Старая усадьба

         1.

              Старый парк

Ах, старый парк с церквушкою побитой,
С хранилищем извечно под замком,
С постройкой театра кукольной, обвитой,
Как будто бы каракулем, вьюнком.

Мерцанье лип; фонтана ржавый кокон
Засох и пуст; белёсых статуй ряд.
Усадьба спит; со мной сквозь доски окон
Хозяев прежних души говорят.

                2.

Фонтан с гусем и ангелами

«Кап-кап» – фонтан, а уж поэт заметил
И слёзы, и томленье юных дев…
Вот с крылышками пухленькие дети
Замучили гуся, его обсев.

И гусь пускает струйку золотую;
И глуп раскрытый клюв его смешной.
А дети рады плоть его смешную
С утра облить водою ледяной.

                3.

Под ивы тёмные шнуры,
В густую влагу и прохладу!
А там – какие-то дары
Зелёно-мраморного сада.

То фавн с растяжкою губной
Играет на свирели тайно,
То нимфа с амфорой ручной
И воду льющая случайно.

Ах, сад, таивший много лет
Мою надежду молодую…
И вот – надомный я поэт,
Сижу и буковки рисую.

Из старой глины воду лью,
В свирельку дуть не забываю.
Что смолкло – помню и люблю,
Над тем, что пролито, вздыхаю.

                4.

                Беседка

Беседка в несколько колонн,
Да и одна из них разбита…
Внизу дымки сосновых крон,
И речка вензелем завита.

За ней желтеют вдалеке
Луга, с упругим ветром в споре.
Коснеет солнце в челноке;
Трава волнится, словно море.

А руки лип, а их глаза,
А цвет, а шарики в подкрылках!..
Со мною вровень небеса;
Вороны вечные в опилках.

Там тешут брёвна, пилят ствол –
Как время движется работа…
Церквушку старую обвёл
Лесами непонятный кто-то.

Он реставрирует слова,
И ладит колокол из меди.
И успеваю я едва
Следить упрямый ход столетий.

                5.

  Несчастливый помещик

Жил помещик, по титулу князь –
И карьера, и жизнь задалась.

И в полях его зрела пшеница,
А в лесах обреталися птицы.

Под стволами гнездились грибницы.

Но настала пора – и помещик
Уложил недешёвые вещи,

И уехал в Париж, за границу,

А в полях всё шумела пшеница,
И в лесах всё фьюитькали птицы…

Мало-мало помещик растаял,
Словно снег досоветских окраин,

И на Сент-Женевьев-де-Буа
Повезла его в гробе вдова…

А в Архангельском в старом поместье
Да с мышами летучими вместе

Поселились ещё пауки,
От политики так далеки,

Что холщовый нарком с рожей красной
Просвещал их, давя понапрасну.

                6.

        Счастливый помещик

Счастливый помещик был славой увенчан,
И ранней – и поздней порой
Охоч до искусств и молоденьких женщин,
И свеж до доски гробовой.

Привёз он фарфоры – и мануфактуры
Привёз из Европы с собой,
И в парке меж грабов поставил скульптуры
Безмолвный, но дивный конвой.

Ах, этот конвой, состоявший из талий,
Животиков, шеек, кудрей,
Скрижалей, кифар, легкоперстных сандалий –
Мечты ненадёжней моей!

А в зале висели картины, картины,
Где млели пастушек тела…
И густо посыпана Екатерина
Мукой в этих залах была…

Являлись Дидрот и Вольтер хитроватый,
Являлся ему Бомарше:
И сны приходили, укутавши ватой
Ночное его неглиже.

И долго бродил со свечой он по залам,
И в сад пробирался ночной,
Где звёздное небо его ожидало
В накидке своей кружевной.

А утром, однажды, поднявшись с подушки,
Увидел вельможа в окне:
Скакал к нему с Вяземским, с Вяземским – Пушкин
На розовом, вроде, коне…

                7.

Колонны дворца полукругом –
И в этой воздушной дыре
Два грека, сцепившись другом с другом,
В закатном дрожат янтаре.

В смертельной ли, в шуточной схватке
Борцы напрягались века?
Уж лиственниц выцвели прядки,
А кровля рыжа и ветха…

Но мрамор не скажет ни слова;
Сургуч предзакатный на нём.
И дрёмное время готово,
Застыть в механизме своём…

Свернулась пружина, упруга,
Колёсики стали внутри.
А греки схватились друг с другом –
Шутя ли всерьёз – разбери...

                8.

    Барская кладовая

Кладовая над оврагом,
Над сплетением корней,
Как подкапывает влага,
Как вредит ей суховей!

Миг – и свалится благая
Или попросту сползёт,
Под замком, давно пустая,
Где хранили воск и мёд. –

Без мешков с зерном озимым,
Без бочонков поясных…
С кистенём стояли зимы
На дорогах столбовых.

