Сказание об Устроителях

   (то ли сказка, то ли быль)
Однажды ночью, видно заблудившись,
я оказался на неведомой тропе.
Где я? Не понимаю.
Что делать дальше? Не знаю.
И как я мог здесь оказаться? Не представляю.
Вот четко помню, что вчера на даче,
я ночевать остался;
улегся поздно и никуда не отлучался.
Вот  чудеса!

Но делать нечего, домой дорогу надо мне  искать.
Куда идти? Куда бежать?
Никто не может мне помочь иль подсказать.
И я пошёл, пошёл туда, куда надумала нога.
Идти совсем не страшно было,
луна так ярко мне светила,
что узкая дорога хорошо была видна.
"Куда-то выведет меня она", -
подумал я с надеждой и тревогой.

Шёл долго я, устал,
почти надежду потерял,
но наконец,  вдали мне что-то показалось.
«Что это? Похоже на поселение», -
обрадовался я;
последний шаг мне сделать оставалось.
И я помчался навстречу новым приключениям,
не ведая, какое предстоит мне заточение.
Ах, если б знал, что ждёт меня,
я б повернул и стал бежать отсюда, как от огня.

Когда я подошёл поближе,
то поразился  увиденному ниже,
особо крышам.
Они грибы напоминали,
приподнимаясь над землёй,
а сверху трубы, как карандаши, торчали
и смахивали на солдатский строй.
Такого я не видел никогда
и удивлению моему,
растерянности не было конца.

Что делать дальше? Может, убежать?
Что за селение? И чего мне ждать?
Но в это время какой-то странный свет
все крыши озарил,
и следом в раз, в один момент,
из труб высоких дым струею повалил.

А я стоял здесь на пригорке,
как заколдованный,
незваный путник горький.
Никак не мог понять, взять в толк,
куда попал я по дороге той,
что ночью мне под ноги,
как будто бы пришла сама собой.

Пока я призадумался,
во всех домах открылись двери,
и вышли из домов,
быть может, люди, а может звери.
Так сразу я не разобрал,
какой-то серый, странный
дым вокруг стоял,
а может быть туман
над всем селением оседал.

Но приглядевшись, понял я,
что это люди!
Но почему они седые все?
И почему одеты так,
как будто их одел какой-то клоун иль чудак.
У всех одежды были прямо аж до пят,
рубашки холщовые подвязаны в обхват;
на голове  цветные  ленты
и разные причём, мне даже показалось,
что эти люди вышли  из легенды.

Они меня заметили и подошли  толпой,
чуть осторожно, медленно, так – стороной.
А я старался держаться смело и уверенно,
но пот холодный прошибал меня с лихвой.
Меня под руки подхватили,
и повели, при этом ничего не говорили.
Я шёл, передвигая еле-еле ноги,
не зная ничего вокруг,
не разбирая никакой дороги.
Меня вели, как пленника, как вора,
и я от страха не мог сказать ни слова.

Ну, наконец-то, мы пришли
на  край вот этой странной, неведомой земли.
Здесь тоже крыша с трубою поднималась,
а чтоб попасть во внутрь дома,
то по ступенькам спуститься надо было малость.
Мне приказали жестом сойти туда,
открыли дверь,
воды напиться дали
и уложили быстренько в постель.

Пока с двери струился свет,
жилище  мельком
мне удалось немного осмотреть.
Вот что увидеть я успел:
стоял там стол и стул один,
в углу горела печь, а может быть камин;
на стенке полка там висела,
и утварь разная стояла и блестела.
Кровать довольно чистая была,
но не увидел я ни одного окна.
Через минуту дверь захлопнулась,
и сразу стало жутко и темно.
Быть может, не заметил я,
и всё же есть окно?
Но только отблески притихшего огня
по стенке все карабкались,
как будто бы хотели добраться до меня.

Я побыстрей закрыл глаза,
а в голове крутились мысли и догадки:
«Наверно, я в аду, попал сюда не зря,
но надо мне бежать отсюда без оглядки».
А разве можно с ада убежать?
Такая вот задача, наверняка,
только дьяволу под стать.
И я тихонечко смерился, сник,
и от усталости и страха в сон проник.

Не знаю, сколько времени я спал,
когда открыл глаза, то ничего не увидал.
Опять закрыл, опять открыл
и снова тьма и холод.
Быть может это сон?
Но нет!
Холодный дух меня чуть отрезвил.

