Ночь перед Рождеством, или, как Иван звезду на ёлк

Зима. Опять листки календаря
Слепое время, торопясь, срывает.
И добрый, светлый праздник Рождества
На всей планете нашей наступает.
И вот, опять, светлеют небеса,
На них звезда полуночная светит,
И снова люди верят в чудеса,
И в сказки, будто маленькие дети.
Укутан серебристым снегом лес.
Метель готова вновь пуститься в пляску.
Пришла пора Рождественских чудес,
А, значит, время подарить вам сказку.

По незнакомым городам и странам,
Идёт герой, богатырям под стать.
Зовут его, как водится, Иваном.
Хотя, могли бы Михаилом звать.
Вполне он мог Сергеем быть, и Колькой,
Бориса имя гордое носить,
Но, быть ему Иванушкой, поскольку,
Традиции народа нужно чтить.
Гремят в его кармане три копейки,
Метелица за шиворот метёт.
В ушанке набекрень, и телогрейке,
Идёт дорогой зимней, и поёт.

Идёт Иван. Гудят с устатку ноги.
Околица вдали, за ней леса.
Глядит, стоит понуро у дороги,
И плачет горько девица-краса.
«Чего рыдаешь? В чём твоя кручина?» -
Спросил Иван. А та, ему в ответ,
Мол: «Догорай, гори моя лучина….
Звезды на нашей ёлке больше нет.
Она в ночи Рождественской сияла,
Мир озаряя светом волшебства.
А, накануне, звёздочка пропала.
И, значит, нам не встретить Рождества».
Ивану чужды светские манеры.
Он усмехнулся: «Тоже мне, беда!
Давай, возьмём фольгу, кусок фанеры,
И будет тебе новая звезда».
А девушка ему: «Фольге блестящей
Рождественскую ночь не осветить.
Звезде под силу только настоящей
Заветные желанья воплотить».
«Найдём её. Ты только не печалься!»
«Знать, тут не обошлось без колдовства!»
«Колдун иль ведьма вор – ты не пугайся,
Для них найду я нужные слова».
Иван глядит на девушку с любовью,
Она красива – взгляд не оторвать.
Её все кличут Порушкой. Прасковьей,
Когда хотят за что-то отругать.
Иван клянётся ей звезду вернуть.
И надо бы идти, а он всё мнётся.
Твердит, я отправляюсь в дальний путь,
Но, сердце, мол, с тобою остаётся.
Он машет на прощание рукой.
Она кричит: «Будь осторожен, Ваня!»
А мимо, вдоль дороги столбовой,
Несутся разукрашенные сани.
А в них нарядный, но угрюмый люд.
Оно понятно. Что тут веселиться?
Коли звезду до срока не найдут,
Останется напиться и забыться….

Идёт-бредёт дорогой путник пеший,
И, вот, забрёл в чужую сторону.
Глядит, в сугробе, под берёзой, леший
Сидит, и грустно смотрит на Луну.
«Скажи-ка мне, чудовище лесное,
Тут, по дороге, вор не пробегал,
С такой красивой, яркою звездою,
Которую он с ёлки нашей снял?»
Тут леший взвыл: «Да я не виноватый!
Я знать не знал, что это за звезда!»
«Так ты её похитил, лось сохатый!
А ну-ка, подавай её сюда!»
«Не гневайся, Иванушка, помилуй!
Я рад бы был звезду тебе отдать,
Но, согласись, негоже как-то, силой
Подарок у невесты отбирать».
«Ты женишься? Вот новости, однако!
Ну, и на ком же, интересно знать?»
«Я, Ванечка, вполне созрел для брака.
Невесте тоже лет сто двадцать пять.
Мы в этом поле встретились случайно,
И не забыть мне до последних лет,
Мелькнувший в лунном лучике печальном,
Её прекрасный тёмный силуэт».
И леший рассказал ему, краснея,
Как миловались ночью у костра,
Как ей звезду отдал, от страсти млея,
И здесь тоскует с ночи до утра.
«М-да, - молвил Ваня, - жуткая картина.
И где теперь искать твою Ягу?
Скажи, как Пушкин: то была Наина,
И я в другую сказку побегу.
Скажи, что есть в родне её вампиры,
И запасусь я связкой чеснока.
Ну, в общем, дай такие ориентиры,
Чтоб мне найти её наверняка».
«Во всём, Ванюша, память виновата.
Верней не память…. Как его? Склероз!
Увы, потеряны координаты,
И где её искать – большой вопрос.
Теперь всё жду, а вдруг она вернётся?
И на Луну взираю до зари.
А, знаешь что, найти её, сдаётся,
Тебе помочь сумеют ложкари».
«Они то тут причём? Темнишь ты, леший.
Давай, уйми фантазию свою!
Не то, гляди, я душеньку потешу,
Да тумаков тебе наподдаю!»
«Ты верь мне Ваня. Топай по дорожке.
По сторонам внимательно смотри.
И помни, без хорошей крепкой ложки,
Не могут жить ни ведьмы, ни цари».
Вот так сказал, и будто испарился.
Лишь искорки на веточках блестят.
А Ваня Богу наспех помолился,
И тут же в сторону поворотился,
Откуда, слышно, ложками стучат.

