Неделя колдовства

НЕДЕЛЯ КОЛДОВСТВА


Сказка для детей

______________

На эту сказочную повесть заключён договор с издательством "Дрофа". Использование данного текста целиком или частично посторонними лицами категорически запрещено и будет преследоваться по закону об авторском праве.
_____________-


Оглавление


Пролог.


Глава 1. Понедельник. Близнецы Матюшкины


Глава 2. Вторник. Разбитое зеркальце


Глава 3. Всё ещё вторник. Странная бабушка


Глава 4. Среда. История с хомячками


Глава 5. Ночь со среды на четверг. Вылазка в парк


Глава 6. Четверг. Таинственный Лысый


Глава 7. Всё ещё четверг. Как найти Семёна К.?


Глава 8. Продолжается четверг. Предупреждение Лысого


Глава 9. Вечер четверга, переходящий в ночь на пятницу. «Хочется – не хочется»


Глава 10. Пятница и начало субботы. Класс едет в Шушарино


Глава 11. Всё ещё суббота. Что-то скоро произойдёт


Глава 12. Суббота продолжается. Жертва


Глава 13. Суббота продолжается.  Спасение


Глава 14. Всё ещё суббота. Мелкие и большие хлопоты


Эпилог. Конец субботы.  Воскресенье… и вся дальнейшая жизнь!


***

 
ПРОЛОГ


***


Тридцать первого августа, в последнее воскресенье летних каникул,   Мила Милованова стояла в прихожей перед зеркалом и корчила себе рожи. Делала она это от души, хотя могла бы и не стараться так уж сильно – её физиономия, как она считала, была ничем не лучше  любой страшной рожи из фильма ужасов. И, тем не менее, Милка словно старалась  сделать своё лицо ещё страшнее: то высовывала язык как можно дальше; то жутким образом скашивала глаза  к переносице; то засовывала пальцы за щёки и растягивала их в разные стороны, да ещё и язык при этом высовывала как можно дальше; то приподнимала кверху нос, крепко прижав его пальцем, а  волосы ставила дыбом надо лбом, ухватившись за чёлку другой рукой.


И, между прочим, Милка не просто от нечего делать, не от балды, как говорится, всем этим занималась. Она ещё и размышляла на очень важные темы, и процесс корченья страшных рож каким-то странным образом помогал этим размышлениям, в которых Милка то и дело путалась и пробуксовывала, как перегруженный грузовик буксует всеми колёсами в канаве с вязкой грязью.


Итак, рассуждала Милка. Она – жуткая уродина, словно бы  в насмешку носящая имя Людмила и фамилию Милованова. Такая милая людям Милованова,  ха! Милая людям -  с волосами, как старая пакля: белёсые перья торчат во все стороны, жёсткие, как мочало, и нет никакой возможности заплести из них приличные косички. Нос – не нормальный человеческий нос, а какой-то вздёрнутый поросячий пятачок, круглый и противно розовый на кончике, всегда, всегда слишком розовый! Как облупившаяся молодая картофелинка. Или всё же - как пятачок маленького поросёнка. Хрю-хрю!


Милка хрюкнула, скорчила новую рожу и принялась в очередной  раз с отвращением рассматривать своё отражение. Ну что за ужас, в самом деле!


Брови: две еле заметные белёсые полосочки, похожие на «усы» от простокваши, остающиеся над верхней губой. Хорошо хоть, веснушек у неё нет, такого бы Милка просто не пережила. Щеки у неё обычные, розовые...  Зато  в эти нормальные щёки словно воткнуты две ягоды крыжовника - круглые зелёные глаза, наивные, как у новорожденного цыплёнка. С белыми ресницами. Фу, гадость какая! Хорошо хоть, зубы ровные, и уши… уши тоже ничего себе, не оттопыренные, хоть за это спасибо. Хотя лучше всё же их волосами прикрывать. На всякий случай.


Милка подёргала себя за уши, в сотый раз показала отражению язык и понуро отошла от зеркала.


Всё ясно, люди добрые. Сколько в «волшебное» стекло  ни смотрись, сколько рож ни корчи, красивее от этого она не станет.  Скорее, наоборот, окончательно возненавидит свою,  извините,  внешность. Если ЭТО вообще можно так назвать. Гадкий утёнок она, вот кто. И до превращения в прекрасного лебедя ей ещё ой как далеко! Если оно вообще состоится, это превращение, в чём Милка очень сильно сомневалась. Да уж… хорошо хоть, уши у неё не оттопыренные, мысленно повторила Милка. Но общая, как говорят взрослые, картина…   М-да. С такой физией, как у неё, ни один симпатичный мальчик на неё и не взглянет. А взглянет – так сразу же и отвернётся.   


- Эх, жизнь! – тоскливо сказала Милка в пустое пространство квартиры. –  Завтра первое сентября…  да ещё и в понедельник, целых пять дней подряд сразу после каникул придётся учиться… шестого числа, в субботу,  мне исполнится двенадцать лет… а я  всё такая же уродина!


***

Глава 1


Понедельник. Близнецы Матюшкины


И вот наступило первое сентября.


На торжественной линейке, когда нарядные ребята и девчонки, вся школа, от первоклашек до одиннадцатиклассников, выслушав приветствие директора, готовились разойтись по аудиториям, с Милкой произошло нечто совершенно непонятное и даже… пугающее.


Вначале всё было, как всегда и бывает первого сентября – и радостно, словно новый учебный год должен был принести всем одни лишь удовольствия, и немного страшно – а ну как она, Милка, ещё не наотдыхалась как следует и начнёт «плавать» у доски, если её вдруг вызовут? Случается же такое, даже первого сентября учителя могут спросить о чём-то…


И вдруг Милка словно уплыла куда-то со школьного двора. Мигом, в одну секунду!  Как в кино, только в кино герой теряет сознание медленно, ну, во всяком случае, так показывают в фильмах… Солнце, синее сентябрьское небо, школьный двор – всё это куда-то  исчезло. Милку внезапно обступила тёмная, непроглядная ночь, и из этой темноты на неё в упор уставились огромные злые жёлтые глаза. Под ногами что-то захрустело, зачавкало… Лес. Она в лесу. Болото… хворост, наваленный на кочку… Коряга… большая… еле различимая в темноте. Рядом с корягой что-то смутно белеет… большое, округлое… громадный камень, наверное… А из-за коряги кто-то на Милку  вытаращился… такими… нечеловеческими глазами. Злыми… жёлтыми… голодными…  Ой!..



Милка слабо вскрикнула… и вернулась на знакомый до малейших трещинок в асфальте, родной школьный двор, в первое сентября, под синее небо. Может,  она потому вернулась, что  её пихнула в бок лучшая подруга, Светка Снегирёва:


- Эй, что с тобой такое, Милка? Очнись, подруга! Ты чего застыла, как телеграфный столб?


- А?! - Милка встряхнула головой, превратилась из застывшего телеграфного столба обратно в себя и принялась машинально ощипывать букет разноцветных гербер, предназначенный для их классной руководительницы. Обрывая лепестки, она с недоумением смотрела на цветы и пыталась понять: с какой такой стати они вдруг  очутились в её руках? В лесу такие цветы не растут… То есть, извините, а  при чём тут лес, вообще? Ей стало страшно…


- Идём в класс, и не терзай так свой букет! – сказала Светка. - Иначе он на веник станет похож. Вон, уже половину ощипала! Ты чего орала-то?


- Букет?.. – переспросила Милка, плохо понимая, что ей Светка говорит, пытаясь справиться с приступом внезапного страха и хотя бы не стучать зубами. – А что… разве  я орала?


- Да ты уснула, что ли? – рассердилась Светка. – Стоишь себе спокойно, и вдруг кааак… ну, не заорала, скорее, вскрикнула.
 

- Вскрикнула? – Милка потёрла лоб. Голова побаливала. – Не помню… Может, я и уснула… на минутку… - Она ещё раз огляделась: точно, она на школьном дворе, а не в лесу, не на болоте, и никто страшными глазами на неё не таращится.


- Нашла время и место – на линейке уснуть! – фыркнула Светка. – Пошли, а то опоздаем.


- Куда опоздаем?.. А, в класс… - Милка окончательно пришла в себя. Да - ведь сегодня первое сентября! И букет она притащила в школу по одной простой причине: чтобы классной руководительнице его вручить.


- Милка,  ты конфет, что ли, шоколадных с утра объелась?! – Светка покрутила пальцем у виска, и Милка торопливо сказала:


- Извини, у меня, как назло, голова вдруг  разболелась. Оттого я и туплю. Идём! – и она быстро пошла вперёд, чтобы Светка ни о чём не догадалась. О том, что её, Милки, какое-то время тут, на линейке, просто… НЕ БЫЛО.


Светка ещё раз покрутила пальцем у виска и пошла следом за Милкой.


Скорее в класс! Отделаться от букета, сесть на своё законное место, за третью парту  у окна, и попытаться как-то прийти в себя, думала Милка. Иначе не только Светка примется пальцем у виска крутить, а и весь класс.  Хором, так сказать. А это – лишнее.


Они со Светкой пробрались к своему  кабинету, высоко подняв над головой букеты, через толпу взволнованных нарядных школьников. Сев за  парту, Милка  перевела дыхание. Что за странность с ней внезапно приключилась? Надо же – как будто она куда-то провалилась! Лес какой-то… болото… коряга… что-то округлое и белое… Дичь полнейшая! Средь бела дня – и на тебе… Что же это было, люди, а?..


Светка уселась рядом с Милкой и опять пихнула её локтем в бок:


- Ты цветы Кларе собираешься дарить? Или так и просидишь целый день с ними в обнимку? Выкинь вот это, - Светка вытянула из Милкиного букета три безжалостно ощипанных Милкой цветка и сунула их под парту.


- Ага, сейчас, - Милка вскочила с места, подбежала к Кларе, сунула герберы ей в руки и пробормотала что-то неразборчивое, но явно восторженное. В общем гаме Клара всё равно бы её  толком не расслышала.


Клара, смеясь, пыталась удержать в руках охапки цветов, которыми её завалили Милкины одноклассники. Лицо её раскраснелось, карие глаза ярко  светились, каштановые волосы разметались по плечам, и в элегантном темно-зелёном костюме она выглядела просто красавицей.


- Спасибо, ребята, спасибо! – повторяла она.


Когда все немного угомонились и Клара с помощью девчонок расставила цветы в большие вазы, заранее заботливо присланные из учительской в каждую аудиторию, в шестом «Б»   и обнаружилось   пополнение: брат и сестра Матюшкины.



***



 Обнаружились они на последней парте в среднем ряду. Всё то время, пока новоиспечённые шестиклассники поздравляли любимую учительницу с началом нового учебного года, они тихонечко просидели в тылах класса, на «Камчатке», о чём-то шушукаясь-перешёптываясь. А когда ребята расселись по местам, толстенький рыжий очкарик колобком выкатился в проход, просеменил к учительскому столу и с широкой улыбкой на румяном круглом лице вручил Кларе пышный букет, составленный из садовых колокольчиков, разноцветных ромашек и каких-то других красивых цветов, которые пенсионерки так любят разводить на своих дачных участках. Милкина бабушка тоже всю эту садовую разноцветицу очень любила, и цветы отвечали ей взаимностью, росли и цвели всё лето просто замечательно, радуя глаз.


- С новым учебным годом, Клара Викторовна, - пропыхтел колобок.


Клара полюбовалась букетом, поблагодарила парнишку  и объявила классу:


- Ребята, познакомьтесь, это наши новенькие: брат и сестра Матюшкины, Василий и Настя.


 Матюшкина-сестра медленно встала из-за парты, молча, без улыбки,  покивала всем и села.


- Настюха у нас застенчивая, - во всеуслышание объяснил Вася Матюшкин, сияя улыбкой и продолжая пыхтеть и отдуваться. – Но учится  хорошо, - повернулся он к Кларе. – Проблем с ней у вас не будет, Клара Викторовна.


Клара немного растерялась, а класс захихикал. Уж больно забавным им этот Вася показался. Но и вполне симпатичным.


- Ну, вот и прекрасно, что проблем не будет, - улыбнулась Клара. – Садись, Вася. Начинаем урок! Хоть немножко, но надо нам сегодня поучиться, - кивнула она ребятам. – Так что приступим…


Настюха и Василий тихо шушукались о чём-то за своей партой, оглядывая ребят в классе, с которыми им теперь предстояло учиться. Милка и другие ребята тоже на них косились – мало того, что они новенькие, так ещё и близняшки! Вася – рыжий, как апельсин, у Насти  волосы чёрные, как вороново крыло, но похожи брат и сестра при этом необыкновенно:  оба кругленькие, толстенькие, как колобки, с усыпанными веснушками физиономиями, да к тому же ещё и в очках с толстенными линзами.  И уши у обоих заметно оттопыриваются. В общем, разница – только в цвете шевелюры.


Пожалуй, она  всё же покрасивее этих Матюшкиных будет, решила Милка, вспомнив, как вчера долго топталась перед зеркалом и с унынием  и огорчением разглядывала своё отражение. Уши у неё не оттопыренные, и веснушек нет! И очков она не носит.


И тут Милка  случайно заметила, КАК посмотрела застенчивая  Настюха Матюшкина на Димку Шестопёрова, хулигана, лодыря и вожака всех хулиганов и лодырей  их класса. Оценивающим каким-то взглядом. Словно съесть его собиралась. Или, скажем,  купить. Не понравился почему-то Милке этот её взгляд, ой  как не понравился! В этот момент  Настюха повернула голову и уставилась на Милку. Недобро как-то уставилась, с прищуром, отчего её круглое лицо с пухлыми щеками совсем в «блинчик» превратилось.   Милка поспешно отвела глаза и попыталась вслушаться в то, что говорила Клара.


Что-то вдруг царапнуло Милку под воротником нарядной кофточки, укололо в шею. Милка так покрутилась, эдак – не помогло. Тогда она вся  извернулась, засунула руку сзади за ворот и что-то  ухватила. Что-то острое. Вытащила из-под воротника это «что-то» - и с удивлением уставилась на довольно-таки крупный  сучок, неведомо каким путём попавший ей за шиворот. Странно, что она его раньше не почувствовала! Прямо дубинка…


Перед Милкиными глазами промелькнуло смазанное видение – коряга… болото… хворост на кочке… белый камень…Она тряхнула головой, и всё исчезло. Кроме сучка, который она держала в руке.


- Ты что крутишься, словно на ежа села, - зашипела на неё Светка, не поворачивая головы, - тетрадь открой, наконец, горе ты моё! Каникулы закончились!


- Свет, гляди, что мне за шиворот  попало, - Милка протянула руку, чтобы   показать Светке сучок.


- Что там у тебя? – невнимательно переспросила её Светка, буквально поедая  глазами Клару. В прошлом году у неё по литературе были «четвёрки» вперемешку с «трояками», и просто неимоверным усилием воли Светка  «закрыла» учебный год на нормальную оценку. Вот и решила, видимо, с самого первого дня нового учебного года показать Кларе, какая она усердная ученица.


Показушница!..  Фу, нехорошо… нельзя так о подружке думать. Лучше помочь Светке по «лит-ре», как сама Снегирёва в прошлом году Милке с математикой помогала.


- Сучок какой-то, - проинформировала Светку Милка и показала ей обломанную веточку.


- Ну и что? – шепнула Светка. – Подумаешь – сучок! Ты какая-то странная сегодня, то спишь на линейке, то мусор дурацкий мне в нос тычешь! Отстань!


- А то, что я не под кустом сирени стояла, а в середине линейки, и ничего такого на меня с неба свалиться не могло, - прошептала Милка, открывая тетрадь.


- Какая сирень, ты о чём? – Светка вновь покосилась на сучок. – Значит, ты его где-то по пути к школе  подцепила. Что за ерунда, в самом деле!


- А тогда бы эта щепка  сразу же колоться начала, - возразила Милка. – Вон какая она острая!


- Не отвлекай меня, - огрызнулась Светка. – До переменки не можешь потерпеть? Сирень, щепка… Сиди тихо!


Милка надулась, спрятала сучок в карман джинсов  и до конца урока больше с подружкой не перешёптывалась. Да и тему урока – хотя бы! – неплохо  бы записать. Хоть по литературе у неё в прошлом году были круглые «пятёрки», но мало ли что…


***


На переменке к Милке подкатился новичок – рыжий колобок Вася Матюшкин.


- Привет! – солнечно улыбнулся он, словно сто лет Милку знал. – Ты - Мила Милованова?


- Я, - кивнула Милка.


- А бабушку твою Василисой Гордеевной зовут?


- Да, - удивилась Милка. – Откуда ты мою бабушку знаешь?


- Так она ж родом из деревни Шушарино, как и мы с Настюхой, - сияя, объяснил ей Вася. – Неужели ты нас, Матюшкиных, не помнишь? Сестра моя – Настюха, а я – Васятка… Ну, вспомни! Нам тогда лет по пять, ну, по шесть, от силы, было… Бабушка тебя в деревню возила,  на всё лето… Ну? Пруд-то помнишь? Мы же там головастиков ловили все вместе: ты, я и Настюха! Ну? Вспоминай! – и он принялся сверлить Милку глазами, отчего Милка почему-то поёжилась.


Светка Снегирёва, стоявшая рядом с Милкой у окна в рекреации,  вытаращила на Васю Матюшкина глаза:


- Правда, что ли?! Милка?..


 Милка замедленно кивнула, прикрыв глаза. Она вспомнила…


Глубокий круглый пруд… с необыкновенно холодной водой. Головастики – да, она их ловила… и точно – вместе с кругленьким рыжим мальчишкой и очень похожей на него темноволосой девочкой! Только вот очков они тогда не носили… кажется. Да:  это было летом. Бабочки летают… жарко… бабушка, Василиса Гордеевна, приносит им какой-то  необыкновенно вкусный малиновый морс… У бабушки вообще всё в руках спорится…  Цветы на её клумбах пахнут просто необыкновенно…


- Надо же, - пробормотала Светка. – Тесен мир!


Милка открыла глаза. Что это с ней сейчас такое было? «Улетела» она куда-то. Унесло её. В бабушкин сад – в Шушарино… Хорошо, что не в тёмный ночной лес со страшной корягой, как недавно на линейке случилось! А ведь там и лес есть, в Шушарино… густой, тёмный, еловый… Бабушка ещё не пускала её одну туда гулять, боялась, что маленькая Милка заблудится в ельнике… А когда Милка пошла в школу, они почему-то перестали в Шушарино ездить. Почему, интересно? Но этого Милка не знала. Просто – не брала больше её бабушка в деревню, и всё…


- А… - Милка вернулась в реальность. Второй раз за сегодняшний день. Она толком не знала, что ей на Васяткины слова ответить, и промямлила: - А больше мы, значит, не встречались?


- Не, - Вася покрутил головой. – Мы только в этом годе в город перебрались.
 

- В году, - машинально поправила его Милка.


- А?.. Ну да, в году, - Васятка  неожиданно нахмурился – на какое-то мгновение – и цепким взглядом словно бы ощупал Милку с головы до ног, и взгляд этот был очень похож на оценивающий взгляд его сестры Насти.  – Спасибо, - вновь засиял он улыбкой. – Мы ж  с Настюхой  по-простому говорим, по-нашенски, по-деревенски. И имена… Зовём друг друга - Настюха, Васятка…  а не  Настя и Вася. Боюсь, задразнят нас в классе-то, а? - и он вопросительно заглянул  девчонкам в глаза.


- Да ну, зачем же? – вяло ответила ему Милка, машинально провожая взглядом  Димку Шестопёрова, который в этот момент промчался мимо них, с гиканьем преследуя своего закадычного дружбана, Мишку Василькова. Гонки они в холле устроили. Первого сентября.  В праздник, в первый учебный день! Словно на каникулах только об этом и мечтали – как бы побыстрее начать откидывать привычные коленца. Охламоны!


- Значит, вы все из одной песочницы? – хихикнула Светка.


- Выходит, так, - кивнул Васятка.


- А… сестра твоя помнит, как мы играли? – спросила Милка.


- А то, - кивнул Васятка и почему-то опять на миг нахмурился.


- А почему она не подошла со старой знакомой поздороваться? - поинтересовалась Светка. Глаза её разгорелись от любопытства.


- Да вон моя сеструха стоит, стенку подпирает, - недовольно отозвался Вася. – Застенчивая она у нас больно!


«Что-то не верится мне в её застенчивость», - подумала Милка, косясь на Настюху, молча стоявшую у дверей класса и буквально поедавшую глазами мальчишек и девчонок, резвившихся в рекреации. Глаз её, правда, почти не было видно из-под толстых стекол очков. Стёкла эти холодно сверкали, отражая свет, и выражение лица Настюхи из-за этого казалось презрительно-отчужденным.


Милка хмыкнула  и повернулась к Светке и Васятке. Матюшкин заливался соловьём, расписывая Светке, как у них в Шушарино хорошо:


- …А грибы – ты просто не представляешь, какие там  у нас грибы! Белые – во! – он раздвинул ладони, показывая размер шляпки гриба. – А речка! Синяя-синяя!..


- Что ж вы из Шушарина своего уехали в город, если там так хорошо? - буркнула Милка, косясь  одним глазом на Настюху.


- Папка сюда работать перешёл, - сразу поскучнел Васятка. – Мы-то с Настюхой не особь и ехать-то хотели. Чего мы тут, в городе этом, не видали!


- Ну, не скажи, - возразила Светка. – Всё-таки, город, пусть и областной, не столица… но большой город!  Кино,  театр… к нам и из самой  Москвы артисты приезжают, да! Ну, и вообще… культура!


- И чего? – Васятка пожал плечами. – У вас тут и воздуха уже нет совсем, и шум-гам такой от машин на улицах, что себя не слышишь, не то, чтоб поговорить с кем-то. Не погуляешь спокойно! А вот у нас в Шушарино…


- Ясно: райское местечко это ваше Шушарино, - хихикнула Светка.


- Сама увидишь, - важно заявил Васятка. – Вы все увидите!


- Это как это? – вмешалась Милка.


- А я уже Кларе  Викторовне сказал: давайте, сказал, свозите-ка вы, Клара Викторвна, класс в наше Шушарино. На субботу-воскресенье. Погода, сказал, ещё хорошая стоит, можно, сказал, поход организовать. По  грибы-ягоды пойдём, у костра посидим, песни попоём…


- И что Клара? – Светка уставилась на Васятку.


- Сказала – хорошая идея! – улыбнулся он. - Так что, может, как раз на эти выходные и съездим! В пятницу в поезд сядем, утром в субботу будем в Шушарино, вечером в воскресенье приедем обратно. Там у нас лесничество большое, база топится, совсем не холодно!


Милка и Светка молча переглянулись. Ну и дела! Новенький-то, Васятка, рыжий смешной колобок, оказывается, такой весь из себя активный-инициативный!


И тут вдруг Васятка спросил:


- Мил, а что это у тебя такое?


- Что? Где? – Милка опустила взгляд на свои руки и с удивлением увидела… сучок. Она же его в карман джинсов положила, ещё когда  урок шёл… Вытащила машинально, что ли? Зачем?


- Это? Сучок какой-то, - ответила Милка. – Не представляю, как он мне за шиворот попал. Я под деревьями сегодня не стояла. И не шла! – она высунула язык и показала гримасу  Светке. Та в ответ тоже скорчила рожу, впрочем, вполне миролюбивую.


- Сучок? Дай-ка… - и Васятка выхватил из её рук острую колючую веточку. Оглядел со всех сторон и пробормотал себе под нос что-то непонятное: - Опять за своё взялась, ну что ты тут поделаешь!


- Ты о чём это? – полюбопытствовала Милка.


- Да ни о чём, это я так, - солнышком засиял Васятка.


- А почему у вас с Настюхой… - начала было Милка, но тут звонок зазвенел: второй урок начинался, математика.


 Милка хотела спросить – почему, хотя  Васятка и Настюха – близняшки, похожи, как две горошины из одного стручка, цвет волос у них так резко различается? Один в маму волосами пошёл, а другой (или другая) – в папу?..  Но к концу второго урока она о вопросе своём напрочь позабыла. Потому что математичка столько всего им задала выучить, что Милка чуть волком не взвыла – это ж надо, такие нагрузки с самого первого учебного дня! Совести у этих взрослых нет, вот что!


***



Глава 2


Вторник. Разбитое зеркальце



***



Утром второго сентября, во вторник,  собираясь в школу, Милка никак не могла решить один важный вопрос: рассказывать ли ей Светке Снегирёвой о своём странном видении во время линейки – или всё же не надо пока? Милка очень надеялась, что она не сходит с ума. Это было бы  страшно обидно!  А если Светка её психованной назовёт и посоветует к доброму доктору сходить, который ненормальных лечит? Это уж прямо неизвестно, как пережить! А ребята? Если Светка им протрепется… Бррр!


Но всё же… что-то странное ей вчера белым днём примерещилось, ведь так? Очень и очень странное. А тут ещё и сон ночью приснился… И почему-то  сон этот был про деревню Шушарино, где она уже лет пять, а то и больше, не бывала. А самым непонятным было то, что приснился ей ещё и Димка Шестопёров! Он-то как, пусть и во сне, в Шушарино попал?!


Снилось Милке  поле - большое, рыжее, рожь, наверное, на нём росла. Снился  смутно знакомый лес. Глухой, мрачный, еловый. В нём что-то то белело, то чернело, в этом лесу… Болото снилось, кочки с набросанным на них хворостом, чтобы можно было пройти по этой ненадёжной дороге… куда? Куда-то. Куда-то… Коряга страшная не приснилась, и то хорошо. И того, кто прятался за корягой и сверкал на Милку жуткими глазами, в этом сне тоже не было. Вот и  отлично! А вот пруд -  приснился. Круглый, глубокий, с холодной водой. Тот самый, где она в совсем несмышлёном возрасте  головастиков вместе с Матюшкиными ловила. И    Димка Шестопёров  приснился - с какой-то стати!  Вот он стоит на берегу пруда и машет рукой. Похоже - ей, Милке, машет…  А в следующую минуту… Милка хотела закричать, но, как это часто бывает во сне, ничего не получилось – пропал у неё голос.  И неудивительно!  Димка вдруг,  неведомо каким образом, оказался уже  не на берегу, а в пруду,  по шею в воде. Он вдруг резко вскинул руки и… начал тонуть! Забарахтался, замолотил  по воде ладонями, его лицо скрылось за веером поднятых им белых брызг…  И вдруг вместо Димкиного лица на миг появилось лицо Настюхи. Без очков почему-то. Глаза – как два камешка, невыразительные, холодные. Она в упор взглянула на Милку, улыбнулась – недобро как-то, и – всё растаяло.


Нет пруда. Нет Настюхи. Нет тонущего Димки. Солнце в окно бьёт, из кухни вкусными запахами тянет  – мама Милке на завтрак её любимое какао варит. И оладьи жарит…


Милка прижала ладонью бешено бившееся сердце. Что   за гадость?! Какой противный сон!.. Она решительно встала с постели, быстренько умылась, съела завтрак и проверила, всё ли  приготовила для школы. Ну вот, приехали – из-за мыслей об этих непонятностях она вместо учебника по биологии зачем-то учебник по физике в сумку сунула. А физика – только завтра.


- Ох, Мила Милованова, что это с тобой творится, а, дорогая моя? – прошептала самой себе Милка.


И принялась взвешивать «за» и «против» - делиться ли ей со Светкой всей этой белибердой - или нет?.. Рассказать… а вдруг через неделю или даже раньше всё закончится, не будет она проваливаться неизвестно куда (и неизвестно почему), и сны у неё станут самыми обычными? И что тогда? А засмеёт её Светка, вот что тогда.


Ну, а если – нет? Не пройдёт, а только хуже станет? «Улетит» она, допустим, вот так на уроке… огребёт «пару»… и не одну, если такие вот «улёты» будут часто с ней случаться.  М-да. Трабл! Проблема!


Милка подошла к зеркалу в прихожей и привычно скорчила себе рожу.


- Мила, в школу опоздаешь! – крикнула мама из кухни.


- Ага! – и Милка, накинув куртку, подхватила сумку и выбежала из квартиры.



***



 У дверей класса она первым  встретила Васятку.


- Привет! – подкатился он к ней на своих коротеньких ножках. – Всё в порядочке!


- Что – в порядочке? – удивленно переспросила Милка.


- Как что? Экскурсия в Шушарино, - сияя улыбкой, ответил Матюшкин. – В эту пятницу, пятого сентября,  и поедем. Ночным поездом.  И пробудем там до воскресенья. Ночевать  будем на базе, ну, на лесопилке, то есть,  или в Доме культуры, в клубе, то есть, в нашенском. Я уж и туда, и на базу позвонил, обо всём договорился!


- Шустрый ты, - невольно улыбнулась Милка.


- Ну, так нам положено… - Васятка вдруг оборвал сам себя и умолк.


- Что – положено, и кому - вам? – Милка машинально задала этот вопрос и сразу отвлеклась: мимо них прошел Димка Шестопёров. Небрежно кивнул Милке, ладонью что-то такое в воздухе изобразил: привет, мол!


А следом за ним, буквально в двух шагах, протопала Настюха Матюшкина, не спускавшая с Димки цепкого внимательного взгляда. Как привязанная.


- Я говорю – нам с Настюхой эта идея сразу в головы и… и положилась, то есть,  пришла: в Шушарино вас всех свозить, - пробормотал Васятка, озабоченно вытянул шею и уставился на свою сестрицу. – Настюха! – вдруг громко крикнул он, и Милка шарахнулась в сторону:


- Ты чего орёшь-то?!


- Извини, - Васятка как-то резко помрачнел и устремился за сестрой.


Милка пожала плечами и полезла в сумку, за зеркальцем. Ей захотелось поправить косички, хотя она прекрасно знала, что через несколько минут волосы опять полезут во все стороны, как наэлектризованные.


- Ку! – выпалил кто-то за её спиной, и Милка от неожиданности уронила зеркальце. Жалобно звенькнув, безделушка в красивой круглой рамочке упала на пол и рассыпалась на мелкие осколки.


- Вот черт! – Светка Снегирёва виновато посмотрела на Милку. – Прости, пожалуйста… Я тебе новое зеркальце подарю.


- Не фиг из-за спины выскакивать со своими дурацкими «ку», - огрызнулась Милка, присела на корточки и попыталась осторожно ухватить острые кусочки стекла с помощью носового платка.


Светка присела рядом и запыхтела, усердно пытаясь Милке помочь.


Дверь класса скрипнула. Девчонки задрали головы и увидели пухлощёкую Настюху Матюшкину. Недобро прищурившись, она вгляделась сквозь толстые линзы очков в их лица, хмыкнула и сказала куда-то в пространство над их головами:


- Зеркало разбилось? Не к добру! – и  резко захлопнула дверь.


Милка дёрнулась и с недоумением посмотрела на свой указательный палец: на нем выступила капелька крови.


- Порезалась, - растерянно сказала она и сунула палец в рот.


- Дура эта Настя Матюшкина, как я погляжу, в отличие от брата, - сердито сказала Светка и протянула Милке носовой платок. – На, замотай палец. И не трогай больше осколки, я сейчас тетю Глашу позову.


- А если кто-нибудь на них наступит? – возразила  Милка.


- А ты листочком из тетрадки стекло  прикрой, - посоветовала Светка и умчалась на поиски уборщицы тёти Глаши.


Милка вздохнула, выдрала лист из тетради по литературе и прикрыла им осколки.


- Мила, в чем дело? – Клара Викторовна появилась из учительской с журналом в руках и подошла к ней.


- Зеркальце разбилось, - унылым голосом отозвалась Милка, - вот, стерегу, чтоб никто не наступил, не порезался…


- Иду, иду, милые, сейчас все уберу, - послышался голосок тети Глаши, сопровождаемой Светкой.


Старушка в синем рабочем халате шустро подбежала к Милке, поставила громыхнувшее ведро на пол, вытащила из него совок и веник и ловко замела  битое стекло и листок из Милкиной тетрадки.


- Мила, Светлана, идите в кабинет, сейчас звонок дадут, - сказала Клара и скрылась в классе.


- Надеюсь, ты не веришь в эту чепуху? – шепотом спросила Милку Светка, когда отгремел звонок и они уселись за свою парту.


- Ты о чем? – не поняла Милка.


- Ну, что разбитое зеркало – не к добру?


- Ты же сама эту Настюху  дурой обозвала! – изумилась Милка. – Стану я верить в такую чепуху.


- Обозвать-то я её обозвала, - Светка отвела глаза в сторону, - но палец-то ты порезала…


- Что за бред! – заспорила было с ней Милка, но тут Светку вызвали к доске, и Милке осталось только слушать, как подруга беспомощно барахтается на виду у всего класса, пытаясь более или менее внятно поведать одноклассникам и Кларе, что именно она усвоила за каникулы из программы внеклассного чтения.


Палец противно ныл. Светкино блеянье наводило тоску.  И шею Милкину всё ещё  покалывало – в том месте, под воротом, откуда она вчера сучок вытащила. Неизвестно как туда, за её шиворот, попавший. Хорошо учебный год начинается, нечего сказать! Одна радость – в субботу, шестого сентября,  у неё день рождения. Погодите-ка… в субботу? Да, в эту субботу. А Вася Матюшкин уже договорился с Кларой о поездке в их деревню… Ну, и ничего страшного. Значит, Милка просто отпразднует свою  днюху попозже, в другие выходные. Это раньше срока праздновать нельзя, а позже – сколько угодно. Весь класс в гости позовёт, как в прошлом году! Бабушка вкусное угощенье приготовит…


Почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, Милка обернулась – и  наткнулась на очень внимательный и очень почему-то серьезный, суровый даже, можно сказать, взгляд Васятки Матюшкина. Увидев, что Милка его «засекла», Васятка отвел глаза в сторону и принялся что-то втолковывать своей сестрице, застенчивой – ну просто очень застенчивой! - Настюхе. А Настюха, явно слушая братца вполуха, не отрывала упорного  взгляда  от Димки…


Милка передёрнула плечами, тихонько фыркнула, как рассерженная кошка, и демонстративно уставилась на Клару, которая в этот момент ставила в дневник Светки Снегиревой заслуженный тяжкими трудами «трояк».