Ведь я забрёл неведомо куда,
и эти люди, зачем-то, затолкали меня сюда?
Мне надо вспомнить, что здесь вчера увидел я.
Стоял тут стол, а на столе была свеча,
и спички там лежали рядом;
на ощупь, как будто взглядом,
я вспомнил, где стол стоял;
чуть приподнялся и в темноте
его я отыскал.

Зажёг свечу и сразу понял 
откуда холод и почему здесь ветер воет.
Та печь, в углу, давно уже погасла,
но чтоб её разжечь,
ни дров я не увидел, ни керосина и не масла.

Вдруг дверь тихонько отворилась,
и девушка в таком же балахоне странном,
ко мне немного наклонилась.
И я впервые услыхал слова,
такие тёплые приятные:
"Идём, тебя там ждут с утра,
не бойся!
Она ещё шепнула что-то мне,
но вовсе непонятное,
словно во сне".

Я вышел наверх не спеша,
почуяв, что  в пятки ушла душа.
Что будет теперь со мной?
И как жизнь повернёт, какой стороной?
А мысли были только нехорошие,
что может ожидать здесь человека,
зашедшего в дом чужой непрошеным?
И я приготовился к самому страшному приговору,
ведь меня вчера вели, как какого-то вора.

Но я ошибался, и причём, очень сильно,
девушка повела меня под навес, как в гостиную.
Там стоял большой и длинный стол,
хорошая еда была на нём.
За столом сидели старики и дети,
они были нарядно одеты.
Все с удовольствием пили, ели,
а на меня и вовсе не глядели.

Меня посадили, дали посуду, 
рукой показали –
ешь, что хочешь, выбирай любое блюдо.
У меня тряслись руки,
но голод победил мои сомнения и муки.
Я хорошо и плотно поел,
когда поняли, что я уже не в удел,
то повели меня опять куда-то,
не говоря ни слова,
а подавая команды жестами, как солдату.

Пришли мы на поле, где все трудились,
мне дали работу
и больше внимания на меня не обратили.
До позднего вечера я полол огород
и, с непривычки, очень устал.
Весь день  мне глаза заливал солёный пот,
но отдыхать я не посмел.
Я боялся и не знал,
как поймёт меня тот,
кто рядом работал и даже на минуту не присел.

Когда закончили работу,
все, молча, направились в то место,
где утром кормили меня.
Там сели на лавки, прижавшись друг к другу тесно;
взялись за руки, и стали молится, себя не щадя.
Поели, сказали спасибо, книги достали и стали читать.
И мне принесли какую-то книгу,
зачем-то решили мне её дать.

«Ну, только книги, мне не хватает сейчас!?»
Я так устал, и мне б полежать хотя бы час.
Увидев мой взгляд изумлённый,
а может быть, даже и возмущённый,
ко мне подошёл видно старший из них,
я посмотрел на него и сразу поник.

У него были не глаза, а глазищи,
и взгляд такой,
как будто по тебе чьи-то щупальцы рыщут.
Он усмехнулся,
ко мне нагнулся,
взял под локоть и повёл,
словно специально от толпы увёл.
"Ну, наконец, - думал я, настал тот момент,
когда разъяснят мне, куда я попал,
и что означает этот неведомый храм".

Вот что сказал мне седовласый мужик молодой
голосом страстным,
наполненным счастьем и одновременно тоской:
"Мы здесь общиною живём
и натуральное хозяйство свое ведём;
средь нас царит покой и справедливость,
мы учимся здесь жить достойно и красиво.
Мы все считаем, что дни для нас проходят не напрасно;
да, есть ограничения во многом,
но мы наказаны той, светской, жизнью, а не Богом.
А ты, наверное, подумал, что в ад попал?
Но ты живой, не сомневайся,
и я хочу, чтоб ты об этом знал.
Ведь ад для тех, кто умер, предназначен,
и не дай Бог, чтоб он тебе в конце пути
Божественным судом, как наказание, был назначен.
В той жизни, из которой ты пришёл,
ты числишься пропавшим без вести.
Тебя искали, но никто, как видишь, не нашёл,
поэтому смирись и к новой жизни привыкай,
работай, учись и главное побольше книг читай.
Там видно будет,
когда, куда и где тебя в тот мир вернуть.
Но перед этим ты клятву дашь, что в том миру
ты будешь разъяснять заблудшим людям новой жизни суть.
Пока  ты вовсе не готов к той миссии великой.
Бежать не вздумай,
отодвинешь только возвращения день и час,
никто его не знает и не предполагает именно сейчас.
А время нас рассудит,
но не волнуйся, всё справедливо будет,
и в этом ты не сомневайся;
вот тебе одежды новые, бери и переодевайся.
В той жизни привык ты управлять,
а в этой новой
свой норов придётся здешним законам подчинять.
Сейчас иди, читай, как все,
потом пойдёшь в свой дом,
растопишь печь и спать ложись.
И не тревожься, что нынче будет такая жизнь,
она судьбой тебе назначена,
и к избранным твоя дорога обозначена.
Там так решили (он посмотрел наверх),
этому ты верь
и подчиняйся всецело им теперь.
А утром рано встань, опять печь растопи
и к трапезе быстрее поспеши.
Потом работа, какую тебе дадут,
после обед и ужин одновременно будет,
потом учёба и это самый главный труд.
А дальше, время тебе и всем покажет,
куда дела твои тебя же приведут".