В ельник прятались и лапы,
В белый морок, в чёрный мрак.
Сосны мёрзлые с ухабов
Махом ухали в овраг.

И встречала кладовая
Дорогих гостей, пока
Тлела рана ножевая
Или ямка у виска.

                9.

     Старинная библиотека

В дубовых тяжёлых шкафах
На ножках по-свиньи коротких –
Стоят, животы подобрав,
Сократ и осёл его кроткий.

Гомер, погружённый в сафьян,
Не кажет ослепшие вежды.
Вот – страстью язвить обуян,
Вольтер в допотопной одежде.

Раскрашенный Тассо стоит –
Рукой крепостной – в акварели,
И кожа на рёбрах трещит
От той аравийской метели…

Задумался умный Дидрот,
Уткнувшись в словарь или пьесу...
Из гроба хозяин встаёт
И приподнимает завесу.

Он сморщенной гладит рукой
От сна пожелтевшие книги,
«Не помню я… кто ты такой?»
«Любимец царицы великой.

Вельможа в чинах и летах,
Я важный Руси европеец.
Я – собранный в этих томах
Минувшего эпикуреец.

И ложе моё горячо;
При виде молодки робею…
Дидро мой, не стар я ещё
От кончиков пят до тупея».

                10.

       Мраморная Евтерпа

Ремешки легкоперстных сандалий;
Каждый пальчик – и хрящик обут.
Эти женщины, будто в печали,
Беломраморный сад стерегут.

Отогнувши мизинчик, кокетка
Лиру трогает, губки надув.
И внимает ей белка на ветке
И сорока, раскрывшая клюв.

Спой мне песенку, птица лесная,
Потрещи мне трещоткой своей.
Я сегодня опять уступаю
Ранней, детской печали моей.

Ранней, детской любви без ответа.
Но теперь, в этой древней тени,
Ты Евтерпой сквозь долгие лета
На года мои сверху взгляни.

                11.

        Перед грозой

Белка с ветки прыг да скок –
Распушившийся хвосток.

Вот и шишка в лапках белки –
Смоляной орешек мелкий…

Лето. Ёлка и сосна –
Высь лазурная видна.

А в высотах неохватных
Стадо белое плывёт.
Облаков в овчинах ватных
Нескончаемый полёт…

А куда они летят?
А чего они хотят?

А хотят они, овечки,
В голубой напиться речке.

А летят они в луга –
В баснословные века.

Князь-старик их погоняет,
Орден свой с небес роняет –

Блещет золотом «Андрей»
Солнца ярче и ясней.

Это камергер Юсупов
В небе важно дует губы,
Пудрит кисточкой тупей…

Душно, парит – вот алмазы
Ледяные брызнут сразу.

                12.

 На могиле к-ны Татьяны Николаевны Юсуповой

В лунке гранитной замёрзла вода –
Больше не спустится ангел сюда.

Мордух его зазывал на часок,
Ставил с опаской на хрупкий мысок.

Грянул Семнадцатый – ангела нет, –
Только в граните оставленный след.

Церковь темна, сельсовет освещён,
Полон косынок кровавых княжон.

Спи, моя радость! Часовенка тут
Дремлет, а мимо чекисты идут.


                13.

                Жаль

Ничего так мне не было жалко,
Как погибших от варварских рук,
От бесов в искромётных кожанках,
От косынок их красных подруг.
От невежд, толстопузых и тощих,
От будёновок с синей звездой…
Захоронены где твои мощи,
Век Юсуповых, век золотой?

Тишина твоих лип живописна;
Это наших сердец тишина.
И Москва-реки ныне и присно
Ширь и глубь облаками полна.

И закатом полна заревая
Осветлённая память-река.

Ах, какая ты, жизнь! Ах, какая,
Унесённая ветром строка.

                14.

              Ранний визит

Готово семя умереть
В земле, чтоб липка запорхала…
Не славно нам стареть, хиреть
Хотя б под кровлей идеала.

Но вдруг подует ветерок –
Впорхнёт армида молодая
В наш скучный быт – и между строк
Вдруг улыбнётся, расцветая.

Как липка летняя, свежа,
В окно протягивает ветки,
Так к ней потянется душа,
С утра дремавшая в беседке…

Или случится вмиг визит
Орфея, друга откровений…
Так, может, думал сибарит,
Свидетель четырёх правлений.

Хранивший в залах, меж аллей,
Всю хитрость Века Золотого.
"О, этой мудрости милей
Какая может быть обнова?"

Так думал он, не ждя добра
От дрёмной пуховой подушки;
Тёр глаз, слезящийся с утра,
Когда к нему явился Пушкин...
Жаль, нам заканчивать пора.