***



Закончился последний урок. В класс  явилась Клара и объявила, что сейчас будет маленькое собрание.


- Надо обсудить, - сказала она, - нашу поездку в Шушарино в эти выходные дни.


Посыпались вопросы – что это, где это, как это, - но Клара подняла руку:


- Об этом нам сейчас Вася Матюшкин расскажет.


Васятка колобком выкатился к доске и принялся расписывать яркими красками свою «малую родину» - деревню Шушарино.


Ребята слушали с интересом, задавали вопросы – а речка там есть? А лес – настоящий, густой? А звери водятся в лесу – зайцы, лисы… волки? Какое кино в клуб привозят?..  Милка в это время поглаживала пострадавший палец, борясь с желанием сунуть его в рот, и  поэтому слушала Васятку не очень внимательно. Тем более, что все подробности о Шушарино она могла узнать у бабушки. Или… или вспомнить.



- Ну что же, ребята,  сообщите обо всём родителям, готовьте походное снаряжение – кружки, ложки, ножики, фонарики… собирайте вещи, - объявила в конце собрания Клара. – Если кого-то не захотят отпускать – скажите мне, я сама с родителями поговорю. До завтра, класс!


Все загомонили, начали собирать учебники.  Ребята попрощались с Кларой и побежали по домам.


Милка и Светка вышли на школьное крыльцо.


- Мил, а Мил, - вдруг спросила Светка,- а чего это ты какая-то…


- Какая же? – буркнула Милка.


- Сама не своя?


- Вот ещё!


- Не «вот ещё», а давай-ка, рассказывай, - потребовала Светка. – Кто и чем тебя пристукнул? Ты со вчерашнего дня на себя не похожа. Учиться после каникул неохота, да? – подмигнула Светка.


- Никто меня не пристукивал, - попыталась было Милка отвертеться, но – не тут-то было: Светку не проведёшь.


- У меня глаз, что ли, нету? – фыркнула Снегирёва.


Милка вздохнула. Непонятно, почему, но не хотелось ей подружке закадычной ни о чём  рассказывать. Глупо как-то всё это выглядело. Сон какой-то… мираж во время линейки… Бредятина.  Но – делать нечего. Придётся рассказать. Иначе Светка её просто изведёт своими приставаниями. Или ещё вздумает обидеться на Милку - за скрытность.


- Ну, в общем… - начала было Милка скучным голосом, но Светка, торопыга такая,  её перебила:


- Влюбилась ты, что ли?


Это Светкино «что ли» было притчей во языцех. Клара давно и безуспешно с этими словами-паразитами боролась, но Светка не сдавалась и вставляла ничего не значащие словечки чуть ли не в каждую  вторую фразу.


Милка сбилась с шага – они медленно направлялись к бульвару.


- Да ну тебя! – сердито выпалила она. – Придумываешь невесть что!


- Ты мне зубы-то не заговаривай, Милованова! Глаз у меня, что ли, нету? Или мозгов? – хмыкнула Светка.


О, это уже серьёзно. Если Светка её по фамилии называет – значит, сейчас обидится. Мирись потом… с виноватым видом слова всякие мямли… А ну его на фиг!


- Ещё чего не хватало - влюбиться! – Милка решила – на всякий случай – обидеться первой.   У неё проблемы, она боится, что с ума сходит, а Светка какие-то глупости говорит! – Я вчера, на линейке… ну… в общем…  мне вдруг кошмар привиделся.
 

- Что – прямо белым днём? – усомнилась Светка. – И что же тебе померещилось?


- Лес, - мрачно сказала Милка. – Ночной лес. Я вдруг оказалась посреди какого-то гнусного болота… как будто стою я  на кочке, а из-за большой коряги на меня кто-то… смотрит! Большущими жёлтыми глазами, злыми, как у волка. Словно сожрать меня хочет.


- И что?! – замирающим голосом спросила Светка. Она любила фильмы ужасов до дрожи в коленках, и разговоры на такие темы волновали её несказанно.


- И тут ты меня в бок пихнула… больно пихнула, между прочим!.. – и я вернулась. То есть, очнулась. Пришла в себя, - мрачно выговорила Милка.


- Ни фига себе… - у Светки аж глаза разгорелись.


- Да. А потом, ночью, я сон увидела. Противный! И вот… Светка, только поклянись, что никому не скажешь! – потребовала Милка.


- Клянусь, и чтоб мне провалиться! – выдохнула Светка.


- Так вот, во сне мне приснился пруд, - тут Милка замялась, но продолжила: - Тот самый, о котором Вася говорил, ну, что мы там с ним и его сестрой в детстве играли… в Шушарино…


- Ну?! – поторопила её Светка.


- И в нём, в пруду этом, - неохотно продолжила Милка, - в пруду, значит…


- Ну что, что такое приснилось тебе в этом пруду – акула, что ли, или Лох-Несское чудовище? Мямлишь, как малявка-первоклашка! – рассердилась Светка.


- В пруду тонул… наш Димка Шестопёров! - выпалила Милка. – Руками махал, звал на помощь… и вдруг – бульк…  утонул! И появилось…


- Что… появилось?! – Светка прижала руки к груди.


- Лицо Насти Матюшкиной. Какое-то… злое и неприятное, - Милка поёжилась.


- Ну, оно у неё и в жизни не очень-то приятное, - заметила Светка. – И что она сделала?


- Ничего. Я проснулась, - вздохнула Милка. – Позавтракала и пошла в школу.


Светка несколько минут молчала, потом осторожно вымолвила:


- Да… странно…


- Светка, я боюсь, что схожу с ума! – скороговоркой выдала Милка свои тайные опасения и, не выдержав напряжения, захлюпала носом, готовая разреветься на весь школьный двор. Громко, с подвываниями. Как малявка.


- Э-э, ты давай-ка, не реви! –  Светка, оглядевшись по сторонам, ухватила Милку за руку и потащила её на бульвар, примыкавший к школьному двору,  в густые кусты сирени, за которыми прятались в тенёчке уютные скамеечки. – Посиди, успокойся, - и Светка протянула Милке  носовой платок.


- Не надо, - Милка хлюпнула носом, - у меня свой есть… - она достала платок и высморкалась.


- А почему тебе приснился именно Димка? – спросила Светка. – Ты точно в него не влюбилась?


Милка только исподлобья мрачно взглянула на Светку покрасневшими глазами, и подруга замахала руками:


- Ну ладно, ладно, это я так, на всякий случай спросила.


- Стану я влюбляться в этого охламона, дурака и хулигана, - сипло пробормотала Милка. – Помнишь, он в прошлом году девчонкам кнопки и жвачку на стулья подкладывал? А зимой, на катке, поставил мне подножку, и я пропахала носом большой сугроб - чуть ли не до самого забора! 


- Да, он идиот, само собой, - Светка вдруг повела плечом, как взрослая, - но физиономия у него вполне ничего…


- Ты ещё сама в него влюбись, ага! - фыркнула Милка. – Свееееет! А Свеееет! Ты слышала, что я тебе сказала только что, или нет? Я боюсь, что я спятила! – и Милка тихонечко завыла, прижимая к лицу мокрый носовой платок.


- Это вряд ли… - Светка запнулась и быстро затараторила: - Ты, наверное, переутомилась…  нега… как это взрослые говорят… не-га-тив-ные эмоции всякие… там, в этом, как его – а, в подсознании - накопились, вот и…


- Какие негативные? Какое, на фиг, подсознание? – разозлилась Милка. – Каникулы же были, я наотдыхалась вволю! Я так отдохнула, что прямо устала даже от этого отдыха! – она перевела дух. - Я боюсь, что психом становлюсь!..


И тут Милкой вдруг овладело какое-то странное безразличие. Мир вокруг словно немного пригас, выцвел, как старая фотография, краски утратили яркость, а эмоции – силу. Что воля, что неволя – всё равно…  Даже предстоящая классу поездка в родную деревню её бабушки, где она не бывала с розового детства,  почему-то не радовала Милку.  Её вдруг сильно кольнуло в шею, в то самое место, где её оцарапала острая щепка…


Светка открыла рот, явно собираясь выдать очередную порцию какой-то  заумной взрослой чепухи, но тут внезапно  задул сильный ветер. Неожиданно как-то,  и - слишком резко. Мелкий мусор, обломки веточек, песок и прочий сор  волной взметнулся с аллейки бульвара и буквально брызнул подружкам в глаза. Милка зажмурилась, Светка вскочила.


- Вот чёрт! – с досадой воскликнула она, протирая глаза.


Ветер закрутил в воздухе скомканный обрывок газеты и бросил его Милке в лицо. Она быстро встала со скамейки, и тут же на то место, где она только что сидела, с громким треском упала толстая ветка сирени. Не встань Милка – ветка ударила бы её прямо по макушке!


- Опаньки… - растерянно сказала Светка.


За кустами послышался шорох. Девчонки обернулись, как по команде, и увидели круглое, широкое, как блин, лицо Настюхи Матюшкиной. Она стояла за ближайшим кустом и молча буровила Милку недобрым взглядом.


- П-привет, - заикнулась от неожиданности Милка.


Настюха  не ответила. Взглянула на Светку, чему-то усмехнулась, ещё раз пронзила Милку насквозь неприязненным взглядом, резко развернулась и быстро пошла к выходу с бульвара.


- Чего это она? – с недоумением вопросила Светка.


- Как ты думаешь… - голос у Милки невольно дрогнул. – Она…  ничего не слышала? Про мой сон… про то, что она в этом сне была?


- Понятия не имею… - Светка развела руками.


- Вот только этого мне и не хватало! – Милка даже ногой топнула, и ветер, словно откликнувшись на это движение, взметнул в воздух очередную тучу мелкого мусора.
 

- Странная она какая-то, - заметила Светка, отряхивая блузку и юбку.


-  Она не странная, - сказала  Милка с неожиданно пришедшей к ней и удивившей её саму уверенностью. – Она – злая!


***


ГЛАВА 3


Всё ещё вторник. Странная бабушка



***



- Ба, расскажи мне про Шушарино, - потребовала Милка, съев приготовленный бабушкой обед.


Бабушка опустила вязание на колени, сдвинула очки на кончик носа и взглянула на Милку поверх оправы:


- О Шушарино? Что это ты о нём вдруг вспомнила? С шести лет там не бывала, и вдруг…


- Не вдруг… Ба, а ещё киселя можно?


- Можно. Налей себе…  Значит, не вдруг? А что случилось?


Ох уж эти взрослые! Чуть что – сразу устраивают допрос третьей степени: да что случилось, да отчего, да почему… Инквизиция какая-то, честное слово!


- Ба, ну почему сразу – случилось? – с досадой спросила Милка. – Ничего не случилось! Просто в наш класс новенькие пришли, Матюшкины. Брат и сестра,  Васятка и Настюха. Это они так себя по-деревенски зовут… Вася и Настя. Оказывается, я с ними когда-то головастиков ловила! В пруду. В Шушаринском пруду! А потом, когда я в первый класс пошла, меня почему-то перестали возить туда на лето. Ты-то ездишь, а меня с собой больше не берёшь, вы с родителями все время меня в лагерь отдыха сплавляете. Почему? – требовательно спросила Милка.
 

Вот вам, взрослые – не только вы умеете неудобные вопросики задавать!


- Потому что, - отрезала бабушка.


- Это не ответ! – возмутилась Милка.


- Ну, хорошо, - бабушка поправила очки. – В Шушарино, в основном, одни старики остались, детей нет совсем. Весело бы ты   там  каникулы проводила, скажи мне? А в лагере ты заводишь новых друзей, играешь со сверстниками. Так понятно?


- Понятно, - буркнула Милка. Но почему-то не очень бабушке поверила.
 

- Ну, и что эти… Матюшкины? – спросила бабушка. – Как они себя в классе ведут?


У взрослых только и разговоров, что о том, кто как себя ведёт, тоска какая, подумала Милка.


  - Нормально ведут, как все, - быстро проговорила Милка. Не говорить же бабушке, как час тому назад, на бульваре, Настя буквально вывалилась на них со Светкой из кустов и «проткнула» их  своими злыми глазами. - Наш класс едет в Шушарино на экскурсию. Этот Вася, живчик такой,  всё и устроил, сразу быка за рога взял. В пятницу едем, в воскресенье вечером – обратно.
 

- А как же твой день рождения? Он ведь уже в эту субботу, шестого сентября, - сказала бабушка.


- Ничего страшного, перенесу праздник на недельку, - заявила Милка. -  Так расскажи мне о своей деревне! А то я только… - она хотела сказать, что помнит только пруд… и смутно – хмурый еловый лес, но быстренько поправилась: - А то я мало что помню, я же совсем малявкой была, когда туда ездила.


О своём сне Милка, разумеется, рассказывать бабушке не собиралась. О том, что Настя ей приснилась и Димка, тонущий в пруду,  - тем более. Ещё чего не хватало – обсуждать с бабушкой, не сошла ли она, Милка, с ума! Это только Светке можно о чём-то таком  рассказывать.


- Матюшкины, Матюшкины… - забормотала бабушка. Глаза её расширились, стали какими-то далёкими… - Сроки, - вдруг вымолвила бабушка что-то непонятное. (Или – «сороки»?) Она нахмурилась, потёрла лоб. – Ты… ты ничего не перепутала, Мила? Именно Матюшкины?


- Здрассьте! – Милка даже стакан с киселём в сторону отставила. – Как это – перепутала? Они в классном журнале записаны… то есть, их  фамилия! Папа их место работы сменил, в город переехал, вот и они тоже переехали. И этот Васятка меня сразу узнал! Привет ещё велел тебе передать, - соврала Милка. Ничего, ради вежливости иногда и приврать можно. Вернее, немножко  преувеличить. – Так и сказал – привет, мол, Мила, передай своей бабушке, Василисе Гордеевне… Ну, ба! Расскажи!


- Матюшкины, значит, - с какой-то непонятной интонацией повторила бабушка. – Так-так… Вот что, Милка! Допивай-ка  кисель и иди делать уроки. А я… мне… я в магазин схожу, быстренько… а вечером тебе расскажу про Шушарино. Договорились?


- Ла-адно, - с лёгким удивлением протянула Милка. Какой ещё магазин? Что-то крутит бабушка! – А зачем в магазин-то? Мама ещё вчера всё купила. И мясо на борщ, и овощи, и крупу, и масло…


- Да мне… я ещё в аптеку забежать хочу… мне там кое-что нужно…  Милка, допивай кисель, помой посуду  и иди уроки делать, ну что за непослушная девочка! – и бабушка быстро подхватилась, сунула вязание в корзиночку для рукоделия, убрала корзиночку на место, сняла с крючка в прихожей плащ  и – р-раз! – усвистела на улицу. Только её и видели.
 

- Уроки, уроки, - Милка скорчила рожу бабушке вслед.


Можно подумать, мир рухнет, если она чуть позже сядет за эти уроки! Хотя, раз уж она решила некоторые предметы подтянуть, придётся всерьёз позаниматься… Ну что за тоска! И ещё сон этот страшный… Из головы просто не лезет!.. Интересно, слышала ли Настюха Матюшкина их со Светкой разговор? Растреплет ещё классу, что Милка сама себя психованной назвала…  Нет, это вряд ли. Она же застенчивая, понимаете ли! Похоже, Настюха вообще ни с кем ещё так и не познакомилась. Только с братцем своим перешёптывается да глупости всякие болтает, типа, что разбитое зеркальце – не к добру. Дурында!  А кстати…


Милка поставила стакан в мойку, рядом с тарелками  – потом  она посуду помоет, сейчас ей не до этого, - отправилась в свою комнату, взяла мобильник и нажала на быстрый набор.


Светка ответила через минуту.


- Свет, ты когда  мне зеркальце купишь? – без всякого вступления спросила Милка.
 

- Зеркальце? – не врубилась Снегирёва. – Какое зеркальце?


- Ну, ты же обещала! Взамен разбитого сегодня! – возмутилась Милка. – У тебя память отшибло?


- А-а, точно, - вспомнила Светка. – Прости, я хотела сразу же это сделать, то есть, сегодня, после школы,  да тут, помнишь,   ветка  на нас с тобой чуть не упала, а потом ещё Настюха  эта дурацкая вылезла из куста и отвлекла меня… Хочешь, вместе к киоску «Роспечати» сейчас сбегаем, что ли? Ты зеркальце выберешь, а я тебе его куплю.


- Сейчас вряд ли получится, - вздохнула Милка, - мне уроки делать надо… Бабушка в магазин пошла, но она скоро вернётся.
 

- Да ладно! У тебя бабушка не строгая совсем, что я, не знаю, что ли!  Подумаешь, делов-то – на пару минут! Записку ей напиши, мол, ты по делу вышла ненадолго, и всё. Потому что завтра, перед школой, мы тебе зеркальце купить не успеем.


- Ладно, выходи, я сейчас, - Милка дала отбой, написала записку, положила её на подзеркальник и, взяв свою любимую сумочку, вышитую бисером, выскользнула из квартиры.



***



Светка ждала её у подъезда.


- Ну, идём, что ли? – Снегирёва подхватила Милку под руку, и они быстрым шагом пошли к проспекту. – Меня всего на полчасика выпустили. Эх, учёба, учёба! Всё по новой… сиди, зубри!
 

Они перешли через улицу по подземному переходу  и направились к киоску «Роспечати», похожему на домик Деда Мороза – столько там, кроме газет и журналов,  было всякой пёстрой заманчивой мелочёвки, от бус и брелоков до шариковых ручек и серёжек с поддельными, но очень красивыми блестящими стекляшками.


 И вдруг Милка сбилась с шага, споткнулась и замерла на месте.


- Ты чего? – спросила Светка.


- Гляди - бабуля… Свет, а вон моя бабушка! – с удивлением проговорила Милка. – Что это она тут делает, интересно?


- А что такое? Почему её не должно тут быть? – удивилась, в свою очередь, Светка. – Или она должна у вас дома сидеть, запертой на все замки?


- А то, что она сказала – пойдёт в магазин и в аптеку, а и то, и другое находится на нашей стороне улицы, - объяснила Милка. – Сюда-то её зачем понесло? – не очень-то вежливо добавила она.


- Ты, что ли, следишь за старушкой-бабушкой, как Цербер, да? – насмешливо поддела её Светка.


- Нет. Не слежу. Просто… странно как-то.  И… кто это ещё с ней?


Милкина бабушка разговаривала с каким-то низеньким мужичком весьма затрапезного вида. Нестриженые лохмы сивых волос, большие карие глаза с грустным, виноватым каким-то выражением, мятая серо-коричневая куртка и такие же штаны, разношенные и явно никогда не чищенные коричневые башмаки – мужичок был чем-то неуловимо похож на собаку. Точнее, на беспородную дворняжку.  Милкина бабушка что-то этому дядьке втолковывала, а он часто-часто кивал и, казалось, вот-вот завиляет хвостом.


- Подойдём поближе, - скомандовала Милка.


Она не понимала – почему, но ей вдруг захотелось подслушать беседу бабушки с этим неопрятным типом.


- Да что на тебе нашло такое? – Светка уставилась на подружку во все глаза. – Может, это слесарь или электрик из вашего ЖЭКа? И твоя бабушка просто просит его прийти и, скажем, проверить электросчётчик или, там, краны и вентили!


- Никакой он не слесарь и не электрик, - отрезала Милка и, схватив Светку за руку, заставила её укрыться за киоском. – Я их обоих хорошо знаю. В лицо!


- Ну и что? Твоя бабушка, что ли, не имеет права разговаривать, с кем захочет? Ты, Милка, одичала, что ли? Или на тебя твой сон так странно подействовал? В чём дело-то? – негодующим шёпотом спросила Светка.


Если бы Милка могла объяснить, в чём тут дело! Но она не могла. Просто чуяла, как… да, как собака, чуяла, – НАДО подслушать, о чём её бабуля беседует с этим похожим на дворнягу мужичком. НАДО,  и всё тут.



- Подберёмся к ним поближе, - не терпящим возражений тоном велела Милка Светке и, ловко маневрируя и прячась за спинами прохожих, быстро переместилась к лотку с фруктами, возле которого стояли бабушка и её неизвестный собеседник.


Светка покрутила пальцем у виска, но решила споры отложить на потом и молча последовала за подругой.


Ветер донёс до них обрывки слов:


- …ты меня хорошо понял? – строгим тоном спросила Милкина бабушка.


- Да понял, понял я всё, Василис-Гордевна, - хриплым простуженным – или прокуренным? – голосом отозвался мужичок. – Только как бы они сами не… - конец фразы девчонки не расслышали – мимо проехал грузовик.


Милка вытянула шею, стараясь не попасться бабушке на глаза  и кляня на чём свет стоит оживлённое уличное движение.


- А ты проследи, чтобы они сами не делали НИЧЕГО! – с нажимом произнесла бабушка, и Милка невольно юркнула за лоток.


- Да не могу я… Вы ж знаете… - прогудел мужичок и скорчил жалобную гримасу. – Меня уж и так почти что всех правов лишили! К парку я теперь приставлен… это ж курям на смех!


- Не правов, а прав, и не курям, а курам, -  никогда бы Милка не подумала, что её бабушка умеет так резко обрывать собеседника! – За дело лишили, между прочим… - по улице опять загромыхал грузовик, и до Милки донёсся только обрывок слова: - …тюшкин!..


- Сделаю, что могу, - угрюмо просипел мужичок.


- Смотри у меня… у нас! Или я СтаршОму всё доложу!– Милкина бабушка развернулась и, не попрощавшись с человеком-«дворнягой», быстро направилась к подземному переходу.


Мужичок постоял-постоял, глядя ей вслед, тяжело вздохнул, извлёк из кармана своей мятой куртки такую же мятую серо-коричневую кепку, низко натянул её на лоб и, ссутулившись, развалистой походкой зашагал к большому парку, располагавшемуся в квартале от проспекта.


- Ну, и что ты такое важное услышала? – недовольным тоном спросила Светка, вылезая на свет Божий из-за фруктового лотка. – Я лично вообще ни слова из их разговора не разобрала.


 Милка  не ответила. В её голове всё вертелся обрывок слова: «…тюшкин».


«…тюшкин»,  «…тюшкин»…


Совпадение или нет, но  этот обрывок слова, произнесённого её бабушкой, очень уж похож на окончание фамилии Матюшкин! И о каком таком СтаршОм говорила бабушка?..
 

- Ну, ты зеркальце-то  передумала покупать, что ли? – воззвала к её вниманию Светка. Она явно торопилась вернуться домой, поэтому  тут же забыла и о своём вопросе – что уж такого особенного  услышала Милка? - и о том, что Милка в ответ промолчала.  – Давай, выбирай быстрее, нам   же ещё уроки надо делать! А то у меня уже первый «трояк» по «лит-ре» нарисовался! Меня мама уже отругала, добавки не хочется что-то.


- Извини. – Милка повернулась к киоску «Роспечати» и, не глядя, ткнула пальцем в первое попавшееся зеркальце в витрине. – Вот это мне купи, и пойдём по домам.


- Вон то красивее, с блёстками на крышке, - честно предупредила её Светка. – Смотри, потом не жалуйся!


- Всё равно. Покупай скорее, и пошли.


- Странная ты какая-то сегодня, - заметила Светка, передавая киоскёрше деньги. Взяла зеркальце, протянула его Милке, и та, не глядя, сунула вещицу в карман.


- А я с ума схожу, ты забыла уже? - буркнула Милка. – Ты мне из-за этой Насти, которая вдруг попёрла на нас из кустов, так и не сказала, что думаешь о моём сне и о том, что на линейке со мной случилось.


- А я не знаю, что сказать, - честно призналась Светка. – Мало этого… этих, как их там…  как пишут в детективах про Пуаро и Холмса - исходных данных. Вот если ты несколько раз подряд  «улетишь» во время уроков и увидишь несколько страшных снов подряд – тогда будет эта… как её…


- Закономерность, - мрачно сказала Милка. – Ещё чего не хватало! Я не подопытный кролик! И надеюсь, что больше со мной ничего подобного не произойдёт.


***



ГЛАВА 4


Среда. История с хомячками



***



Наступила среда,   третье сентября. Делая накануне уроки, Милка кое-как привела в относительный порядок растрёпанные - из-за события на линейке и страшного сна - чувства и мысли.  И приняла важное решение. Слышала ли Настюха что-то из их со Светкой беседы об её психованном сне или нет – неважно! Она, Милка, просто будет всё отрицать. И попробуйте, докажите, что она там Светке говорила и в чём подружке признавалась! Глюки у Настюхи этой противной были, и всё тут. Померещилось ей. Послышалось!


Да и сомнительно, что Настя кому-нибудь из ребят об этом расскажет. Она так и ходит одна на переменках, только таскается по пятам за Димкой Шестопёровым, как хвостик за собачкой. И молчит. Вообще ни с кем не знакомится. И не разговаривает ни с кем, кроме своего братца Васи. Очки её сверкают, как глаза у совы или сыча, и всё. И молчит она всё время  тоже – как сыч. Вот пусть и дальше молчит!


А вот странное поведение бабушки и её вчерашний непонятный разговор  с мужичком, похожим на дворнягу, никак не выходил у Милки из головы.


- Тюшкин-Матюшкин, - тихонько напевала она себе под нос, собираясь утром в школу. – Матюшкин-тюшкин… Ма! А где семечки?


- Вот, держи, - сказала мама, выходя из кухни и протягивая Милке туго набитый небольшой мешочек.


- А, вот они, спасибо… Ма, я пошла! –  Милка вышла в коридор, сняла с крючка джинсовую куртку и отперла дверь.


Семечки Милке были нужны для  хомячков из их классного живого уголка. Фомка и Хомка, два смешных меховых комочка, жили  в большой клетке, стоявшей на одном из окон в классном кабинете. За живой уголок Милка отвечала с зимы прошлого года:  её выбрали «заведующей» - ответственной за уголок -   вместо ленивой Маринки Николаевой, забывавшей вовремя кормить зверьков и чистить клетку.


Милка оказалась хорошей заведующей: в поилках у Фомки и Хомки всегда была свежая вода, в кормушках – ядрёное зерно и вкусные семечки. Милка собрала у ребят деньги,  купила  просторную новую клетку,  красивый домик с круглыми окошками, чтобы хомячки в нём спали, вращающееся колесо, чтобы они могли в нём бегать,   разноцветные  резиновые мячики, которые хомячки с удовольствием катали. Семечки она им покупала на рынке самые отборные - ребята с удовольствием давали деньги на угощение для своих любимцев. Милка дважды в неделю приходила в школу пораньше, проверяла, всё ли у её подопечных в порядке.


Фомка и Хомка встретили Милку дружелюбным сопением и попискиванием и сразу принялись за семечки, крепко зажав их в крохотных, похожих на детские ручонки, лапках. Милка прошлась по пустому классу, выглянула в окно. Вон завуч по школьному двору прошла, а вон Клара. Школьники понемногу подтягиваются на занятия. А вон… а вон Димка Шестопёров идёт. Со своим приятелем, Мишкой Васильковым…


У Милки вдруг подвернулась нога, и она так резко покачнулась, что чуть не свалила на пол клетку. Фомка и Хомка забыли про семечки, побросали их на дно клетки, запищали  и возбужденно забегали туда-сюда, влезли в колесо и принялись его крутить, бешено работая лапками.


- Ф-фу! – выдохнула Милка, схватившись обеими руками за подоконник.  – Да что ж такое… на ногах уже не держусь!


Она осторожно выглянула из-за занавески и неожиданно увидела… Да, сомнений нет: в уголке школьного двора переминался с ноги на ногу  вчерашний неопрятный мужичок, похожий на беспородную собаку, с которым о чём-то непонятном разговаривала Милкина бабушка. Что он тут делает, интересно знать?


Димка уже скрылся из виду: пользуясь последними свободными минутами до звонка, он вместе с Мишкой побежал на спортплощадку, дурака повалять, повисеть на турнике вниз головой, например.  Поэтому Милка, не опасаясь, что  её заметят, отворила окно и высунулась в него подальше. И кое-что она через пару минут увидела и услышала…


Толстенькие кругленькие Матюшкины прокатились по двору, как два колобка.  Ещё пара шагов – и они в том же темпе вкатились бы на школьное крыльцо. Но тут мужичок-«дворняга» вышел из тени, быстро подскочил к ним и что-то сказал.


- …Сроки взаправдашние не пришли ещё! – услышала Милка и ещё сильнее высунулась из окна. – Ты чё творишь-то, Настюха?


- День или два роли не играют, это во-первых, и сроки уже почти пришли, это во-вторых, - холодно ответила Настюха. – И вообще,  не лезли б вы в это дело!


- Дык, как это – не лез бы? Как – не лез бы? – просипел мужичок. – Ты, Настюха, того-этого… много на себя берёшь! Мне уж пригрозили… Сказали – СтаршОму, мол, всё докладут! Тьфу, доложат, то ись! И чё тогда будет?! Васятка, ну хоть ты её вразуми, что ж такое, в самом-то деле! – обратился он к молча слушавшему этот разговор Васе Матюшкину.


Васятка медленно покачал головой и с явным сожалением в голосе произнёс:


- Ничего я сделать не могу, так уж сложилось… Сами должны понимать…


- И вообще, - Настюха вся напряглась, покраснела,  упёрла руки в бока и пошла на мужика, отчего он отступил на пару шагов, - не мешайте, папаша, не путайтесь под ногами! Вы уже и так всё, что могли, нам с Васькой испортили!



Папаша?! Значит, этот дядька – действительно Матюшкин! Он - отец Васятки и Настюхи, получается, так…  И Милкина бабушка вчера его действительно по фамилии назвала: окончание слова - «…тюшкин»  - Милка, выходит, правильно расшифровала!  Всё сходится! И опять прозвучала эта то ли фамилия, то ли кличка – СтаршОй…  и слово, которое вчера произнесла Милкина бабушка: не «сороки», а именно – «сроки»!


Охваченная лихорадочным желанием поскорее в этой непонятице разобраться, Милка  встала коленями на подоконник, сильно  перегнулась…   И вдруг с ужасом осознала, что сейчас вывалится из окна на улицу. Рука её соскользнула с рамы, коленки разъехались на гладком подоконнике…


 И тут кто-то схватил её за шиворот и резко сдёрнул на пол.


- Милованова, ты чё, сдурела?!  – над ней возвышался Димка Шестопёров.


 Милка отскочила в сторону, как ошпаренная, и молча уставилась на Димку исподлобья.


 – Птичкой стать решила? – не отставал Димка.


Милка издала какой-то невнятный звук и разозлилась на себя – просто до ужаса. Что это она блеет-то, хуже Светки на уроке литературы! Идиотка, тупица, Балда Ивановна!


- Спасибо, - холодно сказала она, - но незачем было так стараться. Я и сама бы слезла.


- Да ты бы шлёпнулась, как пить дать, прямёхонько посреди школьного двора, и превратилась бы в чудный такой, в такой  свеженький трупик, - фыркнул Димка. – Крылышками бяг-бяг-бяг-бяг? А крылышек-то у тебя и нету! От тебя бы мокрое место осталось!


- Ничего подобного! – прошипела Милка, кипя от злости. – Я…


Она вдруг осеклась. В дверях класса стояли Матюшкины. Васятка как-то странно взглянул на Милку, потом – на Димку, и быстро отвёл глаза в сторону. А Настюха буквально  просверлила её неприязненным взглядом. Как  вчера, когда она внезапно появилась из-за куста сирени. Перевела глаза на Димку,  поджала губы - и усмехнулась. Какой-то взрослой и весьма нехорошей усмешкой. Васятка дёрнул сестру за рукав и шепнул ей что-то на ухо, после чего покосился на Милку и вновь быстро отвёл глаза, с каким-то виноватым выражением лица. 


Милка дёрнула плечом и молча пошла к своей парте. А ну их всех!  У неё есть дела поважнее. Надо во что бы то ни стало разгадать эту загадку…  тайну, в которой явно замешаны и её бабушка, и члены семьи Матюшкиных… Надо со Светкой это обсудить. Да только  Светка наверняка скажет, что никакой тайны нет и в помине. Милкина бабушка встретилась с Матюшкиным-старшим на улице? Ну и что? Они из одной деревни, отец их, как  Васятка сказал, в город работать переехал – ну и где тут тайна, в чём загадка? Кто такой СтаршОй? Ну, может, это какой-то  общий знакомый Матюшкина-старшего и Милкиной бабули! Вот и всё, скажет Светка. И никакой непонятицы. И загадки тут тоже никакой нет. Иногда Светкин «реализм» просто выводил Милку из себя. «А ещё ужастики любит смотреть, тоже мне!» - подумала она.


А вот Милка в существовании некоей тайны почему-то даже не сомневалась. Ни капельки.



***



День катился  как-то сумбурно. Милка почти не вслушивалась в объяснения учителей, корябала что-то в тетрадке, записывая темы уроков, и то и дело её ручка начинала выписывать кренделя по парте. Светка косилась на Милку, но помалкивала, даже на переменках ни о чём её не спрашивала – видела, что подружка явно не в себе. А Милка всё пыталась сложить более или менее чёткий узор из тех кусочков мозаики, которые на данный момент были в её распоряжении.



На первый взгляд, мелкие события этих дней вообще мозаикой не были, а были они беспорядочной сваленной кучкой непонятных фактов и фактиков. Но Милка упорно пыталась распутать этот клубок, разобрать эту кучку.


Итак.


Первое: каким образом первого сентября, на торжественной школьной линейке, ей за шиворот попал сучок? Материализовался из воздуха, не иначе! Она под деревьями не шла и под кустом не стояла. Светка может говорить и думать что угодно – хотя подруга уже, конечно, и думать забыла о дурацкой веточке, уколовшей Милку! – но это никакому объяснению не поддаётся. Пока что. Как и её сон, и то, что случилось с ней на линейке, когда она в тот страшный еловый лес «улетела».  Никогда ведь с ней такого не было – никаких видений, миражей, страшных снов  и прочего!  Тоже валим всё это в пункт первый, до кучи.


Второе. Что общего у Милкиной бабушки с Матюшкиными – кроме, разумеется, того обстоятельства, что все они родом из деревни Шушарино? Нет, даже не так. Не что общего (хотя, это тоже важно!), а почему бабушка так резко со старшим Матюшкиным разговаривала? Словно она - его начальница!


