Обзор 7 января. Что же такое верлибр?

Сегодня - 8 января (последний день январских практик/подведение итогов)
Надеюсь и участникам и заглянувшим было интересно наблюдать за этим действом.
К данным практикам (в январе) будет еще несколько приложений (кому это интересно, заглядывайте на данную страничку).

Всем спасибо


Обзор 3 января http://www.stihi.ru/2019/01/04/3939   
Обзор 4 января http://www.stihi.ru/2019/01/05/2580   
Обзор 5 января http://www.stihi.ru/2019/01/06/1923
Обзор 6 января http://www.stihi.ru/2019/01/07/4447

Диалоги 1 - http://www.stihi.ru/2018/12/21/4437   
Диалоги 2 - http://www.stihi.ru/2018/12/25/2974   
Диалоги 3 - http://www.stihi.ru/2018/12/25/2992   
Диалоги 4 - http://www.stihi.ru/2019/01/03/8522   
Диалоги 5 - http://www.stihi.ru/2019/01/03/8700




Иван Иванченко

Хорошо, что исчезают сомневающиеся в том, что верлибр на славянских языках это тоже поэзия.
Позвольте вставить свои пять копеек.

Для себя делю любую стихотворную форму на три категории, по степени наличия в ней поэзии. Под которой понимаю высшую форму красоты. Широкое определение, но нравится.

1. Автологически составленные тексты с чётко видимой сюжетной линией, почти без троп и прочих украшательств. Поэтики в них не больше, чем в обычной прозе.
2. Тексты со значительным использованием образного языка, сюжетная линия на первом плане. Образность используется большей частью для точной поддержки формы. "Закадровое" содержание, "задний план" едва обозначен или отсутствует.
Поэтика присутствует, в значительной степени.
3. Тексты на основе языка образов. Явной сюжетной линии может не быть вовсе, или она многоплановыая, многоуровневая, часть скрыта от "прямого чтения".
Поэтика - на максимуме.
Во всех категориях могут быть плохие, посредственные и хорошие произведения.
Категории "жанрозависимы".

С этой точки зрения и рассматриваю любую стихотворную форму, которая встречается. От силлабо-тонической "классики" до зауми, от верлибра до визуальной формы. К какому классу отнести тот или иной поэтический труд, можно и не морочиться. Это удел спецов-филологов.
В нескольких словах моностиха может быть столько поэтики, что иные многостраничные опусы поблекнут и развеются ветром.

Надо ли учиться ремесленной, технической части поэзии?
Да.
По формуле: "очень хорошо выучить и забыть".

Опять же, для себя, определил "классику" как стихотворную форму, в которой содержание подгоняется под стандартные формы. Коих множество.
Верлибр, или "свободная форма" выбирает форму для конкретного содержания.
В этом вижу принципиальную разницу между ними.
Авангардные стили автоматически попадают в категорию "свободы".



Нина Баландина

Верлибр раскрепощает, дает свободу. Позволяет видеть и чувствовать сразу в нескольких измерениях.
Что самое интересное для меня: написав его, я ощущаю произошедшие во мне изменения. На некоторое время я становлюсь более чуткой, внимательной,
более богатой на ощущения.

***
Тихо. Так тихо, что не слышно,
Как переговариваются подземные реки,
Как прижимаются друг к другу
Будущие крылья бабочек,
Как отмеряет время маятник,
Ни разу не запнувшись,
Чтобы быть рядом:
Слишком близко,
Чтобы узнавать друг друга,
Слишком тесно,
Чтобы было можно дышать...-
И тихо. Так тихо,
Чтобы себя помнить снегом,
Новым годом,
Собою.

***
Осень.
Белье на верёвках сохнет,
Испытывая наше терпение.
Дни - близнецами
В подернутых патиной зеркалах.
Время одно и тоже: поздно!

На перекрёстке
Зеленый уже не горит в светофоре.-
Повинуешься желтым и красным.

Ноги промокли.
Пора поворачивать к дому.
Как там наш компас,-
Выведет в нашу осень?

Как бы не перепутать свою и чужую...
Где нас не любят.

***
Осенью, как всегда затяжной от нескончаемых листопадов,
Потому что, если листопад закончится,
Это будет уже не осень - преддверье студеной поры:
Перекличка последнего с тем, что еще осталось.
Например, с кистью позднего винограда, таящего солнце.

Отсвет лета (обман городской) проникает в жилища,
Где бессонница вновь объясняет на пальцах
Уроки начальных классов: как не быть отстающим.
Просто будь и пиши свои вирши и счастье, говори о любимых,
Повторяй имена, адреса, - их не так уж и много.

Словно в двор проходной, ветра забиваются в капюшоны, там и гаснут.
Кто от кого ушел, кто к какому началу прибился.
Все ли дворник сегодня утром подмел следы поперек дороги? -
Вкривь и вкось направляли спешащих осенние боги - лужи.
Есть еще претенденты на царство дождя, непогоды?

Осенью, как всегда затяжной, чаще солнцем лучишься,
Подставив ладони птенцу запоздалого лета:
Просто клена листок, опознавший тебя среди неба.
... Кто же знает, что делать, если вся листва облетела,
А почки до края забиты весной наступившей.


***
…………………………….."Как хорошо, что нам не приходится убивать звезды."
………………………………………………………………………………….Старик и море
………………………………………………………………………………….Э.Хэмингуэй

Чаще всего звезды застревали в прорехах его сознания в виде рыб.
В зависимости от того, как Старик прищуривал глаза,
Насколько плотно смыкал ресницы,
Эти рыбы меняли свой облик.
Даже их отношение к подсматривающему могло меняться.
- Ну, и фартовый же ты, мужик,- слышалось ему.
И он остро ощущал тяжесть сети, втаскиваемой в лодку.

