После Покрова из кн. Собачья Родина

                * * *

                «В синем небе звёзды блещут,
                В синем море волны хлещут…»

                Ночная утлая моторка
                По затуманенной стремнине
                Чуть слышно и почти не видно
                Несётся пятнышком восторга…

                По волнам скачет, будто бочку
                Толкают юные дельфины.
                Но вздох – и нет её в помине…
                И где же тут поставить точку?..














* * *
(11 сентября)

Лето иногда переламывается,
как бревно под ударом пятки,
как под стопой божества – щит черепаший.
И видишь, скосившись в зеркало –
выжатый хлам лица,
а в телевизор – сжатые нюёркские башни.

Тут-то тебе и вспомнить бы,
не развивая Платона
и не толкуя со снами,
< о ней >,
а нет – хоть о ком-нибудь,
кто мерил пространство комнаты
босыми ступнями…













                * * *
                (Индейское лето)

                «Я и сам ведь такой же, кума…»

                – Скоро осень, – сказал господин госпоже,
                обнаружив, что пырхает снег,
                что на в отмель уткнувшейся ржавой барже
                всё раскатистей гомон и смех.

                – Вот и лето прошло… а как ждали его… –   
                паутину не снял с её век,
                лишь поправил подол. – Ничего, ничего…
                Ведь он короток, бабий он век…














                ПОКРОВ

                (отрывок)


                I

                Когда, казалось бы, уходят тихо силы
                из жилистых ветвей, когда листва
                редеет с каждым днем, когда осины
                болят, как на похмелье голова,
                и роща, что вчера еще бесилась,
                едва завидев молодого льва
                грозы игривой – нынче ждёт, смирясь,
                что нудный старец втопчет ее в грязь;


                II

                когда – казалось бы... – всё меньше, меньше,
                меньше...
                все тише голоса их птичьих я,
                когда толпа неискренних изменщиц –
                почти как многодетная семья:
                повязаны одною паутинкой,
                одной заботой сонм их увлечен,
                и кружится надтреснутой пластинкой
                полянка под рассеянным лучом;

                III

                когда – вот крест святой! – во всей округе
                не сыщешь вплоть до первенцев-морозов
                того, кому б, как старые подруги,
                не перемыли косточки берёзы,
                и – приходи хоть пьяный, хоть тверёзый –
                не разберёшься: кто же в том повинен;
                когда осталось – сглатывая слёзы,
                всё вышивать по серой мешковине
                узор нехитрый: лилии и розы;


                IV

                когда – как оказалось – всё напрасно,
                и наступает миг – ни ветерка,
                и воздух столь прозрачно-пуст, что ясно –
                да, ясно различимая строка
                читается почти что за чертою
                (там, где над чёрным полем реет твердь),
                и далеко в полях бредёт четою
                не разлучаемой – бессмертие и смерть –

                тогда покажется, что – полон юных сил –
                ты в этот мир еще не приходил.










                * * *
                (Автопортрет (с женою за плечом))
   
                Сыровата сигаретка из америки – 
                На российском сквознячке хреново курится.
                Я не птица, чтобы биться здесь в истерике,
                И не баба – чтоб к серёдке жизни скурвиться.
   
                Вопреки стою досадным обстоятельствам.
                И, хотя плету подчас я чушь собачую –
                Ни предательствам, ни муторным приятельствам
                Не плачу я дань житейской мелкой сдачею.
   
                Вот каков я весь –  пальцами распонтованный,
                Цедрой солнечной в осинник серый выжатый...
                И ушибленный – и нежно забинтованный.
                И на пяльцах мелким крестиком вновь вышитый...








                ИОНА

                На взгляд изнутри Синий Кит
                конечно не синий, а бурый…
                С одышкой порхают амуры.
                Назойливо ропщет москит.

                На взгляд изнутри – теснота:
                под тучной нависшей печёнкой
                гуляют шальные девчонки,
                дерутся два сиплых кота…

                На взгляд изнутри: это – ад
                и похоти чёрное чрево…
                Засыпало древнее древо
                гнилыми плодами весь сад.

                …Что ж делать?.. – Ревмя ли реветь,
                иль мерить с усмешкою хмурой,
                какою изнаночной шкурой
                дарит нас желудок-медведь?..