Третье. Разбитое зеркальце… Порезанный палец… «Не к добру…»  Вообще, явно неприязненная, враждебная даже манера поведения Настюхи по отношению к ней, Милке. Причины? Пока что ясно одно: противной девчонке с надутой физиономией, круглой и бледной, как недопечённый блин, явно приглянулся этот дурак и хулиган - Димка Шестопёров. И если бы Милка была влюблена в Димку, причина была бы очевидной: самая обычная ревность. Но ведь Милка-то ни капельки в Шестопёрова не влюблена! Вывод? Причины неизвестны. Сплошной мрак и туман.


Четвёртое. Самое непонятное и поэтому – интригующее: кто такой этот загадочный СтаршОй? И о каких сроках говорил своим деточкам, Васятке и Настюхе, Матюшкин-отец? И почему это же слово произнесла Милкина бабушка? О чём, люди добрые, вообще идёт речь? И почему Настюха так разговаривала со своим отцом – грубо, можно сказать, - будто имела на это полное право? И чем Матюшкин-старший своим детям помешал, в чём именно нарушил их планы? И – что это за планы такие? И… имеют ли эти планы какое-либо отношение к ней, к Милке?


И вообще – что всё это значит? И почему это так её, Милку,  тревожит? Светка бы над ней точно посмеялась, расскажи ей Милка о своих смутных ощущениях. Милка и сама не могла бы внятно объяснить, что её так настораживает в  череде мелких – даже мельчайших – событиях этих дней начала сентября, которые, собственно, даже и событиями-то не назовёшь. Так, пустяки сплошные, ерунда полная! Ну, разве что кроме происшествия на линейке и Милкиного страшного сна. И, тем не менее, Милка волновалась. Словно всё вокруг как-то неуловимо изменилось, будто она знаки какие-то нехорошие во всём начала замечать…


В итоге, как следует поразмыслив и не придя ни к какому выводу (Эркюль Пуаро на пару со Светкой на месте Милки наверняка сказал бы, что фактов, то есть, этих… как же их… а – «исходных данных»! -  ещё очень мало, чтобы выводы делать),  Милка на всякий случай решила: держаться от обоих Матюшкиных подальше. От Настюхи – само собой, она с первой же минуты Милке активно не понравилась. И от Васятки, обаятельного румяного колобка, - тоже. Милка никак не могла забыть, каким странным взглядом посмотрел на неё Васятка в начале учебного дня, когда она едва не сверзилась с подоконника. Словно извинялся перед ней за что-то…



***



На этом месте ход Милкиных рассуждений, весьма сбивчивых и путаных, прервал строгий голос Клары. Непривычно строгий, даже суровый.


- Милованова, это что такое? – спросила она.


- А?.. Что?.. Где?.. – Милка очнулась и завертела головой.


- Вот ЭТО, - и Клара указала длинным пальцем с изящным  маникюром на клетку с Фомкой и Хомкой.


Милка встала, наклонилась над клеткой… и не поверила своим глазам.


- А… а где семечки?! – спросила она неизвестно у кого. – Я же им утром насыпала свежих семечек! И воду поменяла!


- Как видишь, ни семечек, ни воды у хомяков нет, - ровным строгим голосом вымолвила Клара.


Милка распахнула дверцу клетки и буквально уткнулась носом в поилку и кормушку.
Пустые… Но… как?! Почему?!


- Этого не может быть! – выкрикнула она.


Ребята вскочили с мест и окружили Милку и клетку. Увидели то же, что и Милка – что у хомяков нет корма и воды, - и возмущённо загомонили.


- Ти-хо! – Клара хлопнула рукой по столу. – Сели по местам, быстро!


- Я всё сделала, как надо, - упавшим голосом произнесла Милка. – Честное слово!


Она обернулась и наткнулась взглядом на сочувственную гримасу Светки, на хмурое лицо Клары… и на злобно-торжествующий взгляд Насти Матюшкиной.


- Разрешите, Клара Викторовна? – «застенчивая» Настюха Матюшкина подняла руку. – У меня как раз есть с собой семечки. – Она растопырила пальцы, и все увидели покачивающийся на них полотняный мешочек. Точно такой же, какой мама утром дала Милке. Только завязки на Настюхином  мешочке были не зелёные, как на Милкином, а чёрные.


- Пожалуйста, - Клара кивнула, взглянула на Милку и покачала головой: - Смотри, Мила, за нашими питомцами получше, иначе придётся нам и тебя переизбирать.


- Я всё сделала, как должна была, - тихо, но упрямо повторила Милка. – Я не понимаю, что произошло!


- Ну ладно, забудем на этот раз. Простим тебе эту небрежность. Воду им нальёшь на переменке,  - устало сказала Клара и потёрла переносицу. – Запишите домашнее задание…


Милке хотелось закричать во весь голос: она всё сделала ПРАВИЛЬНО! Она насыпала семечки в кормушку и налила хомячкам свежей воды! Просто кто-то… всё испортил! Высыпал семечки и вылил воду! Нарочно, чтобы её подставить!


Но она понимала: толку от её воплей не будет. Наоборот – ребята и Клара решат, что она пытается оправдаться.
 

Так что Милка прикусила язык, открыла дневник  и молча записала домашнее задание, усилием воли загнав обратно в глаза  просившиеся на них слёзы.


А спину её так и колол торжествующий взгляд Насти Матюшкиной, отчего у Милки сильно зачесалось между лопатками. И в том месте на шее, где её оцарапал непонятно откуда взявшийся сучок, тоже закололо. Сильно…



***



- Честно? – переспросила Светка.


- Честнее не бывает. – Милка покачала ногой. – Это Настюха  мои семечки и выбросила. И воду из поилок вылила. Я уверена! – и Милка стукнула себя кулаком в грудь.


После уроков они со Светкой пошли не на бульвар, где за каждым кустом сирени Милке мерещилась противная Настя Матюшкина, а на проспект. Зашли в какой-то незнакомый двор и уселись на скамейку у песочницы, открытую взорам со всех сторон, так что никто к ним не смог бы подкрасться незамеченным.


- Зачем ей это надо? – спросила Светка и сама же ответила: - Она тебя подставила, чтобы самой стать ответственной за Фомку и Хомку! Да. Скорее всего… Но когда она успела?!


- Я из класса не выходила. – Милка сощурилась и пустыми глазами пристально посмотрела в дальний конец двора, где не было абсолютно ничего интересного. Какой-то дядька мыл машину, гремел ведром, а больше там ничего не происходило. – Как она умудрилась проделать это за моей спиной, а?! Да ещё когда народ за парты рассаживался?!


- Мистика… - неуверенно мяукнула Светка.


- Похоже, - медленно, чуть ли не по слогам, выговорила Милка. – Может, бабуля мне это объяснит…


- А при чём тут твоя бабуля? – изумилась Светка.


- А вот при чём…


И Милка решилась – и пересказала подружке наполовину подслушанный разговор своей бабули с отцом близнецов Матюшкиных, когда они со Светкой пошли покупать зеркальце,  и то, что она услышала сегодня, вися на подоконнике в классе – перебранку Васятки и Настюхи с их отцом, похожим на дворнягу неопрятным типом.


- Ничего не понимаю, - растерянно отозвалась Светка.


- Ты не одинока, я тоже ничего не понимаю, - вздохнула Милка. – Сроки какие-то… бабуля моя явно Матюшкину-отцу за что-то выговаривала… И ещё какой-то… СтаршОй. Если я не спячу из-за своего страшного сна и видения на школьной линейке, то рехнусь из-за всех этих загадок, и очень даже в скором времени!


Повисло молчание. Милка буквально всей кожей ощутила, что оно именно повисло – как неподвижная туча – над их головами.


- И что ты делать будешь? – «отодвинула» в сторону эту «тучу» Светка своим вопросом.


- Буду следить, - решительно отрубила Милка, взмахнув рукой, рубя  «тучу» в мелкие кусочки.


- За кем? – Светкины глаза загорелись огнём азарта.


- За всеми! За Матюшкиными, за их отцом, за моей бабулей!


- Ну, чур, я с тобой! – заявила Светка. – Только вот…


- Что – вот?


- За бабулей твоей и за Настей с Васькой следить, я думаю,  не очень трудно. А вот как мы за Матюшкиным-старшим проследим?


- А очень даже просто: я своими ушами слышала, как он сказал моей бабуле, что работает в городском парке! Перевёлся он из Шушарино в наш  парк. Я ведь тебе об этом говорила, разве нет? – Милка вновь взмахнула рукой. – Вот там мы его и выследим!


- Когда? – с лёгкой дрожью в голосе спросила Светка, словно не сомневалась в том, что сейчас скажет Милка.


И Милка её опасения подтвердила, произнеся:


- Ночью! Будем следить за ним по ночам! Начнём сегодня же вечером.


- А… а спать когда? – жалобно спросила Светка. – А уроки когда делать?


- Уроки придётся делать быстро - и на «пятёрки», чтобы к нам никто из взрослых не придирался, а следить будем по очереди, так что сон особо не пострадает, - ответила Милка, мгновенно составив в уме план кампании по слежке.


- Одной, ночью, в парк?! – ужаснулась Светка. – Ни за что! Да меня и не пустит никто.


- Ладно, - быстренько  «перестроилась» Милка, - пойдём в парк вдвоём, только не жалуйся потом, если лишнюю «пару» огребёшь. А насчёт  пустят – не пустят… не волнуйся. Скажешь, что пошла ко мне, я скажу, что иду к тебе, мы встретились на полпути и… и… и убегали от маньяка! Вот и забежали в парк. Это если кто-нибудь вообще узнает, что нас дома ночью не было.


- От какого ещё маньяка?! – у Светки глаза на лоб полезли.


- Ни от какого, мы его просто выдумаем, - отмахнулась Милка.


- И что – так каждую ночь, да? Якобы, мы от маньяка по городу бегаем всё время, что ли? – Светка скептически покачала головой. – Не прокатит.


- Значит, придумаем что-то ещё, - отрубила Милка.


- Это в фильмах герои так говорят, - фыркнула Светка, - а потом, вместо того, чтобы придумать «что-то ещё», эти герои попадают на зуб всяким жутким монстрам. Крак – и хребет пополам!


- Так то - в кино, а мы, может быть, в первую же ночь, уже сегодня, что-то важное узнаем, - возразила Милка.


- А если не узнаем? И вообще, с чего ты решила, что мы что-то узнаем в парке, следя за Матюшкиным-старшим? И именно сегодня? А если у нас ничего вообще не получится из этой слежки? – из Светкиного рта  градом  так и посыпались вредные «взрослые» вопросы.


- А если не получится, - перебила её Милка, - тогда… тогда… тьфу – тогда мы всё-таки ЧТО-НИБУДЬ  ЕЩЁ ПРИДУМАЕМ! Заткнись!


- Ладно, - угрюмо сказала Светка. – Я заткнусь. Но всё же… почему тебя так и тянет в этот парк, да ещё и ночью? Что ты надеешься там выяснить?


- Не знаю, - честно ответила Милка. – Но я… ЧУВСТВУЮ.


- Что?! Что чувствуешь?! – пискнула Светка.


- Что мы там ЧТО-ТО узнаем. Именно сегодня, - медленно проговорила Милка.


Милка ни словечком не соврала: она действительно это чувствовала. Она чувствовала… ЧТО-ТО.


ЧТО-ТО сегодня ночью случится… ЧТО-ТО очень важное.




***


Глава 5


Ночь со среды на четверг. Вылазка в парк



***



Никогда бы Милка не подумала, что попытка выбраться незамеченной ночью из квартиры сопряжена с такими трудностями.


Во-первых, мешали родители. Уверенные, что Милка давно уже спит и видит сладкие сны, они сидели в гостиной и смотрели – с приглушённым звуком – телевизор. Видимо, показывали какую-то комедию, потому что до Милки, упорно сидевшей на стуле у стола в своей комнате, то и дело доносился тихий смех мамы и папы. На кровать Милка ложиться не хотела – боялась уснуть и проспать нужный момент, и от долгого сидения на стуле у неё всё тело ломило.


Во-вторых, бабушка почему-то не спала! Обычно она ложилась пораньше, а вот именно этим вечером её вдруг обуяла какая-то совершенно ненужная, лишняя, как посчитала Милка, активность. Бабушка бродила туда-сюда по коридору, то и дело заходила в комнаты, зачем-то взялась на ночь глядя пересчитывать чистые простыни и собирать в кучу грязные, чтобы в субботу их постирать, раз уж Милка переносит празднование своего дня рождения на потом. Так ведь до субботы ещё ого-го сколько времени!


Заглянула бабушка и к Милке, но та, услышав, что бабушкины шаги по коридору приближаются к её комнате, прямо в джинсах и кроссовках успела-таки нырнуть под одеяло и притвориться спящей. Сквозь полуприкрытые глаза Милка разглядела силуэт бабушки, застывший на несколько минут в дверях. Бабушка стояла неподвижно, как манекен, облитый со спины светом лампочки, горящей  в коридоре, лица её не было видно, и Милке вдруг отчего-то стало… ну, не то чтобы страшно, но – как-то тревожно. Потом она услышала лёгкий вздох, бабушка отступила в коридор и плотно закрыла дверь в Милкину комнату. Фух, пронесло!


В общем, только после полуночи Милка на цыпочках выбралась из комнаты и, крепко прижимая ладошкой карман, куда она положила ключи и фонарик – чтобы они вдруг не брякнули друг о друга, - прокралась в прихожую. Сняла с крючка курточку, мееееедленно отрыла дверь и выскользнула на площадку, едва дыша.


Двор был тихим, пустым, фонари освещали ровным жёлто-оранжевым светом лавочки, гаражи, газоны… Каким-то ненастоящим показался Милке родной двор без людей, словно он был театральной декорацией. Только ветви кустов шевелил ночной ветер, да кошки шныряли под деревьями – Милка увидела чей-то пушистый хвост и услышала мяуканье.


Милка перевела дух и потрусила к Светкиному подъезду, поёживаясь от прохладного ветерка. Надо было другую куртку надеть, потеплее, мелькнуло у неё в голове. Но не возвращаться же!


Светка сидела на подоконнике на площадке между первым и вторым этажом и, с риском вывихнуть шею, вытягивала её до крайних пределов,  таращилась во двор, выглядывая Милку.


- Ку, - тихонько позвала её Милка, неслышно ступая по плиткам площадки.


- Ой… ты меня напугала, - Светка нервно улыбнулась, слезая с подоконника. – Я тебя проглядела… Ну что… п-пошли, что ли? – заикнулась она.


- Пошли, - мрачно кивнула Милка. – И прекрати трястись, никаких маньяков мы не встретим, спят все давно.


- Маньяки вообще по ночам не спят, - слезливо пробормотала Светка, но трястись послушно перестала, хотя зубы её временами отчётливо клацали.


Парк был совсем близко от их дома – перейти на ту сторону проспекта по подземному переходу, свернуть направо, пройти один квартал  – и вот они, ворота в парк. По обе стороны ворот горели фигурные фонари, но свет их простирался не дальше первых скамеек, стоявших на главной аллее. А дальше – темнота и тишина…


- Где мы будем Мат-тюшкина в-высматривать? – трясущимися губами прошептала Светка.


- В глубине парка стоит административный корпус, - тихо ответила Милка, - там устроена  квартира для смотрителя парка.


- В-в-в… в г-глубине?! – Светку опять заколотило.


- Да, в глубине, - безжалостно отрезала Милка. – И мы туда и пойдём! По центральной аллее, пропустить две боковые, третий поворот налево. Ты фонарик не забыла?


Светка вытащила из кармана фонарик, и слабый дрожащий лучик – рука у Светки заметно тряслась – осветил тёмную молчаливую массу густых кустов и деревьев.


- Убери пока, - скомандовала Милка, - я свой зажгу.


- Т-ты д-думаешь, н-нам н-надо с-свет эк-кономить? – заикаясь, спросила Светка.


- Просто мой светит ярче, я новые батарейки в него вставила, - объяснила Милка, сжалившись над бедной Светкой.  – Идём, не бойся. Мы же знаем этот парк не хуже собственного двора!


- Н-ночью в-всё п-по-д-другому, - Светка поёжилось и ухватилась за Милкину ладонь.


Да: ночью всё было по-другому. Тьма скрывала детские площадки с разноцветными качелями, деревья над головами девчонок словно перешёптывались о чём-то тайном и зловещем, кусты в узком луче света фонарика казались дикими зверями со вставшей дыбом шкурой… Только асфальт под ногами немного успокаивал. Было в нём что-то такое – простое, основательное… потому что он был положен  людьми.


Но вскоре подружки свернули с главной аллеи, и под ногами у них оказалась твёрдая земляная дорожка, уводящая в глубь парка, где стоял административный корпус.


- А если Матюшкин спит себе спокойно, десятый сон смотрит? – шепнула Светка.


- Тогда мы как-нибудь выследим его в городе и проводим вечером до парка, - отозвалась Милка, внимательно глядя по сторонам, чтобы не пропустить указатель с надписью «Администрация парка».


- Как – «как-нибудь»? – прицепилась Светка.


- Ну, он же в школу приходил, к детям своим, так? Может, и ещё придёт. Отстань! – Милка остановилась возле столба с указателями, посветила фонариком на табличку и махнула рукой: - Нам туда.


Светка слабо пискнула, но покорно поплелась следом за Милкой, не выпуская её руки из взмокшей от страха ладони.


- Да не бойся ты, - шепнула ей Милка через несколько минут, когда здание администрации показалось за кустами, - вон, видишь – у корпуса фонарь горит? И…


Договорить она не успела – Светка вдруг сильно дёрнула её за руку, и Милка чуть не упала.


- Ты чего?! – возмутилась она чуть ли не в полный голос, но Светка зашипела на неё, как змея:


- Тиииихо! Вон он – Матюшкин! На крыльце!


Девчонки присели на корточки так быстро, словно кто-то от души стукнул их по макушкам. Милка машинально погасила фонарик и увидела сквозь ветви и листья ближайшего куста, как Матюшкин медленно сходит с  крылечка административного корпуса. В том же мешковатом старом сером костюме, в той же кепке, надвинутой на самые глаза. В руках он держал небольшой мешок, похожий на солдатский «сидор» - Милка помнила такие мешки по старым, чёрно-белым ещё, фильмам о войне, которые она смотрела вместе с бабушкой. Бабушка Милке объясняла всё непонятное, и про эти «сидоры» тоже ей рассказывала.


- А ты говорила – спит, спит! – еле слышно поддела она Светку. – Видишь, я была права!


- Чего это он по ночам бродит? – Светку трясло, как под током.


- Сейчас узнаем.


- Мы что – за ним пойдём, что ли?! – у Светки опять клацнули зубы.


- А ты думаешь, что следят за людьми на расстоянии?! – разозлилась Милка. – У нас скрытой камеры нет, так что идём за ним, и точка! Только тихо.


- А если у него в мешке… труп?! – Светка так вцепилась Милке в руку, что та поморщилась.


- Разве что там труп крысы – ты разве не видишь, какой мешок маленький? Мы не в твоих любимых фильмах ужасов, прекрати идиотничать! – прошипела Милка и осторожно поднялась с корточек, таясь за кустом. – Пошли…


Матюшкин встал под фонарём и закурил папиросу. До девчонок донеслась волна удушливого запаха табака, и Светка чуть не расчихалась. Милка заскрипела зубами и показала подружке кулак. Светка зажала нос и рот обеими руками и закатила глаза.


Казалось, Матюшкин никуда не спешит. Он торчал под фонарём и курил свою вонючую папиросу, а девчонки, пригнувшись, следили за ним из-за куста. Наконец, смотритель парка докурил эту гадость, закинул мешок за плечо и свистнул в два пальца. Девчонки синхронно вздрогнули: из-за угла корпуса выскочила, отчаянно виляя пушистым хвостом, огромная  овчарка! Собака встала на задние лапы, обрушила передние на плечи Матюшкина, отчего тот чуть не упал на землю, и принялась вылизывать лицо хозяина, скаля в умилении громадные крепкие клыки.


- Пошла, пошла, - отпихнул её Матюшкин, - хорош лизаться! Идём, Манюня, за мной!


- Н-ничего с-себе М-манюня… - теперь уже заикаться начала и Милка тоже.


- Чудовище какое-то, - пискнула Светка, - ты п-представляешь, что б-будет, если она н-нас учует?!


- Отставить панику, идём за ними, - Милке тоже было не по себе, но она не собиралась в этом Светке признаваться. – Ветер дует от них,  в нашу сторону, так что ничего эта псина не учует.


Матюшкин медленно двинулся  от корпуса по еле заметной тропинке, направляясь в некие неизведанные тёмные глубины парка, собака ровно затрусила рядом с хозяином.  Девчонки переглянулись и молча, на цыпочках, едва дыша, последовали за ними. По тропинке они идти не рискнули – Матюшкин мог обернуться, собака могла отбежать в их сторону, поэтому красться им пришлось за кустами. Точнее, пришлось продираться сквозь кусты, и их продвижение сопровождалось тихим шипением, когда ветки больно дёргали за волосы или царапали щёку.


Прошёл, казалось, час или два, когда Матюшкин наконец остановился у невысокого холмика, возвышавшегося примерно на полметра посреди крошечной полянки в гуще парковых зарослей. Девчонки, исцарапанные, уставшие, словно они перемыли полы во всех классах родной школы, опустились на колени под самым колючим на свете кустом и затаили дыхание. Теперь уже и Светка чувствовала – ЧТО-ТО сейчас произойдёт. Милка-то это почувствовала ещё днём, когда они договаривались со Светкой о слежке… а теперь уже и Светку, что называется, проняло до печёнок.


Матюшкин сбросил с плеча лямку мешка и осторожно уложил поклажу на землю. Постоял, задумчиво глядя на мешок  и почёсывая в затылке, сдвинув кепку до последних пределов на глаза, так что она повисла, как говорится, на бровях. Небо было ясным, чёрно-синим, половинка луны смотрела на парк с высоты, и подружкам отчётливо был виден силуэт Матюшкина, облитый лунным светом. Собака села на здание лапы и замерла, как изваяние, только язык слабо подёргивался в открытой пасти.


- Ну что, Манюня, - обратился Матюшкин к собаке, - хошь не хошь, а дело сделать надо, будь оно всё неладно!


Манюня тихонько не то гавкнула, не то фыркнула.


Матюшкин развязал шнурок, стягивавший горловину мешка, вытащил из него  короткую сапёрную лопатку и какую-то металлическую коробочку. На крышке коробочки заиграл лунный луч. Коробочку Матюшкин бережно положил на землю, а лопатку взял в руки, предварительно поплевав на ладони. И принялся сноровисто копать рядом с холмиком. Комья земли, отбрасываемые лопатой, полетели как раз в сторону куста, за которым прятались девчонки. Светка слабо зашипела, когда земля посыпалась ей за шиворот, Милка стиснула зубы и поставила ладонь «козырьком» над глазами, чтобы их не запорошило земляной пылью.


Через несколько минут Матюшкин отложил лопату, вытер руки об штаны (что им вряд ли повредило) и осторожно, едва касаясь, открыл крышку металлической коробочки.


Это оказалась не коробочка, а шкатулка, и не простая, а музыкальная: в ночном воздухе над головами девчонок поплыли нежные звуки чудесной мелодии, которую начали  вызванивать крошечные невидимые колокольчики…


У Светки сам собою раскрылся рот, а Милка… а Милку чуть было опять куда-то не «унесло». В какое-то дивное, прекрасное, тайное место, где в цветах живут крошечные  эльфы, танцующие при лунном свете; где самые реальные гномы добывают руду, золото и драгоценные камни; где течёт синей прозрачной ниткой по лесам непролазным, непрохожим  ручеёк живой воды, а мёртвая вода тихо и неподвижно,  тёмными зелёно-чёрными зеркалами,  застыла в крошечных прибрежных бочажках и глубоких омутах, сокрытых в чаще леса… А в лесах и в реках-омутах этих вполне реально существуют  и лешие, и русалки, и домовые, и прочая мелкая нечисть, то злая, то добрая к человеку, но чаще всего – просто равнодушная…  А на далёком, затерянном в «море-окияне»  острове Буяне живут-поживают себе сказочные персонажи – и Василисы, кто Премудрая, а кто и Прекрасная,  и Иванушки-дурачки, и Кощей Бессмертный, и Баба-Яга волочит свою костяную ногу, подпрыгивает и ворчит, с трудом залезая в закопчённую чугунную ступу…


Милка тряхнула головой. Колокольчики смолкли, и видение исчезло. Светка вздрогнула и тоже очнулась.
 


- Что он там делает? –  Светка всунула  губы Милке в самое ухо.

- Что-то из шкатулки достаёт… - еле слышно отозвалась Милка, пригляделась… и изумлённо прошептала: - Да он же… он же «секретку» делает!



***



Все девочки на свете  знают – ну, или знали прежде, - что такое «секретка». Это коллекция  маленьких сокровищ, совершенно особенных, личных сокровищ! Кусочки разноцветной фольги, конфетные обёртки, осколок от разбившейся любимой чашки, колечко, сплетённое из цветной проволоки, крошечная кукла-«пупсик», засушенные цветы, помпон от старой шубки или шапочки… в общем, всё, что надо сохранить – с одной очень-очень важной и очень-очень тайной целью.


Собрав все эти драгоценности, девочка должна найти самое укромное местечко в своём дворе и лопаткой выкопать ямку, и никто-никто не должен в это время девочку увидеть! В ямку девочка бережно укладывает свои сокровища и закрывает их куском стекла – а его ведь тоже надо где-то найти, а бить собственные или чужие окна, чтобы раздобыть кусок стекла, строго-настрого запрещается. Так что приходится искать стекло повсюду, где попало, потом нести тайком домой и  отмывать его в ванной комнате – и чтобы родители ни в коем случае не увидели, что их дочка возится с какой-то грязной и опасной штукой, рискуя порезать себе пальцы.
 

Закрыв стеклом ямку с сокровищами, нужно засыпать её землей и отметить место своей «секретки» неким тайным, известным лишь этой девочке знаком: веточку под особым углом рядом с ней  воткнуть, несколько крышечек от бутылок из-под лимонада вдавить в землю, чтобы они образовали крест или букву. Потом надо три раза обойти против часовой стрелки закопанную ямку-«секретку» - с закрытыми глазами обойти, и стараться не наступить на это место, - а затем… затем – прошептать вслух, отчётливо, без единой запинки или поправки, своё самое заветное желание. НАСТОЯЩЕЕ желание, ЗАВЕТНОЕ, а не просто загадать,  чтобы тебе, скажем, три кило конфет купили и разрешили съесть их сразу все! И только через месяц  можно открыть «секретку» и проверить – все ли сокровища уцелели? Если да, значит, желание исполнится. А если «секретку» кто-то нашёл, или случайно наступил на неё и раздавил засыпанное землёй стекло, или вообще, на этом месте всё снесли и теперь там оказалась строительная площадка – ничего не поделаешь: надо собирать новый «клад», новые сокровища, и делать «секретку» заново. И опять ждать – ровно месяц.


Всё это Милка и Светка прекрасно знали – не так уж много лет прошло с того времени, когда они делали свои «секретки» и закапывали разнообразные предметы в углах своего двора. Но чтобы взрослый дядька этим занимался?!


И, тем не менее, всё было именно так. Вот блеснуло в лунном луче стекло, вот Матюшкин, положив  в выкопанную им ямку какие-то предметы, которых девчонки так и не разглядели, придавил их стеклом и быстро забросал ямку землёй. Вот он воткнул в землю рядом с закопанной ямкой кривую сухую ветку. А вот он трижды обходит ямку против часовой стрелки, крепко зажмурив глаза!


Обойдя «секретку» в третий, последний, раз, Матюшкин остановился и поднял голову. Открыл глаза, блеснувшие в лунном свете каким-то странным, диким, звериным прямо-таки,  блеском, и быстро-быстро забормотал что-то себе под нос.


Милка и Светка напрягли слух. Но Светка вообще почти ничего не расслышала, а Милка еле-еле разобрала несколько слов, слившихся в одно длинное-предлинное слово:


- Водабегинакаменьбелыйжертвупримидаймнесилуневиданную…


«Вода, беги на камень белый, жертву прими, дай мне силу невиданную, - повторила про себя Милка несколько раз, чтобы не забыть ни слова. – Какой камень, какая… какая ещё жертва?! Он колдун, этот Матюшкин, так, что ли, получается?!»  Милка даже не заметила, что употребила любимое Светкино «что ли», так она была поражена всем увиденным и услышанным.


Светка тоже явно была потрясена. Открыв рты, девчонки провожали взглядом Матюшкина и Манюню,  уходивших от полянки с холмиком всё дальше… вот их фигуры мелькнули на повороте с тропинки и – исчезли за деревьями.


Девчонок обступили темнота и тишина, только ветер шумел в верхушках деревьев и половинка луны холодно светила с неба.


Первой очнулась Светка.


- Милка, быстро, идём за ними, я не собираюсь торчать в парке всю ночь! – прошептала она, хотя Матюшкин уже ушёл далеко и не мог их услышать.


- Погоди… - Милка глубоко вздохнула.


- Чего – погоди, чего – погоди, надо топать за ними, иначе мы заблудимся! – разволновалась Светка.


- Погоди, говорю, - отмахнулась Милка. Выбралась из-за куста, стряхнула с курточки комья земли, которыми их со Светкой обсыпал Матюшкин, и медленно направилась к холмику.


- Ты чегооооо?! – простонала Светка.


- Хочу посмотреть, что он тут закопал, - сказала Милка и присела на корточки над «секреткой».


- С ума ты сошла, что ли?! – ахнула Светка, прижимая к исцарапанным щекам измазанные землёй ладошки.


- Ещё позавчера, а ты и не заметила? – мрачно пошутила Милка и потрогала пальцами свежую землю, укрывшую ямку с «секреткой» Матюшкина-старшего.
 

От земли в этом месте исходил ощутимый жар. Милка слабо вскрикнула и отдёрнула руку.


- Змея?! – взвизгнула – правда, приглушённо – Светка. – Тебя змея укусила?!


- Какая змея, откуда тут змеи? Светка, очнись! - Милка осторожно положила ладонь на засыпанную ямку и раздвинула пальцы. Да: жар. Руку едва не обжигает… но терпеть можно. – Иди сюда, не бойся, всё в порядке, - позвала она Светку.


Светка подошла, ступая на цыпочках, лицо её кривилось в жалкой гримасе, и глаза явно были готовы пролить реки слёз - буквально в следующие секунды.


- А чего ты дёргаешься? – нервно спросила она. – Ты так руку отдёрнула, что я и подумала – змея тебя цапнула!


- Приложи ладонь к земле, - велела Милка, убирая руку. – Вот сюда. Ничего не чувствуешь?


Светка, похныкивая, еле коснулась кончиками пальцев комочка земли и тут же отдёрнула их:


- Жжётся! Что это… что это такое?!


- Не знаю… - Милка заворожённо уставилась на земляной пятачок, крошечный, не более десяти-двенадцати квадратных сантиметров. – Такое ощущение, что там горит малюсенький костёр – под землёй…


Светка пригнулась к земле, щека к щеке с Милкой. Девчонки заворожённо уставились на  крошечные яркие искорки, пробегавшие под верхним слоем земли по чему-то… блестящему. «По стеклу! – поняла Милка. – Искры бегают по стеклу, которым Матюшкин закрыл свою «секретку»!»


- Что это такое, а?! – замирающим голосом переспросила Светка, привалившись к Милкиному плечу, отчего они обе чуть было не потеряли равновесие.


- А вот сейчас посмотрим! – и Милка, закусив губы, решительно сгребла с куска стекла слой горячей земли.


Подружки ахнули. И было отчего: стекло светилось ярким ровным светом, оно даже на взгляд было горячим… от него и дымок шёл, завивался в лунном свете в причудливые узоры-петельки! А под стеклом  лежал в ямке набор неких предметов…


- Смотри! – Милка вдруг ухватила Светку за плечо и затрясла подружку изо всех сил, вряд ли понимая, что делает. – Видишь?! Ты ЭТО видишь?!


Светка стряхнула Милкину руку и вгляделась в кучку вещиц, лежавших в ямке.


- Ключ какой-то, - забормотала она, - камешек белый, камешек чёрный… Я ничего такого не ви…


- Да вот же! –  с этими словами Милка схватила и отбросила в сторону горячее светящееся стекло, и… вытащила из ямки небольшой полотняный мешочек с зелёными завязками. Мешочек раскрылся, и на землю выпало несколько семечек. – Светка! – зловещим шёпотом произнесла Милка. – Это же МОЙ мешочек для семечек! Понимаешь?! МОЙ МЕШОЧЕК!


Светка в сотый раз за эту ночь раскрыла рот и приземлилась с корточек прямо на пятую точку.


- Быть того не может! – выдохнула она.


- Это он. Точно. Это МОЙ мешочек и МОИ семечки. – Милка проговорила эти слова резко и отчётливо, и точки в этих коротеньких фразах тоже ясно прозвучали – как стук камешков о камешки. – Не знаю, каким образом МОЙ мешочек с семечками для Фомки и Хомки попал к Матюшкину-старшему, но это – ОН. Вот такие дела.


- Гм… - сглотнула Светка и потрясла головой. – И… что мы теперь будем делать? Со всем этим?


- Обратно засыплем. Но СВОЙ мешочек я заберу! – и Милка, бережно уложив мешочек в карман, шипя свозь зубы, взялась было за горячее светящееся стекло, которое, к счастью, не разбилось, когда она отбросила его на траву.


- Погоди! А что там ещё лежит? – Светка, преодолев страх, подползла на коленках поближе к ямке.


- Белый и чёрный камни, как ты и сказала. Ещё… - Милка всмотрелась я в ямку. – Да, ключ…


- От чего ключ? – прошептала Светка.


- Откуда я знаю? – рассердилась Милка. – От замка какого-то, наверное! Не мешай! Так… деревяшка. Маленькая. С закруглёнными концами. Палочка оструганная, короче. И… фууууу, гадость – мышиный хвост! Или даже крысиный… – Милка отшатнулась.


- Закрывай, - быстро сказала Светка, - меня сейчас стошнит!


