Гимн шарманке

"Оттого при встрече иностранки
Я под скрипы шхун и кораблей
Слышу голос плачущей шарманки
Иль далекий окрик журавлей."
Сергей ЕСЕНИН
("Батум",1924)

Как нежно играет шаманка,
Мелодий живых атаманка,
Печальных мотивов княгиня!
И ей посвящаю свой гимн я.

Шарманщик встаёт спозаранку
И снова заводит шарманку.
Овеяна шармом шарманка-
Мелодия льётся, как манго.

Шарманщик мне шляпою машет
И звонкие песенки пашет.
Плывёт из шарманки канцона.
Ах, сколько в ней милого звона!

Хотелось бы, может, шарманке
Колёса вращать, как тачанке,
И с песнями в бой уходить без усилий, 
Как славный Чапаев Василий.

Вздремнулось - и снится шарманке,
Как песня рождается в танке.
Но вот героиней гражданской войны
Не стать ей, понять вы должны.

Я слушаю снова шарманку:
"Водитель, держись за баранку,
Чтоб солнце в глазах у любимой светилось
И чтоб ничего не случилось!"

Я слушаю снова шарманку:
"Гамзатов влюбился в горянку!"-
И понял я сразу, увидев Расула,
Что он - не поэт, а акула.

Пленён я мелодией сладкой,
Мне нравится твой мадригал.
За что же тебя шарлатанкой
Булат Окуджава назвал?

Ужель не доволен шарманкой-
Лирическим ящиком с лямкой,
Который висит на плече,
Весну отражая в ручье?


==========================

Шарманщик с попугаем по дворам
Ходил. Звенело лето. Пахла липа.
Подобны звуки сказочным кострам.
Шарманка - хрип хронического гриппа.

Стрекозы звуков из неё летят
И кружатся весёлой каруселью.

Звуков стрекозы крылато летят из шарманки,
Кружась каруселью, и хочется вальс танцевать.

Я слушаю в ящике пленницу.
Шарманка похожа на мельницу.

Шарманка ржёт, как лошадь: "И-го-го!"
Шарманка - ящик с лямкой на плече.
Вновь исполняет песенки бродяга.
Шарманки ручку крутит он, седой.
Она высвистывала польку: "Ангел мой!
Пойдём со мною танцевать, мой ангел милый!"
Летят монетки из открытых окон,
Завёрнуты в газетные бумажки.
На шее у него завязан красный шарф.
И шляпой чёрной машет он по ветру.

Тягучая ария льётся.
Шарманка завыла, как волк.
==================================

ШАРМАНКА (Г.Феликсон, шесть строф)
О счастье незатейливую песенку
Поёт шарманка хриплым голоском.
Года несутся вниз по узкой лесенке,
По переулкам детства босиком.

Бегут туда, где под лепными арками
На радость детворе и старикам
Кружатся звуки бабочками яркими,
Беспечно рассыпаясь по углам.

РАЗВЕ БАБОЧКИ РАССЫПАЮТСЯ ПОД ЛЕПНЫМИ АРКАМИ
ПО КАКИМ-ТО УГЛАМ?

Из кухонь тянет запахами вкусными,
В квартирах мягкий бархатный уют.
А дамы в шляпках с вишенкой искусственной
На галереях чай с вареньем пьют.

ДАМ В ШЛЯПКАХ МНОГО, НО ВСЕ ШЛЯПКИ - С ОДНОЙ ВИШЕНКОЙ?

Над плюшками с хрустящей спинкой маковой
Развесил чайник пара кисею.
На солнышке бочком сияя лаковым,
Поёт шарманка песенку свою.

ПЛЮШЕК МНОГО, НО У НИХ ПОЧЕМУ-ТО ОДНА МАКОВАЯ СПИНКА?!

Мотивчик и кокетливый и простенький
Конфеткой мятной тает на жаре.
Ещё не вечер. Далеко до осени.
Начало века. Август на дворе.
 