                Что ж делать… Идти ли на вы,
                иль тыкаться сызнова слепо
                в кишечные залежи склепа
                под сенью дубовой листвы…

                – Что делать?.. – всё это сотри
                в пустой порошок, в лёгкий иней…
                И взглядом пронзительно-синим
                окинь Океан изнутри. 




                * * *
                (Опосля Покрова
                Дождик горек на вкус.
                И важнее дрова,
                Чем затейливый куст.

                Безпонтова трава,
                И уже – не искус.
                И уже дважды-два –
                Перекрестие уст… )


                «Мне тошно, няня!..»

                Я грачу – как врачу – забывая про стыд и гордыню,
                не стесняясь наречий кухонных, базарных словес,
                говорю, признаюсь, что опять заработал я в дыню,
                и опять сплоховал, и что снова в бутылку полез.

                Я скачу с одного на другое и путаюсь в датах,
                но опять говорю, чтобы выложить как на духу,
                что в глумливом кагале хромых и убогих, косых и пархатых
                я как рыба в воде, как заборная брань на слуху.

                Что, хоть в кои-то веки собравшись с расхристанным духом,
                наведя марафет и прибрав, так сказать, кабинет –
                всё едино! – сорвёшься, и вот уже вирши бубнишь потаскухам,
                оплатив по тарифу как за полновесный минет…

                Грач молчит и внимает… – Да так, как ни в жисть не смогли бы
                ни дружок закадычный, ни в вечных заботах жена…
                И мерцает в зрачке цвета спелой полуденной сливы:
                «Тяжело ж вам, голубчик, упорствовать против рожна…»

                …Тут и выглянет солнышко, как молодая поповна,
                улыбнётся смущённо: «Вот, право!.. чудные слова…» –
                и платочек накинет…
                И сердце сожмётся любовно.

                И седеет не только трава
                опосля Покрова…





















                * * *

                Вода прозрачна. Шишечки ольхи
                Шершавы, как осенние стихи.
                Трусящий по тропинке старый пёс
                Задумчив, как незаданный вопрос.

                Река студёна… И дубовый лист
                Подернут патиной времён, как Ференц Лист.
                И чистой клавишей под золотым лучом
                Звучит душа. И я здесь ни при чём…

















                ЖУРАВЛИНЫЙ КЛИР

                …аще кому хотяше песнь творити,
                то растекашется мыслию1 по древу,
                серымъ вълкомъ по земли,
                шизымъ орломъ подъ облакы…


                * * *
                (Отговорило…)

                Здесь белки стали как помоечные кошки –
                Нахально-тощие – навроде запятых.
                И леденящий звук летящей неотложки
                По эстакаде – не пугает их.

                Чего пугаться? – это было б странно,
                Средь конопляных выживя рванин…
                Здесь солнышко встает не слишком рано
                Над самой нервно-голой из равнин.

                Чего желать? – Вот этто, бляха, ночка!..
                И, в полну грудь отчаянно дыша,
                Переполняется сама собою точка –
                И ни шиша здесь окромя карандаша.

                * * *
                (Журавлиный клин)

                Что сказать в такую осень?
                что пустить под злой откос?... –
                что не сеяли, а косим?...
                ан давненько сенокос

                отзвенел по жарким поймам,
                и река уж такова,
                как рука – сквозит по проймам,
                сыплет сор из рукава…

                Что сказать про этот танец
                обезглавленных дерев? –
                всякой здесь, как самозванец –
                моментально присмирев,

                шаг шагнёт – как из-под палки –
                рукавом затылок трёт,
                а кругом мелькают галки,
                так что оторопь берёт…

                Что сказать про это время? –
                ан не скажешь ни хрена:
                чернопаханное бремя
                зиждет на путях зерна

                Сеятель судьбы и хлеба,
                и – котомки опростав,

                кликает на фоне неба
                клина литерный состав.



* * *
(Жребий2)

…трудно тебе идти против рожна…

(Деян.9:5)

…и если ветер к вечеру в охапку
листвы ничейным спрячется щенком,
сдвинь на затылок форменную шапку
и – ать-два-три!.. – по тракту пешачком

шагай навстречу зимней тьме кромешной,
а в час, когда не видно ни рожна,
скажи вот так:  несть внутренней, несть внешней,
и лишь серёдка жизненно важна.