Иногда ему удавалось, подсмотрев сны,
Заснуть тихо и беспечально.
Но его мозг всегда был настороже:
И тогда Старик непроизвольно подносил руки к лицу,
Чтобы осязать, чувствовать запах, въевшийся в его ладони.

Не меньше тысячелетия они впитывали в себя
Эту смесь смолы и грубой веревки,
Вылощенных солнцем и солёной водой вёсел,
Запах пота от высыхающей у огня робы.
А когда его грудь вздымалась слишком высоко,
Он остро ощущал предательство своего тела,
И тогда его губы снова шептали "la mar".

И это могло обозначать все, что угодно,
И в тоже время всегда быть только Морем. Только им...
Чье присутствие выдавал любой шорох.
Скрип песка под сапогами.
Мальчик, ощущаемый исходящим от него теплом.
Настоянный на запахе морских водорослей воздух.

- Я здесь...
Я жду тебя...
И лучи звезд, проникающие сквозь веки,
Снова пробуждали у него надежду быть вместе.
Как хорошо, что нам не приходится убивать звезды,- думал Старик,
В очередной раз выходя в Море...

***
итак что хорошего в нашем с тобой королевстве
крепкие стены подвержены буре дыханья
верные слуги кто знает их истину-сущность
легкие змеи что в небо с тобой запускали
клады без счета о них мы забыли мгновенно
что же хорошего в нашем с тобой королевстве.

веточки цветущего жасмина тянутся в счастливые окошки
в новый год их снег напоминает а весной предчувствие любви
летом невозможность
столько счастья в белых мотыльках летящих к свету
осенью уверенность мы вместе

вот такое наше королевство о котором знаем только мы



Анна Иделевич 

***
Как ты мог увидеть высоко
не умозрительный простор
доступный только нам?
Шагнув в покинутость легко, один, блуждая по волнам,
до звездной, в вихре вьющейся…
Черт! Говорят, что стихи надо писать только, когда совсем невмоготу.
А я вполне могу не писать стихи. Лежать, уткнувшись лицом
вниз, в матрас, и думать о звездном забвении, синоним которому
равнодушие или пренебрежение. И думать о том, какая я культурная химера, не вписывающаяся ни в одно общество. Ощущающая себе чужой, где бы
я ни была. Я завидую людям с домом и родиной. Простыня
не пахнет ничем… И воздух в комнате ничем не пахнет. Ни мускусного, ни сладкого,
ни мятно-водочного. Какой-то пустотный вакуум.
Еще, лежать и вспоминать заголовки стихов.
«Он приходит и садится зверем у трона». Культурная
химера приходит и садится у трона моей диспропорциональной
неполноценности. Ха-ха.
«Мой ангел». Знаешь, где бывают ангелы? В раю.
Сначала ты убил меня, а потом назвал ангелом.





Фрагмент из критики (Собиратель Гербариев Лунных или Рихард Мор 2)

4- стопный ямб, он и в Африке 4- стопный ямб. И заговаривать его не нужно. Начинать им писать верлибр, в некоторой степени, ВЕРХ ОСТРОУМИЯ (выделение ред.).

Ответ (подборка текстов из мартовских практик 2018 года)
.
или
.
Темперация (от лат. temperatio — соразмерность,) — небольшое отклонение от текстовых интервалов, изменяющее первоначальное звучание текста.


***
.
.
………………………………………………………………..пальцы
………………………………………………………………..чувствуют
………………………………………………………………..холод
………………………………………………………………..перезревшего
………………………………………………………………..снега
………………………………………………………………..после
………………………………………………………………..покаяния
………………………………………………………………..в Слове
.
.
белый чистый лист
и я, греющийся у огня, думающий о весне разное
и этот снег, ставший мёртвым и слепым в одночасье
.
серый дым, стелющийся вдоль дорог
между одиноких строк
.
.
*** море
.
пена. берег
кто назвал море – черным?
море – боль чёрных палуб
море – даль безутешных
море – соль имени
и голос скал, брошенных в моё окно
.
море – рана
.
кто бы знал, как кричит во мне оно, чёрное до дна
я – мал, чтобы жить.
я стар любить черное в себе самом море
даль и черный дом
.
.
** больше не звони
.
больше не звони
гудки в телефоне и капель за окном
.
.
весна
.
и облака
и птичья трель где-то рядом
.
где-то край лужи и земли
.
забудь обо мне
.
о том, что ждет что-то впереди
что путь обрывается на мне
как и скрип ночных ворот
.
.
*** утро
.
знаешь
это утро я вынул из печной золы,
в старом доме,
где полы были грязными
и луч солнца шел по ним, боясь измениться.
ты и я – две страницы разных книг об одном и том же.
я
закрываюсь первым
ты
рядом
остаешься жить
.
.
*** сон
.
апельсин похож на сон солнца.
говоришь: люблю солнце,
апельсин… и звон
храмовых колоколов
поутру, и по весне…
а ещё звенит капель под окном
и тает снег так легко,
как будто он старый ангел
и ему всё известно,
даже сон солнца,
падшего во тьму.
.
.
*** темнота
.
Кованная темнота – графика, где стон и лёд, треснувшие в зеркалах отражения. Полёт бабочки пересечён ночью и решёткой, и восковой рукой. Огонь ищет книжника, а он – газовые фонари, имена с гробниц, флакон с радугой, клепсидру без греческой воды, озон из разверзшихся небес, падающий в темноту, скованную льдом во мне.
.
.
*** птицы
.
птицы.. птицы..
повтори это слово сотни раз и услышишь тихий стон неба,
повтори его миллиарды раз и сам станешь птицей.
промолчи и тогда поймешь что нет ни тебя, ни слов, ни птиц…
.
.
*** когда строки стихотворения прорастают словами
.
Прорастают.
.
Ищут путь. К свету. В свет.
.
Что им до нас жадных, мерзких?..
.
Силуэт старой леди в поздний час осыпается на снег.
.
А ответ?
.
Ответа нет ни в прошедшем, ни в весне, ни внутри стихов.
.
Лишь тень строчек пеленает день…
================================================ 
Послесловие
Тексты, которые вы до этого читали, написаны мужским четырехстопным хореем.

