По небу полуночи ангел летел...

 «ПО НЕБУ ПОЛУНОЧИ АНГЕЛ ЛЕТЕЛ…»

(Заметки о первых русских паломниках и об истоках русской духовной поэзии)

Прилагая эти заметки, надеюсь, что неискушённый  в соответствующих знаниях читатель найдёт здесь достаточно сведений, чтобы удовлетворить свой первоначальный интерес к вопросам, безусловно достойным глубокого и всестороннего исследования. Но потому это и заметки, что цель, которую я ставил перед собой, была куда более скромной.

1. "Прийдохом в Царьград..."

"Купцы всякого рода приходят сюда из Вавилона, Шинара, Персии, Индии, Египта, Ханаана, Руси, Венгрии, из страны печенегов и хазар, из Ломбардии и Испании... морем и сушей, и не существует другого подобного ему города на свете... Несметные богатства, которые стекаются в этот город... превышают всякое воображение и превосходят богатства всего мира". Так отзывался о "Новом Риме" в конце XI века испанский путешественник Вениамин из Туделы, много лет колесивший по странам Востока.

Серебряная и золотая парча, шёлковые ткани, ювелирные изделия, вино и восточные пряности, разные диковинные вещи, которыми были завалены торговые ряды Константинополя, манили к себе не только купеческий люд, но и всякого рода авантюристов, искателей лёгкой наживы. О стольном граде ромеев грезили среди туманных фиордов Скандинавии, под солнечным небом Средиземноморья, за каменными стенами рыцарских замков, на коврах аравийских шейхов, в расписных древнерусских теремах, в тиши монастырских келий. Столица могучей Византийской империи была не только центром мировой торговли. Для христианского мира Константинополь был прежде всего колыбелью и оплотом православия.

"Прийдохом в Царьград, - начинает своё повествование новгородский архиепископ Антоний (ум. 1231), - прежде поклонихомся св. Софии... Целовахом икону Богородицы, держащую Христа, - в того Христа жидовин ударил ножом в гортань и изошла кровь..."

Антоний - один из первых русских паломников, кто оставил письменный рассказ о своём путешествии в Царьград. Подробно описывает он всё, что видел в храме св. Софии: "сосудцы златы, иже принесоша Христу в дари волсви", скрижали Моисея, киот с манной небесной, сверлы и пилы, которыми делан был крест Господень, камень от самарийского кладезя, "сучец масличный", принесённый голубем Ною, и многие другие, истинные, сокровища Константинополя. Эти священные реликвии были расхищены во времена крестоносцев и нашествия турок-осман.

Храм св. Софии и по сей день считается одной из главных святынь православия. Этот шедевр византийской архитектуры, по словам известного византолога Н.П.Кондакова, сделал для роли ромейской державы больше, чем многие её войны, и не одни послы киевского князя Владимира, приезжавшие в Царьград "испытать" православную веру, "созерцая величественную и роскошную церковь, мнили себя быть на небесах": "И пришли мы в Греческую землю, и ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали - на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом. Знаем мы только, что пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех других странах. Не можем мы забыть красоты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмёт потом горького; так и мы не можем уже здесь пребывать в язычестве".

Воистину, судьбоносным для Святой Руси был "путь из варяг в греки". Наверное, именно он на первых порах был основным путём распространения христианских идей среди наших предков, задолго до "официального" введения христианства на Руси (988 г.) святым равноапостольным великим князем Владимиром. Видимо, среди тех, кто открыл и в дальнейшем освоил этот великий путь, а значит, среди купцов и воинов (они первыми вступили в контакт с христианским миром) нужно искать и первых русских христиан и первых русских паломников.

2. На крылах Богоразумия

Древнерусские письменные источники сохранили для нас и некоторые конкретные имена паломников, их список начинается с Ольги - святой равноапостольной великой княгини.

Согласно новейшим исследованиям, первое "хождение" "русской начальницы" в столицу Византии произошло в 944 году при ромейском басилевсе Романе 1 Лакапине. Именно тогда патриарх константинопольский совершил над Ольгою таинство крещения, хотя первоначальная русская летопись "Повесть временных лет" относит это событие к "лету 6463" от сотворения мира, то есть ко времени правления византийского императора Константина VII Багрянородного.

Установить истинную дату того или иного события из жизни древней Руси (да и других стран, в том числе и Византии) нелегко, а порой вообще невозможно по многим причинам, таким, как, например, полное отсутствие свидетельств современников, а если таковые и дошли до нас, то их противоречивость и несоответствия; ошибки нечаянные или сознательные при переписке манускриптов, сомнительные домыслы поздних "реконструкторов истории", наличие разных космических эр и стилей летосчисления.
Как остроумно заметил один знаток русско-византийских отношений времен "вещего" князя Олега, скрупулёзному летописцу часто ничего не остаётся, как волей-неволей обращаться к поэзии, здравому смыслу и далёким слухам, совмещать эти несовместимые вещи на острие писчей трости и затем переносить их на пергамент. В конце концов, воловья или телячья шкура, на которой он пишет, всё стерпит, зато хотя бы она - неподдельна.

В 946 году Ольга совершила своё второе "хождение" в Царьград, где на императорском троне уже сидел ранее отстранённый от власти Константин VII Багрянородный. Большую часть жизни он провёл за чтением манускриптов, в общении с талантливыми богословами, учёными, поэтами и художниками. По мнению этого просвещённого монарха, первое, что басилевсу необходимо взять в поход, - это походная библиотека, в которой непременно должен присутствовать Церковный Служебник.

"В день битвы армия должна быть свободна от всех земных страстей, - говорится в редактированной им книге “Тактика”, — ночь, предшествующую сражению, солдаты должны проводить в пении псалмов; утром священники принесут бескровную жертву, и вся армия причастится святых таин. Таким образом, солдаты пойдут в битву с большею бодростью, ибо с ними будет помощь Господа и св. Девы, Его Матери".