- Потерпишь, - буркнула Милка. – Тут ещё бумажка какая-то… - она очень осторожно, кончиками пальцев, подцепила свернутую в трубочку, как крошечный свиток, желтоватую бумажку и расправила её на земле. – Бр… брит… нет – брют… Амака… кадынь… Ничего не понимаю! Это не по-русски.


- Дай сюда, - Светка уткнулась в бумажку носом. Посопела и выдала: - Эх ты, а ещё «пятёрку» по русскому имеешь и по истории! Это же старославянский язык! Помнишь, нас в музей в прошлом году водили, рукописи старинные показывали, предметы быта древних славян и всякое такое? Это пале… пали… па-ли-а-гра-фия, вот что это такое! – Светка с гордостью прошептала по складам «научное» слово.


- Точно! Очень похоже, – Милка вновь попыталась разобрать, что написано на старой бумажке, но ничего не получалось: буквы были нацарапаны криво, они налезали друг на друга, да ещё эти значки… как их… а – титлы, - над некоторыми сокращёнными словами… Можно всю голову сломать и не разобрать ни словечка. - Переписать бы это надо, - пробормотала Милка себе под нос.


- Всё гораздо проще, - снисходительно – и куда только её страх подевался? – сказала Светка, вытащила из кармана мобильник и несколько раз сфотографировала все их находки, особое внимание уделив светящемуся стеклу и бумажке с загадочными письменами. – Готово, засыпай всё обратно, - гордо сказала она.


- Голова, - похвалила Милка подружку, вернула бумажку в ямку и, шипя сквозь зубы, уложила сверху горячее стекло. Засыпала землёй, стараясь придать «секретке» прежний вид.


- А вдруг Матюшкин вздумает свою «секретку» проверить?! – как всегда, некстати всполошилась Светка.


- Нет. Сама знаешь, её не раньше, чем через месяц, проверять можно, - возразила Милка, вставая и дуя на пальцы – обожглась всё-таки, пусть и несильно.


- Так это у детей, а он – взрослый, - в свою очередь, возразила Светка. И вдруг она застыла, словно молнией поражённая: - Мииииилка! А зачем он ВООБЩЕ ночью в парке, в самом глухом его углу… - тут Светка оглянулась через плечо, и у неё опять зубы заклацали, - з-зачем он т-тайник этот с-сделал, а?! Он, что ли, колдун, Матюшкин этот? Оооооой…


- Никаких колдунов на свете нет, - отрезала Милка, хотя вовсе не была в этом так уж уверена, как, скажем, всего лишь несколько дней тому назад. – Пошли. Пройдём через парк насквозь, выйдем к воротам гораздо быстрее.


- А ты точно знаешь, куда надо идти? – с сомнением спросила Светка. – Я вообще не соображаю, где мы находимся…


- А ты прислушайся, - предложила Милка и застыла на месте.


Светка прислушалась – и через минуту радостно воскликнула:


- Я слышу! Наш родничок вон там журчит! – и она указала рукой направление.


- Точно, это наш родник, - кивнула Милка. – Звук идёт слева, значит, берег реки – чуть дальше, тоже слева, а ворота – справа и немного  наискосок! Пошли!


Они достаточно быстро – учитывая темноту, слабо разбавленную светом луны, – подсвечивая себе под ноги фонариками, пересекли парк и оказались у ворот, где ровным, успокаивающим светом горели фигурные фонари. Ворота на ночь, к счастью,  не запирались, что существенно облегчило им задачу как проникновения в парк, так и выхода из  него. Под фонарями девчонки остановились и оглядели друг друга.


- Ну мы и замарашки! – воскликнула Светка. – Родители в ужас придут, когда наши шмотки увидят!


- Отобьёмся, - Милка пожала плечами и стряхнула с джинсов налипший на них мелкий сор и комочки земли. – Спрячем одежду куда-нибудь, после уроков почистим, пока предки будут на работе. Бежим домой!


И тут из-за ворот выступила какая-то тёмная фигура. Сделала в их сторону шаг, другой…


- Маньяк! – диким голосом завопила Светка, и они с Милкой, не разбирая дороги, помчались к повороту на проспект.


Тёмная фигура остановилась, почесала в затылке и вернулась обратно за ворота. Фигурные фонари еле заметно покачивались на лёгком ветерке, равнодушно освещая пятачок асфальта перед входом в парк…


***



Глава 6


Четверг. Таинственный Лысый



***



- Что теперь нам делать? – спросила Светка, когда они с Милкой добежали до дома и нырнули в Светкин подъезд, с грохотом захлопнув за собой дверь.


- Утром решим, в школе, - Милка перевела дух.


Они поднялись на площадку между первым и вторым этажом, и Милка   с опаской посмотрела в окно  на улицу. Никого. Никакой маньяк за ними не погнался. Да и маньяк ли это был?..


- Да я теперь до утра не усну! – Светка наконец дала себе волю и разревелась. – И «пар» завтра… то есть, уже сегодня, нахватаюсь, это сто процентов, по всем предметам!


- Успокойся. Ничего такого страшного не произошло, - устало сказала Милка, привалившись плечом к стене. – Ты-то уже в своём подъезде, а мне ещё к своему топать…


- Ладно, - Светка шумно высморкалась в платочек. – Утром, так утром. Но я всё равно не усну! – с этими словами она повернулась и медленно поплелась по лестнице вверх,  на свой этаж. -  Пока, - буркнула она Милке, не оборачиваясь.


- Пока, - Милка сосчитала про себя до ста, спустилась в холл первого этажа   и мышкой шмыгнула на улицу.


До своего подъезда она добежала  из последних сил, но без всяких приключений. Прокралась в квартиру, прислушалась… Тихо. Все спят. Милка на цыпочках прошла по коридору к своей комнате, вошла, плотно затворила за собой дверь – и рухнула на кровать, прямо как была: в грязных джинсах, куртке и кроссовках. Полежала несколько минут, борясь с желанием прямо в таком виде заползти под одеяло и уснуть, минимум, на год. Потом всё же поднялась, сняла испачканную одежду. Подумала – и засунула её в мешок для сменной обуви. Вещи еле-еле влезли туда, скатанные в плотный комок. Мешок Милка запихнула под шкаф и, наконец, забралась под одеяло. Они дико хотела спать и, в то же время, боялась уснуть: а вдруг её ещё какая-нибудь страшилка приснится? Но, едва она успела об этом подумать, как глаза её закрылись, и она провалилась в глухой чёрный сон без сновидений.



***



Утром в четверг бабушка еле добудилась Милку.


- Крепкий же у тебя сон, - заметила она, когда Милка наконец открыла глаза.


- А где мама? – сонно спросила Милка, выбираясь из-под одеяла. Все косточки у неё ныли, как у старенькой старушки.


- Мама пораньше ушла на работу, у них сегодня какое-то мероприятие, - ответила бабушка, пристально разглядывая Милку. – Ты чем это вчера занималась, девица-красавица?


- То есть? – Милка разыграла удивление, посмотрев на бабушку широко раскрытыми, честными-пречестными глазами. – Уроками я занималась. Как ты мне и велела.


- Да? А это тогда у тебя откуда? – бабушка поджала губы.


- Что?! –  испугалась Милка.


- А вот это, - и бабушка указала на  Милкины руки.


Милка оглядела свои руки: да они у неё все исцарапанные… Эти кусты, чтоб им!  Перевернула кисти ладонями вверх… Н-да. На ладонях имелись явственные розовые припухлости – следы от лёгких ожогов, которые Милка «заработала» вчера в парке, разгребая горячую землю с таинственной «секретки» Матюшкина-старшего и хватаясь за жгучее стекло. Фьюить – приплыли! Следы «преступления» – налицо.


Вот же бабушка у неё глазастая – ничего не упустит, ни единой мелочи!


- Бабушка, - Милка постаралась говорить уверенно, как это делают взрослые, когда читают свои нудные нотации «по воспитанию», - а то ты не знаешь, что дети вечно обо что-то стукаются, или… или обжигаются, или коленки разбивают? Ты прямо сама как маленькая, бабуль! Ну, играли мы… в «казаки-разбойники»… по кустам лазали…


- Ладно, - вздохнула бабушка, - иди завтракать.


Милка неохотно ковыряла вилкой омлет и маленькими глоточками пила своё любимое какао. Аппетита у неё не было, мысли разбегались во все стороны. Она пыталась разгадать очень странную загадку: каким образом её мешочек для семечек оказался в «секретке» Матюшкина? КАК это могло случиться?!  Ведь семечки – Милка это ясно помнила, да что там – она это просто ЗНАЛА! – она высыпала в кормушку для хомячков. Высыпала она их, и всё тут! Разве что несколько штук в складках мешочка завалялось. Высыпала – и положила опустевший мешочек в карман джинсов. Ну, допустим, эта противная Настя Матюшкина незаметно подобралась к ней со спины – ага, при всех, когда ребята уже были в классе и готовились к уроку? – и ловким движением опытного фокусника вытащила мешочек из Милкиного кармана.  Допустим. Вытащила – и отдала своему отцу. После уроков, предположим, передала ему... Но зачем ей это?!  Бред же, люди? Бред! В чём тут смысл?! Ничего не ясно, всё как в тумане, и смысла в этом никакого вообще нет и быть не может! Вот так.


«Я, похоже,   скоро на самом деле с ума сойду! - с досадой подумала Милка, отодвинула тарелку с недоеденным омлетом и вылезла из-за стола. – Или это какой-то фокус, или я не знаю что! Или… или… действительно – колдовство. Только этого мне и не хватало!»


- Ба, спасибо, я пошла, - Милка прошла в прихожую и сняла с крючка тёплую куртку.


«Ещё ведь с грязной одеждой надо будет разобраться, - подумала она, - незаметно отчистить её… Сплошные проблемы!»


- А где твоя  джинсовка? – спросила бабушка, выходя из своей комнаты. – На улице тепло, не боишься изжариться в этой куртке?


- Мне она просто  больше нравится, она… наряднее. Пока, бабуль! – и  Милка быстренько вышмыгнула из квартиры.


Милка очень расстроилась бы, если бы могла увидеть, как бабушка прошла в её комнату, постояла, озираясь по сторонам, потом подошла к её шкафу для одежды, нагнулась и вытащила мешок для сменной обуви, куда Милка запихнула свою джинсовую курточку. Бабушка порылась в мешке, достала курточку и исследовала её карманы. Увидев мешочек из-под семечек, бабушка нахмурилась и несколько минут задумчиво смотрела в окно. Потом она положила мешочек обратно в карман джинсовки,  свернула её потуже, убрала  в мешок для сменки и затолкала его под шкаф. Теперь всё выглядело так, словно никто к мешку для сменной обуви и не прикасался, кроме Милки.


Выйдя из комнаты внучки, бабушка села за стол в кухне, достала свой мобильник – подарок зятя, Милкиного папы – и, пристально вглядываясь в экранчик через очки, набрала некий номер. Когда ей ответили, бабушка выпрямилась на стуле и тихо, но отчётливо сказала:


- Лысый, бей тревогу! Дело плохо, надо срочно доложить СтаршОму…



***



Светка топталась у дверей класса. Увидев Милку, Светка подбежала к подружке и крепко-крепко обняла её, словно не надеялась увидеть её сегодня живой и здоровой.


- Обнимашки! – завопил на весь коридор Димка Шестопёров, выскакивая из-за угла, и состроил «умилительную» гримасу. –  Чмоки-чмоки! Сюси-пуси! Девчонки в своём репертуаре, гы-гы-гы!


- Заткнись, дурак! – рявкнула на него Милка, и Димка, хохоча во всё горло, скрылся за дверью классного кабинета. - Отпусти, ты чего? – Милка отпихнула Светку. – Со мной всё в порядке! Ты сама-то как? Родители твои не узнали, что тебя ночью дома не было?


- Не, не узнали, спали, как медведи в берлоге. А я… Мне… плохо! - Светка шмыгнула носом. – Теперь мне страшный сон приснился…


- Честно?! – Милка прислонилась к стене, испугавшись, что вот сейчас, сию же минуту,  она упадёт в обморок.


- Честнее не бывает, - Светка всхлипнула. – Такой ужас, что я…


Зазвенел звонок.


- После расскажешь, - пробормотала Милка, отлепилась от стенки и, еле передвигая вдруг ставшие ватными ноги, пошла в класс.
 

Светка, вздыхая и сморкаясь в платочек, поплелась за ней. Девчонки сели за свою парту и мрачно переглянулись. Милка открыла тетрадь и покосилась на клетку с хомячками. Всё в порядке: зверьки весёлые, явно – сытые. Семечки горкой лежали в кормушке, пол клетки устилала шелуха.


«Ладно… я вам ещё покажу!», - неизвестно к кому обращаясь, подумала Милка и усилием воли сосредоточилась на теме урока по русскому языку.



***



Ни на одной переменке им со Светкой так и не удалось толком поговорить. Мешал  шум,  отвлекала  беготня ребят в рекреации, и вообще – слишком много посторонних ушей было рядом. А шушукаться во время уроков  было бы просто глупо – подружек рассадили бы по разным партам, и все дела. Так что пришлось им терпеть до окончания занятий.


Матюшкины сегодня вели себя на удивление тихо. Вася сиял улыбками по-прежнему, но помалкивал и, похоже, избегал Милку, шушукался о чём-то то со своей сестрицей, то с мальчишками.  Настя перестала таскаться за Димкой Шестопёровым по пятам, но холодно сверкающие линзы её очков неизменно поворачивались в его сторону, что бы Димка ни вытворял на уроках или на переменках. Ни к кому другому в классе застенчивая  Настюха никакого интереса не проявляла. И, похоже, её совершенно не беспокоил тот факт, что никто, кроме родного брата,  с ней не общается.  Прочие ребята вели себя, как всегда – шумели в перерывах и шуршали тетрадными листами и страницами учебников на уроках.


Когда отзвенел последний на сегодняшний день звонок, Милка и Светка, не сговариваясь, быстрым ходом направились в тот двор, где вчера обсуждали свои грандиозные планы по слежке за всеми «подозрительными лицами» – за членами семьи Матюшкиных и за Милкиной бабушкой.


Усевшись на уже знакомую скамейку, Милка положила рядом с собой тёплую куртку (она действительно в ней едва не зажарилась!) и приготовилась слушать.


- Ой, Милка, - так начала Светка, вздрагивая и нервно оглядываясь по сторонам, - это был самый настоящий кошмар!..


По словам Светки, приснилось ей вот что.


Тёмная комната. Запущенная  донельзя  – с потолка свисала паутина, во всех  углах валялись какие-то изношенные рваные вещи, ржавые вёдра, поломанные лопаты и грабли… Словом, не комната, а настоящий сарай. Но посреди этой комнаты-сарая  стояла кровать. Обычная кровать, накрытая старым покрывалом. Прямо на покрывале лежал – в верхней одежде и в сапогах! – какой-то мужик…


- Не Матюшкин-старший? – перебила Светку Милка.


- Нет, - Светка мотнула головой. – Точно, не Матюшкин. Не похож ни капельки – огромного роста и, Милка, совершенно, то есть, абсолютно лысый. И с большущей бородой при этом. Не перебивай!


- Не буду, извини. А дальше? – Милка заёрзала на скамейке.


- А дальше…


А дальше – в Светкином сне мужик вдруг завертел головой во все стороны, словно пытался высмотреть в углах комнаты, похожей на сарай, что-то очень важное. Или как будто хотел Светку разглядеть!


Тут Милка не выдержала и вторично перебила подружку:


- А ты-то сама где была в этой комнате? В углу пряталась?


- Да нигде! – с досадой, потому что её опять прервали, ответила Светка. – Она мне просто снилась, понятно? А меня в этой комнате не было, я её как бы со стороны видела, что ли! Ещё раз перебьёшь, Милованова, и я обижусь, так и знай!


- Всё-всё! – Милка подняла руки над головой, показывая: «Сдаюсь!», или: «Молчу-молчу!»


- Ну вот… завертел, значит, этот лысый мужик головой во все стороны…


И вдруг, по словам Светки, весь как-то изогнулся… засунул руку – не руку, а громадную ручищу! – куда-то себе за спину -  и вытащил… самый обычный смартфон.


-  Ерун… - Милка хотела сказать: «Ерунда», но вовремя прикусила язычок.


- Вытащил смартфон! – с нажимом повторила Светка. – И я чётко услышала, как… как   голос в телефоне произнёс: «Лысый, бей тревогу! Дело плохо, надо срочно доложить СтаршОму…» - тут Светка запнулась и почему-то со страхом посмотрела на Милку.


- Чей?! Чей голос?! – вскинулась Милка. – Не Матюшкина? Ты узнала этот голос? Говори!


- Узнала, - тихо ответила Светка, опуская голову, чтобы не смотреть Милке в глаза. – Это был… голос твоей бабушки, Милка!


Милка так и окаменела. Через несколько минут она пришла в себя и хрипло спросила:


- Ты… ты ничего не путаешь, Свет? Ты ТОЧНО узнала голос моей бабули?


- Точно. – Светка подняла голову и прямо посмотрела на Милку расширившимися глазами. – Я голос твоей бабушки знаю так же хорошо, как и ты. Это сказала она: «Лысый, бей тревогу! Дело плохо, надо срочно доложить СтаршОму».
 

- И… и что дальше? – Милка сглотнула комок в горле.


- Дальше? Мужик буркнул: «Слушаюсь», отключил смартфон, встал с кровати и… вышел.


- Куда вышел?


- Из комнаты вышел. Куда-то. В дверь он вышел, ясно? И тут я проснулась. Всё, это был весь сон, - Светка в изнеможении привалилась к спинке скамейки.


- А… - Милка запнулась. – А почему ты так испугалась этого сна? – тихо спросила она.


- Потому что… потому что он был СТРАННЫМ, - шёпотом ответила Светка. – Он как-то… понимаешь… ну, не монтировалось там всё это! Комната – грязная, как сарай… и - кровать посреди этого сарая стоит, словно так и надо. Мужик просто жуткий  – страшный, лысый, бородой до глаз заросший… леший прямо какой-то в своей лесной избушке! И вдруг – современный смартфон. И… и голос твоей бабушки. Не сочеталось всё это, ясно тебе?


- Вроде, ясно, - кивнула Милка. – Это как Клара нам объясняет – про эту… атмосферу в книжках…


- Точно – атмосфера в этом сне была какая-то… ненормальная, что ли, - закивала Светка. - Это как… как если бы  средневековый рыцарь в доспехах и с мечом в руке ездил бы не верхом на лошади, а в современной «Тойоте», понимаешь? Странно это всё выглядело, очень даже странно!


- Значит, в твоём сне моя бабуля позвонила этому… лысому… - медленно проговорила Милка, - сказала, что дело плохо… и велела доложить СтаршОму…


- Ну да. Ты что-нибудь понимаешь, Милка? – Светка озабоченно заглянула Милке в глаза.


- Нет, не понимаю, - тихо ответила Милка. – Но я… ЧУВСТВУЮ.


- Что чувствуешь?


- То же, что и вчера:  ЧТО-ТО случится. Скоро… - Милка потёрла лоб. – И моя бабуля каким-то боком с этим связана. И Матюшкины… и этот неизвестный лысый мужик. И какой-то СтаршОй.


- А что, ЧТО случится-то?! – едва не закричала Светка.


- Не знаю я, - Милка виновато развела руки в стороны. – От всех этих загадок я скоро поседею, честное слово!  Ничего я не знаю и не понимаю толком, только… чувствую. Как экстрасенс. Но зато я знаю… - Милка приободрилась, - я знаю, как нам кое-что выяснить!


- Опять за Матюшкиным следить… ночью, что ли?! Снова?! – перепугалась Светка.


- Нет, за ним больше следить не нужно. Мы сейчас пойдём ко мне, ты заговоришь с моей бабушкой… ну, там, попросишь её каким-нибудь кулинарным рецептом поделиться… а я незаметно возьму её телефон, и…


- И что?! – Светка замерла.


- И перепишу себе все номера, по которым звонит моя бабуля. И те, с которых звонят ей. Потом мы позвоним по каждому номеру, и…


- И будем всех спрашивать – вы, случайно, не лысый бородатый дядька огромного роста? – нервно фыркнула Светка. – По-моему, это полная чепуха!


- Ты можешь предложить что-то другое? – холодно спросила Милка, в точности повторяя слова многих героев боевиков и вестернов, которые она любила смотреть по телевизору.


- Неееет… - протянула Светка, и  скепсиса в её голосе  заметно поубавилось.


- Я сама понимаю, что это мало что нам даст, - призналась Милка, - просто не вижу – что мы ещё можем сделать?


- Да… похоже, ничего мы не можем, - согласилась Светка. – Всё так странно… непонятно… и… и я боюсь, Милка!


- Я тоже. Но что-то делать надо! А вдруг у бабули в телефоне этот тип так и значится – Лысый… с большой буквы? – с надеждой предположила  Милка.


- Разве что «вдруг», - вздохнула Светка. – Обычно люди  имена-отчества указывают в списке абонентов, или фамилии, там, что ли… Ладно, идём к тебе. Я согласна, отвлеку твою бабушку, пока ты будешь в её телефоне этого Лысого искать…


И они пошли к Милке.


***



Глава 7



Всё ещё четверг. Как найти Семёна К.?



***



Милкина бабушка встретила Светку  приветливо, как и всегда. Напоила девчонок чаем с пирожками и   по Светкиной просьбе достала из кухонного шкафчика толстую тетрадь, куда записывала рецепты пирогов, горячих блюд, киселей, морсов и прочего. Милка же, притворившись, что она идёт в ванную комнату - помыть руки после пирожков, - тихонько прокралась в бабушкину комнату.


Там было сумрачно – бабушка не любила раздвигать занавески, и свет был рассеянным, смягчённым. Милке показалось, что она попала внутрь большого аквариума. Слабо пахло лавандой и корицей, любимой бабушкиной приправой к яблочным пирогам. Милка постояла минутку, шаря глазами по комнате – куда бабуля могла положить свой мобильник? А если он лежит в кармане её фартука, который она с утра до вечера не снимает?


Но Милке повезло. Она осторожно обшарила бабушкин швейный столик, шкаф, книжные полки, потом перешла к кровати – и обнаружила мобильник под подушкой. Милка схватила его и на цыпочках  юркнула по коридору в свою комнату. До неё донеслись голоса из кухни:


- Добавить взбитое яйцо, и… - диктовала какой-то рецепт бабушка.


- Василиса Гордеевна, а можно чуть помедленнее? - Светка добросовестно отрабатывала задание.


Милка  схватила первую попавшуюся тетрадку, выдрала из середины двойной лист и корявыми – от спешки! – буквами принялась переписывать подряд всех абонентов, значившихся в бабулином телефоне.


Никого под прозвищем «Лысый» она не обнаружила. Была указана Марфа Петровна – бабушкина подружка, с которой у них происходило вечное, необъявленное, но вполне реальное соревнование по части кулинарных достижений; значились сантехник с электриком; был номер аптеки; попалось несколько незнакомых Милке имён – наверное, какие-нибудь  бабулины знакомые пенсионеры из Общества ветеранов труда; соседи по дому, с которыми она иногда сидела во дворе на лавочке… Переписывая их имена, Милка угрюмо подумала, что её затея, как Светка и предположила вчера, обернулась в итоге полной ерундой. Можно сто лет обзванивать всех дядек из этого списка – и никогда не узнать, кто из них тот таинственный Лысый. Тем более, что, скорее всего, если они примерно бабушкиного возраста,  лысых из них окажется добрая половина.


Покончив со списком, Милка принялась проверять входящие и исходящие звонки. И почти сразу наткнулась на отметку о единственном звонке, сделанном бабулей за последние несколько дней. А именно – сегодня утром. Почти сразу после того, как Милка ушла в школу… Если бабуля действительно звонила какому-то Лысому, как приснилось Светке, то получалось… получалось, что странный сон приснился Светке на несколько часов РАНЬШЕ, чем бабуля взяла в руки телефон! Как такое может быть, люди?! Это уже из области фантастики… путешествий во времени и прочего такого!


Милка помотала головой и проверила по списку, кому звонила бабушка. Номер принадлежал некоему Семёну К. Просто – Семён К., и всё. Почему-то фамилия была обозначена только одной заглавной буквой… Милка подчеркнула его имя в своём списке, вернулась в бабулину комнату, быстро сунула  телефон обратно под подушку, выскочила в коридор, как ошпаренная, и постаралась как можно незаметнее войти в кухню.


Светка, высунув от усердия язык, записывала рецепт яблочного пирога. Бабуля искоса взглянула на Милку, и той на мгновение показалось, что бабушке всё известно – и о том, чем они со Светкой занимались ночью в парке, и о том, что Милка трогала её телефон. Через секунду это ощущение пропало.


Милка встала у бабули за спиной и принялась делать Светке отчаянные знаки – мол, закругляйся скорее! Светка еле заметно кивнула, дописала рецепт и рассыпалась перед Милкиной бабушкой в благодарностях:


- Огромное вам спасибо, Василиса Гордеевна! Моя мама будет очень рада и довольна, спасибо, спасибо!


- Ба, - Милка постаралась, чтобы её голос звучал,  как обычно, и не выдавал её нетерпения, - я у Светки сегодня уроки поделаю, ладно? Она мне по математике поможет, а я ей – по русскому и литературе.


- Ладно, - кивнула бабушка и убрала заветную тетрадь в шкафчик. – Только, Светочка,  скажи маме, что яйца надо вылить в тесто сразу, как только их взобьёшь, и быстро-быстро всё перемешать, поняла?


- Ага, Василиса Гордеевна, поняла, спасибо вам большущее, - Светка прижала к груди листочки с записанными рецептами и попятилась к двери в коридор, - мама так всё и сделает, как вы говорите, спасибо, до свидания!


Милка открыла входную дверь, вытолкала Светку на площадку, и они понеслись вниз по лестнице, напрочь забыв о лифте.



***



- Ну чего?! – запыхавшись, выдохнула Светка, когда они оказались на улице. – Ты что-то узнала? Нашла этого Лысого в бабушкином телефоне? У тебя такой вид…


- Посмотрим, какой сейчас у тебя будет вид! – Милка затрясла своими записями у Светки перед носом. – Тебе сон про Лысого ночью приснился, так?


- Ну да, а когда же ещё? – изумилась Светка. – Я пробралась в квартиру, потом в свою комнату, рухнула в кровать – и сразу уснула. И увидела сон…


- А моя бабуля звонила какому-то Семёну К. УТРОМ! – выпалила Милка. – Понимаешь?


- Какому ещё… То есть, ты думаешь, что Семён К. – это и есть Лысый?


- Этого я не знаю пока, может, это он и есть, а может, и не он, - вымолвила Милка. – Ты что, ничегошеньки не усекла? Если бабуля моя и правда звонила Лысому, то сделала она это уже ПОСЛЕ того, как тебе сон приснился, что она ему позвонила! Ну – врубаешься?!


- А-о-о… - глаза у Светки распахнулись до невероятных пределов, и она рухнула на скамейку у подъезда – у неё ноги подкосились. – Но ведь такого просто БЫТЬ НЕ МОЖЕТ! – свистящим шёпотом произнесла она, не сводя с Милки огромных испуганных глазищ.


- Ага, не может… Так же не может, как мой мешочек из-под семечек НЕ МОГ вдруг оказаться у Матюшкина-старшего в его «секретке», - тихо сказала Милка. – А мешочек мой там всё же лежал. Под горячим светящимся стеклом…


Светка икнула. Раз, другой… и принялась икать с пулемётной скоростью. Её затрясло, похоже, опять от страха.


- Прекрати! – прикрикнула на неё Милка, подхватила Светку под руку, заставила её встать со скамейки и потащила подружку к её подъезду.


Кое-как, не переставая икать, Светка отперла дверь своей квартиры и, не сняв уличных туфель, побежала в кухню. Через минуту там полилась из крана вода.


Милка сняла туфли, надела гостевые тапочки и, шлёпая задниками по полу – тапочки были большими, для взрослых гостей, - протопала туда же, следом за Светкой.


Светка выпила полный стакан воды мелкими глоточками и наконец перестала икать.


- К-как т-такое м-ожет б-быть?! –  заикнувшись в последний раз, повторила она свой вопрос.


- Понятия не имею. Вот сейчас я этому Семёну К. позвоню, и…


- И спросишь – а не лысый ли он, случайно?  Ты, Милка, совсем обалдела, что ли? – Светка села за стол и с силой провела обеими ладонями по лицу, словно желая проснуться и прервать ужасный сон.


- Нет, я просто спрошу его, не звонила ли ему утром моя бабуля, - не очень-то уверенно сказала Милка.


- Да? А он спросит – откуда тебе его номер известен, и что ты скажешь? – возразила Светка.


- М-да… как-то это… не то, в общем, - признала Милка её правоту. – А что ему сказать-то? О чём спросить?


Светка задумалась, подняв глаза к потолку. Через минуту она тряхнула чёлкой и предложила:


- А ты вообще ни о чём его по телефону не спрашивай! Просто скажи – мы, мол, ученицы такой-то школы, такого-то класса, хотим взять над ним шефство! Ну, там, продукты ему покупать, в квартире убирать, что ли… Раньше, мне мама говорила, были такие ребята – пионеры назывались, так они за одинокими стариками и просто пожилыми людьми ухаживали. Спросишь его адрес, мы к нему поедем и посмотрим на него – своими глазами увидим, лысый он или обычный, с волосами!


- А если он никакой не одинокий? – теперь у Милки нашлись возражения. – Или над ним уже кто-нибудь шефствует?


- Ничего страшного, - сказала Светка, - мы тогда мило так извинимся и скажем, что произошла ошибка.


- Не, не пойдёт, - подумав, сказала Милка. – Если над ним кто-нибудь шефствует, он нам это сразу по телефону и скажет, и мы его адреса не узнаем и не сможем на него посмотреть.


- А мы навяжемся, всё равно! – Светка стукнула кулаком по столу. – Скажем, что хотим перенять опыт тех, кто за ним ухаживает, чтобы точно знать, как это делается! И тогда он назовёт свой адрес и разрешит к нему приехать. Кстати… а зачем ты вообще хочешь его увидеть? Ведь нельзя же будет спросить его – звонила ли ему твоя бабушка, ты же понимаешь.


- Понимаю. Я надеюсь… а вдруг он меня просто УЗНАЕТ, этот Лысый? Ну, как Вася Матюшкин меня узнал. Если этот Лысый тоже из Шушарино,  конечно… а я почему-то думаю, что так и есть. Кстати... про шефство это твоё выдуманное… А если он нас просто отправит по адресу тех ребят, кто за ним ухаживает? Ох, как много этих «если»! – вздохнула Милка.


- А если бы да кабы во рту выросли грибы! – разозлилась Светка. – Как-то ведь к нему домой нам попасть надо, так или иначе, раз ты хочешь проверить – узнает ли он тебя!


- Так или иначе… - повторила Милка, и глаза её заблестели. – Светка, ты гений! – искренне заявила она. – Мы именно иначе к нему и попадём! И при этом звонить этому Семёну К. нам вовсе и не надо будет!


- Как это? – прищурилась Светка.


- Ты про Интернет забыла? – и Милка подмигнула Светке.


- А-а! – и Светка с размаху шлёпнула себя ладонью по лбу. – Адресная эта… как её?..


- База! – победно закончила её фразу Милка. – База данных! Их на радиорынке из-под полы всякие мелкие хакеры продают!  У тебя сколько денег есть? – перешла она к важному вопросу.


- Рублей сто наскребу, - сказала Светка, вставая из-за стола. – Но учти – эти диски с базами часто бывают с неправильными данными, - предупредила она подружку. – Телефоны с адресами не совпадают, и вообще… Можем только зря деньги на ветер выкинуть.


- Я накоплю и потом тебе отдам твою долю, если ничего не получится, - пообещала Милка. – И мы позвоним этому Семёну К. по номеру из телефона моей бабули, если адрес в базе будет неправильным. Клянусь! Позвоним и спросим, есть ли у него… есть ли у него… ну почему сейчас никто макулатуру не собирает, как при этих… как ты там их назвала… пионерах?  Всё было бы намного проще!  А, вот что мы сделаем: мы спросим, есть ли у него какие-нибудь награды – ну, там, с войны, или медаль ветерана труда, например, и скажем, что хотим о нём в газету написать. Пойдёт такое, как ты думаешь?


- Не уверена, - Светка покачала головой. – Липа какая-то. Если он воевал и имеет награды, или ветеран труда, о нём уже давно какой-нибудь взрослый журналист написал бы статью. Уж лучше, если адрес в этой базе окажется неправильным, позвонить и сказать, что он в булочной или в аптеке  пакет с покупками забыл, или, скажем, перчатки, а мы это видели и его вещи взяли, вот,  хотим ему вернуть, но не знаем, где он живёт. А телефон его нам как будто аптекарша дала.


- А если он ничего нигде не забывал? Если у него память хорошая?  Или он перчаток не носит? Да и вообще, кто в сентябре носит перчатки, тепло же ещё, – нашла Милка слабое место в Светкином варианте.


- Хотя бы раз в жизни все люди что-нибудь где-нибудь забывают, - уверенно сказала Светка. – Моя мама, вон, однажды сумку со своей диссертацией в автобусе забыла, представляешь? Хорошо, на обложке папки была её фамилия указана, и наш телефон она там написала. Вернул какой-то хороший человек мамину работу! А то что бы с ней было – вообразить страшно… мама бы целый год, а то и больше, плакала бы. Ещё бы - труд всей её жизни!


- Ну ладно, пусть на всякий случай будет пакет с забытыми в аптеке лекарствами,  хотя, по-моему, это такая же липа, как и моя выдумка про статью, - Милка пожала плечами. – Бери деньги, едем на радиорынок!


***



Глава 8


Продолжается четверг. Предупреждение Лысого



***



Доехав на трамвае до радиорынка, девчонки принялись бродить по нему, выискивая, как назвала их Светка, мелких хакеров с дисками, где значились бы адреса и телефоны жителей их города. Но видели они только толпы покупателей и продавцов за длинными рядами, собранными из лёгких алюминиевых секций. Никаких особых внешних примет у специалистов по базам данных  не оказалось.


- Ну, и как нам их найти, хакеров твоих? – сердито спросила Милка у подружки.


