ни разу

ни разу в жизни его не трогала
ни разу его не касалась голым плечом,
когда после душа съехала вниз футболка,
и каждое "рядом" - сладко и горячо,
ни разу, и это мне отдаётся пусто и колко.

ни разу не целовала губами в тревожные губы,
ни разу по коже не проводила горящий ток,
так, чтоб сливались две разных реки
в один шумящий большой поток,
чтоб все дороги - в один итог,
и чтоб смеяться, как мы нелепы,
семнадцатилетни и глУпы.

ни разу в карманы к нему не лезла
промозглой ночью на остановке, под ветром и под дождём,
ни разу ещё не бежала вослед за его "пойдём",
не ела его еду, хотя он говорит, что она полезна.
ни разу с ним не была в этом странном "вдвоём",
не знаю, какое оно, и рисую себе пять углов,
потолок под крышей, кровать и кресло,
так жгуче и так интересно!

что еле смогла дотерпеть, как пошёл над Берлином дождь,
превратил деревья в картины, обочины в зеркала,
и то как я нескончаемо долго ждала,
как сквозь дёрн продиралась
и добралась неизвестно как, так, что не разберёшь -

всё это стало цветными гирляндами по дороге домой,
все пороги и ямы - цветами на коже,
объятьями и лимонным чаем,
эй, послушайте, если вы в бюро пытались нас разлучить,
мы вам верим, и даже почти прощаем,
но вы теряете всякий смысл и мощь,
когда я касаюсь его рукой.

нам в окна дует сизый декабрьский ветер,
мы - ветки между двумя мирами,
двумя годами, пришедшими снова в срок.
я прячу руки в его карманах, вдыхаю запах волос
и чувствую кожей своей бесконечный ток,
бюро гудит от того, как мы расшатали их серый пустой мирок,
как мы случились друг с другом, и не оставили это в секрете,
что было и кресло, и съехавшая футболка, и потолок -

и это, как я и думала, было лучше всего на свете.