ЕСЛИ АВГУСТ, ОСЕНЬ БЛИЗКА. 

Ещё матросы не грозят наганами,
И по домам чекисты не снуют.
Поёт шарманка песенку жеманную,
И дамы в шляпках чай с вареньем пьют.
====================================

 Николай БАСКОВ - ШАРМАНКА
Вернулась шарманка, о чем-то вздыхая
Вернулась шарманка, ночами рыдая
Страдает шарманка, стирая улыбки
Рыдает шарманка с душой первой скрипки

Влекут ли мечты небывалые,
Цветут ли цветы запоздалые
Все так же рыдает шарманка,
В Париже она чужестранка.

(Влекут ли мечты небывалые,
Цветут ли цветы запоздалые
Все так же рыдает шарманка,
В Париже она чужестранка.)

Все так же шарманка о чем-то жалеет
Все так же шарманка грустит и стареет
Страдает шарманка, стирая улыбки
Рыдает шарманка с душой первой скрипки

(Влекут ли мечты небывалые,
Цветут ли цветы запоздалые
Все так же рыдает шарманка,
В Париже она чужестранка.

Влекут ли мечты небывалые,
Цветут ли цветы запоздалые
Все так же рыдает шарманка,
В Париже она чужестранка.)

Все так же рыдает шарманка,
В Париже она чужестранка.
=================================

  МИХАИЛ ЩЕРБАКОВ  ШАРМАНЩИК

Мало ли чем представлялся и что означал
 Твой золотой с бубенцами костюм маскарадный -
 В годы, когда италийский простор виноградный
 Звонкие дали тебе, чужаку, обещал...
 Ведь не вышло, и музыка не помогла.
 Небо поникло, померкло. Дорога размокла.
 Даль отзвенела и, сделавшись близкою смолкла...               
                смолкла -
 оказалась не сказкой, а тем, что была.
Мало ли что под руками твоими поет -
Скрипка, гитара, волынка, шарманка, челеста...
Время глядит на тебя, как на ровное место,
Будто бы вовсе не видит. Но в срок призовет.
Ворожишь ли, в алмаз претворяя графит,
Или чудишь, бубенцы пришивая к одежде, -
В срок призовет тебя время; вот разве что прежде...
                прежде
Даст оправдаться - и только потом умертвит.
Мало ли кто, повторяя канцону твою,
Скажет, вздохнув, что  в Италии этаких нету ...
Самый крылатый напев, нагулявшись по свету,
Так же стремится к забвенью, как ты к забытью.
Не вздохнуть невозможно, но верен ли вздох?
Право, шарманщиком меньше, шарманщиком больше...
Все, кроме боли, умолкнет и скроется, боль же...
                боль же -
Вечно была и останется вечно. Как Бог.

======================================
 БУЛАТ ОКУДЖАВА
Шарманка-шарлатанка,
как сладко ты поешь!
Шарманка-шарлатанка,
куда меня зовешь?

Шагаю еле-еле -
вершок за пять минут.
Ну как дойти до цели,
когда ботинки жмут?

Работа есть работа,
работа есть всегда.
Хватило б только пота
на все мои года.

Расплата за ошибки -
она ведь тоже труд.
Хватило бы улыбки,
когда под ребра бьют.

Работа есть работа...
1960

==================================

Сам Шклярский относится к песне «Шарманка» без энтузиазма. Автору больше нравятся его медленные композиции. Кстати, рассматриваемое произведение стало одним из немногих, взятых в ротацию «Радио Шансон».
Пикник – ШАРМАНКА – текст
 
Захотели бы руки
Перемелятся звуки в муку.
 
А по тебе, видно сразу, будет толк,
Ты веселящего газа большой знаток,
А значит будет с кем вместе ступить за край,
Играй шарма-ма-ма, моя шарманка играй.
Это да, каждый звук как плеть,
А вам откуда знать, хочу ли я уцелеть?
Не до того пока – душа несется в рай.
Играй шарма-ма-ма, моя шарманка играй.