- Понятия не имею, - виновато призналась Светка. – Может, просто у какого-нибудь продавца спросим, кто этими дисками торгует? Они же тут все друг друга знают, я думаю…


- Ага, а в полицию не хочешь загреметь? – хмыкнула Милка.


- Зачем в полицию, почему в полицию?! – испугалась Светка.


- А затем, что хакерство – дело незаконное. То есть, противозаконное дело, поняла? – многозначительным тоном проговорила Милка.


- Ну а что же делать-то тогда? – растерялась Светка.


Милка несколько минут усиленно думала, рассеянно разглядывая покупателей – в основном, мужчин, - подходивших к прилавкам и что-то там выбиравших среди груды непонятных деталек и проводков.


- Ладно, - наконец, нехотя согласилась она, - спросим  у продавцов, а если они охранников рынка начнут звать – удерём, и всё.


- Зря ты мне про полицию сказала, - нервно проговорила Светка, - она мне теперь за каждым углом будет мерещиться!


- А это твоя идея, - парировала Милка, - так что теперь не жалуйся.


- Моя-я?! – возмутилась Светка. – Ты первая про эти базы данных вспомнила, не так, что ли?


- Это да, но  «так или иначе» сказала ты! – заявила Милка.


Обе помолчали… Наконец, Милка решительно ухватила Светку за руку и шагнула к первому попавшемуся прилавку с детальками, разными дисками, чипами и чем там ещё здесь торговали.


- Здравствуйте, - вежливо поздоровалась она с толстым продавцом в растянутой футболке, на которой крупными буквами  было по-английски написано: «Босс».


- Привет, - невнимательно отозвался продавец, перебирая свои электронные сокровища. – Что вы хотели? – он поднял голову и немного удивился: - О-па! Девочки! Вы что, в технике сечёте? И что же вам нужно?


- Мы… это… - Милка облизнула вдруг пересохшие губы. Ох, права Светка – не вовремя она про полицию вспомнила! – В общем…


- Ну, что вы оробели-то? – улыбнулся дядька. – Чего вам? Может, телефончики свои хотите на новые модели поменять? Это мы мигом! Старые купим, новые – продадим!  Смотрите, что у меня есть! – он сунул руку под прилавок и вытащил красивый маленький смартфончик, розового цвета, украшенный блестящими стразиками. – Нравится? – он покрутил смартфончик в руке, и солнце отразилось, заиграло  в стразах разноцветными искрами.


- Очень, - выдавила Светка, дёргаясь и озираясь по сторонам, словно ожидала, что вот сейчас придут охранники рынка в камуфляжной форме, ухватят их с Милкой за шивороты и отведут в отделение полиции. А потом – в тюрьму!


- Спасибо большое, - очень вежливо сказала Милка, - но нам… нам другое нужно.


- Что же, девочки, вам нужно? Может, диски с мультиками? – продавец указал на стенд возле своего  прилавка, на котором стройными рядами стояли в проволочных ячейках коробки с разноцветными обложками, с изображёнными на них   героями всех на свете мультфильмов.


- Большое спасибо, - Милка уже немного устала от собственной вежливости, - но… мы… нам надо…  Дядя, вы не знаете, случайно, где можно диск с адресной базой купить? – выпалила она.


- Фью-ю! – присвистнул продавец, и глаза его стали серьёзными. – Вон оно что…


Светка что-то слабо пискнула и попыталась вырвать руку из Милкиной ладони, но подружка держала её крепко.


- Да! – к Милке вернулась её обычная решительность. – Мы знаем, что это не очень законно, - понизив голос, сказала она, в упор глядя на продавца, - но нам очень-очень надо, честное слово!


 -  А вы, часом, не малолетние преступницы, не воровки? – продавец подмигнул Милке, чтобы она поняла: это всего лишь шутка.
 

Светка не увидела, что он подмигивает, и громко - слишком громко,  подумала Милка, прямо на весь рынок, - воскликнула:


- Нееееет!


- Ладно, ладно, шучу я, - дядька рассмеялся. – Надо, значит, надо. Триста рублей! – и он опять полез под прилавок.


- Сколько?! – с ужасом переспросила Светка.


- Что, дорого? – удивился продавец, выныривая из-под прилавка с диском в руке. Наклейки на диске не было.


- Не то слово! – с жаром ответила Светка.


- У нас всего двести тридцать на двоих, - упавшим голосом призналась Милка.


- М-да, - продавец почесал всей пятернёй в затылке. – Прогорю я с вами… Ладно! Берите за двести тридцать. Я сегодня добрый, - и он опять им подмигнул.


- Правда?! – обрадовалась Милка. – Ой, спасибо вам огромное!


- А данные не… не устарели? Нам самые последние нужны! – вдруг выдала Светка и тут же прикусила язычок.


Продавец расхохотался:


- Нет, вы посмотрите на этих современных деточек! Они уже и в таких вещах разбираются! Акселерация топает  по планете семимильными шагами!


- Ну что ты лезешь, он ведь может передумать! – яростно зашипела Милка на подружку.


- Данные этого года, - отсмеявшись, сказал продавец. – Сам хакнул, городскую адресную базу раскурочил, а уж что получилось – то получилось. Ну что, берёте?


- Берём, - решительно ответила Милка и протянула продавцу смятые купюры и горстку мелочи.


- Удачи, юное поколение, - дядька протянул им диск и, посмеиваясь про себя, проводил глазами девчонок, резво побежавших к выходу с радиорынка.

 

***



- Фуу! – выдохнула Светка, когда они добежали до остановки трамвая. – Надо же, как нам повезло – у первого же продавца нужный диск оказался!


- Думаю, они у каждого торговца на этом рынке есть, - пробормотала Милка, с сомнением разглядывая диск без наклейки, упакованный не в коробочку, а в обычный целлофановый пакет, заклеенный скотчем. – Ещё неизвестно, что мы такое купили… Вдруг он нас надул? И деньги обратно мы не вернём, они же без чеков работают… не говоря уже о том, что диск вообще «левый».


- Давай сперва его посмотрим, что ли, а уж потом и нервничать начнём, если с ним что-то не так, - мудро предложила Светка, и Милка кивнула.


Они вернулись к Светке домой. Когда загудел включённый комп, Светка вдруг тоже с сомнением посмотрела на диск:


- А если в нём вирусы сидят? Ещё убьёт эта штука все мои игрушки…


- Опять эти: «А если?», - буркнула Милка, выхватила у Светки диск и вставила его в панель. – Кто не рискует, тот… сама знаешь. Поехали!


И они «поехали». В их городе оказалось больше ста пятидесяти тысяч  жителей, как выяснилось. Но им нужен был лишь один – таинственный Семён К., которому сегодня утром позвонила Милкина бабушка и – если верить Светкиному сну – велела ему доложить некоему СтаршОму, что дело плохо. Какое дело? Почему плохо? О чём, вообще, речь?..


Все эти вопросы Милка отложила на потом. Она склонилась над плечом подружки и велела ей:


- Вводи номер телефона Семёна К.!


И Светка ввела номер.


Несколько минут подружки молча смотрели на короткую строчку на мониторе. Потом, одновременно вздохнув, отвернулись от компьютера.


- Ну, я так и знала, - пробормотала Светка. – Не живёт этот Семён К. в нашем городе! Плакали наши денежки… Облом!


- Да… - у  Милки вытянулось лицо. – А я так надеялась… Наверное, он за городом обитает…


- В Шушарино, что ли, думаешь, он проживает? – с сомнением спросила Светка.


- Может быть. Понятия не имею… Ладно. Облом, так облом, ничего не поделаешь, - вздохнула Милка.


- Ты мне теперь сто рублей должна, - напомнила ей Светка.


- Отдам, не ной, - отмахнулась Милка. – Ну, ничего не поделаешь. Придётся всё же просто позвонить этому Семёну К., и всё тут. Где бы он там ни жил, в Шушарино или… на Луне. Нет у нас другого выхода!


- И что ты ему скажешь? – Светка извлекла из прорези  оказавшийся бесполезным диск, положила его в ящик стола и выключила компьютер.


- Скажу, как мы придумали - что он на наших с тобой глазах забыл в аптеке пакет с лекарствами, что же ещё, - мрачно ответила Милка. – Делать что-то надо, а то мы только болтаем с тобой, обсуждаем… а толком так  ничего и не узнали.


- Ага – болтаем! – так и ощетинилась Светка. – Ночью в парке были? Были! Сны нам обеим  приснились? Приснились! Деньги потратили, и всё зря! А ты говоришь – «только болтаем»!


- Но ведь непонятно же всё! – Милка соскочила со стула и забегала туда-сюда по Светкиной комнате. -  Непонятно,  ПОЧЕМУ нам сны эти приснились… КАК мой мешочек от семечек оказался в «секретке» Матюшкина-старшего… и вообще – ЧТО ПРОИСХОДИТ?! И… - Милка резко остановилась посреди комнаты и упавшим голосом добавила: - И что ещё произойдёт… А я ЧУВСТВУЮ: что-то случится. И очень скоро.


- Что-то… плохое?! – замирающим от страха голосом спросила Светка.


Милка угрюмо ответила:


- Не знаю. Надеюсь, всё как-то обойдётся… Хотя не представляю себе – что именно обойдётся и… и что вообще  должно случиться. Но не зря же мне приснилось, что этого дурака Шестопёрова в пруду топят!  - она даже ногой топнула, так вдруг разозлилась. Со Светкиного стола вдруг упал учебник, Светка ойкнула от неожиданности и нагнулась, чтобы поднять его. - Ладно. Хорош болтать! Я звоню этому Семёну К., и будь что будет! – решительно заявила Милка.


Она вытащила свой мобильник – не такой красивый, как тот смартфончик, что показывала им продавец на радиорынке, но тоже симпатичный и с множеством функций – и решительно набрала номер неизвестного Семёна К.



***



Один гудок, два… Таинственный Семён К. не установил на своём телефоне какую-нибудь модную мелодию вместо звонка, гудки были, как в обычном городском телефоне, хотя сейчас многие и на них музыку ставят. Милке вдруг показалось, что она звонит… куда-то в прошлое - примерно так можно было бы описать её ощущения. Когда телефонные аппараты были ещё не лёгкими изящными трубочками, стоявшими в базах для подзарядки, а массивными, из тяжёлой пластмассы, с трубкой на шнуре и наборным диском с цифрами вместо панели с кнопочками. Такой дребезжащий гудок был у этого Семёна, что Милке и вообразился старый телефонный аппарат…


- Кто это? – вдруг гулким басом спросил мужской голос, без всяких предварительных: «Алло!» или: «Я слушаю!»


И тут… и тут Милка так растерялась, что машинально – ну совершенно машинально, честное слово! – ответила, как дура:


- Мила Милованова…


- Тебе нельзя сюда звонить, - отрезал гулкий бас. – Больше этого не делай, иначе плохо будет, и не только тебе, но и твоей бабушке! Я тебя предупредил!.. - что-то пискнуло, а потом... Милке показалось, что она слышит грохот и гром далёкой грозы…  и вновь в трубке  раздались «старые» гулкие гудки.


Милка медленно опустила руку с телефоном, едва не уронив его на пол.


- Ты что творишь, Милованова?! – страшным шёпотом спросила Светка, делая большие глаза. – Зачем ты ему сразу сказала, кто ты такая?!


- Он меня знает, - без всякого выражения произнесла Милка. – И мою бабушку тоже… Это он и есть – Лысый… из твоего сна!


- Ой… - Светка на миг прижала ладошки к губам. – А что он тебе сказал-то, что?!


- Что мне нельзя ему звонить, вот что. И добавил – чтобы я больше этого не делала. Иначе… иначе будет плохо и мне, и… моей бабушке. Свееееткааа! – Милка без сил опустилась на Светкину кровать и прошептала: - Светка… мне ОЧЕНЬ страшно! И я сама не понимаю – почему?..


Они не успели ещё раз, и ещё, и ещё сто раз все эти странности и непонятности обговорить. Пришли с работы Светкины родители и напомнили подружкам, что в пятницу у них -  у всего их класса, имелось в виду, - намечается поход в деревню Шушарино. А сегодня, между прочим, уже четверг, так что надо начинать собирать вещи. И Милку вежливенько выпроводили из Светкиной квартиры.


Милка вышла во двор, постояла несколько минут, без всякого интереса посмотрела, как голуби важно ковыляют по асфальту и по газонам, ища хлебные крошки и червячков, и пошла к своему подъезду. И когда она прошла это небольшое расстояние, в голове её сформировалась чёткое ощущение: она почему-то совсем НЕ ХОЧЕТ ехать в родную деревню своей бабушки, где она не бывала с раннего детства. Словно там её подстерегает что-то… или кто-то.  И это «что-то» или «кто-то»,  это  оно, или – он… или они… чем-то очень для неё, Милки Миловановой… ОПАСНЫ.


И вместе с тем... вместе с тем, она так же отчётливо ощутила: ехать в Шушарино НЕОБХОДИМО.


***


Глава 9


Вечер четверга, переходящий в ночь на пятницу. «Хочется – не хочется»



***



Придя домой, Милка обнаружила, что и мама, и папа уже дома – оба отпросились с работы пораньше, чтобы помочь Милке собрать самые необходимые для поездки в Шушарино вещи.
 

- Продукты  свежие завтра положим, когда ты из школы придёшь, - сказала мама. – И всякие мелочи, которые тебе утром понадобятся - зубную щётку, расчёску и так далее, – всё завтра с утра и уложишь. Не забудь!


- И носки запасные не забудь, - напомнил Милке папа. – Вот их можно уже сейчас в рюкзак положить.


- И носовые платки! – добавила мама, протягивая Милке стопку чистых носовых платочков.


Клара  тогда, на собрании по поводу этой поездки,  предложила такой вариант: в пятницу они отучатся, как обычно, пойдут домой на несколько часов, отдохнут, поедят перед дорогой,  а вечером  встретятся на вокзале у большого табло - у расписания движения поездов,  и сядут в вагон. Таким образом, в их распоряжении полностью окажутся суббота и утро  воскресного дня для отдыха в деревне.


- Правильно решили, Клара Викторовна! – одобрил этот вариант их классной руководительницы Вася Матюшкин, пыхтя и улыбаясь ребятам. – А то, если б мы в субботу поехали, только к обеду бы, наверное, в Шушарино оказались. А деревня у нас большая, красивая, мы вам всё-всё покажем!


Сейчас Милка вспомнила об этих словах Васи и вопросительно посмотрела на бабушку – а как же бабуля говорила, что в Шушарино одни старики остались? По представлениям Милки, вряд ли старики жили в красивых домах, скорее уж, в стареньких, покосившихся на один бок избушках на курьих ножках. Смутно Милка вспомнила бабушкин садик перед её деревенским домом и сам дом. Он покосившимся не был… но ведь бабушка ухаживала за ним, уезжая на лето в родную деревню. Может, там все старики такие же аккуратные, как Милкина бабушка?


- Ба, - шепнула ей Милка, когда мама и папа зачем-то вышли из комнаты, - а ты мне ведь так про Шушарино и не рассказала. А обещала же!


- Когда это я тебе обещала? – ненатурально удивилась бабушки и почему-то отвернулась от Милки, якобы для того, чтобы положить что-то в её рюкзак.


- На днях. Недавно. Я у тебя про твою деревню спросила, а ты вдруг в аптеку убежала. Сказала – после расскажешь. А сама не рассказала! – Милка обошла стул, на котором торчком стоял её рюкзак, раззявивший чрево в ожидании, когда в него уложат все вещи, необходимые Милке в двухдневном походе за город, и уставилась на бабушку.


- Ой, ну что там рассказывать? – как-то хмуро отозвалась бабушка и опять отвернулась от Милки, ища глазами какие-то необходимые, как она считала, вещи. – Приедешь – сама всё увидишь. Деревня как деревня, таких везде полно…


- А вот Вася Матюшкин нам сказал, что его деревня – особенная! – многозначительно процедила Милка, во что бы то ни стало решившая вызвать бабушку на откровенность.


Бабушка резко выпрямилась и чуть не уронила на пол полотенце.


- Вася Матюшкин так сказал? – переспросила она, и очки её блеснули.


Почему-то Милка вспомнила, как сверкают толстые линзы очков Насти Матюшкиной, и ей на миг стало… не по себе. Словно бабушка, её родная бабулечка, вдруг стала на секунду похожа на эту противную Настю… Но тут же неприятное ощущение прошло, словно его и не было.


- Сказал! – Милка рывком сдёрнула рюкзак со стула и поставила его на коврик у своей кровати. Уселась на стул и требовательно посмотрела на бабушку. – Прямо соловьём заливался, расписывал, какой в Шушарино лес, какая река, какие грибы! И какая лесопильня! А ты мне ничего не сказала, кроме того, что там одни старики и остались. А там, оказывается, и Дом культуры есть! Что же – туда одни старики ходят, что ли?


- Ну, видишь? – бабушка поджала губы и наклонилась над рюкзаком. – Мне уже и незачем что-то рассказывать – Вася ваш всё уже вам сообщил.


- Ну ба-абушка! – возмутилась Милка. – Ну так же нечестно!


Что за тайны такие, в самом деле?! Что это за место такое – деревня Шушарино, бабушкина «малая родина», что бабуля не желает о ней говорить, обещание своё  нарушает?


- Мила, я устала, - «железным» голосом сказала бабушка. – А мне ещё пирожки надо испечь - тебе в дорогу. Возьми лучше свою куртку с капюшоном, уложи её в пакет и убери  в рюкзак. На самый верх клади! Вдруг в субботу с утра будет холодно или дождь пойдёт, когда вы из поезда выйдете… Интервью мне тут устроила! Приедешь – всё  сама увидишь, как я и сказала. Иди за курткой!


Милка молча слезла со стула и поплелась в прихожую за своей непромокаемой курткой.


Темнит бабушка! Ой, темнит! Не хочет о своей деревне  говорить.  А почему – непонятно. И из-за этого бабушкиного увиливания Милке ещё сильнее расхотелось ехать в Шушарино.  И с ещё большей ясностью она ощутила: ехать НАДО. Вот словно кто-то привязал её, Милку, на длинную крепкую резинку – и потихоньку подтягивает к себе… туда… в Шушарино. И не оторваться ей от этой резинки…



***



Кое-как сделав уроки, Милка сняла со шкафа, где он обычно сидел,  старого плюшевого медвежонка Кузю, с которым играла в детстве, и в обнимку с давним  другом устроилась на застеленной кровати. Ей надо было подумать, а Кузя, как считала Милка, всегда ей в этом помогал. Тем более что когда-то, очень давно, Кузя принадлежал Милкиной бабушке, когда та была ещё маленькой девочкой.  А потом, уже став Милкиной  бабушкой, она и   подарила Кузю внучке, и Милка, пока не выросла, всегда клала Кузю рядом с собой в постель.


Кузины жёлтые глазки смотрели на неё так хитро и лукаво, словно подсказывали ей нужные ответы на многие вопросы. А уж на этот раз вопросов у Милки – неизвестно к кому, правда! – накопилось немало. Поэтому Милка прихватила на кровать не только Кузю, но и маленький блокнот, куда и принялась записывать все непонятности последних дней.


Послюнив карандаш (ох, сколько раз её ругали за эту привычку!), Милка накарябала в блокнотике вот такие коротенькие фразы:


«Случай на линейке 1 сент. Коряга. Чьи-то страшные глаза. Что это было??? Сучок за шиворотом – откуда??? Мой сон, как топят Димку. Разбилось зеркальце, я порезала палец. Н.М. (так сокращённо Милка записала – Настя Матюшкина), дура, сказала: «Не к добру!»


Шушарино. Я, Н.М. и Вася М. играли там в детстве. На пруду, где во сне топили Димку??? Ба не хочет расск. про Шушарино. Ба говорила про какие-то «сроки». И про СтаршОго - а это кто??? Ба убежала и ругалась с М. – старшим!!! Он потом пришёл в школу и ругался с Н. и В.


 Хомячки. Мои семечки пропали!!! А я их насыпала!!! Н.М. таскается за Димкой и молчит. Чего ей от него надо??? В «Секретке» М.–папы был МОЙ (Милка трижды подчеркнула это слово) мешочек для  семечек!!! И М.-старший сказал: «Вода, беги на камень белый, жертву прими, дай мне силу невиданную» - это он про что??? Ключ – от чего???


Бумажка со старославянскими  письменами. Палочка с буквами, непонятными.


Светка видела сон, как моя ба звонит какому-то Лысому. Ба сказала.: «Дело плохо, доложи СтаршОму». ??? !!! Потом я позвонила Лысому сама, и он меня УЗНАЛ!!! (Это слово Милка тоже подчеркнула тремя кривыми жирными линиями). То есть, он меня знает! Откуда-то.  И бабулю он тоже знает. И Лысый сказал, чтобы я больше не звонила, а то плохо будет и мне, и ба. А завтра мы едем с классом в Ш., и я боюсь».


Милка перечитала последние слова, и ей вдруг стало по-настоящему страшно. По спине прокатилась волна озноба, руки задрожали, и Милка  выронила блокнотик и карандаш на покрывало.  Вздрогнув, она изо всех сил обхватила Кузю обеими руками, прижала к себе… Медвежонок был мягким и тёплым, от него пахло привычными домашними запахами, и Милка немного успокоилась.


- Кузя, а Кузя, - тихонько сказала она, заглядывая в его жёлтые пластмассовые глазки, - что же мне делать-то, а? Сперва я подумала, что с ума схожу… ну, когда мне лес привиделся, а из-за коряги на меня кто-то смотрел… кто-то страшный. Но ведь потом и Светке приснился сон - что моя бабуля звонит какому-то Лысому… и потом, уже ПОТОМ, всё так и оказалось, как ей приснилось! Не можем же мы сходить с ума обе сразу, одновременно?!


Кузя молчал, как всегда, но выражение его мордочки словно говорило Милке:


«Нет, конечно, не можете! И всё это и правда очень странно. Но ты не беспокойся, Милка. Всё будет хорошо!»


Милка чмокнула Кузю в прохладный чёрный пластмассовый нос, посадила его спинкой к подушкам, накрытым покрывалом, сунула блокнотик в карман домашних брючек и отправилась в кухню – ужинать. Она решила так: больше она ни о чём бабушку спрашивать не будет. Не хочет та Милке про Шушарино рассказывать – и не надо! Действительно, вот приедет туда Милка – сама всё и увидит. И постарается сама во всём разобраться. Если будет в чём разбираться, конечно.



***



А бабушка была какой-то невесёлой сегодня. Обычно она любила за ужином поговорить с «детьми», как она называла Милкиных родителей. Всегда интересовалась, как у них дела на работе, да что случилось за день, да что начальник  Милкиному папе сказал, да что папа ответил; и что там у мамы, бабушкиной дочки,  в её институте  на кафедре новенького произошло, и так далее. И Милку об её школьных успехах спрашивала. Когда они ужинали все вместе, это всегда было весело. Немножко бестолково и даже шумновато порою, особенно когда папа начинал изображать в лицах своих коллег и начальника с его вечно надутым, недовольным видом, и пародировать его голос (как говорил папа,  у начальника его не нормальный человеческий голос, а  крик сиплого петуха), - но весело. А сегодня бабушка молча ставила на стол тарелки, молча резала и подавала хлеб и ни на кого из членов своей семьи ни разу даже не взглянула.


Мама и папа тоже обратили на это внимание.


- Мама, вы не заболели? – с тревогой спросил Милкин папа. – Что-то вы всё молчите, молчите…


- Нет, я здорова, - коротко ответила бабушка, и лоб её прорезала отчётливая морщинка.


- Точно? – не отставал папа.


Милкина Мама подхватила тему:


- В самом деле, мама, ты сегодня прямо на себя не похожа. Что-то с Марфой Петровной случилось, может быть?


Марфа Петровна -  это  та бабушкина подруга, с которой они по части кулинарных достижений соревнуются, её номер есть в бабушкином телефоне, сразу вспомнила Милка.


- И у Марфы всё в порядке, - так же хмуро проговорила бабушка.  Отвернулась, встала, зачем-то поправила кухонное полотенце, идеально ровно висевшее возле сушилки для тарелок, села обратно за стол и вдруг сказала: - Брат мой троюродный… заболел. Звонил мне сегодня.


- Троюродный брат – это кто же такой? – начал вспоминать папа. – Иван Васильевич, да? Он в соседнем городе живёт…


- Нет, - бабушка покачала головой. – Иван мне  двоюродный  брат. А троюродник мой – Семён, Семён Косой. Вы оба его не знаете, он рано из семьи ушёл, в леса подался. Лесником работает, в Шушаринском леспромхозе.


Милка выронила вилку, и та с громким звоном брякнулась на пол, подпрыгнула и перевернулась, выставив вверх острые зубцы.


- Мила, ешь  поаккуратнее, - бросила бабушка, даже не посмотрев на Милку.


А у Милки буквально кусок в горле застрял. Семён Косой – уж не Семён ли К.?! Таинственный Лысый, которому звонила бабушка… и который приснился Светке?! Наверняка! Да ведь это же…


Что – «это же», Милка додумать не успела: она закашлялась, да так сильно, что на глазах у неё выступили слёзы. Она покраснела, как помидор, и попыталась набрать воздуха в грудь, но кашель всё никак не унимался. Папа похлопал её по спине, и через минуту-другую Милка проглотила, наконец, то, что было у неё во рту, и немножко отдышалась. Ей хотелось немедленно выскочить из-за стола, позвонить Светке и сообщить ей важную новость – что загадочный Лысый, которого они разыскивали, из-за которого ездили на радиорынок, деньги на бесполезный диск с адресами тратили – это троюродный брат её бабушки! Но – нельзя. Нельзя посреди ужина вскидываться из-за стола, словно её ошпарили, и на всех парах мчаться к себе. И звонить Светке тоже нельзя – бабушка может услышать. Разве что ночью… Светка, конечно, будет ворчать, что её разбудили… Ладно, решила Милка, она пошлёт Светке после ужина эсэмэску.


А что это бабушка сказала - что Семен заболел? Как-то неуверенно она это сказала… и паузу сделала перед словом «заболел» – почему?  Да потому, что враки это всё, уверенно подумала Милка. Ничуточки он и не заболел, выдумала бабушка, чтобы как-то от вопросов своих «детей» отбиться! И не звонил ей брат вовсе – это сама бабушка ему недавно звонила, вот так-то!


- А что с ним случилось, чем он заболел? – спросила мама, и Милка вновь прислушалась к общему разговору. Ну, и как же ответит на этот простой вопрос её бабушка, выдумщица такая?


- Да что – как обычно, прострел у него, - неохотно сказала бабушка. – Правда, на этот раз с какими-то осложнениями.


- Есть кому за ним ухаживать? – спросил папа, беря добавку.


- Нет, он одинокий. Не женился в своё время, медведь эдакий, и детей у него нет из-за этого, конечно. Так один в лесу своём и живёт, - бабушка вздохнула и вдруг сказала Милке очень строгим тоном: - Подними, наконец,  вилку, а то на неё кто-нибудь наступит! Положи в раковину и возьми другую, или  ты пальцами мясо доедать собираешься?


Милка молча встала из-за стола, подняла злополучную вилку, положила её в раковину, выдвинула ящик со столовыми приборами…


- Мила, ты уснула? – ещё более строгим тоном спросила бабушка. – Бери чистую вилку, садись и доедай, остынет всё.


А Милка вовсе и не уснула. Она просто вспомнила, что им на собрании Вася Матюшкин говорил: что ночевать они будут на лесной базе, на лесопилке… получается, что в гостях у бабушкиного троюродного брата - Семёна Косого, у загадочного Лысого, они все окажутся? Вот так дела! А он, значит, по бабушкиным словам, заболел? Ну-ну!


Милка вытащила из ящика первую попавшуюся вилку и быстренько села на своё место. Оказалось, что она взяла самую большую и самую старую вилку, которой бабушка обычно разминала фарш на котлеты. Бабушка говорила, что ею очень удобно «работать». Но вот есть этой вилкой оказалось очень даже неудобно. Она была какая-то слишком широкая, несуразная, со слишком  длинными зубчиками, и тут же принялась раздирать Милке рот. Но Милка вытерпела, не стала в третий раз вилку  менять, чтобы не привлекать к себе лишнее внимание – разговор за столом вдруг повернул в неожиданном направлении.


- Съездить бы к нему, - бабушка искоса взглянула на «детей». – А то этот чёртушка, братец  мой, к врачам никогда не обращался, не верит он во всё это… «в науку», как он говорит. Терпит любую болячку, пока она сама не пройдёт. Раньше-то он молодой был, крепкий, ему это и сходило с рук. А сейчас постарел, мало ли что… Запустит болезнь, так его потом даже в больницу брать откажутся.
 

- Может быть,  я съезжу? – предложил папа. – У меня три дня отгула есть в запасе.


- Не пойдёт, - бабушка помотала головой, - Семён новых людей дичится. И, хоть ты и мой зять, он тебя не послушает, если ты предложишь ему в город поехать и к врачу обратиться.


- Я могла бы поехать, - вызвалась мама. – Договорюсь на кафедре и…


- Я вам повторяю, дети: дикий он, братец мой троюродный, - с нажимом произнесла бабушка, многозначительно подняв палец. – Так что поеду к нему я!


Милка именно этих слов от бабушки и ожидала. Всё к тому и шло!
 

И тут она не выдержала и сладеньким голосом спросила:


- Вместе с нашим классом поедешь, бабуль?


 Бабушка, коротко взглянув на Милку исподлобья, спокойно ответила:


- Нет, не с твоим классом. Я попрошу одного знакомого, и он отвезёт меня на машине – сейчас же! Вот доужинаете вы, я кофту тёплую и плащ прихвачу – и поеду.


- Мама, но как же… - начал было папа.


- Мамуль, тебе ведь тяжело это… - подхватила Милкина мама.


Но бабушка властным тоном (точно таким же тоном она разговаривала с Матюшкиным-старшим, вспомнила Милка) пресекла все возражения:


- Вовсе мне это не тяжело. Отвезут меня на машине, поеду, как королева, с комфортом!  Нужные лекарства Семёну передам – у меня есть всё необходимое, - переночую в собственном доме, а утром поеду обратно. Тот знакомый мне кое-чем обязан, так что он тоже переночует в деревне, а утром подаст мне машину. Или дождусь, пока Милкин класс приедет, и вернусь в город вместе с ними со всеми, на день позже, - помолчав, добавила бабушка.


Бабушка так и сказала: «Подаст мне машину», словно она была каким-нибудь министром, а этот  знакомый – её личным шофёром.


Родители переглянулись, и папа неуверенно пожал плечами:


- Ну, мама, делайте как знаете… Только обязательно нам позвоните оттуда!


- Позвоню, - кивнула бабушка. – Не волнуйтесь, дети, со мной всё будет в порядке. Вы всё доели? Мила, помоги мне собрать посуду со стола.


Милка молча выполнила поручение бабушки и постаралась как можно скорее улизнуть в свою комнату. Уселась на кровать и задумчиво уставилась на  медвежонка Кузю, который так и сидел возле подушки, дожидаясь возвращения хозяйки.


Кого это бабушка может попросить отвезти её в Шушарино? Не ближний свет ведь – поездом-то почти  всю ночь их классу ехать придётся! Может, на машине и ближе, но всё же… У знакомых бабушкиных пенсионеров и машин-то нет. У их детей и внуков, может, и есть автомобили, даже наверняка есть, но вряд ли бабушка имеет такое большое влияние на своих друзей, чтобы они своим детям или внукам поручили отвезти незнакомую им старушку так далеко за город…


И вдруг Милку прямо подбросило на кровати! Она догадалась – и ни секунду не усомнилась в правильности своей догадки:  Матюшкин-старший отвезёт бабушку в Шушарино, вот кто! Он явно её боится… вон как сурово бабуля с ним тогда на улице разговаривала, командирским тоном! Что-то между ними такое есть… странное, напоминающее отношения начальника и подчинённого.


Осталось найти стопроцентное подтверждение этой Милкиной, как пишут в детективах, версии.


Милка вытащила из кармана помявшийся список всех бабушкиных знакомых, чьи номера значились в её телефоне, и просмотрела его ещё и ещё раз. Номера Матюшкина там не значилось, но это ещё ни о чём не говорило. Лысый-то был записан просто как Семён К,, может, и Матюшкин просто под какой-то буквой значится? Знать бы ещё – под какой! Просто «М» - нет, такой буквы Милка в списке не обнаружила.
 

- Бабуля моя - прямо как шпионка какая-то! Может, и нет в списке номера Матюшкина, она его наизусть помнит, - прошептала себе под нос Милка. – Как же выяснить, кому она насчёт машины позвонит?..


А выяснить это надо было срочно! Милка была уверена: вся эта история о болезни брата Семёна – чистой воды выдумка. А проще говоря – враньё! Просто  бабушке зачем-то понадобилось срочно попасть в Шушарино - ДО ТОГО, как туда в субботу приедет Милкин класс, вот она и выдумала повод. Бабушка хочет что-то важное своему брату,  Семёну Косому (он же  – Лысый!), сообщить! Или о чём-о его попросить… или предупредить… В общем, какое-то непонятное дело затеяла бабушка на ночь глядя. И это дело явно связано с поездкой Милкиного класса в родную бабушкину деревню.


Стоп-стоп-стоп! Милку опять так и подбросило. А как именно бабушка сказала – что она позвонит этому знакомому, или… Точно: вот как она  сказала – что не позвонит ему, а попросит, чтобы он её отвёз! Просто - попросит! Так… получается, что, если Милка угадала верно и этот знакомый бабули – Матюшкин-старший, значит, бабушка сейчас пойдёт к нему – то есть,  в парк!


Милка схватила мобильник и нажала на кнопку, на которой «висел» Светкин номер. Пошёл быстрый набор… Музычка весёлая  зазвучала – Светка обожала часто менять мелодии в своём телефоне, чуть ли не каждый день новые песенки ставила вместо гудка.


- Светка, отвечай! – шептала Милка, кусая губы. Она осторожно выглянула из своей двери в коридор, приоткрыв её на крошечную щёлку.


Ну, так и есть! Бабушка уже стоит в коридоре, плащ надевает! Папа с очень серьёзным лицом стоит рядом и что-то тихо бабушке говорит.