В своём сочинении "Церемонии византийского двора" Константин Багрянородный подробно описывает торжественный приём, устроенный в честь Ольги; подобное гостеприимство византийские императоры могли оказывать лишь тем "архонтам", кто уверовал в Христа, ибо к “варварам” любого ранга они, как правило, относились с нескрываемым презрением.

Этот новый визит русской правительницы в Константинополь был вызван не только дипломатическими соображениями: подтвердить "любовь межю Греки и Русью". "А кто из русской стороны замыслит разрушить ту любовь, - говорилось в договоре князя Игоря с Византией, - то пусть те, кто принял крещение, получат возмездие от Бога Вседержителя, осуждение на погибель в загробной жизни..."

Можно предположить, что после гибели Игоря в земле древлян и жестокого, поистине варварского мщения Ольги за смерть мужа в душе великой княгини, принявшей свет христианства "в самом источнике его", не могли не происходить те благие морально-психологические сдвиги, которые зовут к раскаянию и покаянию, к искреннему желанию раз и навсегда отрешиться от всего греховного, причащаясь к обновляющим душу тайнам веры Христовой. «Покаяние есть ключ царствия небесного, - учил святой Феодосий Печерский, - покаяние есть путь, вводящий в жизнь... Шествие по этому пути прискорбно, но конец его радостен".

"Благословенна ты в женах русских, - говорил патриарх константинопольский, напутствуя Ольгу в обратный путь, - так как возлюбила свет, а тьму оставила. Благословят тебя русские сыны до последнего рода твоих потомков".

Согласно Иоакимовской летописи, Ольга вернулась из Царьграда со многими дарами, с мудрыми иереями, «церковь Святыя Софея древянну устрои, а иконы присла ей патриарх».

Об апостольских трудах княгини мы знаем не много. «Степенная книга» рассказывает, что "Ольга, обходяши грады и веси по всей Русстей земли, всем людям благочестие проповедая и учаше их вере Христове... дани оброки легки уставляющи и кумиры сокрушающи и на кумирниских местах кресты Христовы поставляющи".

Среди даров, привезенных Ольгой из царьградского паломничества, был крест, вырезанный из куска животворящего Древа Господня с надписью: "Обновися Росьская земля святым крещением, Его же приять Ольга благоверная княгыня".

3. Поэзия похвал

В "Повести временных лет" среди скупых описаний событий, связанных с годами княжения Ольги, немало строк, отмеченных воистину поэтическим вдохновением. Вот как, например, звучит в изложении летописца похвала константинопольского патриарха в адрес княгини:

Чадо верное!
В Христа ты крестилась,
и в Христа облеклась,
и Христос сохранит тебя,
как сохранил Еноха
в древнейшие времена,
а затем Ноя в ковчеге,
Авраама от Авимелеха,
Лота от содомлян,
Моисея от Фараона,
Давида от Саула,
трёх отроков от печи,
Даниила от зверей, -
так и тебя избавит он
от дьявола и от сетей его.

"Архивом, в котором хранятся следы погибших для нас произведений первоначальной нашей литературы", назвал "Повесть временных лет" русский историк К.Н.Бестужев-Рюмин (1829 - 1897).

Хочется привести ещё одно похвальное слово Ольге, а вернее - прощальное, из той же летописи под 6477 годом от сотворения мира, годом смерти Ольги приснославной, не переводя нижеследующие строки со старославянского, дабы прочувствовал читатель, как звучит в оригинале этот замечательный образец древнерусской духовной поэзии:

Си бысть предтекущая
крестьяньстей земли
аки денница пред солнцем
и аки зоря пред светом.
Си бо сьяше аки луна в нощи,
тако и си в неверных человецех
светяшеся аки бисер в кале:
кальни бо беша грехом,
неомовени крещеньем святем;
Си бо омыся купелью святою,
и совлечеся греховная одежа
ветхаго человека Адама,
и в новый Адам облечеся,
еже есть Христос!
Мы же рцем к ней: Радуйся,
Руское познанье к Богу,
начаток примиренью быхом!
Си первое вниде
в царство небесное от Руси.
Сию бо хвалят рустие сынове
аки начальницю:
ибо по смерти моляше
Бога за Русь.

4. Они были первыми

Массовое паломничество русских людей ко святым местам - в Константинополь, на Афон, Кипр, в Палестину - началось уже после крещения Руси внуком Ольги великим князем Владимиром.

В конце Х - начале XI века жил на Афонской горе в пещере уроженец города Любеча Черниговского княжества инок Антоний (ум. 1073), который по возвращении в Русь основал Киево-Печерскую (от слова "пещера") обитель.

Её первый игумен Варлаам (ум. 1065), назначенный Антонием, ушедшим в затворничество, совершил путешествия в Иерусалим и в Константинополь, как по личному влечению, так и для блага молодого русского православия, которое нуждалось в опыте и правилах Восточной церкви. В Палестину, в те места, "иде же Господь наш Иисус Христос плотию походи", пытался добраться и отрок Феодосий (уроженец города Василёво под Киевом), наслышанный рассказов о Святой Земле. Современник Антония, его ученик и последователь, Феодосий (ум. 1074) был тоже игуменом Киево-Печерским, первым учредителем монашеского общежития в русских монастырях.

В 1089 году в Грецию "ходила" Анна, дочь великого князя киевского Всеволода 1 Ярославича. А во второй половине 12 века, незадолго до своей кончины, отправилась в Константинополь и далее во Святую Землю дочь полоцкого князя игуменья Евфросинья. «Господи, приими дух мой от меня во святом граде Твоём Иерусалиме и пресели меня в вышний град Твой Иерусалим», - таковы были последние слова её последней молитвы. Она отдала Богу душу в 1173 году в Русском монастыре при церкви Пресвятой Богородицы. Через 14 лет, когда Иерусалим был завоёван арабами, монахи Русского монастыря вынуждены были возвратиться на родину, они и принесли святые мощи княгини-игуменьи в пещеры Киево-Печерской лавры.