Так выслушал я наставления,
хотел задать вопросы,
но понял, бесполезно, встал,
пошёл читать, и был я полон изумления.
Куда же я попал?
И неужели в жизни прошлой все считают,
что я совсем пропал?
Не может быть такого!
Ведь беспокоится семья,
и ищут там меня друзья.
А бизнес мой, моя работа,
кто с нею справится теперь?
Кто всё наладит, чтоб в деле не было потерь?

Ведь я тогда не знал,
что время здесь и время там - несовместимы;
и если в жизни той прошли минуты,
то здесь пройдут года, которые так скупы.
Там каждую минуту память обо мне теряют
и постепенно забывают, забывают…
Да, вот такие чудеса…
Как это происходит?
Скорей всего, я не узнаю никогда.

От грустных мыслей я очнулся и встрепенулся:
"О боже, о чём я думаю сейчас,
и что прочёл за этот час?
Я ничего не помню!"
И я решил:
«Вот завтра всё потихоньку разузнаю
и подберу момент,
когда бежать и как сбежать наверняка, узнаю».

С такими мыслями ушёл я отдыхать.
Но долго я лежал, не мог заставить себя спать,
и только лишь под утро,
которое условно можно так назвать,
(я здесь не видел солнца),
я вроде бы уснул,
надеясь, что проснусь,
и это будет лишь кошмарный сон.
Уйдёт он прочь,
как эта тёмная и злая ночь.
Но нет, то был не сон,
и эту правду надо мне принять.
Я долго этого не мог понять.

То утро, следующее, я проспал
и трапезу, конечно, прозевал.
Меня не стали не вовремя кормить,
пришлось голодным на работу выходить.
Со временем я четко понял,
что дисциплину здесь не избежать,
все правила придётся выполнять.
Чтоб осмотреться, сил набраться,
то доведётся здешнему режиму подчиняться.
Пусть только нервы не сдадут, я буду ждать,
и выход с этой ситуации безумной всё-таки искать.

А вечером, после трапезы очередной,
опять мне дали ту же книгу и велели:
"Читай внимательно и разбирай прочтённое тобой".
Я стал читать, но ничего опять не понимаю,
ведь в мыслях о побеге я витаю.
Что в книге той написано я только вижу,
но разумом, я ничего не принимаю и не слышу.

Так время быстро пробежало;
и день за днём был одинаков от конца и до начала.
Но каждый день я про побег не забывал,
и вот настал тот час, когда я убежал.

Бежал я долго, быстро, далеко,
и ноги от усталости уж заплетались давным-давно,
но не было селенья никакого на моём пути.
Я, наконец, остановился,
не зная, дальше куда идти.
И обессиленный, голодный, злой
побрёл я по дороге той,
которая знакомой показалась мне.
Я не ошибся
и вышел буквально к самому себе.
Уж ночь стояла на дворе,
я потихоньку поплелся в дом,
который на окраине стоял, ну прямо, как фантом.
Зашёл, упал и только лишь подумал:
"Хотя бы завтра я не проспал".

Всю ночь я дёргался, замерз,
ведь печь не топлена была.
Меня не покидала мысль одна:
«За мной никто не гнался?
И почему-то я опять сюда пришёл,
не потерялся?»
Я рано встал, практически не спал;
болели руки, ноги, и после ночи я так устал,
но к трапезе, утренней, не опоздал.
Весь предыдущей день пробегал и ничего не ел,
за это время отощать успел.

