На других берегах

Болезненный плач вырывается из-под руки,
Змеиными кольцами вьется у сердца тоска
Один только слышит другого мольбу: помоги
Один только знает, что значит такая мольба.

Здесь след еще свеж на сырой ароматной земле
Дорожка у дома ведет не к ступеням, а прочь
Жара липким потом бежит по сгоревшей спине
И оба, как воры, в томлении ждут эту ночь.

Она наступает. Скрипят половицы. Во тьме
Один отдается сухим и горячим губам.
При тусклом сиянии звезд на косом потолке,
Другой принимает его… он, по сути, неправ.

Не вечен огонь. Скоро лопнет натянутость жил.
Повеет прохладой, и ветер разгонит листву…
И будет казаться другому, что вовсе не жил,
А первый нырнет в океан: не к нему, так ко дну.

Туманы над волнами. Солнце застряло в ветвях.
Змей-сон оплетает ресницы, как шляпку вуаль.
Один только видит, куда повернет колея,
Другой еще спит и ему не видать эту даль.

Он шторы раздвинет, уйдет босиком по песку —
Остывшие угли в отчаянных синих глазах.
Он руки раскинет, свободы почувствует вкус,
И ветер расчешет стихию в его волосах.

Хранит послевкусие имени он на губах,
В груди - раскаленный свинец. Что им время сулит?
Он крикнет, уже неуверенно: «Прочь, берега!»
Но мыслью вернется: вина — очень мощный магнит.

Другой просыпается после короткого сна,
Предчувствие вяжет вокруг его шеи петлю.
Постель холодит ему спину. Безцветна. Пуста.
Молчание и недомолвки пробили броню.

***


Теперь его дом на Х-стрит (доживает свой век).
Жена умерла. Он на пенсию вышел давно.
Забытый детьми, углубился в историю книг,
И жизнь ему стала казаться дешевым кино.

Но плетью, бывает, хозяин умеет стегнуть,
Рука не дрожит, оставляя кровавый рубец.
Он держит письмо и не может нормально вздохнуть,
Плывут адреса. И предчувствие: это конец.

Болезненный плач вырывается из-под руки,
Змеиными кольцами вьется у сердца тоска
Один только слышит другого мольбу: помоги.
Помочь он не сможет ему на других берегах…



***

Написано под впечатлением от двух книг: Андре Асимана "Зови меня саоим именем" и А. К. Зульцера "Идеальный официант"