Белая ночь

Не спится мне, рассвет всё ближе,
гроза прошла, вино горчит.
Я знаю, там тебе, в Париже,
не спится, нет, в слепой ночи…
Пусть холодеющие пальцы
по мокрому стеклу скользят,
как чайки крик, как время-пяльцы,
душа летит к тебе назад.
Мой дождь стучит, секунды вторят,
рассвет –  приморский ветер мнёт
и невзначай играет шторой,
и летних дней тягучий мёд
течёт, как сон, как злые мысли
о смысле дней и бытия,
и капли дней в душе зависли –
в Париже – ты, одна здесь – я.

Уйди совсем, печальный призрак,
не торопи грядущих встреч.
Любовь одна – достойный признак
того, что стоило сберечь…
Любовь одна порукой будет.
Любовь, пророк мне говорит,
в труде терпение добудет
и душу светом озарит.
И даже ошалев от горя,
от безнадёжности пути,
любовь, любовь, мне сердце вторит,
и страх, и страсти победит.
Она тебя восстать заставит
и даже бездны на краю
спасёт тебя – нет, не слукавит –
одним лишь возгласом: «Люблю!»

Уже светло, у белой ночи
не распознать сестру-зарю,
она, как парка, боль пророчит
наперекор календарю.
Она уже соединяет
незримой нитью этот час,
она спешит высокой стаей
и знает всё про гордых нас…
Она в нежданное одета,
она бела, и в ризах снов
играет питерское лето,
забыв обрывки горьких слов.
То прокричит печалью чайки,
и время вторит ей в ответ.
У белой ночи, у зазнайки,
соперниц не было и нет.

В её шлее не звёзды – искры,
в её глазах нездешний свет,
её шаги, как кони, быстры,
она сама себе ответ…
А что же я? Я растерзала
любви своей святую новь.
Кого винить, что не сказала
того, что требует любовь, –
из глубины, из пади сердца,
из сокровенного огня!
О малодушье иноверца –
любить, безжалостно губя,
но самой сути недомолвить:
«Люблю!» – сердечное сказать.
И остаётся только помнить
над Сеной синие глаза…