Свой подвиг благочестия Евфросинья Полоцкая начала ещё с молодых лет: после пострижения, живя в келье Полоцкого Софийского собора, она занималась переписыванием священных книг, свои рукописи отдавала в продажу, а вырученные деньги раздавала нищим. Любовь к книгам Евфросинья пронесла до конца жизни: "ими же утешает ми ся душа и сердце веселит". Возможно, она, как и другие первые русские паломники из числа насытившихся "сладости книжной", видела в руках пилигримов-латинян первый в мире, ставший популярным уже с конца 4 века, путеводитель "Паломничество по Святым местам", автором которого была, как предполагают, монахиня (из Испании?) по имени Эгерия или Этерия.
Паломничеству христиан из Западной Европы и византийского Востока положила начало Святая Елена, мать императора Константина Великого. В 325 году она совершила путешествие в Палестину, где обрела Гроб и Крест Господень.

Западные пилигримы (слово пришло из латинского языка, означает "чужестранник"), собираясь в дальнюю дорогу, отращивали бороду, облачались в особый наряд (плащ, широкополая шляпа, украшенные красным крестом), неизменными атрибутами их экипировки были посох и сума. Кстати сказать, крестовые походы в Палестину по сути дела являлись величайшим за всю историю человечества паломничеством.

5. "И бывает тогда радость великая..."

В начале наших заметок мы упоминали новгородского архиепископа Антония, оставившего описание своего путешествия в Константинополь. Однако основоположником "паломнического жанра" в русской литературе считается не он, а Даниил, "русския земли игумен", выходец из Черниговской земли. Его "Хождение" в Палестину, где он провёл 16 месяцев с 1106 по 1108 год, появилось почти на сто лет раньше и стало едва ли не самым популярным произведением древнерусской книжности.

Игумен Даниил посетил Иерусалим в то время, когда этот священный город был во власти крестоносцев, изгнавших за пределы городских стен всех мусульман и иудеев. Сам король иерусалимский Балдуин оказал русскому паломнику покровительство.

Даниил отправлялся в Землю Обетованную не только ради того, чтобы увидеть святые места своими "грешными очами", но и "верных ради человек", которые, читая его воспоминания, могли бы устремиться душой и мыслью туда, где ходил Иисус Христос, и тем самым принять от Господа "мзду", равную той, что получили паломники. В иерусалимской лавре св. Саввы, где остановился наш путешественник, нашёлся почтенный и знающий старец, ставший Даниилу провожатым и переводчиком.
"И бывает тогда радость великая всякому христианину, увидевшему святый град Иерусалим", "слезам пролитье бывает" при виде тех мест, где "Христос Бог наш претерпе страсти нась ради грешных".

"С любовью и слезами облобызал я то святое и честное место, где лежало пречистое тело Господа нашего Иисуса Христа", - пишет благочестивый игумен, вспоминая своё посещение Храма Гроба Господня, - "... церковь та Воскресение образом кругла, всямокачна (покатая со всех сторон) и в дле и в преки (в длину и в ширину) имать же сажень 30. Суть же в ней пространьны, и тамо же горе (наверху) живёт патриарх. И есть же от дверей гробных до стены великаго олтаря сажень 12. Ту есть вне стены за олтарем пуп земли, и создана над ним комарка (свод), и горе написан Христос мусиею (мозаикой), и глаголеть грамота: "се пядью моею измерих небо и землю".

Вот так, обстоятельно и просто, описывает Даниил всё, что он видел - в Иерусалиме, Иерихоне, Вифлееме и во многих других местах Святой Земли: "распятие Господне", "первозданного Адама главу", "пещеру дивну, иде же жил святый Илия пророк", Иордань, похожую на русскую Сновь-реку; здесь в свете горящих в полунощи свечей было крещение и на сладкие воды иорданские "приходил" дух святой, узреть который могли лишь "достойнии человеци добрии" и "веселие бывает тогда в сердци всякому
христианину". С благоговением рассказывает Даниил о том, как "свет с небеси" нисходил ко Гробу Господню в великую заутреню на Пасху, как сами зажигались кандилы православных христиан.

Читая Даниила, нельзя не восхищаться тем, что на всём своём долгом пути вдали от родины он никогда не забывал о своих соотчичах, поминая на церковных службах имена князей русских, бояр, монахов и детей своих духовных. В Великую пятницу молясь у Гроба Господня, Даниил поставил там лампаду с елеем "от всей Русской земли".

6. О "хождениях" без проку

Первые русские паломники были людьми состоятельными: высшие чины белого и чёрного духовенства, члены княжеских, боярских и купеческих семей. Но по мере увеличения клира и паствы, роста церквей и монастырей всё глубже проникала в массы богоугодная идея "хождения" ко святым местам, где ум и сердце быстрее возносятся к Богу и действенней становится молитва, ведь любое касание святыни - это касание вечности, перед которой все сиюминутные радости и выгоды - лишь прах и пепел. И тянутся к святыням греховные души с надеждой о спасении своём для жизни вечной...

Поучительную историю об одной "заблудшей овце" поведала нам новгородская былина, былина про разудалого боярского сына, про необузданного силача Ваську Буслаева. Смолоду им было "много бито, граблено", и вот решил он, что "под старость надо душу спасти". С материнского благословения отправился Васька "со своею дружиной хороброю" через "славное море Каспицкое" "прямым путём в Ерусалим-град". Немало трудностей преодолел он прежде, чем сумел наконец "ко святой святыне приложиться" и "в Ердани-реке" искупаться. Да вот беда: не верил Васька "ни в сон, ни в чох", а вера в Господа Бога была слабой, потому и раскаяние и покаяние новгородского богатыря были, видимо, неискренними.

На обратном пути его снова обуяли гордыня и озорство, "стал с дружиною тешиться и забавляться". Захотелось снова показать своё удальство, перепрыгнуть через заговорный камень, "высотою в три сажени печатные", "в долину три аршина с четвертью". А на пути лежала "пуста голова, человечья кость". "Пнул Василий ту голову с дороги прочь", разбежался... "и тут убился под камнем".