Прошло ещё немного дней,
но мысли о побеге меня не покидали.
Вот завтра надо ученье закончить поскорей
и бежать! Бежать мне надо ночью, чтоб не догнали.
Я сделал так, как и задумал;
всю ночь бежал я, словно зверь;
и думал: «Побег удастся мне теперь».

Погони не было за мной,
никто, нигде чужой
вокруг не объявлялся,
и это странным показалось мне.
С дороги сбиться я боялся.
Вот поле, я пробежал его по ледяной росе,
а тут и утро наступило;
и вскоре,
я снова оказался на проклятой тропе.
Она меня, как мальчика, водила
к той крыше и трубе,
которые я ненавидел и во сне.
И я не выдержал, заплакал,
зашёл в жилище и упал.
Выходит, все дороги здесь заплетены?
И где бы ты ни шёл, к тебе же самому ведут они,
как будто заколдован ты вокруг одной тропы.

Тогда я этого ещё не знал,
поэтому ещё раз пять бежал.
Никто меня за это ничем не устрашал,
но тот седоволосый и молодой мужик,
который первый раз мне наставления давал,
опять мне разъяснения прочитал:
"Последний раз тебе напоминаю,
бежать отсюда бесполезно!
Чтобы попасть обратно в тот мир людской,
надо пройти чистилище душой
и знаний много обрести,
отсюда ты обязан большой багаж учений унести.
А там в том мире равнодушном,
давно забыли о тебе.
Там люди делают дела
и не волнует их особо чья-нибудь судьба.
Когда туда ты попадешь обратно никто не знает,
и где окажешься никто не представляет,
но это всё ещё не скоро состоится;
я вижу, пока ещё не понял ты,
зачем тебе пришлось здесь очутиться. 
А возвращение твоё без знаний багажа,
поверь мне, может так и не случиться.
Ещё деталь одна –
здесь наше время,
а там людское – они не совместимы,
поэтому не думай о близких и друзьях,
скорей всего потеря их, на возвращения момент,
уж будет точно невосполнима".

Я долго над его словами размышлял
и понял, что чем больше буду знать,
чем больше буду я работать, учиться
и новые науки постигать,
тем быстрей мечта моя осуществится
и тем быстрей, в тот мир людской,
сумею возвратиться.

И я старался, я познавал всё новые науки,
и было мне уж точно не до скуки.
По знаниям, которые я приобрёл,
мне равных не было.
Какие книги я  почёл!
Какие истины познал!
И сколько не ведомо до селе мне узнал!
В них было собрано всё достояние ума людского,
и были там знания иные, происхождения неземного.
Работал много, практически мне не хватало дня;
я чувствовал, ещё немного, и выпустят меня.
И я уже всё больше представлял,
как в мире том, людском,
я буду смысл новой жизни объяснять,
и как я буду знания свои передавать.
Но я опять всё также ошибался,
мои старания меня же наказали,
ещё одну мне веху сверх знаний указали.

Пройдя сквозь непосильный труд и тернии науки,
выдерживая все ограничения и муки,
впервые я задумался:
«Ведь сколько в жизни той
встречался я с толпой людской,
которой кто-то что-то объяснял
и даже поучал.
Быть может, люди те, которые всё знают,
духовно учат нас и просвещают,
прошли ученье здесь?
Они потратили немало сил,
вели свой скудный образ жизни,
чтобы так много уметь и знать
и постараться нам всё это передать.
Но почему тогда на них так мало внимание обращают,
и почему трибуну им большую не предоставляют?
Они ведь столько знают!»

Мы все в людском быту спешим
и множество проблем, несправедливостей
заметить просто не хотим.
Нельзя так нам беспечно жить
и только потребителем для жизни быть.
Всегда всему конечный есть предел,
не может это продолжаться вечно,
нельзя ведь строить жизнь нам как попало,
как захотел,
и к дому своему – Земле так относиться бессердечно.
Планета наша устала и больна,
вы скажите: "Не наша здесь вина".
Но нет! Мы в этом  виновны сами!
Да сколько ж можно нам играть словами,
не делая для возрождения ничего,
а только потребляя, потребляя,
уничтожая фактически её.

Не знаю, когда я, люди, к вам приду,
но так хочу быстрее отвести беду.
Хочу народ Планеты разбудить,
его сознание к великой цели возродить;
ведь нас гораздо больше, чем тех, других,
кто в замках и на островах жирует,
кто беспощадно жизнь Земли ворует,
кто кости со стола нам под ноги  бросает,
и трудовой народ до нитки обдирает.
Они не боги, они лишь ими стать хотят,
чтоб захватить всего и вся,
и ценность жизни  человека растоптать.
Но мы поднимемся, я верю,
не зря я здесь учусь и постигаю ту истину большую,
что сам Вселенский разум не раз уже проверил.