*** сон (например)

апельсин похож на сон
солнца. говоришь: люблю
солнце, апельсин…  и звон
храмовых колоколов
поутру, и по весне…
а ещё звенит капель
под окном.. и тает снег
так легко, как будто он
старый ангел и ему
всё известно, даже сон
солнца, падшего во тьму.



================================================ 

НИКИТА БРАГИН (Антиквар)

ВЕРЛИБР  http://stihi.ru/2007/10/13/1597


Перебрав все возможные виды метрической организации текста, мы незаметно приблизились к проблеме, которую вкратце можно обозначить так. Является ли метрика неотъемлемой составляющей стихов? Возможны ли «неметрические» стихи? И чем, собственно, стихи отличаются от прозы?

Двигаясь от силлабо-тоники к акцентному стиху, мы видели, как во все большей мере расшатывается метрическая структура, как постепенно ослабевает ее роль в общей архитектуре стиха, и как все большее значение («скрепляющего состава») приобретает рифма. Но что же случится, если метрическая структура исчезнет окончательно, и вместе с ней пропадет рифма?

***
Она пришла с мороза,
Раскрасневшаяся,
Наполнила комнату
Ароматом воздуха и духов,
Звонким голосом
И совсем неуважительной к занятиям
Болтовней.

Она немедленно уронила на пол
Толстый том художественного журнала,
И сейчас же стало казаться,
Что в моей большой комнате
Очень мало места.

Все это было немножко досадно
И довольно нелепо.
Впрочем, она захотела,
Чтобы я читал ей вслух `Макбета`.

Едва дойдя до пузырей земли,
О которых я не могу говорить без волнения,
Я заметил, что она тоже волнуется
И внимательно смотрит в окно.

Оказалось, что большой пестрый кот
С трудом лепится по краю крыши,
Подстерегая целующихся голубей.

Я рассердился больше всего на то,
Что целовались не мы, а голуби,
И что прошли времена Паоло и Франчески. (Блок, 1908)

Это стихотворение Блока не имеет рифмы и не обладает метрической организацией. Если его записать без разбивки на строчки, мы будем воспринимать его, как прозу:

Она пришла с мороза, раскрасневшаяся, наполнила комнату ароматом воздуха и духов, звонким голосом и совсем неуважительной к занятиям болтовней. Она немедленно уронила на пол толстый том художественного журнала, и сейчас же стало казаться, что в моей большой комнате очень мало места. Все это было немножко досадно и довольно нелепо. Впрочем, она захотела, чтобы я читал ей вслух `Макбета`. Едва дойдя до пузырей земли, о которых я не могу говорить без волнения, я заметил, что она тоже волнуется и внимательно смотрит в окно. Оказалось, что большой пестрый кот с трудом лепится по краю крыши, подстерегая целующихся голубей. Я рассердился больше всего на то, что целовались не мы, а голуби, и что прошли времена Паоло и Франчески.

И что же получается? Оказывается, деление на строчки имеет определяющее значение – текст, разбитый на эти строчки (собственно, называемые «стихами»), является стихотворным (вряд ли кто-то станет утверждать, что приведенный текст Блока – не стихи), текст же, записанный абзацами, становится прозаическим, и начинает так восприниматься, даже, если в нем есть рифма и метр…

Именно такой смысл вкладывают в понятие стиха специалисты. Вот что пишет по этому поводу М.Л.Гаспаров: «Слово «стих» по-гречески значит «ряд», его латинский синоним «versus» (отсюда «версификация») значит «поворот», возвращение к началу ряда, а «проза» по-латыни значит речь, «которая ведется прямо вперед», без всяких поворотов. Таким образом, стихи – это прежде всего речь, четко расчлененная на относительно короткие «ряды», отрезки, соотносимые и соизмеримые между собой. Каждый из таких отрезков тоже называется «стихом» и на письме обычно выделяется в отдельную строку».

Теперь вернемся к стихотворению Блока, и определим, как же называется эта стихотворная форма? Верлибр – это слово, вынесенное в заглавие, является русской калькой с французского vers libre, что означает «свободный стих». Стих, свободный от рифмы, метрической структуры, свободный от правил:

Нечто, стирающее границу
Между стихами и прозой.
Диспропорция побеждает симметрию,
Раскованность заменяет гармонию,
Музыка слышится между строк,
Неровных и нервных, -
Сердечная аритмия века. (Хелемский, 1970)

Приведенное стихотворное «определение» верлибра Якова Хелемского вызывает у меня двойственное чувство. С одной стороны, верлибр не обязательно дисгармоничен (вспомним Блока!), с другой же – здесь есть ключевые слова – «музыка», «аритмия».. Аритмия – это частный случай ритма. Стихотворный ритм отчетливо слышится в лучших образцах верлибра:

Во мгле потонули крыши;
Колокольни и шпили скрыты
В дымчато-красных утрах,
Где бродят сигнальные светы.