- Отвечай, Светка! – чуть не взвыла Милка, и тут подружка наконец-то отозвалась. Милка быстро прикрыла дверь, одним прыжком отскочила от неё чуть ли не на середину своей комнаты и тихо, но внятно отдала подружке такой  приказ: - Светка, немедленно – слышишь, НЕМЕДЛЕННО! – бросай всё и выходи во двор! Фонарик захвати!


- А что слу… - начала было Светка, но Милка яростно прошептала:


- Выходи на улицу сейчас же, иначе ты мне больше не подруга! Всё, я бегу во двор!


Хлопнула дверь – бабушка вышла из квартиры. Милка подождала пару минут, убедилась, что папа ушёл в их с мамой комнату, на цыпочках выбежала в прихожую, прижала ухо к двери… На площадке загудел лифт. Через минуту бабушка окажется на улице.


Милка кое-как напялила кроссовки, сорвала с крючка куртку, мышкой выскользнула за дверь и, стараясь ступать как можно тише, побежала по лестнице вниз.  Главное – не столкнуться с бабушкой, когда та будет выходить из лифта!..




***



На улице были сумерки – не день, не вечер, не ночь, а те короткие минуты перед началом  вечера, когда небо ещё светлое, особенно на востоке, а по земле уже протянулись серые тени. Полчаса пройдёт – и наступит настоящий вечер, зажгут фонари на улицах. А потом и ночь наступит…


Милка увидела, как светлый бабушкин плащ мелькнул в глубине двора, шарахнулась за дерево и чуть не сбила с ног притаившуюся за этим деревом Светку.


- Ты чего?! – зашипела на Милку подружка. – Что такое случилось, что ты меня на улицу вытащила на ночь глядя?!


- Бабушка, - Милка перевела дыхание и пальцем (хотя это и невежливо так делать, но бабуля всё равно была к ним спиной) ткнула в воздух, указав на удалявшуюся фигуру своей бабушки. – Моя бабушка к Матюшкину идёт, в парк! За ней, и – тихо!


- Опять в парк, что ли?! – буквально взвыла Светка. – Опять на полночи?!
 

- Опять! И на сколько понадобится! – Милка ухватила Светку за руку и поволокла её к выходу из двора, пригибаясь, как солдат под обстрелом. – Молчи и слушай, у меня важные новости!..


На бегу, на ходу, на скаку, путаясь и повторяясь, Милка рассказала Светке всё. Что Лысый, он же – Семён К., Семён Косой – бабушкин троюродный брат, живёт в Шушарино, работает там в леспромхозе. Что Вася всё толковал – класс их будет на лесной базе ночевать! А Семён якобы заболел, и вот теперь какой-то знакомый должен доставить Милкину бабушку в Шушарино на машине! И что она, Милка, догадалась, кто такой этот знакомый:  Матюшкин-старший, к которому бабушка сейчас и направляется – прямиком в парк!


Светка не перебивала подругу только потому, что запыхалась от быстрой ходьбы. Милкина бабушка шла таким быстрым шагом, несмотря на возраст, что девчонкам приходилось почти бежать за ней. Да ещё и стараться, чтобы бабушка их не увидела, если ей вдруг придёт в голову оглянуться. Но бабушка ни разу не оглянулась.


- Во шпарит бабуля… - Милка на минуту укрылась за углом какого-то дома, Светка в изнеможении привалилась к подружке плечом. – Спринтер  какой-то просто!  Так торопится, словно брат её  помирает… а сама сказала, что у него обычный прострел… правда, с осложнениями… а я не верю!


- Почему… уф… почему не веришь? – Светка вытащила платок и вытерла распаренное из-за быстрой ходьбы лицо.


- Не верю, и всё тут!  Лажа всё это, нюхом чую, - Милка выглянула из-за угла, увидела, как бабушка входит в ворота парка,  и дёрнула Светку за рукав: - Ходу, Свет! Мы уже почти на месте.


Бабушкин плащ мелькнул под фигурными фонарями… мгновение – и бабушка исчезла. Словно сквозь землю провалилась. Раз – и нет её…


Девчонки невольно замедлили шаг, а дойдя до ворот, и вовсе остановились. Фигурные фонари почему-то раскачивались, словно на сильном ветру, хотя ветра никакого не было и в помине. Но фонари раскачивались, тени и пятна света хаотически мелькали, кружились, словно хотели о чём-то подружек… предупредить?


- Ну что, - дрожащим голосом проблеяла Светка, - идём за ней?


- Идём, - вздохнула Милка. – Надо идти.


- Я боюсь, - откровенно призналась Светка.


- Я тоже. Но ничего не поделаешь.


- Вляпались же мы с тобой… - Светка судорожно вздохнула и шагнула вперёд, к воротам.


«Да уж, точно – вляпались, - мрачно думала Милка, идя рядом с подружкой по тихим ночным аллеям парка. – Только вот неизвестно – во что?..»


Парк был – или казался - зловещим, как никогда прежде. Даже в прошлый раз, в их первую ночную вылазку, во время слежки за Матюшкиным-старшим, он не производил такого жуткого впечатления – так подумалось  Милке.


Как-то очень быстро сумерки кончились, и сразу, без всякого перехода на вечер, наступила ночь. Небо словно стало вдвое чернее, темнота – вдвое темнее и гуще, кусты – вдвое колючее… Деревья зловеще склонялись к девчонкам и махали ветвями – в полном безветрии, словно пытались девчонок остановить. Кусты зловеще царапались, словно хотели в клочья изорвать их одежду. И уж совсем зловеще мелькал где-то далеко впереди  светлый плащ Милкиной бабушки, словно бабушка вдруг превратилась в привидение и спешила на какую-то зловещую встречу с остальными привидениями, в некий зловещий таинственный старинный замок или заброшенный дворец, где гуляют по пустым комнатам зловещие сквозняки, скрипят – зловеще! – рассохшиеся полы и бродят зловещие призраки, зловеще завывая на все лады…


Милка была уверена, что и Светке мерещатся такие же ужасы и зловещести, поэтому о своих страхах решила умолчать, чтобы не доводить подружку до состояния полного кошмара и неспособности к активным действиям.


Светлый плащ мелькнул на повороте с аллеи, и девчонки прибавили шагу. Добрались до уже знакомого куста и притаились. Административный корпус зловеще – вот же прилипло к  Милкиному  языку это неприятное слово! - темнел впереди, и было подружкам очень и очень не по себе.


Бабушка поднялась на крыльцо, над которым горел фонарь,  и властно постучала в дверь. Через несколько минут дверь отворили.


- Василис-Гордевна… вы?! – протянул заспанным голосом вышедший на крыльцо Матюшкин и принялся чесать в затылке обеими руками сразу, словно хотел скальп с себя снять.


- Я, а ты кого ждал? – неприветливым тоном откликнулась бабушка, и Милка живо представила себе выражение её лица: губы поджаты, очки спущены на кончик носа, брови нахмурены.


- Дык, никого я не ждал, - ошеломлённо ответил Матюшкин, прекратил чесать свою волосню, опустил руки по швам и встал перед бабушкой по стойке «смирно». – Чего случилось-то?


- Ты «секретку» зачем сделал? – тихо, но отчётливо, так, что Милка и Светка её вопрос ясно услышали, спросила бабушка.  – Ты зачем вещь моей внучки туда положил, а? Отвечай, ирод, чудище лесное, поганое!


Милка так и подпрыгнула на месте, чуть было не запутавшись волосами в колючих ветках куста. Откуда бабушка об этом узнала?! Выходит… выходит, она нашла мешок для сменной обуви и увидела мешочек для семечек, который Милка вытащила из «секретки» Матюшкина? Это что же получается – Милка следит за бабушкой, а бабушка – за Милкой?! Шарит по её вещам… Никогда такого в их семье не было! Это же не бабушка, а просто Штирлиц какой-то!


- Тиииихо! – зашипела на Милку Светка. – Что ты прыгаешь?! Они нас заметят!


Милка отмахнулась и прислушалась.


- Дык я… это… - А пройдёмте в горницу, Василис-Гордевна, - засуетился Матюшкин, опять напомнив Милке большую неуклюжую беспородную собаку. – Чайку заварим свежего, посидим, поговорим…


- Что – «это»? – Бабушка упёрла руки в бока. – Ты превышаешь, Матюшкин! Превышаешь! И прекрасно об этом знаешь, так что даже не мекай мне тут, не бормочи чепуху свою! И не пойду я в твою горницу, охламон несчастный, некогда мне с тобой чаи распивать! Ладно, про «секретку» ты мне по дороге расскажешь, иродище.  Мне в Шушарино надо, срочно! Так что заводи свой рыдван, и поехали.


- Как в Шушарино? Зачем в Шушарино? – забормотал Матюшкин, неуклюже топчась на крыльце. – Там же брательник ваш, он всё и обделает, как надоть…


- Я сама лучше и тебя, и брательника своего знаю, как и что «надоть» - передразнила бабушка Матюшкина. – Заводи грузовик, кому говорю? Пошёл!


И бабушка, ухватив Матюшкина за шиворот, в один момент сволокла его с крыльца, встряхнула, словно нашкодившего щенка, и потащила, повела  куда-то за угол корпуса. Так и повела – не выпуская из рук ворота его старой куртки. Матюшкин не вырывался, шёл покорно, только немножечко заплетался ногами и бормотал что-то себе под нос. Милка вслушивалась изо всех сил, но уловила только невнятные слова: «Вот оно как… ну и дела… и как же это… а коротким путём не желаете?..», когда бабуля протащила Матюшкина мимо куста, за которым они со Светкой прятались.


Бабушка и Матюшкин исчезли за углом, и через несколько минут оттуда донёсся рёв мотора. Огромный грузовик, похоже, родом из прошлого века, заляпанный буквально до крыши кабины намертво присохшей старой грязью, вывернул на узкую аллею, затрясся весь, словно лев в приступе острой лихорадки, и, рыча, вздрагивая и испуская клубы удушливого синего газа, кое-как вписался в просвет между деревьями и неожиданно очень быстро покатил прочь. Ветки  хлестали по его крыше, в окошке, за грязным стеклом, промелькнул бабушкин профиль – и фьюить! Укатила бабушка вместе с Матюшкиным, который, похоже, бабули Милкиной как огня боялся, в Шушарино… на этом раздолбанном рыдване, как она назвала чудовищный грузовик. Где-то за домом коротко взлаяла овчарка Манюня, и всё стихло.


Милка отцепилась от куста, и они со Светкой выбрались из своего укрытия.


- Чем дальше – тем страньше, - протянула Светка,  словно Алиса, попавшая в Зазеркалье. – И что теперь?


- Теперь? Теперь мы по домам пойдём, - мрачно ответила Милка. – А завтра поедем в Шушарино. Чую я, только там мы во всех этих странностях разберёмся…


«Если повезёт», - добавила она про себя.



***



Глава 10



Пятница и начало субботы. Класс едет в Шушарино



***



День отъезда в Шушарино, пятница, пятое сентября, для Милки прошёл, как в тумане. Уроки, переменки, обед с мамой – она отпросилась с работы, чтобы проводить дочку… последняя проверка вещей – всё ли нужное на месте, всё ли в рюкзак положили…  Всё это как-то очень быстро началось и словно провалилось куда-то.


И вот она уже в поезде, её полка – внизу, Светкина – вверху… почти весь общей вагон занимают ребята из их класса. Клара ходит по отсекам, смотрит, легли ли все спать… А какое там – спать, когда больше тридцати мальчишек и девчонок в путешествие отправились! Со всех сторон до Милки доносились перешёптывания и смешки, да Клара всё повторяла – спите, мол, мы рано утром приедем в деревню, надо, мол, выспаться, а то вы переутомитесь… Наивная эта Клара, неужели она думает, что все вот так сразу и заснут, по приказу? А в окно посмотреть – что там за ним мелькает, а пошушукаться, а по вагону пробежаться?


Светка свесилась с верхней полки:


- Мил, ты спать собираешься?


- А ты? – Милка села на своей полке по-турецки, свернув ноги калачиком.


- Я боюсь спать, - сообщила Светка и чуть не рухнула на Милку, когда вагон слегка подбросило на стрелке.  – Ой!..


- Слезай, а то и себе, и мне шею свернёшь,  - велела Милка, - как-нибудь вместе уляжемся, на одной полке.


- А Клара? – шёпотом спросила Светка, вытаращив на Милку глаза.


- Ей не до нас, она Шестопёра пытается угомонить, - хмыкнула Милка. – Не заметит.  А кроме того, мы же с тобой вдвоём в самом дальнем от Клары отсеке едем. Больше в нашем «купе» никого нет.


Было слышно, как Клара выговаривает Димке Шестопёрову за шум, ругает его за то, что он всем спать мешает, а Димка оправдывается, дурачась и идиотничая, по своему обыкновению.


- Ладно, лезу… - Светка сползла со своей полки и пристроилась у Милки под боком.
– Я спать боюсь, - повторила она. – Вдруг опять увижу во сне какую-нибудь чертовщину! Не хочу. Давай спать по очереди?


- Не пойдёт, -  Милка помотала головой. – Приедем обе невыспавшиеся, с опухшими глазами и дурными головами, много будет толку, ага! Надо быть готовыми, а мы будем не в форме.


- Готовыми к чему? – испуганно спросила Светка.


- Понятия не имею. Спи! – цыкнула Милка на подружку. – Если ты начнёшь во сне стонать, орать или лягаться пятками, я тебя разбужу, обещаю.


Видно, Милка уже просто дико устала от всех этих непонятных, неизвестно отчего свалившихся на её голову проблем, от которых попахивало самой обыкновенной чертовщиной,  и от ночных вылазок на слежку тоже устала. И Светка утомилась от всего этого. Потому что через минуту подружки уже крепко спали, уткнувшись носами друг в друга, и никакие сны им этой ночью в поезде не приснились…


А ранним утром класс стоял на перроне, ежась на свежем сентябрьском ветерке, и озирал открывшиеся взорам сельские  просторы.


Просторы были  прекрасны!


Небо синело, словно лето ещё не кончилось. Ни единой тучки или облачка не было на чистом ясном горизонте, прорисованном так отчётливо, словно небо перед приездом ребят кто-то специально вымыл, и очень старательно. Справа от железной дороги разноцветными квадратами лежали поля, слева стояли дома – большие, красивые, с резными ставнями на окнах, с аккуратными заборами-штакетниками, под разноцветными крышами, украшенными разнообразными фигурными «коньками» и печными трубами. Почти на всех крышах белели тарелки спутникового телевидения. «Ничего себе – одни старики тут живут, - подумала Милка, озирая всю эту красоту исподлобья, словно каждый миг ожидала, что на них сейчас нападут из-за угла какие-нибудь разбойники. - Ну, бабуля, и мастерица же ты… врать! Хотя, с другой стороны, что ещё старикам делать, как не телевизор смотреть? Видно, дети и внуки им спутниковое ТВ купили».


Впереди, в конце широкой улицы,  виднелось большое белое здание с колоннами, под ярко-красной, словно лишь вчера покрашенной, крышей.


- Дом культуры наш, - гордо объявил Вася Матюшкин.


Он стоял рядом с Кларой на перроне и охотно давал пояснения. Настя молча отиралась рядом с братом, сверкая линзами очков во все стороны, но, в основном, поглядывая на Димку Шестопёрова.


- Ну что, ребята, пошли? – сказала Клара.


И они пошли по деревне, направляясь к Дому культуры…


- А вон тот дом, с синими петухами на крыше, деду Николаю принадлежит, ветерану войны. Девяносто пять лет уж ему, а бодрый, как огурчик! -  рассказывал Васятка. Толпа Милкиных одноклассников – и, конечно, сама Милка, куда же ей было деваться, - двинулась следом за Васей по широкой деревенской улице, с любопытством озираясь по сторонам. – А вон та изба, - Вася указал на большую избу-пятистенок, выкрашенную в ярко-жёлтый цвет, под зелёной крышей, - это изба старушки Маланьи Филиной, известной сказительницы. К ней из самой Москвы часто приезжают, фольклор записывают и всякие былины и сказания. А вот это…


Милка его уже не слушала. Она увидела нечто, разом нарушившее лично для неё эту деревенскую идиллию, а именно – лес. Тёмно-зелёной, почти чёрной высокой полосой он воздвигался по обеим сторонам дороги,  близко-близко к крайним домам, словно замыкал в кольцо и деревню, и разноцветные поля. Он громоздился и щетинился, он был равнодушен, глух и суров, и ни одной берёзки или другого лиственного дерева не росло среди тёмных елей. Он словно притаился и ждал чего-то. Чего-то нехорошего…


Они прошли мимо дома Милкиной бабушки, стоявшего несколько на отшибе, о котором (как и о самой Милкиной бабушке) Вася Матюшкин не сказал ничего, что Милку почему-то неприятно удивило, и оказались возле Дома культуры.


Милку  удивило и то обстоятельство, что ни на улице, ни во дворах они не увидели никого из жителей деревни, только старуха какая-то мелькнула у сарая в своём дворе. Но тут Милка взглянула на часы и поняла, что все, наверное, ещё спят – было около семи утра. Хотя, с другой стороны, говорят же, что в деревнях люди ложатся с петухами и встают с курами… Странно. Такая большая деревня, и где же все?


Впрочем, скоро выяснилось, где все. Все были в Доме культуры – пришли, оказывается, встречать гостей из города. То есть,  их класс.



***



Вася Матюшкин гордо ввёл класс в большой зал, и тут они все и обнаружились – старики и старухи, искрящиеся улыбками, накрывшие, оказывается, для ребят из города большой стол в актовом зале. И чего только на этом столе не было! Всё там было! И мёд в деревянных и берестяных туесках, и пирожки, и блины-оладьи, и варенье, и грибы-ягоды, и овощи-фрукты… И несколько громадных самоваров прилежно исходили паром, и висели на ухватистых ручках этих самоваров, на которые ребята просто вылупили глаза, потому что многие никогда таких раритетов не видели, связки баранок и бубликов с маком! Как в сказке!


Ласковые старики и старухи – в этом отношении Милкина бабуля не наврала, молодых и даже просто пожилых людей на её «малой родине», похоже, и впрямь не осталось, только крепкие кряжистые старики и осанистые  старухи жили в деревне Шушарино,  - быстро «разобрали» ребят по рукам, как говорится;  окружили их, разделили между собой – опекать сразу принялись. Усадили их за стол, сами сели вперемешку с ними и принялись потчевать дорогих гостей. Клара даже несколько растерялась от такого радушия, это по её лицу было видно. И ещё, она явно смущалась оттого, что они-то, класс-то, не догадались деревенским жителям подарки городские привезти! Хотя, какие подарки? Газеты свежие? Лекарства? Вон какая зажиточная деревня-то – Шушарино. Всё у них тут, похоже,  есть, хотя заранее, конечно, Клара не могла об этом знать.


Милку усадила за стол высокая старуха в глухом бордовом платье до пола, в чёрной безрукавке поверх платья, в  белом платке с синими узорами на голове. Светка, к счастью, жалась всё время к подружке, поэтому за столом оказалась рядом с ней. Милка пихнула Светку в бок и прошипела ей на ухо:


- Свет, не ешь НИЧЕГО! Только делай вид, что ты ешь!


- Почему? – шепнула в ответ Светка, уже протянувшая было лапу к тарелке с аппетитными румяными пирожками, от которых на весь зал дивно пахло яблоками и корицей.


- По кочану! – сердито отозвалась Милка, ещё больше понижая голос. – Не знаю! Интуиция.


- У тебя интуиция, а у меня в животе бурчит! – тихонечко заныла Светка, пожирая глазами пирожки и прочие лакомства, в изобилии громоздившиеся на столе прямо перед её носом.


- Потерпи! Я тебе потом свои пирожки дам, домашние, мне бабуля в дорогу напекла, - цыкнула на неё Милка.


- Ну хоть чаю-то можно выпить?! – возмутилась Светка.


- Нельзя! – отрезала Милка, сглатывая голодную слюну.


Странно – она ведь вчера, после школы, плотно поела перед дорогой, да и в поезде что-то домашнее схомячила, а сейчас, глядя на всё это пиршество, внезапно ощутила дикий голод, словно год не ела.


- Потерпи, Свет, - склонилась Милка к уху подружки, - очень тебя прошу, потерпи! Не надо ничего у них брать…


Светка коротко простонала, но послушалась. Лапы свои от блюд с яствами убрала и даже зажала руки между коленями.


А старуха в бордовом платье тут же принялась их потчевать.


- Девочки, солнышки мои, кушайте, кушайте на здоровье! – ласково забормотала-запела она и принялась нагружать их тарелки пирожками, блинчиками, оладушками, придвинула к ним поближе туесок с мёдом, положила каждой на тарелку по огромному розовому яблоку. – С дороги-то… из города-то… на одной химии магазинной, небось, вас рОстят-то, кушайте, поправляйтесь, ласточки мои…


- Спасибо, - мужественно отказалась Милка, - мы ещё не успели проголодаться, мы хорошо дома поели. Спасибо вам большое, мы потом…


- Мы потом, - пискнула Светка, шумно сглотнула слюнки и даже зажмурилась, чтобы ничего из всей этой кулинарной красоты не видеть и не соблазниться ненароком.


А вот Милка зажмуриваться не стала и потому ясно видела, как ребята наворачивают за обе щёки, словно все они действительно из какого-то голодного края приехали в богатую деревню  Шушарино. Димка, например, Шестопёров заглатывал пирожки, как семечки, один за другим, да и прочие от него не отставали. И висел над этим сказочным столом ровный гул стариковских голосов – кушайте, миленькие наши, кушайте, ребятушки, угощайтесь, поправляйтесь…


- Я там был, мёд-пиво пил, по усам текло, да в рот не попало, - прошептала Милка себе под нос. И ещё кое-что ей вспомнилось, тоже из сказок: «Ты сперва меня, молодца, накорми, напои, в баньке попарь, а потом уж и в печку на лопате сажай!»


Милка невольно вздрогнула и отодвинулась от стола. Старуха в бордовом платье пристально смотрела на неё. Просто, можно сказать, уставилась на Милку в упор. Смотрела, смотрела и вдруг спросила:


- А ты, девочка, никак, Василисы Гордеевны нашей внучкой будешь?


- Да, - с трудом выдавила Милка. – Я её внучка. Меня зовут Мила… то есть, Людмила. А вас как зовут, бабушка? – вежливо спросила она, пересиливая себя. Совершенно Милку не интересовало, как эту старуху зовут, но вежливость проклятая обязывала.


- Степанида Федосеевна я. Соседки мы с твоей бабушкой, через два дома живём, - так и заискрилась улыбкой старуха.


Но Милка ясно увидела – фальшивой эта улыбка была. Губы Степанида Федосеевна широко, приветливо якобы, растянула, а о глазах своих забыла. И увидела Милка в этих старческих, уже выцветших, голубовато-серых глазах некий нехороший твёрдый огонёчек, словно Степанида эта Милкину бабушку за что-то очень крепко недолюбливала… Или ей всё это показалось? А может, и с едой, с угощеньем, тоже – показалось? Нет! Нет, решительно подумала Милка. Не показалось ей ничего. Потому что она, Милка, - ЧУЕТ… Чует, что что-то тут не так. И не просто «не так», а очень даже сильно – «не так»!

- Очень приятно, - пробормотала Милка.


- Какая вежливая, воспитанная девочка! – произнесла Степанида Федосеевна и улыбнулась ещё шире своей фальшивой улыбкой. Зубы у неё были ровные, белые, крепкие, явно – все свои. Как у волка из сказки про Красную Шапочку.


Милке очень не нравились собственные ассоциации. Но ничего она поделать с собой не могла. Чудилось ей, что весь этот радушный приём, угощенье роскошное, приетливость старых жителей Шушарино, да и вообще, вся эта деревня – декорации. Как в театре. Всё это – непонятно для каких, но, чуяла Милка, не самых хороших целей устроено. Разыгрывается некий спектакль, и только она, Милка, да ещё, может быть, Светка – с её, Милкиной, подачи, да и то, вряд ли, - чувствует эту фальшь.


Милка вновь оглядела ребят, Клару. Довольны все, болтают со стариками и старухами, едят за обе щёки. Вася Матюшкин сидит рядом с Кларой, гордый, как петух, оглядывает всё и всех вокруг себя, словно маленький Наполеон. А Настя, его застенчивая сестрица, что поделывает? Всё молчит и пялится на Димку Шестопёрова? Милка поискала глазами Настю и обнаружила её в дальнем углу зала. Настя явно препиралась с кем-то, стоявшим за роялем и почему-то отворачивающим лицо. Милка вгляделась пристальнее…да это же  Матюшкин-старший за роялем укрывается! Так-так-так… Что же получается – и бабушка Милкина здесь? Или Матюшкин уже успел и привезти бабулю к её брату Семёну, и обратно в город её отвезти, и сюда вернуться? Очень сомнительно! Надо проверить.


Милка вежливо улыбнулась старухе Степаниде и воспитанным-превоспитанным голоском произнесла:


- Спасибо вам большое, Степанида…


- Федосеевна, - улыбнулась старуха.


- Да, Федосеевна… Спасибо, Степанида Федосеевна, за угощение… А где бы  тут у вас руки помыть?


- А вон туда иди, - и Степанида ткнула длинным сухим пальцем в угол с роялем, - там за дверью коридорчик есть, ступай по нему – и придёшь, куда надо.


«Дёрни за верёвочку - дверь и откроется», - подумала Милка, растянула губы в такой же фальшивой улыбочке и встала из-за стола, скомандовав Светке:


- Свет, пошли!


- Куда? – покорно вставая, спросила Светка  и с заметной неохотой  отвернулась от соблазнительного стола.


- Руки помыть, - коротко проинформировала её Милка и неохотно потопала в направлении угла, где стоял рояль и была дверь, за которой находилось нужное помещение.


Придётся мимо Матюшкина-старшего и Насти пройти, никуда не денешься, с досадой подумала она. Но тут как раз отец и дочка расстались. Настя бросила Матюшкину-старшему какую-то короткую фразу, отвернулась и, чеканя шаг и блестя очками, направилась к столу, за которым пировали ребята, а Матюшкин-старший бочком-бочком пробрался мимо рояля по стеночке и шмыгнул вон из актового зала. Словно оба решили, что лишний раз сталкиваться с Милкой им совершенно ни к чему.


Милка и Светка нашли в углу, неподалёку от рояля,  дверь, открыли её и оказались в коротком коридорчике, в конце которого белели две двери со всем известными табличками. Тоже, между прочим, странно – ставить рояль в том углу, где поблизости находятся туалеты, мельком подумала Милка. Затащив Светку в одну из кабинок в женском туалете, Милка достала мобильник и набрала свой домашний номер.


«А вдруг здесь связь не работает?!» - вдруг испугалась Милка. Хотя, что это она… раз есть спутниковое Ти-Ви, значит, и Билайн её будет работать.


Трубку сняла мама.


- Привет, ма, - выпалила Милка, - мы доехали, всё в порядке, скажи, а бабушка уже вернулась?


- Привет, коза-егоза, - ответила мама, - нет, бабушка ещё вчера поздно вечером позвонила и сказала, что на день-другой задержится в деревне, ей кое-что в своём доме надо сделать. Вернётся вместе с вами, с твоим классом, на поезде. Ты её в деревне не встретила? Как тебе Шушарино, понравилось?


- Ужасно понравилось, - соврала Милка без всякого зазрения совести. – Шикарная деревня, дома богатые, у всех почти спутниковое Ти-Ви есть! А бабушки я ещё не видела, нас тут в Доме культуры угощают.


- Ну, веди себя хорошо, и домой не забывай позванивать, - сказала мама. – Я на работу побегу, хоть сегодня и суббота, но меня  попросили  прийти на кафедру.


- Ага. Буду позванивать. Пока, мам, - Милка дала отбой и повернулась к Светке:  - Моя бабуля домой не вернулась.


- А… где же она?! – почему-то испугалась Светка, словно вообразила, что Милкину бабушку похитили гангстеры и теперь Милкиным родителям придётся её у этих гангстеров выкупать за огромные деньги.


- Где-где – здесь, конечно! В деревне, в своём доме, - с досадой на Светкин глупый страх сказала Милка. – Думаю, мы её скоро увидим. Давай, быстро своим звякни, и пойдём обратно в зал.


Светка позвонила своим, скороговоркой оттарабанила, что они уже приехали и всё хорошо, сунула телефон в карман и пошла следом за подружкой обратно в актовый зал.


А там уже намечалось какое-то мероприятие. Насытившиеся ребята окружили Васятку Матюшкина, который с важным видом говорил им, что сейчас они пойдут в местный музей, очень, по его словам, интересный.


- Наш этнографический музей и в Москве многие знают! – вещал Васятка, подняв руку и помахивая указательным пальцем из стороны в сторону. – И не только в Москве. К нам и из-за границы специалисты всякие приезжают, опытом обмениваются. Вот мы в музей сходим, а потом – на лесопилку, к дяде Семёну в гости,  отправимся. Он вам понравится, наш дядя Семён, он нас в лес сводит, и на речку, и к пруду,  и всё вам покажет и обскажет… то есть, расскажет.


«Дикий он, братец мой, незнакомых людей дичится», - вспомнила Милка бабушкины слова об её троюродном брате. И как же этот дикий «дядя» Семён сумеет ребятам понравиться, интересно знать? Тоже будет всем фальшиво улыбаться, как эта старуха – Степанида Федосеевна?


Старики и старухи между тем быстренько убрали со стола, окружили ребят и наперебой стали приглашать их приезжать в Шушарино почаще.


- Мы, стал-быть, теперь  по домам пойдем, дела домашние справлять,  - гулким басом сказал старик в синей рубахе поверх джинсов – да, и джинсы некоторые старики носили, удивительное дело! Хотя, что тут удивительного-то? Джинсы в Америке возникли, как изначально рабочая одежда… весь мир в них, можно сказать, ходит, а к этим старикам и из-за границы люди в гости приезжают, вот они и хотят соответствовать.  – А вы, молодёжь, ежели вам что занадобится, не стесняйтесь, заходите в любой дом, спрашивайте. Подскажем. Поможем…


- Подскажем-поможем! Поможем-подскажем! – загомонили старики и старухи, вместе с ребятами пёстрой толпой выходя на крыльцо Дома культуры. – Заходите к нам, заходите!


- Ну, до свиданьица, Мила Милованова, - с какой-то непонятной интонацией проговорила Степанида Федосеевна, сходя с крыльца и оглядываясь на Милку.


- До свидания, Степанида Федосеевна, спасибо, - вежливо ответила Милка, ухватила Светку за руку и, несколько потеснив других ребят, пристроилась к Кларе. Ей почему-то хотелось быть поближе к единственному знакомому ей здесь взрослому человеку.


И они направились к музею, ведомые Васей Матюшкиным. Настя затерялась в толпе ребят, но Милка была уверена, что топает противная Настюха прямо по пятам Димки Шестопёрова – в буквальном смысле топает, наступая ему на пятки. Что ей от Димки надо, всё же?..



***



Здание музея стояло на одной из коротких боковых улиц, оборотясь к лесу задом, а к улице – передом. Было оно, здание, похоже на обычную избу, только очень уж большую, прямо-таки громадную, словно когда-то в ней жили настоящие великаны. Сразу за музеем глухой сине-зелёной стеной стоял молчаливый, тёмный, мрачный   еловый лес, а справа от здания  блестела холодными серебристо-голубыми бликами гладь глубокого – сразу видно! – пруда, где когда-то Милка Милованова ловила головастиков вместе с Васей и Настей Матюшкиными.


Никогда ещё Милка и другие ребята не бывали в таком музее!


«Интересно, и каким же опытом иностранные и прочие специалисты могут тут обмениваться?!» - с содроганием подумала Милка, озирая диковинные экспонаты.


Музей считался этнографическим, и можно было бы ожидать, что за стёклами витрин тут  разместили старинные орудия труда, предметы домашнего обихода, сохранившуюся с незапамятных времён одежду древних жителей этих мест, представителей славянских племён, некогда населявших эти края.


Орудия были, да, и одежда – тоже. Но вот какие же племена могли бы эту одежду носить и этими орудиями пользоваться?..


Ржавые цепи. Ржавые топоры и пилы. Ржавые же серпы  – огромные, словно ими жали не пшеницу и рожь, а подпиливали  стволы вековечных елей.  Гигантские вилы, лопаты, совсем уж непонятные железяки…


Фигуры – странные фигуры в странных одеждах: мехом наружу, а не внутрь,  расшитых бисером и разноцветными, выцветшими от старости ленточками,   похожие на изображения диких леших из сказок, много выше обычного человеческого роста.  В руках фигуры эти сжимали некие деревянные  и костяные орудия, какие-то рогатины, пики, расщеплённые на концах, страшные  зазубренные палки, мощные дубинки, казалось, выточенные из цельных стволов деревьев.


Женские фигуры. Все до единой – в длинных тёмных платьях до пола, в  безрукавках с глубокими карманами,  в повязанных по самые брови платках. Как эта старуха… как её… Степанида Федосеевна. В руках женщины держат кто бессильно свесившую безголовую шею куриную тушку, кто вилы, кто подойник. Смотрят куда-то в пространство поверх голов посетителей, губы сжаты плотно, брови насуплены…


Посуда: громадные деревянные чаши, блюда, лохани, похожие на корыта, в которых можно было бы разом постирать одежду для членов большой многодетной семьи. Кадушки, в которых впору быков целиком засаливать на зиму… Братины, туески – величиной с небольшой бочонок. Ложки – почти плоские, с небольшим углублением, на которых запросто можно было бы Иванушку-дурачка в печь посадить, как на лопате.


А в одной витрине Милка углядела точно такую же деревяшку, какую Матюшкин-старший закопал в своей «секретке» недавней ночью в парке.


Округлая, короткая, такая, что может уместиться в руке. Покрытая сложной, тонкой, еле различимой резьбой. Буквы неизвестно какого языка – если это вообще буквы, а не, скажем, малоизвестные науке иероглифы неведомого письма, - сплетаются в сложные узоры, похожие на переплетения стеблей диких трав. И лежит она отдельно от прочих жутких экспонатов – в особой маленькой витринке-кафедре с наклонной стеклянной крышкой, а кафедра прямо в центре зала возвышается. А на крышке висит внушительных размеров замок, тоже местами тронутый ржавчиной и блестящий от машинного – или уж чем там  замки смазывать положено -  масла.