К 12 столетию страсть к паломничеству во Святую Землю, захваченную крестоносцами, настолько распространилась, что стала вызывать тревогу в среде русских иерархов. В письменном памятнике того же века "Вопрошание Кюриково" есть любопытный диалог. На вопрос: "Не грех ли возбранять странствования в Иерусалим и вообще к святым местам?" - новгородский епископ Нифонт отвечает: "Не только не грех, напротив - хорошо делаешь!.. Ходят они, чтобы быть праздными, только есть да пить". Но - "Помните и заботьтесь о странниках, и о убогих, и о заключённых, и ко своим сиротам милостивы будьте", - призывал свою братию в середине 11 века другой епископ, тоже новгородский, Лука Жидята (или Жирята), с которого, кстати сказать, начинается отсчёт имён, прославивших древнеотеческую литературу.

Да, были на Руси испокон веков праздные бродяги, но всё же в основе русского странничества лежало прежде всего глубокое религиозное побуждение.

7. Эх, дороги!..

Вспомним евангельскую притчу о том, как Царь пригласил званных на брачный пир, "и не хотели придти". Тогда сказал он рабам своим: "Итак пойдите на распутья и всех, кого найдёте, зовите на брачный пир" (Мф. 22:9). И пришли - "нищие, увечные, хромые и слепые" (Лук. 14:13). "Никто из тех званных не вкусит моего ужина, - сказал Хозяин дома, - ибо много званных, но мало избранных" (Лук. 14:24).

Можно сказать, что среди присутствовавших на пиру были странники - первые, кто воспользовался Божьим гостеприимством и вкусил пищи духовной, а тем, кто отверг приглашение на "брачный пир", под которым подразумевается Царство Небесное, уготована погибель.

"Страной странничества и искания Божьей правды" называл Россию русский философ Николай Бердяев. "Странник - свободен от "мира", и вся тяжесть земли и земной жизни свелась для него к небольшой котомке на плечах". "В Христе бродячая Россия" легко отказывалась от семейного уюта, привычного уклада жизни, предпочитая большаки и просёлки с остановками в иноческих обителях, где можно было услышать назидательное слово старцев и схимников. Скитаясь по бескрайним дорогам Святой Руси, ночуя у деревенского мужика, а то и в усадьбе помещика, люди с посохом и сумою рассказывали о своих странствиях, заветной целью которых была всегда Святая Земля.

Собирались богомольцы обычно при храмах. Шли большими группами, не отказываясь по дороге от милостыни. Но иногда, чтобы выжить, приходилось добывать себе пропитание даже силой... Бросив свои насиженные места, распродав всё своё имущество, они обрекали себя на долгие и опасные скитания. Многие, слабые телом и душой, погибали в пути, становясь жертвой голода, немощи, болезней, а то и разбоя, так и не увидев благословенных берегов Святой Земли.

Но были, конечно, и счастливцы, которые достигали своей цели, возвращались на родину с неизгладимыми впечатлениями и неизбывным желанием снова коснуться благодатных святынь, что бы это ни стоило. Для многих из них "хождение" по святым местам, не столько зарубежья, сколь Руси, превратилось в своего рода профессию. В народе этих странников стали звать каликами перехожими.

Если слово "паломник" происходит от "пальмы" (пальмовую ветвь по обычаю привозили из Иерусалима и стояли с ней у заутрени в Вербное воскресенье), то слово "калика" не имеет ничего общего с созвучным "калека". В академическом Словаре современного русского литературного языка: "калика" (ударение возможно как на первую, так и на вторую гласную) происходит от латинского "caliga" - сапог.

Мы часто встречаем калик перехожих в былинах, где они изображены удалыми добрыми молодцами со своей "великой заповедью тяжёлой": если кто из них "заворуется", или "заплутуется", или "за блудом пойдёт", того должны судить "своим судом" - закопать "во сыру землю по плечи" и оставить "казнённого на чистом поле".

Таковы они - "сорок калик со каликою". Как запели по просьбе князя Владимира "Еленьской (видимо, Елеонский) стих", "да только в полкрика"...

А земля-та ведь мати да потрясалася,
В озёрах вода да сколыбалася...

8. Илья Муромец - богатырь, паломник, святой

Под стать этим каликам-богатырям и "сильноё могучеё Иванище":

У ёго лапотки на ножках семи шелков,
Клюка-то у его ведь сорок пуд...

На обратном пути "из города Еросолима" узнал Иван, что в Царьград "наехало поганое Идолище":

Святые образа были поколоты,
Да в черны грязи были потоптаны,
В божьих-то церквах начали коней кормить.

Обо всём этом поведал паломник повстречавшемуся на дороге Илье Муромцу, который тут же решил переодеться в калика перехожего и самому "скорым-скоро" идти в Царьград. Клюка, что "в сорок пуд", помогла ему одолеть Идолище и тем выручить царя Костянтина Боголюбова, который одарил своего спасителя златом-серебром да скатным жемчугом. Ивану же, вновь облачившемуся в свои "платья каличьи", Илья Муромец наказал впредь больше не мешкать:

А выручай-ко ты Русью от поганыих.

Этот незамысловатый народный сказ, пожалуй, даёт нам право причислить к первым русским паломникам и нашего любимого былинного героя, который, между прочим, "услышал в себе силушку великую" лишь после того, как выпил "чарочку питьица медвяного" из рук "двух калик перехожих", случайно оказавшихся в "славном городе во Муроме, во селе-то Карачарове".

Сказания об Илье Муромце "свидетельствуют", что во время скитаний по дороге от Киева до Царьграда он "наехал" на "пречудный крест", под которым обнаружился клад; на найденные сокровища наш богатырь построил церковь соборную в Киеве.

Да и тут ведь Илья-то окаменел.
Да поныне его мощи нетленные.

В "Житиях русских святых", собранных монахиней Таисией к 1000-летию Русской Святости (издание Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1991 г.), мы читаем: "Преподобный Илия Муромец, Печерский (ум. 1188) почивал нетленно в Ближней Антониевой пещере. Путешественники 16, 17 и 18  веков видели его нетленные мощи. Левая его рука была пробита копьём, а правая изображала трёхперстное крестное знамение. Путешественники утверждали, что он был былинный богатырь".