По длинной дуге виадука
Вдоль тусклых и мрачных улиц
Грохочет усталый поезд.
Вдали за домами в порте
Глухо трубит пароход.

По улицам душным и скучным,
По набережным, по мостам
Сквозь синий сумрак осенний
Проходят тени и тени -
Толпы живущих там.

Воздух дышит нефтью и серой,
Солнце встает раскаленным шаром,
Дух внезапно застигнут
Невозможным и странным.
Ревность к добру иль клубок преступлений, -
Что там мятется средь этих строений,
Там, где над крышами черных кварталов
Тянутся ввысь на последней мете
Башни пилонов, колонны порталов,
Жизнь уводящих к огромной мечте?

О, века и века над ним,
Что так славен прошлым своим, -
Пламенеющим городом, полным,
Как и в этот утренний час, призраков!
О, века и века над ним
С их огромной преступною жизнью,
Бьющей - о, сколько лет! -
В каждое зданье, в каждый камень -
Прибоем безумных желаний и гневов кровавых! (начало стихотворения Э.Верхарна «Душа города», в переводе М.Волошина, 1919)

Здесь – тяжелый и сумрачный ритм большого города, вечернее судорожное дыхание заводских труб, движущейся массы людей, дальнего грохота товарного состава – сложное симфоническое звучание (альты, виолончели, фагот… приглушенные звуки контрабаса и ударных). А вот еще пример:

Серая травка

Полынушка, полынушка,
тихая травка,
серая, как придорожная пыль!
К лицу подношу эту мягкую ветку,
дышу - не могу надышаться,
как невозможно наслушаться песней
о самом любимейшем на земле.

Кто ее выдумал?
Какому поэту, какому художнику
в голову мог бы прийти
этот ослепительный запах?

Сухая межа в васильковом уборе;
жаворонок,
трепещущий в синей, теплой струе,
полузакрывши глаза
и солнцу подставив серую грудку;
зноем приласканные дороги;
лодки медлительных перевозов,
затерянных в медоносных лугах;
и облака кучевые,
подобные душам снежных хребтов,
поднявшихся к небу -
все в этом запахе,
в горьком духе полыни.

Когда я умру,
положите со мною, вместо цветов,
несколько этих волшебных веток,
чтобы подольше, подольше чувствовал я
радость смиренномудрой земли
и солнечной жизни.
Не позабудьте! (Д.Андреев, 1950)

Легкое, нежное, воздушное звучание – арпеджио, либо фортепьянное, либо арфическое. И ритм, совершенно иной, но опять-таки неповторимый ритм стихов. Вот и весь секрет верлибра. Напишите без рифмы и метра – но напишите так, чтобы не было сомнения – сочинились стихи. Это и легко, и трудно, все равно, как летать без крыльев…

Из наиболее известных поэтов в XIX веке верлибром много писал У.Уитмен, на рубеже XIX – ХХ веков – Э.Верхарн, а в ХХ веке верлибр стал наиболее распространенной формой в мировой поэзии. Везде, кроме России… В русской поэзии верлибр до сих пор «не прижился», у нас нет собственных «классиков» верлибра (а если и есть – они мало кому еще известны), большинство русских поэтов тяготеет к стихам метрическим, желательно – рифмованным (белый стих используется сейчас сравнительно редко). Причина этого явления не вполне ясна, и могла бы составить тему целого исследования. Но это есть, и это надо принять как данность.

Приведу в заключение собственное стихотворение, написанное верлибром (http://www.stihi.ru/2006/02/15-1366):

Концерт

Ты пела в холодном ангаре
авианосца,
стоявшего серой скалой
на пасмурном рейде
Скапа-Флоу.

Ты пела - и сотни глаз
следили за лёгким движением
тонких рук,
любуясь твоим открытым лицом,
цветком улыбки.

И каждый - девочкой милой
тебя узнавал,
кто доченькой, кто сестрёнкой,
поющей сквозь даль времён
нежную песню.

В те годы простой кочегар
и грубый докер
умели тебе внимать
не хуже, чем выпускник
Итона...

И тяжкий чугун их дум,
объятый жаром,
стекал, ручейками света
переполняя
золото их сердец...

Величие той эпохи
не в монументах,
не в гордой броне орденов,
а в той любви,
что смели чувствовать люди,

кому оставалось жить
совсем немного,
кому на гроб не придут
ни доченька, ни сестрёнка,
ни даже мама,

кому поминальную песню
поёт норд-вест,
когда наступает осень,
и моря седые косы
вьются по чёрным скалам
Норд-Капа...

Музыка – вот, как мне кажется, то, что становится «опорой», «движителем» верлибра – когда не стало ни метра, ни рифмы. Легко написать без них текст – но не стоит обольщаться этой легкостью, потому, что музыку услышать и передать – трудно.



ОЛЕГ ФЕДОТОВ

ОДНАКО, ЭТО НЕ ВЕРЛИБР (http://stihi.ru/2018/02/28/785)


МИХАИЛ КУЗМИН. Александрийские песни: Вступление


Вечерний сумрак над теплым морем,
огни маяков на потемневшем небе,
запах вербены при конце пира,
свежее утро после долгих бдений,
прогулка в аллеях весеннего сада,
крики и смех купающихся женщин,
священные павлины у храма Юноны,
продавцы фиалок, гранат и лимонов,
воркуют голуби, светит солнце,
когда увижу тебя, родимый город!