              _______________
 
                1мыслию –  «мышлью, мысью» – белкой, др.-русский;
                2жребий – греч. kl;ros «клирос»; от этого – клир, то же, что духовенство)







             * * *
             (Ко Всемирному дню борьбы со СПИДом (вич))
   
             К сожалению, эти проблемы
             проявляются не только в Международный день СПИДа...
   
               ...Рыцари снимают шлемы,
               и их судит Фемида.
               Беда лишь в том, что Фемида слепа,
               и даже ежели гвоздиком проковыряешь мраморную зенку,
               не рассмотришь в ней ни клепа – 
               не то что в зрачках супротив – когда стенка на стенку...
               К сожалению – немощна плоть:
               зуб болит за зуб, око – за око, ухо – за ухо...
   
             Так теряет иммунитет Господь вплоть
             до Святого Духа...

















                * * *

                Бессчётные хлопья ворон
                Сужаются серой воронкой,
                И небо уходит вовнутрь
                Разъятой земли…

                2003




















                (25 октября («Заморосило...»))


                * * *

                Наконец затихли кличи.
                Наконец умолкли хоры.
                День х-ху…<ябр-рский> (безличный)
                Льёт рассол на косогоры.

                И течёт по крутоярам
                <сс-стыдоба> вины осенней
                За весну, в азарте яром
                Брезговавшую спасеньем…


                * * *

                В домишках окошки затеплились робко.
                Уснула под листиком божья коровка.
                Пожух и свернулся оторванный листик.
                В усы усмехнулся прокуренный мистик.

                Так хмыкнул в душе своей мистик прожжённый:
                туман над рекой – балахон прокажённой;
                заречный трамвай? – как на шее бубенчик;
                и белый из роз по течению венчик…

                7 ноября






* * *
(Межсезонье…(к новым инициативам))

«Не спи, не спи…»

Когда природа тонет в фарисействе,
и речи хуже прелых куч листвы –
мы не одни:
нам дан порядок действий
в зрачке преображенской синевы.

И даже если в омут безвременья
впадает мир, вращая хлам племён –
внутри дрожат серебряные звенья
цепи имён,
держащей связь времён…

Что ж! – изготовимся навстреч весёлой стуже –
всего и дел:
мельком взглянуть на небеса,
зло выдохнуть и – затянуть потуже
житейства часовые пояса.













                * * *
                (Правило русского языка)
   
                Родненькая моя сторонка!.. – 
                в горле у тебя воронка.
                Плоти напрочь лишённые головы
                льют туда промозглое олово
   
                и спрашивают: "Как вам дышится?.."
                А мы же с тобой знаем издавна:
                где бы да как бы ни было издано,
                здесь – как пишется, так и слышится...



















               * * *
   
               И вдруг пенсионер, похожий на отца,
                идёт из-за угла и словно крестит лоб –
               Как будто паутинку никак смахнуть с лица
                не может. Потому его не слышно слов.

               А ветер, что уже как будто присмирел,
                срывается опять с трамвайных проводов
               И рвёт газетный лист, дурён и озверел,
                с вестями про пожар, про взрыв и про потоп.

               И рябь по безднам луж озябшая бежит.
                И брюки парусят, топорщится пиджак.
               И некому сказать, что жили не по лжи.
                И снова все столбы друг с другом на ножах.

               А ветви пятернёй срывают клочья туч,
                желая обнажить, на стыд и срам начхав, 

                То, что лежит как блик, то – что живёт как луч
                На проволочкой скрученных провидческих очках.

                2004










                КУЛЬТУРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ


                * * *
             (Культурная революция)
   
                Сумрачно. Глухо. Река, словно крышка рояля,
              закрытая бывшим владельцем.
              Луна отражается в ней бледным тельцем – 
              как будто из фарфора её изваяли
   
              прежние мастера. Хотя, едва ли
              ты в этом деле законный наследник,
              скорее из тех, последних,
              спрятавшихся в подвале...
   