Трудами митрополита киевского Петра Могилы 118 преподобных отцов, почивающих в пещерах Киевской Успенской Лавры, причислялись к местночтимым святым города Киева, а в 1762 году по указу Святейшего Синода они были внесены в русские святцы для общего почитания. День празднования памяти святого Илии Муромца - 9 декабря.

Много загадок остаётся при изучении русского героического эпоса. Учёные-фольклористы утверждают, что прототипом первого по времени былинного богатыря, сподвижника Ильи Муромца - Добрыни Никитича, был дядя князя Владимира стольнокиевского. Что касается Ильи Муромца, то его эпический образ как бы затмил его историческую ипостась.

Из житий святых мало что узнаешь о нём, но русский народ сам сложил "биографию" защитника земли русской и её православных храмов - в своих былинах, которые на протяжении многих веков передавались из уст в уста сказителями и странствующими по Святой Руси поэтами-певцами. Именно в среде древнерусских калик перехожих и родились многие так называемые духовные стихи и песни. Традицию этого своеобразного народного творчества продолжили более поздние калики - нищие, калеки и слепцы.

9. Песни калик перехожих

О чём же пели эти бродячие сказители под аккомпанемент бандуры или скрипицы на базарных площадях в праздничные и ярмарочные дни?

В песне "О Вознесении Господнем" расплакалась и взмолилась нищая братия:

Гой еси Христос Царь небесный,
На кого ты нас оставляешь?..
Кто нас поить-кормить станет?

Христос обещал дать им гору золотую. Но вмешался Иоанн Златоуст:

Не давай нищим гору крутую,
Что крутую гору золотую:
Не суметь им горою владети...
Зазнают гору князи и бояре,
Зазнают гору пастыри и власти,
Зазнают гору торговые гости.
По себе они гору разделят,
По себе золотую разверстают.
...Дай же ты нищим-убогим
Имя Твоё святое.
Будут нищие по миру ходить,
Тебя, Христа, величать,
В каждый час прославлять;
Будут они сыты и довольны,
Обуты будут и одеты,
И от тёмной ночи приукрыты.

Таковы были чаяния тех, кто без единой тени сомнения уповал лишь на волю и милость Божию. Ведь говорил Иисус Христос в Нагорной проповеди: "Взгляните на птиц небесных: они не сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?" (Мф. 6:26).

Особой популярностью пользовались стихи о "Голубиной книге", иначе - "глубинной", глубокой по содержанию, ибо содержались в ней ответы царя Давида на бесчисленные вопросы царя Малодумара:

Отчего зачался у нас белый свет?
Отчего зачалось солнце красное?
Отчего зачался млад светел месяц?.. (и т.п.)

Когда все космогонические, исторические, географические и прочие вопросы были разрешены, царь Малодумар попросил разъяснить смысл сновидения о том, как два лютых зверя "промежду собой дрались-билися". Объяснения царя Давида поныне звучат злободневно:

Это не два зверя собиралися,
Не два лютые собегалися:
Это кривда с правдою сходилася,
Промежду собой они бились-дралися,
Кривда правду одолеть хочет;
Правда кривду переспорила.
Правда пошла на небеса,
К Самому Христу, Царю небесному;
А кривда пошла у нас по всей земле,
По всей земле по свет-русской,
По всему народу христианскому;
От правды земля восколебалася,
От того народ весь возмущается;
От кривды стал народ неправильный,
Неправильный стал, злопамятный:
Они друг друга обмануть хотят.
Кто будет кривдой жить,
Тот отчаянный от Господа...
Кто не будет кривдой жить,
Тот причаянный ко Господу,
Та душа и наследует себе
Царство небесное...

Хотелось бы коротко сказать ещё об одном духовном стихе. Из цикла о Егории Храбром, иначе - о Георгии Победоносце.

10. Сила духовного слова

Этот святой великомученик — герой многочисленных сказаний и песен у всех христианских народов - чаще всего выступает в образе молодого воина, всадника с копьём, пронзающим дракона. Но не чудо о змие легло в основу русских народных стихов о Победоносце. В них Егорий - сын царицы Софии Премудрой, царствующей хотя и в Иерусалиме, но не в палестинском, а в святорусском.

Подобно Илье Муромцу, после 30-летнего "сидения", правда, не на печи, а "в глубоком погребе", темнице "царища Дамьянища" (гонителя христиан Диоклетиана), Егорий чудом выходит на свободу, чтобы искоренить на Руси "басурманство". При этом он борется с кознями "глубокого змея" Дамьянища не только с помощью "палицы богатырской", но и всепобеждающим словом Христовым.

Осилив на пути своём "леса дремучие", "какия-то горы толкучии", святой Егорий

Наезжал на стадо на звериное:
Пасут стадо три пастыря...
Тело на них как кора еловая,
А волосы на них как ковыль трава,
А гласу гласят по-звериному,
Не пройтить Егорью, не проехати.

Но обратился он со словами:

Вы еси три пастыря,
Три девицы, родныя сестрицы!
Сойдитесь на Ярдань реку,
Умойте свои лица белыя,
Наймались духу невернаго,
Нарастёт на вас тело христианское.

Сёстры так и сделали, послушались пастыря истинного, который, истребив стадо змеиное, далее наезжает на "люту Hary-птицу" (аналогия с Соловьём-разбойником) и её побеждает, по одному только слову, без всякой борьбы. А дальше наступает очередь и "царевища Дамьянища", с победой над которым Егорий Храбрый "утвердил веру самому Христу, Царю небесному,

Ещё матери Богородицы,
Славной Троицы нераздельныя".

Из каких источников черпало народное поэтическое воображение? Прежде всего из текстов Священного Писания, сочинений отцов церкви, Житий святых, "Прологов", "Пчёлок" (церковно-учительских назидательных сборников), а также из зарубежного фольклора и апокрифических ("отречённых") книг, попавших в Русь из Греции, Болгарии и частично Сербии.