Захотели бы руки
Перемелятся звуки в муку.
Играй шарманка, ну!

 Моя шарманка, что мельница,
Мелет звуки – не верится,
Жерновам ее все не беда,
Играй шарма-ма-ма, моя шарманка играй.
Ущипни мне руку, чудеса,
Все что может – шевелится,
И душа несется в рай,
Играй шарма-ма-ма, моя шарманка играй.
 
Ты пропустил через мысли электрический ток,
Ты веселящего газа большой знаток,
Теперь за воздух держись, теперь смотри не растай,
Играй шарма-ма-ма, моя шарманка играй.
Это счастье одному из ста,
И я готов поклясться головой шута,
Теперь ты легче свинца, так ты лети-улетай,
Играй шарма-ма-ма, моя шарманка играй.
========================================
Одно из лучших творений Анненского – «Старая шарманка»:

Небо нас совсем свело с ума:
То огнём, то снегом нас слепило,
И, ощерясь, зверем отступила
За апрель упрямая зима.

Чуть на миг сомлеет в забытьи –
Уж опять на брови шлем надвинут,
И под наст ушедшие ручьи,
Не допев, умолкнут и застынут.

Но забыто прошлое давно,
Шумен сад, а камень бел и гулок,
И глядит раскрытое окно,
Как трава одела закоулок.

Лишь шарманку старую знобит,
И она в закатном мленьи мая
Всё никак не смелет злых обид,
Цепкий вал кружа и нажимая,

И никак, цепляясь, не поймёт
Этот вал, что ни к чему работа,
Что обида старости растёт
На шипах от муки поворота.

Но когда б и понял старый вал,
Что такая им с шарманкой участь,
Разве б петь, кружась, он перестал
Оттого, что петь нельзя, не мучась?.

Построено стихотворение своеобразно – из шести строф лишь послед­ние три посвящены непосредственно главному предмету разговора, обо­значенному в заголовке. Первые же три строфы как будто и не имеют никакого отношения к этому предмету. Но именно как будто – стихо­творение Анненского, как и всякое подлинно художественное произве­дение искусства, – живой целостный организм, в котором все звенья спаяны и взаимообусловлены, случайные образы и детали исключены. Сюжет его организуют сквозные мифологемы: сводящее с ума небо и отступающая за апрель зима, исчезнувшие под наст, не успев допеть, ручьи и шумящий сад, трава, одевшая закоулок, и старая шарманка, которую знобит. Вошедшие в стихотворение из мира материального, эти мотивы-образы, образы-краски приобретают символический подтекст, сохраняя, однако, своё предметное значение, наглядность, свою «перво­начальную» эмпирическую подлинность. Речь здесь не может идти об их полной «развеществлённости», дематериализации. За зримыми атрибу­тами лирической ситуации угадываются психические процессы. Анненский при этом проявляет изощрённое художественное мастерство: жи­вая разговорно-бытовая, сниженная лексика, «прозаические» обороты и интонации рождают у него высокую поэтическую мысль.

Первая строфа даёт пространственно-временн;ю локализацию, кото­рая усиливается в следующих за ней четверостишиях. Ситуация перено­сится с зимы (первая строфа) на весну (строфы вторая и третья). Впечат­ляет доверительно-простой, будничный тон речи (свело с ума; ощерясъ, зверем отступила; сомлеет в забытьи), рождающий, однако, особое эмоциональное напряжение. По признанию самого поэта, будничное сло­во и есть «самое страшное и властное слово, то есть самое загадочное».

Чуть на миг сомлеет в забытьи – Уж опять на брови шлем надви­нут – это о капризной, упрямой зиме, – сказано, действительно, и буднично, и загадочно. А следующее двустишие даёт довольно сложный психологический поворот: И под наст ушедшие ручьи, Не допев, умол­кнут и застынут.