Не за лесами, и не за морями,
Не у подножия альпийских гор,
А повстречался Ваня с ложкарями
Едва скатившись вниз, под косогор.
Кто, сидя на пеньке, а кто в сугробе,
Стучат. Да, ловко так – не уследишь.
И где-то эхо гулкое в чащобе,
Разносит дальше звук в ночную тишь.
Ивану бы немного затаиться.
Но, неуютным стал ему сугроб.
Он начинает ёрзать, шевелиться,
И тут же получает ложкой в лоб.
Слегка оторопев, бурчит он глухо,
Мол, кто учил гостей так принимать?
И тут же получает ложкой в ухо,
А от кого конкретно – не понять.
Тут Ваня не на шутку рассердился:
«Да что это за игрища у вас?
 Я к вам сюда не драться торопился!»
И ложка бьёт Ивана между глаз.
«Вот, погодите, я снежком умоюсь,
И сильно пожалеет кое-кто».
Забыл сказать: у Вани чёрный пояс
По каратэ, дзюдо, и тхэквондо.
Как долго добры молодцы сражались,
Не знаю. Но, задолго до зари,
Вовсю над анекдотами смеялись,
В обнимку с Ваней сидя, ложкари.
И, вот, когда второе доедали,
И были все слегка навеселе,
Спросил Иван: «Вы ведьму не видали,
С звездой под мышкою и на метле?»
А те в ответ: «Безумный чужестранец!
Как мог ты фею ведьмой обозвать!
Лишь свет зари окрасится в багрянец,
Она танцует здесь волшебный танец.
И, скоро снова будет танцевать!»

Тут, небо озарилось, и, о чудо!
Раздались звуки музыки с небес,
Возникла фея, словно ниоткуда,
И мир вокруг, как будто бы, исчез.
В калейдоскопе призрачном менялись
Местами твердь и небо, день и тьма.
А части тела феи извивались,
И как тут было не сойти с ума!
Замолкли ветры, улеглись метели,
Иван застыл, хоть не был пьяным вдрызг.
А ложкари как будто обалдели,
И подняли какой-то страшный визг.

Да, этот танец правда был волшебным!
Но, фея, грациозна, молода,
И равнодушна к возгласам хвалебным,
Вдруг стала в небе таять, как звезда.
А звёздочка, с её скатившись платья,
У ног Ивана оказалась вмиг.
И он, себя не помнящий от счастья,
Щекой своей горячей к ней приник.
Вот повезло-то парню несказанно!
И ноги в путь обратный понесли.
Но, фея на дороге у Ивана
Вдруг вырастает, как из-под земли.
«А ну, верни звезду мою, мальчишка!
Не то, как ткну своим веретеном.
Бывают феи добренькими в книжках,
А в жизни феи ведьмы, в основном».
«Могущественна ты. В твоей я власти.
Но, людям я хотел звезду вернуть.
За что же ты их всех лишаешь счастья?»
«Ну, к счастью должен быть тернистым путь!
А то лежат на печках, словно боги,
Потом к котлетам, водке, да борщу….
Верни звезду мне, и уйди с дороги.
Иначе, в пень корявый превращу!»
Пощады взгляд её не обещает.
Так видно суждено. Кого винить?
Иван звезду колдунье возвращает,
И, поклонившись, хочет уходить.
«За то, что ты посмел меня ограбить,
Но, всё вернул, тебя я пощажу.
Но, не могу всё просто так оставить.
Твой путь обратный вьюгой закружу».
Веретено в руке у феи взвилось,
Она, взмахнув им, тучи собрала,
Вокруг Ивана вьюга закружилась,
И все пути дорожки замела.

Бредёт Иван один, во тьме кромешной,
Метель не унимается, метёт.
И думается парню, что, конечно,
Дороги он обратной не найдёт.
Он весь в снегу, и нет конца бурану.
Не видно, где земля, где небеса.
И в вое ветра чудится Ивану,
Что ангелов он слышит голоса.
«Похоже, это ветер шутки шутит.
Я вижу ты, приятель, шаловлив!»
Но, кажется ему, из снежной мути,
Доносится Рождественский мотив.
А, может, вот оно – спасенья средство?
И тут Иван вовсю заголосил:
Да эта песня мне знакома с детства!
Но, тут же, рухнул, выбившись из сил.
Не помнил Ваня, как вошёл в селенье,
И кто вокруг него захлопотал.
Осталось в памяти одно мгновенье:
Как он из шапки звёздочку достал.

Читатель явно недоумевает,
Откуда снова звёздочка взялась?
Ну, это пусть сам Ваня объясняет,
Как обманул он всех, включая нас.
«Да, это ненароком получилось….
Сидел, скучал, и ночь была без сна.
Вот тут фольга с фанеркой и сгодилась,
А фее вдруг понравилась она»….
Так было, или нет – уже не важно.
Слегка потрёпан, и чуть-чуть побит,
Иван поход свой завершил отважно,
И вновь на месте звёздочка горит.
Конечно, всё селение сбежалось,
И жители окрестных деревень.
Желанье или тут же исполнялось,
Или немного позже. Через день.
Ивана, окрылённого любовью,
Уж невозможно было удержать.
И взял он в жёны Порушку – Прасковью.
Да, и никто не думал возражать.
Лилось вино рекой и тройки мчались,
Таков был общий свадебный кураж.
А леший с феей тихо расписались,
Ну, чтоб не создавать ажиотаж.
Ивану с Порушкой кричали «Горько!»,
Гремел цыганский танец огневой.
И вдаль их уносила птица-тройка,
Бескрайнею дорогой полевой.