1905-1908
 
Однако, это не верлибр, а вольный тактовик с чередованием иктов от 1 до 6, анакруз от 0 до 3 и эпикруз, преимущественно односложных, с эпизодическими вариациями в 0, 2 и 3 слога. «С верлибром у нас отношения сложные», справедливо писал в своем одноименном стихотворении Яков Хелемский (См.: «Знамя», 1970. № 11), и продолжал: «многие его недолюбливают, / иные поругивают. Я сам — сторонник певучих стихов...». Чуть позже он дает свое метапоэтическое определение верлибра: ;
Нечто, стирающее границу;Между стихами и прозой.;Диспропорция побеждает симметрию,;Раскованность заменяет гармонию,;Музыка слышится между строк;Неровных и нервных, — Сердечная аритмия века…;
И в самом деле, долгое время верлибр, или свободный стих, считался чуждым, совершенно несвойственным русской поэтической традиции явлением. Не случайно явным предпочтением пользуется французский синоним vers libre, а не его русский эквивалент. На Западе верлибр распространен чрезвычайно широко. Всемирной известностью пользуются такие классики свободного стиха, как Уолт Уитмен, Назым Хикмет, Луи Арагон, Жак Тревер, Томас Элиот, Пабло Неруда… У нас столь крупных имен нет. Однако проблема верлибра есть и стоит она достаточно остро.; Наиболее убедительно, как уже отмечалось, о верлибре писали сами поэты. Роберт Фрост сравнивал сочинение стихов в форме верлибра с игрой в теннис… без сетки. А в самом деле, попробуйте, это гораздо труднее. Еще остроумнее парадоксальное рассуждение английского поэта Гилберта К. Честертона, заметившего, что «свободный стих, как и свободная любовь, это противоречие в терминах: если стих. то уже не свободный, если свободный, то уже не стих...».
Научные определения верлибра ориентированы, в основном, на то, что в нем значимо отсутствует: нет рифмы, нет метра, нет строгой ритмической организации. А что же есть? От чего не свободен свободный стих? Только от двойной сегментации текста: членения речевого потока на графически или акустически выделенные отрезки, стихотворные строки, стихи (стиховые ряды) в терминологическом смысле этого понятия. Все остальные признаки могут присутствовать в тексте факультативно, непредсказуемо появляться и столь же непредсказуемо исчезать. Как, к примеру, в стихотворении Давида Самойлова, соответствующим образом и озаглавленного:

СВОБОДНЫЙ СТИХ

Профессор Уильям Росс Эшби
Считает мозг негибкой системой.
Профессор, наверное, прав,
Ведь если бы мозг был гибкой системой,
Он бы прогнулся, как лист жести, –
От городского шума, от скоростей,
От крика динамиков, от новостей,
От телевидения, от похорон,
От артиллерии, от прений сторон,
От угроз, от ложных учений,
Детективных историй, разоблачений.
Прогресса наук, семейных дрязг,
Отсутствия денег, актерских масок,
Понятия о бесконечности, успеха поэзии,
Законодательства, профессии,
Нового в медицине, неразделенной любви,
Несовершенства.

Но мозг не гибок. И оттого
Стоит, как телеграфный столб,
И только гудит под страшным напором.
И все-таки остается прямым.
Мне хочется верить профессору Эшби.
И не хочется верить писателю Кафке.
Пожалуйста, выберите время,
Выключите радио, отоспитесь,
И почувствуйте в себе наличие мозга,
Этой мощной и негибкой системы.
Верлибр – пограничное явление, последнее звено в цепи, которую составили бы системы современного русского стиха, выстроенные в порядке убывания строгости метрической организации:

1)система двусложных метров альтернирующего ритма: хорей и ямб;

2)трехсложники: дактиль, амфибрахий и анапест, а также трехсложники с вариацией анакруз (лермонтовская «Русалка»);

3)дольники как своеобразный гибрид трехсложников и двусложников, с междуиктовыми интервалами в 1/2 слога;

4)две разновидности тактовика: с междуиктовыми интервалами 0/2 слога или 1/3 слога;

5)акцентный или чисто-тонический стих;

6)полиметрические композиции как синтез всех предыдущих модификаций в пределах одного стихотворения;

7)наконец, свободный стих.
 
Далее следует проза.

Вытянуть все имеющиеся в наличии системы стихосложения в одну линию по мере убывания строгости метрической организации едва ли возможно: в лучшем случае это будут две линии – одна на основе горизонтального ритма, другая – вертикального. Будут ли они параллельны, или составят два луча одного угла, или модифицируются в нечто вроде «множества гребешком с зубьями разной длины, в разных плоскостях, под разными углами сцепившихся друг с другом» (Кормилов С.И. К формально-типологической систематизации нового русского стиха // Филология. Вып. 3. М., 1977. С. 140), сказать со всей определенностью пока трудно.
Итак, верлибр представляет собой систему стихосложения, не имеющую ни регулярной рифмы, ни регулярного изосиллабизма, ни регулярной омотонии, однако каждый из этих признаков стиховой урегулированности может функционировать окказионально, от случая к случаю, поддерживая основной постоянный признак – членение речевого потока на стихи. В каждом конкретном случае (на уровне отдельного стихотворения) верлибр представляет собой систему организацию ритмических средств для одноразового использования. Можно также выделить верлибр как индивидуальную систему того или иного автора, отражающую его представления о правильном и неправильном стихе. Вполне реальную величину являют собой и национальные формы верлибра, складывающиеся в зависимости от обстоятельств эволюции стиховой культуры того или иного народа. Наконец, верлибр как система стихосложения вообще вмещает в себя все возможные ритмические вариации всех возможных систем стихосложения, при условии, что ни одна из них не выбивается в самостоятельный закон.

Многосистемность в верлибре смыкается с бессистемностью.