Это апокрифы дали представление о премудром царе Соломоне и его борьбе с Китоврасом -Асмодеем, о сотворении мира с помощью Сатанаила, о Крестном Древе, выросшем из главы Адамовой, о вознесении Еноха Праведного, о хождении Богородицы по мукам и о многом другом, о чём нельзя было прочесть в канонической литературе, но что волновало воображение некоторых грамотных монахов и священнослужителей, а через них - и мирян, не умевших ни читать, ни писать, но жаждавших "глубинной" премудрости.

Правда, молодая Русская Церковь не поощряла такую «премудрость», так как в эпоху двоеверия некоторые христианские легенды, не находившие подтверждения в канонических книгах, могли способствовать появлению всякого рода ересей.

11. «Благ муж сей, книжен и постник»

Духовные стихи на Руси были всегда не менее популярны, чем, скажем, былины. Однако после 1917 года официальная наука, в том числе фольклористика, мало занималась ими. Этот вид устного народного творчества был исключён из программ просвещения с тем, чтобы отсечь и предать забвению и эту, неугодную атеистам, веточку национальной культуры. Но, как известно, лучшие русские поэты и писатели никогда не теряли интереса к духовным стихам. Все жанры народной поэзии, без исключения, всегда оказывали самое благотворное влияние на формирование поэтического таланта.

Можно предположить, что какие-то духовные стихи, основанные на апокрифических легендах, рождались в монастырских стенах, откуда затем разносились по городам и весям Руси. При этом творческие контакты, возникавшие между теми иноками и каликами, кто чувствовал красоту поэтического слова, способствовали взаимопроникновению, взаимообогащению книжного (церковно-славянского) языка и русского разговорного, что наряду с другими факторами помогало развитию языка русского литературного.

Скудны сведения о наших первых писателях и поэтах. Но письменные памятники, дошедшие до нас, неоспоримо свидетельствуют о том, что писательство в древней Руси зародилось в среде духовных лиц. Да это и понятно, ведь они были первыми, кто овладел наследием святых братьев Кирилла и Мефодия - церковно-славянской грамотой - и кому стали доступны образцы мировой духовной литературы.

Боговдохновенные тексты Священного Писания, проповеди, пророчества, молитвы и песнопения из Псалтири (она была особенно популярна), из Апостола, Часослова, Октоиха, Миней, Триодей, Требников и других богослужебных книг, пришедших на Русь в переводах с греческого, своими поэтическими достоинствами не могли не воздействовать на воображение монастырских книжников и не вдохновлять их на создание оригинальных (незаимствованных) молитв, «слов»-поучений, "похвал" первым русским святым, гимнов по случаю церковных праздников. "Краткую биографию" одного из литературных первопроходцев древней Руси, типичную в своём роде, можно воссоздать примерно следующим образом.

...Выходец из богатой семьи, он рано научился писать и читать. Будучи отроком, пел в церкви, помогал в богослужении. Лишившись родителей, юноша-сирота роздал всё своё имущество бедным и постригся в монахи, где отдался подвигам аскетизма и чтению Священного Писания. В книгохранилище монастыря он нашёл сочинения Кирилла-философа, Василия Великого, Ефрема Сирина, Иоанна Златоуста, Иоанна Дамаскина и других отцов церкви. Среди манускриптов оказались и некоторые апокрифы.

Пергаментные рукописи были в ветхом состоянии, и тогда наш инок решил делать с них списки, а потом к этому труду приобщил и других монахов. Чтение и "изложение божественных писаний" обогащали его душу и мысль. Однажды он увидел икону Страшного Суда, работу молодого послушника-живописца, и, отдавшись нахлынувшему на него вдохновению, написал стихи о том дне, "когда труба вострубит мира преставленье"...

Видя инока в постоянных молитвах, размышлениях и труде, игумен сделал его своим главным помощником - уставщиком-доместиком, в обязанности которого входила забота о богослужении, благоустройстве и благочинии в церкви, а также чтение поучений во время трапезы.

Слава о новом проповеднике вышла за стены обители, дошла до ближайших городов и сёл. "Благ муж сей,- говорили о нём, - книжен и постник". И вот князья и бояре, свободные и рабы, странники и богомольцы стали стекаться отовсюду, чтобы услышать его "душеполезные словеса"...

Некоторые из подобных проповедников достигали высоких иерархических должностей и даже удостаивались по своей кончине особенной Божией благодати - быть причисленными к лику святых. Первых древнерусских писателей - Луку Жиряту, Илариона Печерского (первого митрополита из "русин"), Феодосия Печерского, Нестора Летописца, Кирилла Туровского и некоторых друтих - Русская Православная Церковь чтит как Святых.

12. Поэт Божьей милостью

Среди писателей "домонгольского" периода нашей истории следует выделить Кирилла, епископа города Турова. "Русский Златоуст, златословесный учитель, светлым учением Богоразумия своего просветивший русские концы", - так говорит о нём древнее житие.

"Златым словесам" Кирилла свойственны риторика и лиризм, аллегория и метафора, драматический диалог, ритмическое членение речи и "иные множайшие" приёмы образного письма. Чтобы почувствовать стиль поучений его, обратимся к небольшому отрывку из его "Слова в новую неделю по пасце" ("Слово на антипасху").

 «...Ныня солнце красуяся к высоте всходить и радуяся землю огреваеть: взиде бо нам от гроба праведное солнце Христос и вся верующая ему спасаеть. Ныня луна, с вышьняго сступивши степени, большему светилу честь подаваеть: уже ветхый закон, по писанию, с суботами преста и пророкы, Христову закону с неделею честь подаеть. Ныня зима греховная покаяниемь престала есть и лед неверия богоразумием растаяся; зима yбo язычьскаго кумирослужения апостольскым учением и Христовою верою престала есть, лед же Фомина неверия показаниемь Христов ребр растаяся. Днесь весна красуеться... »

До нас дошли 12 проповедей, 34 молитвы и покаянный канон Кирилла Туровского: «Они составляли излюбленное чтение наших предков и были широко известны и в других славянских странах», — говорится в «Житиях русских святых», собранных монахиней Таисией.