И ещё было в музее множество  предметов, назначение которых Милке почему-то совершенно не хотелось угадывать. Высокая узкая бочка с отбитым краем, похожая на ступу Бабы-Яги; какие-то растрёпанные мётлы из еловых ветвей, давно потерявших все свои иголки; кочерги, коромысла, низкие салазки или саночки, неожиданно маленькие, словно детские. Связки ржавых ключей. Длинная скатерть, смотанная в клубок, уложенная на полку  и вывесившая «хвост», похожий на серый от старости полотняный язык. Стеклянные сосуды самых невообразимых форм:  разноцветные рыбки, петушки, лягушки, даже – змеи или червяки…


Стены украшали – если можно так выразиться – головы диких зверей: там были и волки с ощерёнными пастями, и кабаны с громадными клыками, и лисы с хитрым взглядом рыжих стеклянных глаз. Из одного угла на ребят свирепо воззрилась голова бурого медведя, разинувшего пасть в грозном рыке. Зайцы, размещённые в витрине под этой головой, казалось, присели от страха, опустив длинные уши и пытаясь забиться в выцветшие пыльные пучки травы, стремясь  слиться с землей.


- Наш музей очень интересный… - вещал Васятка Матюшкин, водя ребят от одного жутковатого предмета к другому. – Здесь собраны экспонаты, рассказывающие не только о прежней жизни людей, но и о персонажах из древних сказов и преданий, о  тех, кто…


Но Милка его не слушала. Всё, увиденное ею сегодня, словно складывалось в некую непонятную и весьма устрашающую картину…  И тут Милка приняла важное решение. Она растолкала ребят, пробилась к Кларе и твёрдым голосом отпросилась у классной руководительницы часика на два, заявив, что ей необходимо зайти к своей бабушке, Василисе Гордеевне  Миловановой, родившейся и летом проживающей  в этой деревне и как раз сейчас приехавшей сюда на два-три дня, к заболевшему родственнику. Если Клара сочтёт это необходимым, она, Милка, лично познакомит классную руководительницу  со своей бабушкой, и Клара убедится, что Милка говорит правду. И она, Милка, просит разрешения взять с собой Свету Снегирёву. А часа через два бабушка лично приведёт их, куда Клара скажет.


Милка говорила очень твёрдо, уверенно  и решительно, как взрослая,  и Клара разрешила им со Светкой уйти на два часа.


- Ты бабуле скажи, чтоб она вас потом прямо на лесопилку проводила, - тихо сказал Вася, внимательно прислушивавшийся к Милкиным словам.


- Хорошо, я ей скажу, - сдержанно вымолвила Милка, ухватила Светку за руку и повела подружку к выходу из этого мрачного музея.


- А бабуля твоя нас накормит? – жалобно вопросила Светка, плетясь следом за Милкой и оборачиваясь на музейные экспонаты, ежась под взглядами стеклянных глаз высоких фигур в диких одеждах и звериных голов.


- Накормит, надеюсь, - ответила Милка. - А я её кое о чём спрошу. Возникли у меня к бабуле некоторые вопросики…


***



Глава 11


Всё ещё суббота. Что-то скоро произойдёт



***



Милка опасалась, что не застанет бабушку в её доме. Резвая бабуля вполне могла оказаться на лесопилке, ухаживать за своим троюродным братцем,  Семёном Косым, или же - Лысым. Где находится лесопилка – Милка не знала. В лесу, судя по всему. А спрашивать к ней дорогу у Васи Матюшкина Милка не имела ни малейшего желания.


Быстрым шагом они со Светкой двинулись по деревенской улице к дому Милкиной бабушки.


- Мил, - тихо спросила вдруг Светка, исподлобья оглядывая суетившихся в своих дворах стариков и старух, недавно встречавших-привечавших  их в Доме культуры, - тебе не кажется, что мы в какую-то… как бы это… в какую-то другую реальность попали? Матюшкины эти странные… папаня их со своей «секреткой»… Да и бабуля твоя… в общем… И этот жуткий музей!..


- Кажется, - сквозь зубы ответила Милка.


- Мне страшно, - заявила Светка в сотый или тысячный раз за всё то время, что они «попали в другую реальность».


- Если тебя это утешит – мне тоже. Но сдаваться я не собираюсь! Ни в этой реальности, ни в ещё какой-то там!..  Пришли, - Милка толкнула резную калитку, на которой она, помнится,  в глубоком  детстве, когда её ещё привозили на лето к бабушке в деревню, любила подолгу раскачиваться.


Светка только глубоко вздохнула, может, прикидывала – сдаваться ей-то самой или нет?..


Девчонки поднялись на крыльцо, и Милка решительно, громко и отчётливо постучала в дверь.


- Открыто, - донёсся до них голос бабушки.


- Привет, бабуля, - заявила Милка, переступая через порог.


- Здрасьте, Василиса Гордеевна, - робко пискнула Светка, выглядывая из-за Милкиного плеча.


- Приехали, значит, - с непонятной для Милки интонацией протянула бабушка, выходя в сени из кухни. Одета она была, в отличие от своих деревенских соседок, самым обычным городским образом: в домашнем халате, в тапочках. Поверх халата – неизменный бабушкин фартук, расшитый красными петухами, в руке – половник.
 

- Приехали, - буркнула Милка, сверля бабушку пристальным взглядом. – И кое о чём хотели бы тебя спросить! Во-первых…


- Вы голодные? – словно не слыша – и не желая слушать! – внучку, спросила бабушка.


- Нет, сперва ты… - начала было Милка, но тут влезла эта прожора Светка и умильно залопотала:


- Очень голодные, Василиса Гордеевна! Нас в Доме культуры угощали, но Милка сказала, что ничего у них брать не надо… - тут Светка осеклась под испепеляющим взглядом Милки и прикусила язык.


Василиса Гордеевна  поджала губы, искоса оглядела Милку с головы до ног, словно впервые собственную внучку увидела, и неожиданно вымолвила:


- Что ж, правильно Мила сказала! И вы правильно сделали, что ничего в Доме культуры есть не стали. А ребята ваши?


- А ребята лопали за обе щёки, - мрачно сказала Милка, пихая в бок Светку, которая совершенно неприличным образом вылупила на Василису Гордеевну глаза после этих слов о том, что они с Милкой поступили правильно, не отведав яств, предложенных их классу  приветливыми  жителями деревни Шушарино.


- Так, - вымолвила бабушка и устремила задумчивый взгляд куда-то поверх голов девчонок.


- Бабуля! – чуть ли не выкрикнула Милка, которую все эти непонятности уже до белого каления довели. – У меня к тебе ОЧЕНЬ серьёзный разговор! Ты должна нам многое объяснить… нет – ты должна объяснить нам ВСЁ!


- Что – всё? – устало спросила Василиса Гордеевна.


И тут Милку прорвало. Не обращая внимания на  пинки, дергания за рукав и даже на щипки своей подружки, Милка вывалила бабушке всё, что с ними случилось и о чём она, Милка, за эти дни успела передумать.


Рассказала и о щепке, неизвестно каким образом попавшей ей за шиворот на школьной линейке первого сентября;  о примерещившемся ей на той же линейке лесном кошмаре;  о странных новичках – Васятке и Настюхе Матюшкиных, и как Настя за Димкой Шестопёровым по пятам буквально таскается всё время;  и о своём сне – с тонущим в пруду Димкой; и об их слежке - за самой бабушкой и за Матюшкиным-старшим;  о его «секретке» и о своём мешочке для семечек, оказавшемся в этой «секретке»; и о  хомячках – как у них корм и вода непонятно как и куда пропали…  и о Светкином сне – когда ей ночью Лысый приснился, а УЖЕ ПОТОМ, утром,  бабушка ему позвонила… и о том, как они со Светкой купили диск с базой данных и пытались  найти этого лысого,  то есть, как выяснилось,  троюродного бабушкиного брата – Семена Косого… и как Милка утащила бабулин телефон и позвонила-таки этому Косому-Лысому, и что он ей сказал… Короче – обо всём!


- Кто такой Старшой? – требовательно спросила Милка,  переведя дыхание после своего сбивчивого, но вполне понятного рассказа об их со Светкой мытарствах. – Почему ты с отцом Васи и Насти,  старшим Матюшкиным, таким тоном разговариваешь, словно ты – его начальница? И о каких «сроках» ты ему говорила? Бабуля, не молчи! – чуть ли не закричала Милка и ухватила бабушку за фартук, когда Василиса Гордеевна, выслушавшая её рассказ без единого замечания, ни разу не перебившая внучку, повернулась к дверям кухни. – Что всё это значит?! Мы уже решили со Светкой, что или мы с ума сходим…


- Это ты про себя так решила, а мне просто страшно… - вякнула было Светка, но Милка яростно отмахнулась от неё.


- Решили, что или мы спятили обе, или что попали в другую реальность!!! – выкрикнула Милка. – А разве такое может быть?! Ты что – Баба-Яга какая-нибудь?! И все эти ваши старики и старухи – они кто, тоже Бабки-Ёжки, или, может, лешие какие-то?! Что это за музей тут у вас, где нормальному человеку просто страшно делается? Почему в «секретке» Матюшкина-старшего мы видели такую же точно деревяшку, которая в этом вашем музее в отдельной витрине лежит и на громадный замок заперта? Что это за деревня у вас такая -  странная, страшная, непонятная?!  Что вообще у вас в Шушарино, а теперь и с нами, со мной и Светкой, творится?! Почему Васька Матюшкин наш класс сюда привёз, в лес всех зовёт, на лесопилку к твоему братцу хочет отвести? ЧТО ВСЁ ЭТО  ЗНАЧИТ?! Отвечай, бабушка! – и Милка топнула ногой.


В ту же секунду глухо пробили в бабушкиной спальне – в горнице, если по-деревенски говорить, – большие старинные часы с кукушкой. Пробили они один раз, половину девятого – Милка машинально взглянула на свои наручные часы. И по всему дому пошло гулять это от этого звука – тоже какое-то глухое, утробное, долгое… словно невидимая басовая струна отозвалась на бой часов.


Бабушка вздрогнула и  выронила половник, звонко брякнувший об пол. Светка вся сжалась и почему-то прикрыла голову руками. А Милка стояла, прямая, как палка, и смотрела на бабулю, как суровый судья. Самый суровый в мире!


- Сроки… - каким-то тусклым, чужим  голосом вымолвила, наконец, бабушка. – Не могу я ничего тебе сказать… И ничего объяснить не могу.  Тебе самой придётся… - бабушка на миг умолкла и прикрыла глаза. - Сроки пришли. Часы пробили…


- А чтобы мы с ума сходили со Светкой – на это ты и все вы тут право имеете?! – как-то не очень внятно  выкрикнула Милка, но бабушка, кажется, поняла, что Милка хотела сказать этой путаной фразой.


- Идите к столу, - уже обычным своим, будничным голосом ответила Василиса Гордеевна, наклонившись и подняв половник. –  Завтрак готов.


- Нет, ты нам должна всё расска… - возмутилась было Милка, но бабушка перебила её:


- К столу, девочки!



***



Но ни Милке, ни Светке не удалось сесть к столу. Милка и вообще к этому столу не стремилась! Она хотела, чтобы бабуля им со Светкой всё объяснила, вот так-то!..


Милка уже готова была затопать ногами, как маленькая, от этой непробиваемости бабушки! (Да она уже один раз и топнула, подумала Милка). Неизвестно, что бы она ещё наговорила своей бабуле, но тут в дверь постучали.


Бабушка расправила фартук, молча отстранила со своего пути девчонок и пошла открывать.


- А я же знаю, что вы к Василисе Гордеевне пошли! – с каким-то неестественным, как показалось Милке, оживлением возвестил Вася Матюшкин, рыжим колобком вкатываясь с крыльца в сени (или, по-городскому, в прихожую). – Здрасьте, Василиса Гордеевна!


За спиной Васятки маячило что-то огромное. Или – кто-то. Скорее, кто-то, хотя высоченный дядька, возвышавшийся на пороге, сперва показался Милке  громадной лесной корягой. Ожившей корягой, от которой по сеням растёкся густой запах леса: прелых листьев, еловых ветвей, коры, земли…


- Здоров, Вася, - гулко пробасила коряга, и Милка сразу узнала голос.


Семён Косой, он же – Лысый, он же – бабушкин троюродный брат, живущий в лесу, к которому бабуля и рванула вчера, поздним вечером, спинку растирать, поясницу лечить. Которому она, Милка, недавно дозвонилась. И на лесопилку к которому их класс обещал отвести Вася Матюшкин.


Головой Семён почти упирался в потолок. Голова его действительно была лысой, как биллиардный шар. Но отсутствие волос на голове с лихвой возмещали густейшие брови, похожие на полоски лесного мха: густые, ржаво-зеленоватого цвета, лохматые,  сросшиеся на переносице, и – борода. Широченная, густейшая борода, обрамлявшая лицо Семёна от уха до уха и вольно лежавшая на его могучей груди, такого же  ржаво-зеленоватого цвета, как мох на пне, взлохмаченная и  взъерошенная. Из бороды этой торчали пожухлые травинки, словно Семён, ложась спать,  под голову не подушку подкладывал, а примащивал свою буйную голову на болотной кочке.


«Такие брови надо на пробор расчёсывать, а бороду вообще не мешало бы сбрить», - не к месту подумала Милка, пристально разглядывая таинственного Лысого, ради поисков которого они со Светкой пожертвовали кровными двумястами рублями да с копеечкой.


Одет Лысый был во что-то бесформенное, болотного оттенка. Не то в длинную куртку, не то в коротковатое пальто, из-под которого виднелись какие-то неопределённые штаны – не брюки, не джинсы, как на многих стариках в деревне, а именно штаны. Или даже, скорее, портки.  Ножищи у бабулиного братца были громадными – неудивительно, при таком-то великанском росте! В один его сапог Милка могла бы уместить все свои туфельки и кроссовки, как в  глубокий и широкий ящик. Или сама могла бы с головой в таком сапоге – сапожище! – спрятаться, и фиг бы её кто нашёл. В общем, Семён Косой-Лысый отличался от жутких фигур в музее лишь тем, что был живым и разговаривал, и ещё разве что тем, что не держал в руках какую-нибудь рогатину или ржавый топор, а мял в лапищах своих корявых какую-то  бесформенную шапку. Или кепку. Или картуз.


Светка слабо пискнула и слегка завалилась на Милку при виде устрашающей фигуры Лысого.


- Здоров, Семён, - сказала бабушка совершенно спокойным тоном. – Как спина?


- Твоими молитвами, сестрица. Ну что, девки, похарчиться-то успели в клубе, в нашем Дому-то  культурном? – обратился Семён непосредственно  к девчонкам. – А то до лесопилки дорога неблизкая, да через лес, да…


- Семён! – бабушка произнесла имя брата тем же тоном, каким она разговаривала с Матюшкиным-старшим, и Милка с удивлением отметила, что Лысый при звуках этого строгого голоса как бы сжался и даже, кажется, несколько уменьшился в размерах.


- А… Я… Мы… Ик… Спасибо… - пролепетала Светка какую-то невнятицу и закатила глаза.


 Видя, что подружка явно впадает в ступор, Милка с вывертом ущипнула её за руку (а не всё же Светке её, Милку, щипать!), и Светка немного пришла в себя.


- Спасибо, мы не голодные, - предельно вежливо ответила Милка.


- Зря вы наше угощенье не попробовали! – влез со своими «пятью копейками» Вася Матюшкин. - Такой мёд, такие яблоки разве в городе-то купишь! – и он махнул рукой. – Ладно, девочки, мы выступаем, Клара с ребятами ждут вас на улице. До лесопилки действительно долго идти, правда, по таким местам! – Вася аж зажмурился. – Лес у нас знаменитый! А красиво-то там как… а грибы-ягоды!..


- У вас тут всё знаменитое, как я вижу,  - себе под нос пробурчала Милка и покосилась на бабушку, ожидая, что она осадит Васятку так же резко, как осаживала Матюшкина-старшего и собственного братца.


Но бабуля, к удивлению Милки, промолчала, словно Вася в этой непонятной ситуации был главнее и собственного папаши, и бабулиного троюродного братца, и самой Милкиной бабушки - и мог говорить, что хотел.


«Похоже, Вася и вправду рулит!» – с тревогой подумала Милка, вспомнив, как Матюшкины-младшие непочтительно отчитывали за что-то Матюшкина-старшего в школьном дворе, чему сама Милка недавно была тайной свидетельницей (когда едва с подоконника классного кабинета  прямо во двор не рухнула).


Вася-то ещё ладно, а вот если и его застенчивая неразговорчивая сеструха тоже… рулит… Милка поёжилась и машинально потрогала то место на шее, куда её первого сентября уколола зловредная щепка. Шею защипало.


- Идите, девочки, - тихо сказала бабушка, обеими ладонями разглаживая свой фартук. – Идите спокойно, всё будет хорошо.


И очень выразительно посмотрела на Милку. «Я приду, - словно говорил бабушкин взгляд. – Что бы ни случилось, я обязательно приду и помогу вам!»


Милка поняла это так отчётливо, словно услышала непроизнесённые бабушкой слова.


Ну, и на том, как говорится, спасибо.


- Пошли, - Милка легонько дёрнула Светку за рукав, и они вышли на улицу, где их ждали Клара и ребята.



***



Поскольку начинался лес сразу за деревней, добрался Милкин класс  до него быстро. Просто ступили ребята и Клара в двух шагах от крайнего дома на тропинку, в которую плавно перетекала улица, и оказались в лесу.


Никаких грибов и ягод, которыми хвастался Васятка Матюшкин, Милка  в том лесу не разглядела. То есть, может, всё это там и было, вся эта благодать и изобилие, но в стороне от тропы, по которой двигался Милкин класс.


Увидела Милка – и все остальные -  толстенные стволы мрачных, сизых от старости елей, упиравшихся макушками в самое небо, с разлапистыми мохнатыми ветвями, оплетёнными понизу рваными лохмотьями старой паутины.  Увидели ребята и Клара  громадные кривые коряги,  ржавого цвета, со слезшей корой, и  стволы упавших деревьев, порою залезавшие ветками на тропинку, так что их приходилось обходить по самому краешку этой тропинки, идя гуськом друг за другом. Увидели редкие вырубки со сложенными в какие-то гигантские поленницы неохватными стволами спиленных сто лет назад деревьев, почерневших от старости, обросших неприятными на вид, склизкими плоскими древесными грибами…


Ни единой берёзки с радующим глаз светлым, бело-пёстрым стволом, и вообще, ни  единого лиственного деревца или просто весёленького кустика какой-нибудь калины-малины не обнаружила, не углядела Милка в этом лесу. Был этот лес глухим, мрачным, неприветливым и даже – Милка отчётливо это ощутила! – враждебным к людям. Тёмные неясные тени мерещились ей за каждым кривым стволом; то и дело раздавался то справа, то слева от тропинки, по которой ребята шли к лесопилке, сухой слабый треск, словно кто-то крался в чащобе, наблюдая за ними… Милка всё время  ёжилась и передёргивала плечами, и почему-то всё сильнее кололо и чесалось у неё то место на шее, которое поцарапала первого сентября  острая  щепка, непонятно откуда взявшаяся.


Светка же Снегирёва вообще, похоже, пребывала в полуобморочном, лунатическом каком-то состоянии: плелась по тропинке молча, разве что изредка покряхтывая, когда приходилось огибать коряги и переступать через упавшие на тропинку ветви,  машинально перебирала ногами, то и дело спотыкаясь, и с лица её не сходило выражение какой-то, как Милка про себя подумала, тупой обалделости. Единственными словами, которые Милка услышала от подружки в самом начале этой «приятной» прогулки по дикому лесу, было тихое шипение:


- И зачем только ты бабушке всё рассказала?! – и Светка добавила тоскливо-претоскливо: - А знаешь, этот Лысый – в точности такой, какой мне и приснился… в той странной комнате…


А Милка и сама не знала – зачем она всё бабуле выпалила! Просто не могла она больше молча терпеть то, что вокруг них со Светкой творилось, и всё тут! Что КТО-ТО с ними творил…


Замечание Светки о Лысом Милка мимо ушей не пропустила, но замешкалась с ответом. В итоге  Светка, не получив ответа на свой вопрос, дальше  пошла молча, словно в каком-то дурном сне.


А вот Клара и все остальные ребята… Милка пригляделась попристальнее к своей классной руководительнице и к одноклассникам. Странные они какие-то… очень даже странные… какие-то они все заторможенные, что ли? Да нет, как раз и не заторможенные, скорее, наоборот:  идут по этой узенькой тропке эдакими бодрячками, признаков усталости на их разрумянившихся лицах что-то не заметно, глаза блестят… вон, как руками размахивают на ходу, словно они - не городские детки, привыкшие ходить по твёрдым тротуарам, а самые что ни на есть деревенские ребятишки, с малолетства навострившиеся  по глухим лесам топать  - что по тропинкам, что вообще без дороги, коряги обходить, через бурелом пробираться… И Клара сияет, как начищенный пятак, подбадривает ребят – ах, мол, какая тут красота, да как вокруг всё чудесно и здорово, просто великолепно! А ребята  Кларе поддакивают – ах, ох, какой дивный лес, да какой тут свежий воздух! И рыжий Вася Матюшкин колобком катится по узкой тропиночке, сыплет шуточками-прибауточками, всё лес свой любимый нахваливает… а они и соглашаются, дураки несчастные! Словно не видят, какой этот лес страшный и зловещий!


А во главе этой экспедиции по узкой тропке, пролегающей в глухой лесной чащобе, топает своими ножищами в огромных сапожищах громадный лысый бородатый мужик, похожий на медведя, напялившего зачем-то человеческую одежду: таинственный бабулин братец. Семён Косой. Лысый… И бурчит что-то невнятное, с ободряющими интонациями. Мол, всё в порядочке, скоро мы дойдём по нашему замечательному лесу к нашей великолепной лесопилке!..


«Словно их всех… заколдовали!» - с содроганием подумала Милка и невольно покрепче ухватила за руку верную подружку Светку.


- Мил, а чего это с ними со всеми? – на минутку очнувшись от летаргии, шёпотом спросила Светка, словно прочитав Милкины мысли.


- Не знаю, - тихо ответила Милка, порадовавшись тому, что подруга, похоже, немного очухалась и пришла в себя.


- Их как будто подменили… Мил, страшно мне! – еле слышно заканючила Светка.


- И чего? Что мы сделать-то можем – повернуться и уйти? Обратно в деревню? – прошипела Милка. – Заблудимся. Терпи! Придём на эту лесопилку – разберёмся…


- Ну да-а, разберёмся! – захныкала окончательно «пробудившаяся» Светка. – Мил, а всё же – что с ними со всеми стало? Прямо не узнать никого… Наташка Миронова, например, давно уже раскапризничалась бы, что ей идти трудно, что она устала… А Димка Шестопёров уже сто раз бы кому-нибудь подножку ради хохмы поставил или шишку бы за шиворот какой-то из девчонок засунул… а он – ничего, топает себе и ни к кому не пристаёт… И Клара какая-то не такая, как обычно… И бабуля твоя ничего нам не сказала, не объяснила, права она не имеет почему-то… И лес мне этот не нравится! И Лысый тип – в точности из моего сна, говорю тебе в сотый раз! – прошептала Светка на ухо Милке.


- Потерпи, Свет, - сквозь зубы отозвалась Милка, хотя ей самой делалось всё больше и больше не по себе.


Шли они так час, шли второй… И, наконец,  добрались до лесопилки.



***



То, что Милка себе представляла при слове «лесопилка», полностью шло вразрез с тем, что она увидела.


Представляла Милка себе вот что: сравнительно небольшую (ну, пусть даже и большую!) делянку или поляну в лесу, где стоял бы средних размеров деревянный домик, в котором работники лесопилки могли бы отдыхать, и что-то вроде сарая, где размещались бы всякие приспособления, с помощью которых стволы срубленных деревьев пилили бы на дрова. И повсюду на поляне должны были бы валяться обрезки брёвен, ветви, стружки, опилки, всякие обломки и прочая мелкая деревянная чепуха. Отходы производства, так сказать.


А увидела она – и ребята из её класса – настоящий деревянный… дворец! По городским меркам –  домину этажей на пять-шесть, с резными венцами, с громадной дверью во всю стену, больше похожую на двустворчатые ворота, в которые свободно мог бы въехать пятитонный КАМаз. И, по-видимому, подобные КАМазы туда и въезжали, чтобы вывезти с лесопилки разделанные брёвна… И никаких полянок, делянок и тому подобного. То есть, тропинка, по которой шли Клара и ребята, просто расширилась в один момент и перешла в дорогу, которая подходила к самым воротам – или дверям – этого дворца, где, судя по всему, внутри и  размещались все хитрые приспособления для обработки древесины, и откуда дрова и всё прочее потом и вывозили. И - всё. По обоим бокам дворца и позади него вплотную стоял мрачный еловый лес – без единого просвета. Мусор деревянный вокруг был, это да – и мелкие обрубки, и кучи ветвей. И лежали эти кучи так близко к стенам «дворца», словно пытались завалить его до самой крыши, задушить его…


При мысли о том, что ей и всем остальным ребятам придётся тут ночевать, Милку пробрала такая дрожь, что она с трудом удержалась от того, чтобы не начать клацать зубами.


Светке тоже явно ещё больше поплохело, она буквально позеленела вся и ухватилась за Милкину ладонь с такой силой, будто хотела руку подружке оторвать.


А Клара и ребята – ничего. Ну ничегошеньки, буквально! Не только не испугались этого дикого «дворца», стоящего  где-то посреди  дикого леса, откуда, случись что – ни до кого не докричишься, хоть оборись до хрипа. Наоборот:  на их разрумянившихся от ходьбы лицах расцвели совершенно одинаковые улыбки, полные какого-то идиотского, как подумала Милка, щенячьего восторга.


«Эх, бабуля, бабуля, и почему ты нам со Светкой ничего не рассказала, объяснить хоть что-то  не пожелала?! – с досадой, от которой на её глазах чуть было не выступили злые слёзы, в который раз после начала их лесного похода подумала Милка. – Только про сроки непонятные упомянула… а что часы твои пробили, я сама слышала, но как всё это вместе увязать, чтобы понять, чего нам опасаться нужно?! Может, нас тут на кусочки всех распилят, на лесопилке этой? Может, твой троюродный братец, Семён Косой по прозвищу Лысый, какой-нибудь ужасный маньяк?..»


Умом Милка понимала, что Лысый – никакой не маньяк, если бы он тут, на лесопилке, не дрова распиливал, а людей резал на мелкие кусочки, об этом уже давно бы окрестные жители прознали и сдали бы Семёна Косого в полицию. Но тревога её, доходившая уже едва ли не до паники, от этой трезвой и разумной мысли  вовсе не становилась слабее.


- Проходите! – басом прогудел Семён Косой и широким жестом распахнул перед Милкиным классом дверь-ворота.


И они вошли внутрь.


- Мамочки… - просипела Светка и покачнулась на ослабевших ногах.


Милка застыла на пороге, не в силах сделать ни шагу.


Лес! Тот – из её сна! За дверями-воротами притаился тот самый лес – Милка узнала и корягу, и болотце, и округлый белый камень… И кто-то смотрит, смотрит на неё, притаившись за корягой, пялится на Милку огромными злыми жёлтыми глазами!..


Да нет. Быть такого не может… Или может?! А Светка – что увидела она?


- Свет, - прохрипела Милка, - что… там… что ты видишь?


- Ничего… - пискнула Светка.


- Как – ничего?!


- Там тоже лес… за дверью… - тоненько провыла Светка. – Болото какое-то… и белый камень… Милка, где мы все?!


- Проходите-проходите! – рявкнул над самыми их головами  Семён Косой, и девчонок словно внесла за порог – за фальшивый порог! – некая могучая сила.


Милка завертела головой: как ребята и Клара отреагируют на всё… ЭТО?!


А никак они не отреагировали! Ввалились дружной толпой в этот новый, другой, совсем уже страшный лес – и как ни в чём не бывало заохали-заахали на разные голоса:


- Как здорово!..


- Как уютно!..


- Вот это лесопилка!..


- Я таких даже в Интернете не видел!..


- Шикарные скамейки! – громче всех выкрикнул Димка Шестопёров и преспокойно уселся на кучу хвороста, всем своим видом давая понять, что ему очень удобно и распрекрасно на ней сидеть.


- Ребята, отдыхать! – распорядилась Клара и тоже устроилась на такой же куче хвороста, аккуратно расправив полы спортивной куртки.


И тут завопила Светка. Громко, пронзительным голосом, в котором звучали ужас и дикое отчаяние, Светка выкрикнула:


- Ребята! Клара Викторовна! Вы что – ничего не видите?! Это же не лесопилка! Это же лес! Мы всё ещё в лесу! Вы с ума посходили все, что ли?!


Никто на её вопль даже головы не повернул.


- Вы не «всё ещё в лесу», - Семён Косой неожиданно присел перед Светкой на корточки и заглянул её в лицо, шевеля своими страшными бровями. Он улыбнулся, борода его разъехалась в стороны, как старый веник, блеснули острые и белые, как у волка, зубы. – Вы, ребятушки, в НАШЕМ лесу. В нашем НАСТОЯЩЕМ лесу! И не ори – никто из них тебя не услышит.


- А-ва-ва… -  Светка застучала зубами и отшатнулась от Семёна.


- А ты, девонька, видать, не отведала в Доме культуры наше угощение? – Семён укоризненно покачал огромной лысой головой. – Зря, зря! Сейчас бы сидела себе спокойненько и горюшка не знала…


- В-вы! – Милка выступила вперёд и попыталась своими слабенькими девчачьими руками отпихнуть  громадную тушу Семена от подружки. – В-вы куда нас прив-вели, а?! Что в-вы соб-бираетесь с ними сд-делать?! В-ваши… ваши старики и старухи всех… з-заколдовали! З-зачем?! – от негодования Милка впервые в жизни даже начала по-настоящему заикаться.


- Мила Милованова… - с растяжкой, словно пробуя её имя на вкус, пробормотал Семён. – Кто же знал-то, что с тобой у нас столько хлопот будет… Бабка-то твоя, сестрица моя троюродная, тоже много тягот нам причинила. Была себе нормальной ведьмой, и вдруг – фу-те, на-те, в город переехала! Дочь свою нам на воспитание не оставила, как положено было испокон веку, внучку от нас таила столько лет… Вот и расплата!


- Ведь… мой?! – Милка ушам своим не поверила. – Ведьмой, вы говорите?! Кто – ведьма?! Моя… моя бабушка – ведьма?!


- Ну а кто ж ещё? - ухмыльнулся Семен. – Самая что ни на есть взаправдашняя ведьма, Баба-Яга, то есть, по-нашему,  и есть наша Вася! Бабуля, то есть, твоя, Василиса Гордеевна, - потомственная Баба-Яга. Из старинного роду-племени, с заслугами и почётными знаками. С большою силою! Была… - многозначительно добавил Семён и отчего-то подмигнул Милке одним глазом.


- Быть того не может, - твёрдо заявила Милка.


- Да ты по сторонам-то оглядись, Мила Милованова! – дико, на весь этот НАСТОЯЩИЙ лес, захохотал Семен, и глаза его налились красным огнём и жутко заблестели. – Вы же в НАШЕМ лесу! Ни на какой не на лесопилке вовсе, а в ЛЕСУ! – он рывком повернулся к Светке и повторил свои недавние слова: - Зря ты, девонька, не ела  угощение! Нашёл бы на тебя такой же мОрок, как на всех этих, - он небрежно махнул рукой в сторону Милкиного класса, - и всё бы было хорошо!


- Не вижу ничего хорошего в том, что вы всех заколдовали, - дрожащим тоненьким голоском вымолвила Светка. – Вы готовите… что-то очень плохое!


- Это смотря как посмотреть, - хитро прищурился Семён. – С вашей, - он пренебрежительно фыркнул, - с вашей, человечьей, точки зрения – может, оно и плохое. А с нашей – так в самый, можно сказать, раз!


- И что же это будет? – ледяным, как она надеялась, голосом спросила Милка.


- Сроки твои пришли, ведьмой ты станешь, Мила Милованова, - каким-то очень будничным голосом произнёс Семен. – Бабой-Ягой!


***



Глава 12


Суббота продолжается. Жертва



***



- Как это – ведьмой?! Какой ещё… Бабой-Ягой?! – Милка еле выговорила эти слова.


- Обыкновенно, как в нашем роду принято, - просто сказал Семён.


- Вы что?! – выкрикнула Светка. – Ведьм не бывает! Это сказки всё!


- А ты помолчи, шушера человечья, - рыкнул на Светку Семён. – Ничего не знает, не понимает, как оно всё в жизни устроено, а тоже мне – лезет во всё!


- Милка – моя подруга! И я вам не позволю! – дрожащими губами вымолвила Светка.


- Ха, тоже мне… «Позволю – не позволю…» Смешная человечья девчонка… Спи! – и Семен внезапно сделал еле заметный жест своей лапищей, похожей на кривую сухую корягу.


Глаза у Светки словно сами собою закрылись, и она мягко осела на какую-то кочку.


- Светаааа! – бросилась к ней Милка.


Но, сколько бы она  ни тормошила подругу, сколько бы ни дёргала  её за руки и плечи, сколько бы ни дула ей в лицо – Светка не просыпалась. Лицо её побледнело, а  дыхание стало таким тихим, незаметным, слово Светка вообще почти уже умерла.


- Вы! – Милка выпрямилась во весь свой небольшой росточек и с ненавистью уставилась на Косого. – Что вы сделали с моей подругой?! Что вы вообще тут все творите?! Разве так можно?..


- Нам всё можно, - усмехнулся Семён Косой. – Ладно, Мила Милованова, не буянь. Пошли ко мне в горницу, и я всё тебе расскажу. Ничего с твоей подружкой плохого не будет. Поспит себе и очухается, когда всё закончится, как ни в чём не бывало, даже здоровее прежнего станет. Пошли!


И Семён, не слушая больше возмущённых возражений Милки, затопал по НАСТОЯЩЕМУ лесу прямо к белому камню. Так что, волей-неволей, пришлось Милке пойти за ним следом.