ЮРИЙ ОРЛИЦКИЙ

РУССКИЙ ВЕРЛИБР: МИФЫ И МНЕНИЯ (Опубликовано в журнале: Арион 1995, 3)

Пожалуй, ни одно явление современной стихотворной культуры не порождало столько споров, сколько русский свободный стих (верлибр). Поэты, критики и литературоведы дискутируют обо всем - от происхождени русского верлибра и его "возраста" до уместности самого этого термина. Вместе с тем, в современной науке о стихе, опирающейся на труды ученых 1910-20-х годов (в первую очередь, Юрия Тынянова) сложился достаточно четкий историко-типологический подход к свободному стиху. Это тип стихосложения, дл которого характерен последовательный отказ от всех "вторичных признаков" стиховой речи: рифмы, слогового метра, изотонии, изосиллабизма (равенства строк по числу ударений и слогов) и регулярной строфики.
Понимаемый таким образом, верлибр мог возникнуть только в высокоразвитой национальной системе стиха, каковыми и были в ХIХ веке немецкое и французское, а в начале ХХ-го - русское и англоязычное стихосложение. При всем внешнем типологическом сходстве различных дописьменных форм стиха (в первую очередь - так называемого молитвословного) с современным верлибром, следует признать, что исторически это совершенно разные явления. Устный, фольклорный "предверлибр" сложился до трехвековой традиции "несвободного" русского стиха, а современный - вырос из него. Он возник путем постепенного отказа поэтов от внешних признаков стиховой речи по мере того, как они переставали быть необходимыми и для самих авторов, и для их все более и более искушенных читателей.
Надо сказать, что отдельные произведения, весьма "похожие" на верлибр, встречаются в русской поэзии и в ХIХ, и даже в ХVIII веке. Так, в 1747 году А.Сумароков публикует в своей книге стихотворных переложений псалмов 19 текстов, снабженных подзаголовками "точно как на еврейском" - с точки зрения современного исследователя они выглядят вполне полноценными верлибрами. Много стихотворений без рифмы, метра и других традиционных механизмов урегулировани речевой структуры находим у поэтов ХIХ века, переводивших немецких или французских авторов или, в свойственной той эпохе манере, вольно подражавших им: у М.Михайлова, А.Фета, И.Тургенева. Наконец, в 1840 году Николай Языков в шуточном стихотворении "Когда б парнасский повелитель..." проделывает эксперимент, чрезвычайно популярный и у сторонников, и особенно у противников свободного стиха в ХХ веке: записывает рифмованную метрическую часть своего послания в виде прозы, а лишенную внешних признаков стиха - в "столбик", то есть верлибром.
Все эти, как и другие подобные примеры, объединяет, однако, общая черта, которую современный стиховед Сергей Кормилов предложил называть маргинальностью: они находятс как бы "на полях" литературного развития - в переводах, переложениях, пародиях, шуточных стихах.
То же можно сказать и о первых опытах свободного стиха середины века: у В.Брюсова, К.Бальмонта и М.Кузмина они появляются в первую очередь в форме вольных подражаний иноязычной поэзии, у А.Добролюбова, Л.Семенова и того же Кузмина - в виде прямой имитации народного духовного стиха, у Н.Рериха - в стихотворениях, аккумулирующих "восточную" мудрость и т. д. Однако тогда же возникают и первые образцы чистого, лишенного всякого оттенка маргинальности верлибра у Блока, Гиппиус, Сологуба, Каменского, Хлебникова, Гуро, Крученых... Проще, наверное, перечислить поэтов Серебряного века, кто ни разу не обратилс к свободному стиху, чем тех, кто так или иначе попробовал его вкус.
В 1920-30-е годы русский верлибр разделил драму, общую для многих явлений нашей литературы: сначала был объявлен "правоверной" формой "пролетарского" искусства, а затем, в период "учебы у классиков", - продуктом разложения искусства буржуазного, что поставило его, по сути дела, вне закона. Поэты, плодотворно и интересно работавшие в середине века с этой формой стиха - Д.Хармс, С.Нельдихен, В.Мазурин, Г.Оболдуев - оказались практически вычеркнутыми из живой литературы.
Только в конце 1950-х - начале 60-х годов свободный стих вновь выходит из подполья. Правда, ненадолго: официальный идеологический запрет с него, вроде бы, снят, однако продолжает действовать ничуть не менее строгий редакторский, вкусовой барьер. Редкие публикации свободных стихов В.Бурича, В.Солоухина, К.Некрасовой, Н.Рыленкова сопровождались резко отрицательной официальной критикой - несмотр даже на то, что в те же годы, не афишируя этого, публикуют свои "опыты верлибра" такие мэтры советской поэзии, как Н.Ушаков, И.Сельвинский, К.Симонов, Е.Винокуров, Д.Самойлов, Б.Слуцкий, А.Вознесенский, Л.Озеров, О.Шестинский, В.Боков, А.Яшин - как видим, авторы самых различных творческих ориентаций.
"Время верлибра" (термин, подсказанный одноименным стихотворением московской поэтессы Татьяны Данильянц) наступает в 1980-1990-е, когда стихи без рифмы и метра "вдруг" появляютс во всех газетах и журналах, авторских сборниках и альманахах. И тут берет начало новый конфликт вокруг русского свободного стиха: те, кто писал верлибром несколько десятилетий, начинают бороться за "чистоту жанра", против разного рода гибридных, полиметрических форм, где собственно свободный стих (то есть принципиально неурегулированный) соседствует с рифмованными, метрическими и другими "строгими" формами. Поэты же новой волны, не испытавшие на себе тяжести пресса, под которым вызревал лаконичный и внешне суховатый свободный стих В.Бурича, А.Метса, В.Куприянова, требовали, напротив, именно такие полиметрические формы называть свободными, справедливо (с точки зрения здравого смысла, но не терминологической традиции) полагая, что всякое ограничение свободы, в том числе и принципиальный отказ от традиционных признаков стиха, есть несвобода. Так наметилось кочующее из статьи в статью разграничение "свободного стиха" и "верлибра", окончательно запутывающее и авторов, и читателей.
На деле, как уже отмечалось выше, в современной науке о стихе существует строга система понятий, в которой свободным стихом (верлибром) называетс вполне определенное явление стиховой культуры, а для многочисленных гибридных, полиметрических, монтажных и тому подобных форм имеются собственные, также вполне определенные и строгие наименования. Впрочем, большинство поэтов прекрасно это понимает, дискуссии же ведутся по большей части с рекламными и иными внелитературными (а уж тем более вненаучными) целями. Например, для доказательства исконно русской или, наоборот, исконно враждебной русской культуре природы свободного стиха - в чем, заметим, и те и другие участники дискуссии считают себя вполне преуспевшими...