Историк древнерусской литературы профессор А.С.Архангельский в начале ХХ века писал, что во всех произведениях святителя Кирилла «одинаково чувствуется могучий, необычайно высокий для русского писателя 12 века литературный талант духовного поэта».

Наш краткий экскурс в творчество Кирилла Туровского хочется закончить ещё одной цитатой — из его «Притчи о человеческой душе и о теле»:

«Хорошо же, братья, и очень полезно понимать нам Святого писания смысл: это и душу делает целомудренной, и на смирение направляет ум, и сердце на стремление к добродетели изостряет, и самого человека делает благодарным, и на небеса к Божьим заветам мысль устремляет, и к духовным трудам тело укрепляет, и пренебрежение к этой земной жизни, и богатству, и славе дает, и все житейского моря печали отводит... Сладко — медвяный сот, и хорошо — сахар, обоих же лучше книжное знание: потому что оно — сокровище вечной жизни».

Этот отрывок из "Притчи" дан в переводе нашего современного исследователя В.В. Колесова, который, говоря о Кирилле Туровском, утверждает, что "вплоть до Державина в русской литературе не появлялся писатель такой силы, значительности и высоты нравственного чувства".

13. О дарах духовных

Итак, "духовный стих" как жанр фольклора и "духовное стихотворение" как разновидность творчества монастырских книжников были теми "кирпичиками", хотя и разной величины, которые пошли на кладку фундамента под храм Духовной Поэзии.

"Дух бродяжий, ты всё реже, реже..." Стали всё реже встречаться на дорогах калики перехожие. Словосочетание "духовный стих" в наши дни уже не воспринимается в первоначальном смысле, разве только в научных кругах - как термин фольклористики. А для простого читателя "стихи", "стихотворения", да ещё с одинаковым определением "духовные", - вообще понятия равнозначащие. Однако в понимании "духовного", пожалуй, и сегодня нет должной ясности и единогласия.

Дело в том, что советские пропагандисты от философии "духовным" считали любой интеллектуальный (конечно, в духе марксизма-ленинизма) труд. Но нельзя забывать, что в мире существует, помимо доброго, злой, злотворный, дьявольский интеллект, который не имеет ничего общего с истинной духовностью, то есть с причастностью, "стелесностью", "скровностью" Духу Святому, третьей Божественной ипостаси, "Господу, Животворящему, от Отца исходящему, со Отцем и Сыном споклоняемаму и сславимаму, глаголавшаму чрез пророков".

"Есть тело душевное, есть тело и духовное", - учил апостол Павел. "Первый человек Адам" - "из земли, перстный" - "стал душею живущею"; "а последний Адам", "второй человек - Господь с неба" - "есть дух животворящий". "Сеется тело душевное, восстаёт тело духовное". Отсюда и смысл телесной жизни - взращивание тела духовного для жизни вечной.

Достижению этой священной цели способствует благочестие, что, по определению Феофана, епископа владимирского (ум. 1894), "есть постоянное, искреннее, полное и всестороннее хождение в духе единой истинной и святой веры", требующей добротолюбия и добротоделания, ибо "вера без дел мертва". Иначе: жизнь благочестивого христианина - это "хождение в духе", жизнь духовная, жизнь, исполненная духовности, то есть причастная Духу Святому. Так и поэзия, по аналогии: она духовна, если "напоена" Духом Святым, как душа её создателя, поэта, наделённого дарами духовными, "ибо все мы одним Духом крестились... и все напоены одним Духом" (1 Кор. 12:13).

В Посланиях апостола Павла к римлянам и к коринфянам говорится о различных дарах Святого Духа, таких, как дар мудрости и разумения в Слове Божьем, дар учительства (способность излагать божественное учение для просвещения и назидания людей), дар пастырства и служения ("благотвори с радушием", "раздавай в простоте", "начальствуй с усердием"), дар исцеления и чудотворения, дар знания языков и их истолкования, дар пророчества (прозрение в сокровенных путях промысла Божьего и тайнах сердца человеческого), дар различения духов пророческих" (способность изобличать лжепророков, отличать божественное вдохновение от человеческого самообмана и бесовского соблазна).

Но самый важный духовный дар - это дар Любви: "Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая" (1 Кор.13:1); "достигайте любви; ревнуйте о дарах духовных, особенно же о том, чтобы пророчествовать" (1 Кор.14:1), ибо "кто пророчествует, тот говорит людям в назидание, увещание и утешение" (1 Кор.14:3).

Многими из упомянутых выше духовных даров обладают истинные поэты, которых недаром часто называют поэтами-пророками. Правда, убедить людей в том, что "Бог гласит его устами", "поэту Божьей милостью", увы, не так-то просто. Об одном из таких блаженных и нищих провидцев писал Лермонтов:

С тех пор, как Вечный Судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.

Провозглашать я стал любви
И правды чистыя ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.

14. "Звуки небес" и "песни земли"

Вспомним ещё одно стихотворение Михаила Юрьевича - "Ангел". Это не только прекрасный образец современной духовной поэзии: лермонтовский "Ангел" нам интересен и тем, что он раскрывает тайны рождения подобной поэзии. Приведём его полностью.

По небу полуночи ангел летел
И тихую песню он пел;
И месяц, и звёзды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.

Он пел о блаженстве безгрешных духов
Под кущами райских садов,
О Боге великом он пел - и хвала
Его непритворна была.

Он душу младую в объятиях нёс
Для мира печали и слёз,
И звук его песни в душе молодой
Остался без слов, но живой.

И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна,
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли.

Уверен, что песню Божьих вестников может услышать каждая неочерствевшая душа, если она захочет прислушаться к ночному небу. Душа поэта, рождённая для "мира печали и слёз", однажды услышав эту песню безгрешного духа, уже никогда не сможет забыть животворящие звуки небес, перед которыми все песни земли уже кажутся скучными. С той поры душа поэта исполняется чудным желанием вспомнить не только мотив, но и слова "той песни святой", и всё его поэтическое творчество как бы превращается лишь в смутное, но благостное, вспоминание, в слабое, но правдолюбивое, отражение того, о чём пел полуночный ангел молодой душе, о чём "поют" посланники Божии, живущие на небесах, возвещающие людям волю Господа и исполняющие на земле Его веления.