   
              * * *
              (Ледостав)
   
              Вдоль кромки колеблются льдинки, и пойма
              озвучена шелестом, шорохом,
              Как будто стакан с отвратительным пойлом
              играет в нетвёрдой руке...
              Обрывки, обломки, обмылки, и пахнет
              углём и прокисшим порохом.
              И искры сгоревших вчера фейерверков
              шипят в леденящей реке.

               Вдоль кромки – обмылки, обрывки, отонки
               бостонского чаепития,
               Варяжество ряженых, грязные перья,
               фугас, прибамбас и прикол...
               Куда ни поглянешь – ночные каналы
               обсасывают со<и/бы>тия,
               а далее – зрим горизонт, за которым
               разводит пары ледокол...
   
   
               * * *
               (Иллюминация)
   
               Огней моста торжественна гирлянда!.. – 
               под ней мерцает серебристый шар
               реки, и рдеет гогошар
               левобережья – отчего эстлянда...
   
               ...А тут – дрожит бетон первооснов,
               в кустах мигает милицейский "бобик"...
               и скоро мама поцелует в лобик
               и папа пожелает сладких снов.
















                * * *
                (Карр-рмен,
                или Причуды глобального потепления)

                «Она лгала, сударь… Она всегда лгала!..»

                Ворона, што, как Шива, однонога –
                Она нам с псом была роднее, чем сестра.
                Но вот: куды-то делась – прям вчера,
                В песке оставив клёцки осьминога…

                За Пиренеями осыпалась листва.
                Потопа воды подтопили Альпы.
                И на Балканах старые катальпы
                Гремят стручками, словно голова
                С похмелья… Сколько будет дважды два
                Всех лучше помнят высохшие скальпы…

                Снег выпал…
                с ним была плутовка такова.














                * * *
                (Беловежская пущща…)

                очередной годовщине

                Над соседским хутором –
                В трёх верстах, когда полями –
                Сшибленные гутором
                Галки шьют над тополями.

                Одеялом штопаным –
                Небо. Грай. Заря над плёсом…
                Шут их знает, што паны
                Делят за дубовым тёсом…


















                * * *
                (Рождественский пост)
   
                Поле – промёрзшее на зуб и на кость;
                дымным обвалом провисшее небо...
                Тусклые, тусклые сумерки... – Накось,
                выкуси этого горького хлеба,
   
                если всё это и есть та инакость – 
                всею изнанкою затхлого хлева:
                тою звездою, тем оком, тем знаком – 
                всем тем щемящим мерцанием слева...
















* * *
(Балки правобережного плацдарма)

Здесь, раскорячившись, ползут по рыжей глине
то ль вверх, то ль вниз осины и дубы…
Как запрокинешься: густая сетка линий –
ветвей корявых
жизни и судьбы.

А вниз упрёшься сокрушённым взглядом:
под бурых листьев траурным ковром
судьба и почва,
будто снова рядом –
как в сорок первом, как в сорок втором…

Но вдруг – откуда?.. – белка-непоседа
скользит сквозь хлам,
взлетая по стволам…
И из немыслимой крылатости победа
сочится в сердце с кровью пополам.













                * * *
                («Безобразная Эльза»
                (предпраздничный траффик))

                Не катятся трамы при капитализме,
                поскольку рас<хи>щены рельсы –
                ползут лимузины, как жирные слизни
                по лику божественной Эльзы… –

                Ступай в монастырь, босоногая немка,
                сквозь километровые пробки:
                плодить дураков, откликаться на нэнько,
                по небу протаптывать тропки…

      














                * * *
                (Не по поводу ипотечного кризиса)
   
                "В соседнем доме окна жолты..."
   
                Нелепая декабрьская погода:
                ни грамма солнца, но кромешный плюс...
                Соседний дом построен был три года
                уж как назад. И я не тороплюсь...
   
                Но изо всех окон – процентов десять
                иль, может, двадцать – светятся во мгле...
                Я не о том, чтоб взвесить и повесить,
                и не о тех – в уюте и тепле...
   
                Я всё о нас – о нашей лепой доле,
                рассыпавшейся по чужим углам...
                Об избах без окон на белом поле,
                вмещающих весь наш житейский хлам.