Итересно проследить, как складывалось отношение к свободному стиху, его возможностям и перспективам в русской поэзии ХХ века. Сделать это позволяют стихотворные манифесты и отдельные высказывания, которые мы находим в произведениях разных поэтов, а также проведенное несколько лет назад анкетирование поэтов, пишущих свободным стихом.
Наверное, самое первое стихотворение, целиком посвященное осмыслению природы и возможностей верлибра - ";Свободный" стих" (1915) - принадлежит Зинаиде Гиппиус.
Дл поэтессы, написавшей несколько верлибров, эта форма представляется, прежде всего, "соблазнительной" для многих опасностью "легкописания" и одновременно - лазейкой в поэзию "уличной рати" - "слов с подолом грязным". Сама она этих соблазнов не страшится, ибо для нее верлибр - лишь один из возможных поэтических языков (" твой властелин").
Сорок пять лет спуст З.Гиппиус неожиданно вторит Михаил Луконин, заявивший в стихотворении "В полете", что "свободный стих имеет смелость / не быть рабом своей свободы" и что "свободный стих свободен в выборе". Очевидно, однако, что для этого поэта понятие "свободный стих" было в значительной степени метафорой.
Более искушенный в теории и практике стихосложения Сельвинский в том же 1960 году публикует в московском "Дне поэзии" фрагменты своих писем "студентке-заочнице Т.Глушковой", в одном из которых, рассужда о написанном верлибром стихотворении будущей известной поэтессы, утверждает: "Держится оно на остроте деталей, на сочетании бытового с метафорическим и поднято на уровень чего-то стихообразного прерывистым дыханием приблизительного ритма". Интересно, что вскоре И.Сельвинский и сам снова пробует - после долгого перерыва - свои силы в свободном стихе.
1959 годом датировано стихотворение Якова Хелемского, также скептическое по отношению к "правам" и возможностям русского верлибра: "Мне говорят: "Ну не упорствуй! / Вот поучительный пример - / За рубежом у стихотворцев / Изчезла рифма и размер". Вывод поэта: "Хоть у верлибра есть права, / Стиха российского певучесть / Жива, по-прежнему жива!".
Позднее тот же Хелемский, много переводивший свободным стихом с белорусского, признается: "С верлибром у нас отношения сложные...".
И уж прямой отповедью верлибристам может показаться известное стихотворение Давида Самойлова "Свободный стих": "Свободный стих - для лентяев, дл самоучек, для мистификаторов".
Но в том-то и дело, что Самойлов изгоняет из храма свободного стиха лишь "нерадивых", сам же и не думает его покидать!
А вот Лев Озеров, почти буквально повторивший в одном из своих стихотворений основные тезисы Зинаиды Гиппиус, строг именно к себе. Это он с горечью констатирует, обращаясь к себе самому:
Белый стих твой грязноват,
А свободный стал блудливым...
Тем не менее, сознавая даже, что "верлибр у нас не любят" (этими словами начинается другое его стихотворение), Озеров ни на миг не сомневаетс в правах свободного стиха - того, к которому поэта ведет
...не рифма,
А образ,
Не созвучье, а раздумье
О судьбах мира,
О своей судьбе.
О причинах же столь устойчивой "нелюбви к верлибру" вполне определенно высказываетс другой последовательный приверженец свободного стиха, Евгений Винокуров:
"Для кого сущность поэзии в самой этой "стихотворной ритмической клетке", в рифмах, то есть в технической стороне дела, для того с потерей рифм и ритма исчезает все.
Для кого же поэзия в первую очередь - это ощущение мира, угол зрения, для того она продолжает существовать и освободившись от этих внешних технических атрибутов, очень существенных, но все же не являющихс чем-то абсолютным.
Рифмованные стихи могут быть средними. Стихи без рифм и размера должны быть или хорошими, или их вовсе нет.
...Стихотворна техника сама по себе подчас дает иллюзию какой-то содержательности; лихо зарифмованная банальность своим эфемерным, фальшивым блеском может на миг ослепить неподготовленного читателя".
Несколько лет спустя Винокуров уточняет: "Чрезмерная организованность губит стих, чрезмерная организаци утомляет, осаживает, защемляет.
И тут приходит ВЕРЛИБР и <...> - раскрепощает.
Стих пишется с маху, с удара, - в этом все дело, чтобы метко попасть с одного удара".

