание в СС. Соответствует капитану.
5.       Oberfahrer - Старший ездовой.
6.       Айнзатцгруппа - эскадрон смерти.
7.       Шорник - изготовитель конской упряжи.
8.       Код 13 - Заболевания, передающиеся половым путём.
9.       Код 14 – сифилис.
10.   Fabricando  fit faber - "мастер создаётся трудом" (лат.).
11.   Oberarzt - Старший лейтенант медицинской службы.
12.   "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, грешных" - немецкий и латынь.
13.   Исихаст - подвижник, достигающий духовных высот посредством Иисусовой молитвы.
14.   Аненербе - "Наследие предков" - научно-идеологическое подразделение СС.
15.   Штурмбанфюрер - звание в СС. Соответствует майору.



Продолжение:
http://www.stihi.ru/2019/01/16/9610