Предметное значение слов сохраняется, но они становятся метафори­ческими – явления внешнего мира, природный ряд проецируются на внутренние переживания (метод поэтических «соответствий»). Ключе­вое слово в этом двустишии – не допев, не случайно оно поставлено в сильную, акцентированную позицию. Деепричастие это, интонационно актуализируясь, выполняет важную ассоциативно-психологическую роль, перестраивая весь текст строфы, который предстаёт благодаря ему в расширяющейся смысловой перспективе.

Заметим, что в рассматриваемом стихотворении Анненский часто ис­пользует деепричастие: ощерясъ, не допев, кружа и нажимая, цепляясь, кружась, не мучась. И каждый раз эта глагольная форма возникает в динамически напряжённых местах стихотворения. В финальной строфе, где экзистенциальная тема достигает кульминации, поэт дважды обра­щается к деепричастию, причём одно из них – не мучась – вынесено в конец стихотворения и выделено интонационно, что придаёт ему значе­ние некоего психологического итога.

Но вернемся к рассмотрению логики авторской мысли.

Третья строфа меняет эмоциональный тон, в ней возникают обобщён­ные поэтические формулы: Шумен сад, а камень бел и гулок. В образ­ной системе Анненского сад – это воплощение идеальной мечты: Знаю: сад там, сирени там, Солнцем залиты («Лишь тому, чей покой таим»).

Камень символизирует бремя жизни, абсурдность сизифова труда, на который обречен человек. «Главный ужас и обаяние в камне», – считал сам Анненский. Ассоциации сада с раем, а камня – с узами бытия основываются на слиянии души с природой, «опрокинутости» переживаний лирического героя во внешний мир. И глядит раскрытое окно, Как трава одела закоулок – в стихотворение открыто вторгается тема вес­ны, а с нею – человеческих страданий, обречённости на неимоверно тяжкий труд, имя которому – жизнь.

Собственно, последние три строфы развёртывают этот опорный образ всего стихотворения, охваченного темой мучений и радостей человече­ского труда-творчества. Стихотворение «Старая шарманка» говорит не столько о шарманке, сколько о преданности поэтической души мукам творчества. Здесь явная перекличка со стихами из «Третьего мучитель­ного сонета», в котором Анненский говорит о слагаемых им строфах:

Но всё мне дорого – туман их появленья,
Их нарастание в тревожной тишине,
Без плана, вспышками идущее сцепленье:
Моё мучение и мой восторг оне.

В «Старой шарманке» поэт «смотрит» на себя «со стороны», причём через неодушевлённый предмет, пытаясь глубже и «объективнее» разоб­раться в своих чувствах, понять собственное психологическое состояние.

Таким образом, лирическое движение стихотворения Анненского, за­родившись в локализованном пространстве первых строф, через сложное сцепление метафор, уподоблений, антитез, захватывая на своём пути вещный мир и душевное состояние, раскрывает экзистенциальную тему метафорой творческого горения жизни, мучительной и радостной преданности высоким духовным идеалам.

Очень характерна для Анненского концовка: Разве б петь, кружась, он перестал Оттого, что петь нельзя, не мучась?.

Так же как и финальное многоточие, внешне не мотивированные пере­ходы от одного «сюжетного» звена к другому, пропуски логических свя­зей, стянутость образов или, напротив, развернутость периодов, раскован­ность предметных ассоциаций, удивительная содержательность реалий внешнего мира и глубина постижения душевных «тайн», некая осознанно проповедуемая недосказанность, лирическая зыбкость образной структу­ры – этими и другими особенностями творческой манеры поэзия Аннен­ского в определённой мере предвосхитила творчество Ахматовой, Ман­дельштама, Пастернака. Знаменательны слова Ахматовой об Анненском: «Он нёс в себе столько нового, что все новаторы оказывались ему сродни».

Источник: Гапоненко П. А. В глубине психологического подтекста. (Ин. Анненский. «Старая шарманка») // Русский язык в школе и дома. 2007. – № 8. – С. 9–11.


Т