В каждом из нас есть частица Духа Святого, "искра Божия". Не дать ей погаснуть, но вдохнуть в неё силу, разжечь так, чтобы из этой "искры" возгорелось пламя Веры, Надежды, Любви; чтобы человек, вспомнив о том, по чьему образу и подобию он сотворён, отвратился от своих животных помыслов и перенёс своё "я" в сферу духовную; чтобы с новой силой проснулось в нём сознание того, что "не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих", - вот в чём смысл духовности, духовной пищи, которая была бы явно неполноценной без такого незаменимого, жизненно важного "продукта", как Духовная Поэзия.

15. Примирение - в Духе Святом

"Ну а как быть с так называемой "светской" музой? - растерянно спросит любитель поэзии. - Будет ли она смотреться рядом со своей благочестивой сестрой?.."

Попробуем вместе разобраться в этом. Вспомним тот факт, что литература (произведения письменности) поначалу была привилегией духовенства. Но распространение грамотности, образованности и книжного дела (сперва рукописного, а с XVI века и типографского) привело к тому, что писательством начинают заниматься и миряне - выходцы из княжеских, боярских, купеческих. родов и, наконец, из "простолюдинов".

Вероятнее всего, именно в светских слоях общества и зарождается светская, мирская литература, лишённая сугубо религиозной тематики и той самой духовности, о которой.мы говорили выше. Языческий фольклор, который процветал на Руси до принятия христианства и  кириллицы, неожиданно обретает союзника в лице грамотея-нувориша, "необременённого" благочестивыми заповедями; безымянный язычник становится "литератором" с именем. Писательство утрачивает колорит сакральности, перестаёт быть священнодейством.

Калам и пергамент, перо и бумага все чаще попадают в грязные руки: неверных и нехристей, отщепенцев и еретиков, развратников и отпетых грешников, злоумышленников и сатанистов. Можно ли говорить о духовности подобной "творческой" братии? Разве только в смысле причастности к злому духу. Да, печатная бездуховность, выражаясь современным языком, давно взята на вооружение дьяволом.

Говорил ещё пророк Иеремия: "Безумствует всякий человек в своём знании, срамит себя всякий плавильщик истуканом своим, ибо выплавленное им есть ложь, и нет в нём духа". "Разбитое в листы серебро привезено из Фарсиса, золото - из Указа: дело художника и рук плавильщика... всё это - дело людей искусных. А Господь Бог есть истина" (Иер.10: 9,10,14).

В одной советской книге, посвящённой взаимоотношениям культуры и религии, некий "учёный" муж внушал доверчивым читателям, мол, "постепенное, всё более широкое утверждение светского духа в культуре является законом её развития, начиная с давних времён", "но особенно полно эта закономерность раскрылась в современную эпоху". Так и хочется добавить: "в эпоху всеобщей бездуховности и разврата".

Получается, что "светский дух" в конце концов так "широко утвердится", что в культуре и места не останется ни для чего святого. Нет, уважаемый "товарищ", культура и в "современную эпоху" развивается как раз-таки вопреки засилью, а точнее - насилию, "светского духа" - духа мирского и часто мерзкого, развивается только благодаря тому, что Господь, Святой Дух не оставил нас, что Он ныне и присно одухотворяет весь свет - окружающий мир, наполняя его светом Своей благодати.

И потому нет причин противопоставлять, как это делали культурологи-атеисты, "светское", "человеческое", "гуманистическое" (если только под этими понятиями не скрывается "дьявольское") "духовному", "божественному", "церковному"; среди этих понятий нет взаимоисключающих, ибо всё мирское рано или поздно должно быть одухотворено Истиной ("Иисус сказал ему: Я есмь путь и истина и жизнь", - Иоан.14:6), иначе этому миру, несмотря на успехи так называемого прогресса, уготованы лишь "скрежет зубовный" да "геенна огненная".

Итак, исходя из наших рассуждений, можно сделать вывод, что светская литература, литература, повествующая сугубо о делах житейских, но - с позиций Истины, является одновременно литературой духовной. Теперь и понятие "духовная поэзия" мы вправе толковать в расширительном смысле: духовная поэзия - это истинная поэзия, поэзия, являющаяся плодом сердца и ума, одухотворённых Истиной ("Освяти их истиною Твоею: слово Твоё есть истина",- Иоан.17:17).

Для поэтов, озабоченных судьбой своих творений, великий Пушкин написал своего рода правила, следование которым делает "светскую" поэзию духовной, а значит, и причастной в определённой степени к вечным ценностям.

"И ДОЛГО БУДУ ТЕМ ЛЮБЕЗЕН Я НАРОДУ,
ЧТО ЧУВСТВА ДОБРЫЕ Я ЛИРОЙ ПРОБУЖДАЛ..."

("Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе", - Фил. 2:5.
"Никому не воздавайте злом за зло, но пекитесь о добром пред всеми человеками", - Рим. 12:17.
"Храни добрый залог Духом Святым, живущим в нас",- 2 Тим.1:14.)

"ЧТО В МОЙ ЖЕСТОКИЙ ВЕК ВОССЛАВИЛ Я СВОБОДУ..."

(«Где Дух Господень, там свобода», - 2 Кор. 3:17.)

"И МИЛОСТЬ К ПАДШИМ ПРИЗЫВАЛ."

("Прости грех народу сему по великой милости Твоей", - Чис. 14:19.
"Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что даёте десятину с мяты, аниса и тмина; и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру; сие надлежало делать, и того не оставлять", - Мф. 23:23.)

И, наконец, правило самое главное и всеобъемлющее, самое простое и не требующее пояснений:

"ВЕЛЕНЬЮ БОЖИЮ, О МУЗА, БУДЬ ПОСЛУШНА..."

Свои заметки о первых русских паломниках и об истоках русской духовной поэзии позвольте закончить послесловием переписчика одной древнерусской летописи: радуется купец, сотворивший прикуп, радуется странник, увидев родину, так радуется и писец, дошед конца своей книги.