Ведь сколько нам  давали право
людьми по-настоящему всем вместе стать,
а мы твердим и делаем упрямо,
что  в жизни этому, ну просто, не бывать.
Чтобы не быть рабами,
вначале надо научиться доброте
и соучастию в чужой беде.
Нельзя смотреть на мир закрытыми глазами,
дела все делать надо так  справедливо, как себе.

Ну, почему мы допускаем,
какой-то мрази миром править?
И почему мы тихо разрешаем нас унижать
и жизнь такую позволяем, что скоро нас задавит.
Все видят беспредел,
но отчего-то нет таких людей,
которые весь этот хаос остановят.
А я скажу:
«Всё от того, что каждый закрылся в своём доме».

А наших Устроителей ещё так мало,
и чтобы победить нам,
всем миром жизнь переосмыслить надо.
Задумайтесь над этим, люди,
пока не поздно, пока живём.
Вот выдалась мне редкая возможность
отправить этот сказ инкогнито,
для тех, кто трудится, живёт с добром.

Тому к кому он попадет,
прошу ему дать ход.
Пусть люди знают, что есть такие силы,
что истину добра и справедливости  постигли.
Они научат думать, дадут надежду, поселят веру,
что жизнь прекрасной будет,
если её все вместе по законам Высшим строить будем.
И вывод главный я всё-таки скажу:
"Живя в общине той,
я понял смысл жизни,  а он простой –
живи во благо всему живому
и главное не навреди!
Учись не только любви и состраданию, 
но твёрдости, разумности и созиданию.
И только так с добром вперёд иди!"

Ко мне случайно этот искренний рассказа попал
и я его даю читать всем тем,
кто веру, в жизнь светлую, не потерял.
А жизнь та новая от нас зависит
и главный её лозунг – справедливость,
в законах Высших свободно дышит,
и каждого проблему видит.
Она перевернёт мышление твоё и моё,
и общее благополучие людей Земли
над всем превысит.
Не будет нищих и бездомных,
и каждый друг другу будет ровня.
Работать будут все, без исключения,
и благо приносить в наш общий дом
станут с великим наслаждением.
Всем будет счастливо и радостно на этом свете
и будут нашей жизни рады на любой другой планете:
"Смотрите! Земляне опомнились,  точно!
Всю Землю убрали, украсили срочно,
очистили реки, равнины, леса и поля
от разных отходов и всякого мусора.
Освободили души свои от скверны,
не посылают в Космос мыслей
гнилых, порочных, неверных,
а это значит,
что над Землёй встаёт счастливая заря,
и люди потрудились вовсе не зря!»

Вновь засверкает родная Планета
зеленью лесов и полей,
голубизной озер, рек и морей.
Звери и птицы к людям придут,
в знак благодарности, свои дары принесут.
Все народы планеты Земля –
белые, чёрные, жёлтые станут родными,
как её дочери и сыновья.
А чтобы выполнить такую большую работу
надо много знать
и жить с великими целями и общей заботой:
победить на Земле все болезни;
сердца очистить от зависти и лести;
избавиться от лжи и обмана;
неверности, жадности и всякого дурмана.
Набраться терпенья,
уверено двигаться к цели
и уничтожить эру бездумного и бездушного потребления.
Учиться, работать и учить такому уменью новые поколения.
И если человечество, всем миром,
такую жизнь захочет,
то пусть каждый с себя самого начнёт
и о своих праведных делах и мыслях похлопочет.
Друг друга надо слышать, идти на компромисс,
и уничтожить нечисть и дьявольских крыс.
Разумно надо думать, во имя справедливости дарить добро.
Да, это трудная  работа, и делать её нелегко.
Зато все будущие поколения вам скажут:
" Эти люди прожили жизнь свою не зря!
Они открыли Новую Эру для всего Человечества,
за это им низкий поклон, дорогие друзья!»
               
И это были последние слова простого Устроителя,
кто жизнь свою великой цели и идее посвятил,
того, кто душу человека возродил.
Членов своей общины он не предал,
а Устроителями новой жизни их назвал.
Они здесь где-то рядом, среди нас,
и очень жаль, что до сих пор мы их не слышим,
вот так же, как сейчас.