Как удобно жить возле кладбища писателю

Как удобно жить возле кладбища писателю. Закончились имена для персонажей – не беда. Вот тебе целая энциклопедия. Бери, пользуйся, покойники будут даже рады. А то у одного провинциального писателя все только Люды да Коли. Изредка мелькнет какая-нибудь Оля, а к концу текста все равно по инерции превращается в Люду.
Хорошо еще, когда на надгробиях есть фото в полный рост, чтобы составить полную картину восприятия своего персонажа. Ведь можно же с первого взгляда влюбиться в громкое имя и фамилию: Герман Вознесенский, если пишешь о ком-то таком серьезном, угрюмом, а потом смотришь – а там какой-то маленький толстенький гражданин, сфотографированный бездарным фотографом так, что у него туловище получилось длиннее ног, а шея и вовсе отсутствует. Или сочинил вот писатель простонародную историю, а фамилию соответствующую подобрать не может. И тут на тебе – Василий Павлович Колокольчиков, а ниже – некролог:
Смотри, как едет поезд одичалый,
Наверное, везет тебя к мирам.
Скорбим и плачем, мы в такой печали,
Ведь раньше ты еще не умирал.
Посмеешься от души, поблагодаришь создателя этих чувственных строк за такой метафизический анализ жизни простого рабочего человека, а потом смотришь на фото – а там не мужчина, а демон врубелевский, не иначе. И застываешь от такой красоты, и злишься неистово на родителей Василия, что собачьим именем назвали этого неземного красавца, а за фамилию вообще нужно бы вытравить газом весь род Колокольчиковых. Потом уже и текст весь из головы выветривается. Какой уж тут народный рассказ и социальный реализм? Хочется писать о потусторонних мирах, опиумных оргиях и смоляных волосах рокового героя-любовника. Вот кого нужно было назвать Германом Вознесенским.
С женщинами проще. Женщины на надгробиях в основном красивые. Такое ощущение, будто они на пару часов оживают, пока художник работает над их надгробием. «Ты что, слепой? Дурачок, что ли? Видишь, какой у меня овал лица неправильный? И рот не симметричный, ты поправь. Поправь здесь локон, видишь, как шею невыгодно открывает? Поправь, а то прокляну. Буду во сне приходить, и ложками на кухне тарахтеть».
Писатель, даже когда о вредной женщине пишет, все равно где-нибудь хитро заметит, что ресницы у нее были, как царские веера, а пальцы такие утонченные, что в голове даже не укладывалось, как она такими божественными пальцами копеечки воровала из пальтишек в детской раздевалке. Литература любит женщин, и прощает им все грехи. Даже самую оголтелую дурнушку вдруг зовут Евдокия или Магдалина. Писатель будто маком дурным себя посыпает, дав имя сракатой сварливой бухгалтерше – Аделина. Аделина Николаевна Поб л я денко. В паспортном столе обязательно сидит какая-нибудь Нэлли Юрьевна Собакевич, которая не одному посетителю сорвала нервную систему. Уборщица Ингеборга и вовсе кого-то ссаной тряпкой отделала после собрания в горсовете, потому что политические взгляды ее были оскорблены с трибуны либералами. А трибуну она полиролью натерла, которую из дома принесла для особого случая. Знала бы – натерла говном.
Мне повезло жить возле еврейского кладбища. Идешь, и эстетическое чутье радуется: Фаина, Крейна, Хана, Лазарь Брановицкий, Гелла Бройловская, Шалом Израилевич, Михаил Соломонович Шапиро, Ян Абрамович Цвейфель, Циля Наумовна, Иоаким Лазаревич Бербраер. Хоть декадентский роман пиши, иллюстрируя каждую главу картинами любимого Вильгельма Котарбинского, чтобы каждая точка главы обдавала могильным холодом. Но приходишь домой по скрипучему снегу, сто раз застегивая на ходу расходящуюся молнию на сапоге, потому что как только упадешь – так она и расстегнется, а падаешь часто, сапоги скользкие. Ругаешь эпоху за то, что до сих пор не придумали летающих маршруток, а еще лучше – летающих поездов, о которых фантазировал герой Буркова в фильме «Печки-лавочки». В таком случае, лучше уж крылатые сапоги. Так с моим еврейским счастьем, крылья на первых взмахах тут же и отвалятся.
И пока думаешь о делах насущных, снова какая-то Люда пробивается в рассказ, а за ней и Коля несется на тонких ножках, в коротких брюках, с кривыми стрелками на жопе. Так уж и быть, посажу в председатели ОСББ Сюзанну Венедиктовну Мурашко. А вы, Циля Наумовна, полежите пока, морально подготовьтесь. Ваша лучшая роль еще не написана. Создатель латает зимние сапоги.