Приведенные высказывания - свидетельства, если можно так сказать, "неспровоцированные", родившиеся у их авторов в результате раздумий о природе и месте свободного стиха в современной русской литературе. А вот что говорят современные пишущие свободным стихом поэты, отвеча на вопросы анкеты.
"Свободный стих свободен от примитивной регулярности, от единственности и неизменности закона, регулирующего ритм стихотворения. В некоторых известных мне индивидуальных системах свободного стиха зарубежных поэтов предлагаетс вместо этого столь сложная и замысловатая совокупность законов и правил, что стих этот лишь в шутку можно считать свободным... В большинстве индивидуальных систем свободного стиха принимается либо свобода сочетать принципы разных традиционных систем стихосложения, либо свобода то следовать им, то не следовать" (В.Британишский).
"Свободный стих свободен от неизбежных штампов метрической и рифмованной поэзии, от ее накатанности, но он позволяет и непоэтам писать стихи. Однако, на мой взгляд, свободный стих - это особый способ поэтического мышления... поэта от непоэта всегда можно отличить" (О.Мишин).
"Верлибр свободен от жесткой формообразующей схемы, от однообразия - ритма, стопности, рифмы, приемов версификации.
Верлибр не свободен от установки на поэзию, на напряженность образного мышления, на танец ритма, на взрывчатое движение слова-смысла...
Верлибр позволяет точно, дословно (а не приблизительно) выразить (сотворить) событие души, состоявшееся сейчас.
Верлибр для меня инструмент и возможность стиховой импровизации" (С.Подольский).
"Будучи свободным от формальных вериг канонической просодии (метр, строфика, рифмовка), верлибр не свободен от собственных "правил игры" (ритмический импульс, зиждущийся, в частности, на рефренах, параллелизмах-анафорах, каденции, совпадении или несовпадении строки с синтаксической конструкцией фразы) и в гораздо большей степени, нежели канонический стих, где сама форма может оказаться самодовлеющей, самоценной и по-своему содержательной, - от Смысла.
Каким-то чудесным, неисповедимым образом верлибр соответствует некоторым состояниям и умонастроениям, которые, как мне кажется, не находят адекватного соответствия в традиционной просодии, - то ли в силу ее врожденной несовместимости с этими состояниями души и духа, то ли по причине известного "морального износа". Более того, верлибр эти состояния способен даже провоцировать" (И.Инов).
"Оригинальность русского верлибра в том, что его национальные истоки лежат в церковно-славянском языке, то есть в ином языке внутри общего пол речевой деятельности. Мне кажется, что эта "оригинальность" в чем-то затрудняет развитие и восприятие русского свободного стиха на фоне сегодняшних речевых норм. В других языках сакральная тенденция существовала в сфере того же живого языка, видимо, этот факт способствовал более естественному развитию верлибра" (В.Куприянов).
"Сбрасыва сугубо внешние рамки метра, верлибр требует сложнейшей интонационной организации внутри себя. Для этого у поэта должен быть абсолютный слух. Легко быть версификатором в рамках обычного стиха - имитировать, подделывать настоящий свободный стих невозможно. Это очень трудно: верлибр" (Ю.Линник).
"Оригинальность русского верлибра вещь индивидуальная, верлибр у каждого поэта свой. Для верлибра нужен безукоризненный слух и талант. Люба форма живет благодаря таланту, а не благодаря самой форме. Свободный стих труднее всех других форм стиха" (В.Боков).
"С формальной точки зрения свободный стих дл меня - то же, что пианистическая классика Дебюсси. Пауза - звучит. Начинаешь любить каждое слово и молчание между словами. Строжайшая настройка слуха. Желателен абсолютный слух. Всякая ошибка - убийственна (а в миниатюре из 1-5 строк - наповал). При такой мощной сцепке звучани править очень трудно - почти всегда исчезает ощущение на одном дыхании, которое очень важно для эмоционального воздействия. Поэтому переделываешь все, то есть практически пишешь заново. Это относится прежде всего к миниатюрам; в крупной форме допустим больший разгон - волна длиннее (ситуаци принципиально такая же, как и в традиционном стихе). Свободный стих учит писать без поправок - на одном дыхании, одним движением руки, то есть совершая предельное усилие, в которое вложено все!" (Т.Михайловская).
"Несомненна заслуга верлибра заключается, на мой взгляд, в том, что с его помощью наглядно подтвердилась тенденция, названная Мандельштамом "тенденцией к обмирщению руской речи"... Освобождение поэтического языка от крахмальных воротничков и корсетов канонического стиха, обязательных еще для русского символизма, соответствовало новому дл того периода представлению о духовности, точнее, о соотношении между идеальным и материальным, давало возможность постичь поэзию простых вещей, ввести безыскусность в ранг высокого художества.
Верлибр как нельз лучше соответствует принципу одухотворения вещи, преображению простых, неособенных деталей человеческого существования в знаки и сущности, олицетворяющие жизнь и сознание погруженного в их среду персонажа. Верлибр представляет собой ассиметричную конструкцию по отношению к силлабо-тоническому стиху, дает толчок к переосмыслению понятия о красоте и выразительности слога, делая возможным противоречивое (с точки зрения древней классификации Гермогена, например) сочетание выразительности и чистоты. Нетривиальная графика текста повышает роль интонирования стиха, приближая его, с одной стороны, к так называемой естественной речи, а с другой - делая упор на некую неочевидность смысла, заключенного именно в интонационном мерцании, в смещенном освещении, куда менее уловимом и наглядном, чем метрика и эвфония в целом. Но, повторяю, сегодня эти возможности верлибра воспринимаются (и используются) как само собой разумеющееся и закономерное развитие традиции русского стихосложения" (Н.Искренко).