Обернувшись через плечо, она тоскливым взглядом окинула уснувшую на кочке Светку, своих одноклассников и Клару, пребывавших в блаженном неведении о том, что за жуть творится у них под самым носом. Они сидели на грудах хвороста, уверенные в том, что это удобные скамейки, стоявшие  во внутреннем  помещении лесопилки, и увлечённо поедали прихваченную с собою из Дома культуры снедь, весело переговариваясь и пересмеиваясь. Ни Милки, ни Светки, уснувшей волшебным сном, никто из них будто и не видел… Поймав на себе пристальные взгляды Васятки и Настюхи Матюшкиных, Милка резко отвернулась и побрела за Семёном к белому камню.


Косой обошёл камень, Милка – за ним… и её взору вдруг открылся маленький домик, укрытый за этим камнем. Обычный деревенский домик в одну горницу: два маленьких подслеповатых  окошка, расшатанное невысокое крылечко, низенькая дверь, труба на крыше, из которой слабой струйкой поднимался дымок.


Семён толкнул дверь плечом, она со скрипом отворилась, и они вошли.


Милка сразу узнала эту захламлённую комнату – по Светкиному рассказу об её сне. Под потолком – паутина, по всем углам валялся какой-то мусор, старые вёдра, ржавые тазы, грабли, лопаты, а посреди комнаты стояла кровать, покрытая потёртым  покрывалом.


- Садись, Мила Милованова, - Семён поставил перед Милой разлапистую, как пенёк,  покосившуюся табуретку, а сам, как был, в куртке и сапогах, повалился на кровать, да с таким размахом на неё рухнул, что  все пружины под ним жалобно заскрипели. – Теперь можешь меня спрашивать, о чём пожелаешь.


Милка осторожно села на табуретку и несколько мгновений молча разглядывала лицо Лысого. Лицо этого, судя по всему, лешего… или ведьмака… или кто он там такой?..


- Ну, что же ты? – подбодрил её Косой. – Молчишь, как воды в рот набрала?  А ведь спрашивала сегодня у Васи… у бабули своей, Василисы Гордеевны, всё спрашивала – да что, да как, да почему, да отчего! Про другую эту… как её… реальность  спрашивала, ведь так? И про Матюшкиных, и про «секретку» с твоим мешочком для семечек, и про вещи, которые вы с подружкой твоей, шушерой этой мелкой человечьей, в той «секретке» раскопали»? А сейчас – что, уже неинтересно всё это тебе стало?


Милка глубоко вздохнула. Помолчала ещё минуту. И тихим ровным голосом произнесла:


- А теперь – неинтересно. Теперь я хочу одного: чтобы вы отпустили всех моих одноклассников, мою подругу Свету Снегирёву и нашу классную руководительницу Клару Викторовну обратно! Домой!  Это - всё.


- М-да, - закряхтел Семён и заворочался на кровати, так что бедные пружины просто завизжали под весом его тела. – Васина порода! Вся ты, Мила Милованова, в бабку свою, а мою – сестрицу троюродную, Василису Гордеевну, уродилась! Такая же упрямая, всё желаешь по-своему сделать! То тебе всё было интересно, все тайны и загадки… ты даже деньги тратила, пыталась узнать – кто же это такой, Косой-Лысый, какие-то ваши эти… как их… ком-пу-тер-ные… тьфу!.. В общем, базы какие-то адресные покупала, меня звонками беспокоила, по этой вашей человечьей игрушке… - с этими словами Семён вытащил из кармана куртки самый современный, с «наворотами», смартфон и небрежно уронил его на пол. – А теперь тебе только одного и надо – чтобы мы твоих друзей, этих смешных человечков, отпустили домой подобру-поздорову?


- Да. Только этого мне и надо. Чтобы отпустили. И именно – подобру и поздорову, - так же тихо и ровно сказала Милка.


- Арг-ха-ха-ха-арг-ха-ха! – вдруг раскатился Семён Косой страшным диким смехом, таким, что в маленьком его, запущенном, больше похожим на сарай домике дрогнули стёкла в маленьких оконцах и задребезжали в углах старые ржавые тазы и вёдра. – Ишь, чего захотела! Не бывать этому!


Милка даже не вздрогнула от этих жутких звуков, от этого нечеловеческого смеха. Она выпрямила спину, села, как могла, ровно на кривоногой занозистой табуретке и уставилась Косому прямо в его маленькие медвежьи глазки,  прятавшиеся под кустистыми лохматыми бровями.


- Все эти ваши загадки мне бабушка объяснит, если захочет, - проговорила она. – А не захочет – так и не надо. Обойдусь! Если всё это правда… если бабушка моя – ведьма… Баба-Яга… и все вы тут, в вашем  Шушарино, все - ведьмы, лешие, кикиморы и я не знаю, кто ещё… то какая разница, как вы там колдуете, какими способами  свои мОроки на людей наводите? Конечно, и «секретка» старшего Матюшкина, и палочка с письменами, и заговор, который мы со Светкой ночью в парке слышали… всё это что-то значит. Во всём этом скрываются какие-то тайны… Но мне теперь неважно – что… и какие там у вас тайны! Это всё ВАШИ дела, а МОЁ дело – спасти своих друзей и Клару! Поняли вы, Семён Косой… понял ты это, ведьмак, леший?! Понял или нет, Лысый?! Зови сюда кого хочешь, хоть этого вашего СтаршОго – я никого из вас не боюсь, ясно тебе?! Зови его! И я заставлю его отпустить моих одноклассников, раз ты не хочешь или не можешь это сделать, чудище лесное, злое, коварное!


Дверь домика скрипнула, и в комнату вошёл Васятка Матюшкин.


- Здравствуй, Мила, - улыбнулся он. – Ты хотела видеть СтаршОго? Это я!



***



Милка уставилась на Васятку во все глаза. Рыжий толстый мальчишка, самый обычный. Румяные щёки. Смешная короткая курточка. На носу – веснушки-конопушки. Нос «картошечкой», как у неё самой… Очки с толстыми стёклами… Оттопыренные уши…


Вася Матюшкин снял очки и аккуратно положил их на захламлённый подоконник. Повёл плечами, развёл руки в стороны… И внезапно начал… расти! Рост его увеличивался стремительно, и вот он уже упёрся головой в потолок. И при этом на вид он остался тем же мальчишкой – круглым рыжеволосым «колобком», с румяными щеками, веснушками на носу и лукавой улыбочкой. Таким же… только огромным! Преобразившийся Вася уже буквально еле помещался в маленьком домике Семёна Косого.


Милка моргнула раз, другой… И вдруг сорвалась с табуретки и накинулась на Васю – или как его теперь надо было называть, СтаршИм? – на СтаршОго с кулаками, крича:


- А-а, так это всё ты?! Ты и твоя сестрица Настя! Вы всё это устроили?!  Немедленно всех отпустить, слышишь?! Гад! Вы тут все – гады, подлые ведьмаки, Бабки-Ёжки и лешаки! Отпустить всех, ты понял!?! Я… Я ВАМ ПРИКАЗЫВАЮ!.. – и Милка от злости, от отчаяния и от обиды неизвестно на кого топнула ногой.


Что-то грохнуло над крышей домика, словно пушка во время салюта в честь Дня Победы 9 мая выпалила. Прокатилось по крыше, ухнуло ещё раз, из леса обратно прилетело гулкое эхо… В домике разом, одновременно, лопнули и вылетели наружу тучей осколков  стёкла в обоих оконцах. Милка зажала уши руками и пригнула голову.


-  Эко ты, Мила Милованова, горячая, - хмыкнул Семён, поднимаясь с кровати.  - Нет, дорогая моя, приказывать ты нам всем сможешь, только ежели обряд над тобою свершится и ты в полную силу войдёшь! А силы у тебя, судя по всему, немало… только распоряжаться ты ею пока не умеешь, как надобно.


- Мила, - мальчишеским фальцетом  (странно, но голос у него совершенно не изменился!)  обратился к ней из-под потолка ставший великаном Вася Матюшкин, или СтаршОй. – Мила, не буянь! Пойми,  это - твоя судьба: быть в этом мире, который устроен гораздо сложнее, чем ты думаешь, и совсем не так, как ты представляешь, - ведьмой.  Смирись со своей участью, со своей судьбой, и тогда сама поймёшь, как это хорошо...


- Смириться?! – Мила отступила на шаг, задрала голову и посмотрела в ставшее огромным, но по-прежнему выглядевшее мальчишеским лицо СтаршОго. – И всё будет хорошо, да?! А им, - она махнула рукой в ту сторону, где осталась фальшивая лесопилка, а на самом деле был какой-то там НАСТОЯЩИЙ лес, - им сейчас тоже хорошо?! Они же все заколдованы, на них этот ваш мОрок навели, в Доме культуры их чем-то… отравили, а Светка вообще уснула сном царевны из сказки – только гроба хрустального и не хватает! Это – как, по-вашему, тоже очень хорошо и отлично?! А кто тут у вас Кощей Бессмертный, ну-ка, скажите мне! Я ему все волшебные иголки, от которых его жизнь зависит,  переломаю! – и Милка вновь топнула ногой.


Гром над крышей прогремел ещё громче и страшнее, чем в первый раз. Ветхий домик задрожал и чуть не рассыпался на брёвнышки. С просевшего потолка на их головы посыпался какой-то трухлявый мусор. Остатки стёкол с жалобным звоном выпали из перекосившихся рам, а в лесу вокруг домика какие-то неведомые звери глухо завыли на разные голоса.


- Ага! – победно закричала Милка. – Если не отпустите моих друзей,  вам сейчас тут всё разнесу, весь ваш НАСТОЯЩИЙ лес на щепки пущу!


И тут сорвавшаяся с перекосившегося потолка доска больно ударила Милку по голове, и  она  вдруг ощутила такой сильный укол в шею, что охнула и схватилась за это место обеими руками. 


- Вот видишь, Мила? – укоризненным тоном обратился к ней Вася – СтаршОй. – Ничего ты толком никому сделать не сможешь, пока в полную ведьминскую силу не войдёшь. А для этого нужен особый обряд. Для этого я и привёз вас всех, весь твой класс, в нашу деревню, в Шушарино.


- Не привёз, а заманил! – простонала Милка, растирая шею.


- Ну, пусть заманил, - благодушно, как ни в чём не бывало, согласился СтаршОй.


- Это… это подло! – выкрикнула Милка.


- С человеческой точки зрения, может, и подло, - пожал плечами Вася, едва при этом не развалив домик Семёна окончательно. – А с нашей… а уже скоро – и с твоей…


- Я это уже слышала, - перебила его Милка, - вот от этого! – она мотнула головой, указав подбородком на Семёна Косого. – И я с этим не согласна!


- Да кто ж тебя спрашивать-то будет, Мила Милованова, согласна ты или не согласна? – ухмыльнулся Семён и почтительно обратился к Васе Матюшкину: - Так что, СтаршОй,  пора начинать, что ль?


- Пора, - кивнул Вася огромной рыжей головой, повернулся (отчего домик задрожал от крыльца до крыши) и с трудом протиснулся сквозь низенькую дверь  за порог.


- Пошли, - как-то буднично сказал Семён и шагнул к двери.


«Куда? Зачем? Никуда я с вами не пойду!» - хотела было заявить Милка, но это было бы бессмысленно. Чего бы она добилась, оставшись в этом домике, который стоял в самом, похоже, глухом углу какого-то там НАСТОЯЩЕГО леса? Леса, где  жили, колдовали, творили свои недобрые дела настоящие ведьмы – Бабки-Ёжки и лешие, так презрительно называющие людей – просто человечьей шушерой? «Потому-то и деревня их так называется – «Шушарино»! – поняла вдруг Милка. – Они даже в названии родной деревни выразили своё презрение к людям… к нам…» - и тут она как бы запнулась, мысли её спутались…


Но ведь, по словам Семёна и этого дикого, жуткого Васи Матюшкина, оказавшегося тем самым СтаршИм… она, Мила Милованова, - тоже ведьма?! Вот это номер:  самая обыкновенная учащаяся шестого класса Людмила Милованова – Баба-Яга?! Бред какой… Потомственная ведьма… и бабушка её, любимая бабулечка, ведьма, то есть, Баба-Яга… И мама, её милая, дорогая мама,  стала бы ведьмой, если бы бабушка не переехала в город и не согласилась отдать Милкину маму в руки этих леших и ведьмаков – для воспитания и обучения всем этим мОрокам,  колдовству, всякой чертовщине  и  прочим ужасам?


«А может, это и неплохо – стать настоящей ведьмой, Бабой-Ягой из сказок, получить огромную, таинственную, загадочную, непонятную  для обыкновенных людей силу? – вдруг словно шепнул кто-то Милке на ухо, вкрадчиво так шепнул, даже ласково… - Ты только что этот дом едва не разнесла в щепки, а что ты сможешь совершить, если полностью овладеешь этой силой, а?»


- НЕТ! – вслух ответила Милка этому коварному, подавляющему волю голосу, и помотала головой, отгоняя прочь соблазнительные мысли о каком-то необыкновенном могуществе.


- Э? – обернулся к ней Семён. – Чего – «нет»?


- Ничего, - сквозь зубы ответила Милка и шагнула к двери.



***



Милка переступила через порог домика  – и увидела  страшную картину.


Её одноклассники плотным кольцом окружили большой округлый белый камень, лежавший в грязи на краю болота. Лица у них были какие-то отсутствующие, они не выражали абсолютно никаких чувств. Словно это были не лица, а маски – Милка видела такие маски, гипсовые слепки с мёртвых лиц,  в музее. Милка быстро оглядела их – Светки среди них не было. Где она, что они с ней сделали?! А что Клара?! А Клара с таким же отсутствующим видом смотрела поверх голов ребят на то, что лежало на плоской поверхности белого камня. И этим «чем-то» был… Милка ахнула и зажала рот ладошкой.


На камне лежал связанный по рукам и ногам Димка Шестопёров, и его лицо тоже не выражало…  ничего! Ни страха, ни волнения, ни возмущения  - НИЧЕГО!


А над Димкой стояла Настюха Матюшкина, тоже выросшая до гигантских размеров, как и её братец Вася. Казалось, головой она касается тёмных облаков, плотной пеленой закрывших всё небо…


Чёрные волосы космами свисали на Настино лицо. Очки её куда-то пропали. В глазах её, ставших  громадными,  как колёса автомобиля, плясали кровавые отблески, словно это не глаза уже были, а два разведённых глухой ночью костра. И такая злоба светилась в этих жутких глазищах, что Милка чуть было не завопила во весь голос! И тут она увидела в руках Насти огромный острый  нож,  подавилась собственным криком и почувствовала, что сейчас или сознание потеряет, или… или неизвестно что сделает, но что-то ТАКОЕ, отчего всем этим ведьмам и прочей нечисти очень плохо придётся!


- Привёл? – проревела Настя гулким басом из-под облаков, и над верхушками мрачных старых елей пронёсся сильный порыв холодного ветра.


- Привёл, - съежившись, угодливо ответил Семён и подтолкнул Милку к Насте.


- Начнём, - шагнул вперёд высоченный великан – Вася Матюшкин, таинственный СтаршОй. - Мила Милованова, ты отказываешься стать ведьмой, или же Бабой-Ягой, кем были от начала веков все женщины из вашего рода Миловановых? – тоном школьного учителя обратился Вася к Милке.


- Отказываюсь, - глухо бросила она, не сводя полных ужаса глаз с беспомощного Димки.


- Понятно, - Вася кивнул громадной рыжей головой и скомандовал: - Семён, начинай!


Семён откашлялся, шагнул вперёд  и гнусавым голосом забормотал, словно произнося одно длинное-предлинное слово:


- Водабегинакаменьбелыйжертвупримидаймнесилуневиданную…


- НЕ-ЕТ!!! – изо всех сил закричала Милка - и топнула ногой.


И… и ничего не произошло.


Деревья на землю не повалились, камень с места не скатился, верёвки на Димкиных руках и ногах не порвались, ветер не поднялся. Выражения лиц ребят, Клары и бедного Димки не изменились, остались такими же равнодушными, отсутствующими. А Семён Косой и ухом не повёл. Вася СтаршОй слегка поморщился, и всё. А Настя, великанша Настя презрительно расхохоталась, и вот от её жуткого, как гром грозы,  смеха затрещал хворост, наваленный по краю болота…


«Так, - подумала Милка, - не прокатило почему-то… а в домике получилось… Может, я только в помещении могу что-то сделать? Или это потому, что я сказала – отказываюсь быть Бабой Ягой?..»


- Не ори и не топай ножками, - строго оборвал Милку Семён. – Раз твоя бабка, а моя троюродная сестра, Василиса Гордеевна Милованова, не захотела сама ведьмой оставаться, дочь нам свою не отдала и тебя от нас умыкнула в город, стало быть, когда СРОК пришёл и пробили часы, мы, лешие и ведьмаки деревни Шушарино, имеем полное право силу твою, Мила Милованова, себе забрать! Всю твою возможную силу, до последней капельки!


- Для того я и уколола тебя щепкой на школьной линейке – связала твою силу, которой ты сама в себе не чуяла! – проревела Настя, и глазищи её полыхнули, как два глубоких озера, наполненных вместо воды огнём.


- Потому замороченный мною Димка Шестопёров и стащил у тебя из кармана  твой мешочек для семечек и передал мне. Помнишь? Когда ты с подоконника свесилась и чуть вниз не рухнула, а Димка тебя поймал и не дал упасть? – хихикнул Вася на весь лес.


- Лучше бы рухнула, - басом буркнула Настя. – Хлопот бы меньше было!


- А я подбросил твой мешочек отцу, чтобы тот его в «секретке» закопал, - улыбнувшись до ушей, милым до противного голоском объяснил Васятка. – А батя-то и не знал, что это твой мешочек, Мила! Батя думал, что он Настин или мой! А вещь, спрятанная в «секретке», отнимает большую, очень большую часть сил у её хозяина! Батя нашу силу хотел связать, заклинание жертвенное прочитал, а на самом деле он твою силу ещё крепче связывал, Милка!


- Мы папашу-то обманули! – захохотала, как загремела, Настя. – Мы прикинулись, что послушались, что отказываемся от нашей затеи, что передумали и не станем твою силу отбирать! Потому он и устроил «секретку» - и палочку нашу наследственную с заговорными письменами туда положил, чтоб нас с Васькой связать, чтобы нас остановить! А твой мешочек всю силу к себе притянул, и не смог нас папаня связать, так-то!


- Твой род всегда был сильнее нашего, - кивнул Васятка, - и когда твоя бабушка увезла тебя из Шушарина и больше не привозила, даже на лето, в каникулы, мы договор заключили. Вот с ним – и Вася кивнул на Семёна. – Долгое время  у нас один леший, дед Коловратов,  был СтаршИм. Потом дед состарился, и Семён Косой у него старшИнство выпросил. И сразу почти что мне его передал – и по нашему с Семёном  договору СтаршИм  стал я! Наш папаша в город подался, как твоя бабуля, и не мог, по нашим правилам, ни мне, ни сестре моей ни в чём  явным образом перечить!


- Предупредить папаша наш хотел твою бабушку, потому и в город перебрался… совесть его, вишь ты, заела! – гулко, на весь лес, с презрением хмыкнула Настя. -  Будто в наших делах, для человечьей шушеры непонятных, совесть какая-то нужна!


- Так что теперь мы принесём вот этого человечка в жертву, - Вася деловито кивнул на Димку, лежавшего навзничь на камне со связанными руками и  ногами. – Некоторые наши деревенские старики очень нам помогли, приняли нашу сторону против твоей бабушки и всего вашего рода Миловановых. Как же это – из ведьм уйти, Бабой-Ягой больше не числиться, силу на наши общие дела не пустить?! Так делать не положено! Раз твоя бабуля свою силу не использует и тебе, своей внучке, её не передаёт – так пусть сила ваша всему нашему братству ведьмаков и лешаков послужит, а не остаётся неиспользованной, словно в сундуке спрятанной.


- Хорош языком молоть, Вася, - буркнула Настя из-под облаков, - даже если эта дура Милка, уже почти окончательно ставшая  мелкой человечьей шушерой, всё поняла, сделать она всё равно ничего не сможет… СРОКИ! – вдруг страшным голосом проревела Настя. – ПРИШЛИ СРОКИ! Пора принести жертву человечью и всю силу рода Миловановых забрать СЕБЕ!..


От её громового рёва в лесу поднялась настоящая буря. Чёрные вОроны тучей взметнулись в потемневшее сизое небо; сорванные со старых елей ветви градом посыпались вниз; взметнулся ледяной сильный ветер, завыли в лесу дикие звери, песок забил Милке глаза… Молния сверкнула в уже совсем чёрном небе, вспыхнула огненной строкой и ударила в землю прямо у белого камня, на котором лежал бедный, ничего не чувствующий и не осознающий Димка… Ребята и Клара прикрыли головы совершенно одинаковым движением рук, но не проронили ни слова, не издали ни звука – они же были околдованы, заморочены…


«Надо это прекратить! – с отчаянием подумала Милка. - Но КАК?! Что я могу, на самом деле?! Мешочек… мой мешочек для  семечек в «секретке»… казалось бы, такая чепуха… просто тряпочка! А притянул силу… и теперь моя сила, сила нашего рода Миловановых, как сказали эти ужасные Матюшкины, должна перейти к ним?! Нет, я не согласна! А Димку – в жертву… так вот какая вода должна потечь по этому волшебному белому камню! Не вода – а кровь невинного человека! Димка приснился мне тонущим в пруду… а сейчас всё не так… его хотят зарезать… но это неважно, смысл-то один – ЖЕРТВА! Им нужна жертва… а может быть, и не одна?! Ведь заколдовали всех – и ребят, и нашу Клару… Надо это немедленно прекратить! Но – как?!»


Эти сумбурные мысли, пронёсшиеся в Милкиной голове за какую-то секунду,  вытеснил острый страх за Димку, Светку и за всех остальных. Надо что-то делать! Но что?! Она же ничего не сумела сделать на открытом пространстве своим диким криком и топаньем… А может, всё это ей просто снится? Ну да, снится! Никуда они с классом не поехали, ни на какую заколдованную лесопилку не пошли, ни в какой  НАСТОЯЩИЙ лес не попали… Лежит она, Милка, дома, в своей удобной, мягкой,  тёплой кроватке, обнимает любимого медвежонка Кузю… хотя она уже давно с ним не спит, Кузя теперь «живёт» на шкафу в её комнате… но во сне ведь возможно всё, не так ли?..


«Кузя! – с тоской подумала Милка. - Кузенька, как жаль, что ты не можешь сейчас и меня, и всех нас выручить… Кузя…помоги!» - И Милка, сама того не заметив, тихонько топнула ногой. Просто от беспомощности…



***



Глава 13.


Суббота продолжается.  Спасение.


***


В чаще леса раздался какой-то глухой звук, словно дерево упало. Секунда тишины… И вдруг эту тишину прорезал жуткий рёв:


- Аррррррггггр!.. Грррррыыырррргыыыр!..


И, повалив несколько старых елок, на поляну перед болотом вывалился огромный плюшевый медведь.


«Как в фильме «Игрушки!» - только и успела подумать ошеломлённая Милка, как медведь подскочил к ней, сграбастал в охапку толстыми мягкими лапами и заворчал, уткнувшись большим чёрным пластмассовым носом в Милкину щёку.


- Прррриказыаай, хозяйка Мила, - басом проревел оживший, непонятно как сюда попавший, ставший раза в два больше великанов Васи и Насти, медведь Кузя и грозно заревел во всю свою плюшевую глотку: - Аррррырррргыыррр!


Вася, Настя и Семён словно окаменели, с ужасом глядя на страшного медведя. А ребята и Клара ничего будто и не заметили – потому что «окаменели» гораздо раньше.


- Кузя! Мой Кузя! Кузенька мой дорогой! – подпрыгивая от радости в его лапищах, закричала Милка – Каким ты стал большим и сильным! Как ты только сюда попал, мой золотой, мой хороший?!


- Это я его привезла, - услышала Милка знакомый голос и резко обернулась.


На тропинке у края болота стояла бабушка, Василиса Гордеевна, в привычном и таком обыкновенном домашнем халате, в тапочках и повязанном вокруг талии фартуке с петухами, а из-за её спины робко выглядывали Матюшкин-старший и бледная, но вполне живая и здоровая Светка Снегирёва.


- Насть… Вась… - хрипло пробормотал Матюшкин-старший, - вы, это… того самого… прекратите, слышьте? Не дело вы затеяли, ох, не дело! Брось-ка ты, Настюха, ночка моя чёрная, свой ножичек… А ты, Васятка, солнышко моё красное, чего на поводу у сеструхи своей пошёл? Не дело вы, ребята, затеяли, ох, не дело… - повторил он, укоризненно покачивая лохматой головой.
 

- Папаша! – прошипела Настя, стремительно сокращаясь в размерах, словно из неё вдруг выпустили воздух, и становясь прежней маленькой толстой девчонкой с неприятным выражением лица, на котором вновь оказались очки с толстыми стёклами. – Вечно вы нам с Васькой всё портите!


- Пап, ну в самом деле… - промямлил Васятка, тоже мгновенно съёжившийся до обычных масштабов и ставший прежним невысоким толстеньким мальчишкой-колобком. Его очки, которые он снял и положил на подоконник в домике Лысого,  таинственным образом тоже вернулись на его лицо.


Матюшкин строго взглянул на своих непутёвых чадушек, откашлялся и внушительно проговорил, причём манера речи его заметно изменилась, стала более правильной и отчётливой:


- У вас с Семёном один договор был, а у меня с Василисой Гордеевной – другой,  вы о нём по малолетству не знали и знать никак не могли!  Семён Косой, Лысый лешак, троюродный брат Василисы Гордеевны Миловановой,  стал СтаршИм обманным путём – выманил старшИнство у старика Коловратова, уговорил деда, по старости ослабевшего и силою, и волей, и, скажу прямо, мозгами тоже....


- Старый глупый пень, - еле слышно прошипела Настя.


- Но стал Семён СтаршИм только ВРЕМЕННО  - пока не решится вопрос о том, захочет ли Мила Милованова быть Бабой-Ягой, ведьмой – по её свободному выбору, - продолжил Матюшкин-старший. -   Или же - не захочет, откажется от силы и ведьминской власти над обычными людьми. Ведь именно Мила Милованова, из-за великой своей силы, до сроков ей неведомой,  и должна была бы стать СтарШой – потому вы всё это и затеяли, детки, верно ведь?


- -Как?! Кто?! Я?! – тупо переспросила Милка и потрясла головой. – Я – СтаршОй… или СтаршАя… то есть, главная?! Я должна была стать не просто Бабой-Ягой, а… командиром всех ведьм и лешаков из вашей деревни, так, что ли?!


Милка и не заметила, что употребила любимые «слова-паразиты» своей подружки Светки Снегирёвой.


- Ты, ты, хозяйка Милка! – проревел на весь волшебный лес медведь Кузя, грозно скалясь на Матюшкиных-младших.



- Помолчи покуда, Мила, - строго вымолвила бабушка, и Милка заткнулась, не в силах осознать услышанное.


А Матюшкин продолжил, даже с неким вдохновением, свою укоризненную речь, обращённую к Васе и Насте:


- Сроки, о которых говорила бабушка Милы и вы, детки мои, - это не те сроки, что вы себе вообразили, и вовсе даже не те, о которых Семён Косой, жадный и глупый лешак, вам наболтал! Семён надеялся, что вы потом с ним силой, отнятой вами у рода Миловановых, поделитесь, так ведь? Но он вас обманул. Невольно, правда, но всё же – обманул! Вы, Васятка и Настюха, думали, что сроки – это когда Миле Миловановой исполнится двенадцать лет и часы в деревенском доме её бабушки пробьют половину девятого утра, верно?


- Верно, - пробормотал Васятка, избегая отцовского взгляда.


- Ну? – неприязненно буркнула Настюха, с ненавистью сверля взглядом Милку.


- И что как раз сегодня, в субботу, шестого сентября, в половине девятого утра,  Миле Миловановой и исполнилось двенадцать лет – так вы все думали? – продолжал Матюшкин-старший.


- Ну! – бросила Настюха. – Так и думали! Её день рождения – шестое сентября! В половине девятого утра она родилась, так в её метрике записано! Мы с Васькой всё выведали!


- А вот и нет! – с торжеством объявил Матюшкин-старший. – Да - записали Милу Милованову шестым числом сентября, понятно вам?! А родилась она… - И Матюшкин-старший, похожий на добродушную дворнягу, обвёл всех торжествующим взглядом. – А родилась она пятого сентября, в одиннадцать часов пятьдесят девять минут ночи! Без одной минуты полночь, то есть! Ясно вам?! Ей вчера, в пятницу, когда поезд ночью шёл из города в Шушарино,  УЖЕ исполнилось двенадцать лет, и она УЖЕ почти получила всю силу своего рода! И никаких старых обрядов - которым, кстати, уже почти никто из нас, ведьм и лешаков, не следует, кроме самых жадных и подлых, таких, как ты, Семён, и, увы, таких как вы, дорогие мои деточки, Вася и Настя, - Миле для вхождения в полную ведьминскую силу не требуется!


Семён охнул, обеими руками с силой потёр свою лысину и с укоризной взглянул на Василису Гордеевну:


- Васька… так вы с твоей дочкой нарочно Милку шестым числом  записала?!


- А как же, - невозмутимо ответила Милкина бабушка. – Я ведь знала, ведала, - она выразительно повела плечом, - что ты с Матюшкиными-младшими собираешься учинить, что вы все задумали! И что Васька Матюшкин СтаршИм буквально на днях стал – тоже ведала! Когда я тебе, Семён, из города звонила и велела всё СтаршОму доложить, им ещё был наш старик Коловратов. А ты после моего звонка сразу к Коловратову и побежал, уговорил старика отдать старшИнство тебе. А потом тут же с Васькой и Настькой Матюшкиными созвонился и  устный договор с Васькой заключил, старшИнство ему передал! – бабушка перевела дыхание.


Милка вслушивалась в каждое слово, раскрыв рот. Завеса над всеми этими тайнами  понемногу рассеивалась, всё становилось более или менее понятным, вся интрига младших Матюшкиных прояснялась, как на ладони.


- Надеялась я, правда, что у Васьки и Настьки, сына и дочки моего старого подручного и по-людски – подчинённого, мелкого  лешачка Матюшкина,  хватит ума не затевать такое злое дело… Зря надеялась! – продолжила бабушка. - Или я, Семён, по-твоему, Бабой Ягой быть перестала, раз не колдую больше, раз в город переехала и людям вреда не причиняю? Дурак ты, братец, и больше ничего, если всерьёз такое обо мне подумал!


 Семён отвернулся и принялся ковырять землю носком своего громадного сапожища, как провинившийся школьник.


- Записала я свою внучку, Людмилу Милованову, родившейся днём позже, чтобы ваши будущие возможные коварные планы сорвать и разрушить до основания, ежели вы решитесь на злое дело и заманите  всех этих людей в Шушарино… И никакие ваши щепки, - тут бабушка взглянула на Настю – просто взглянула, но Настя словно съёжилась под её пристальным взором, - ни мешочки для семечек, - бабушка повернулась к Васе, и тот виновато опустил рыжую голову, - никакие ваши наследственные волшебные палочки с письменами, никакие заклинания и жертвы… ничего это никакой пользы вам не принесло бы, и силы нашего рода к вам бы не перешли. Так что вы зря старались!


Кузя одобрительно заворчал и закивал огромной плюшевой головой:


- Пр-р-равильно, пр-р-равильно!


Настя прошипела что-то себе под нос - очень злым голосом, и Вася молча пихнул сестру в бок: молчи, мол, подобру-поздорову!


- А теперь, - бабушка вытянулась и словно бы стала выше ростом, хотя и не превратилась в великаншу, как недавно Васятка с Настюхой, - а теперь – немедленно развяжите этого мальчика! – и она указала на Димку. – Или я на вас своих петушков спущу, а вы все прекрасно знаете, чем это может для вас кончиться!


Фартук, повязанный на бабушкиной талии поверх домашнего халата,  вдруг вздулся и заплескался на ветру, как парус. Вышитые красные петухи приподняли головы – Милка увидела это совершенно отчётливо, как в анимационном фильме! – встопорщили красные гребешки и отчётливо, звонко, хором прокукарекали:


- Заклюём! Заклюём!.. Красного петуха во двор пустим! Сгорят ваши дома в пожаре, а вас мы – заклюём, заклюём!


- И я помогу – задавлю, на части разорву всякого, кто мою хозяйку Милу  или её друзей обидит! – проревел Кузя.


И тут Милка раскрыла рот.


- А я свой мешочек из «секретки» вашего папы ночью вытащила, - немного хриплым голосом объявила она. – Так что у вас всё равно ничего бы не получилось. Я так думаю…


- Противная ты! – завизжала Настя, а Вася молча пожал плечами и вздохнул.


- Чур тебя, Вася! – вдруг бросился к бабушке Семён Косой и угодливо закланялся ей в пояс. – Ну, меня накажи, коли охота, а деточек-то за что? – и он умильно склонил голову к плечу.


- Все вы хороши, и ты, и эти… деточки, - сухо ответила бабушка. – И вся деревня наша как с ума сошла из-за всей этой истории! Блажь какая, однако, в головы ваши пришла – чтобы мы, Миловановы, силу свою на «общие дела» пустили! Ишь ты! Какие такие общие дела, хотела бы я знать? Зачем нам теперь-то с людьми воевать, когда люди о нас и думать забыли? Мы все для них теперь – просто безобидные персонажи из старых сказок, и это, я считаю, ОЧЕНЬ хорошо!


Семён опять виновато потупился, пряча от бабушки глаза.


- Живёте вы все не в пример лучше, чем в дни моей молодости, иностранные туристы к вам толпами приезжают, дома у всех – один краше другого!  Давно пора старые порядки забыть и перестать людям вредить! – заявила бабушка. - Сидели бы по домам, смотрели бы телевизор, в Интернет бы ходили, новости мировые узнавали, коли делать больше нечего, а они – тьфу! Всё злобствуют на старости лет и молодых несмышлёнышей, таких, как Васька и Настька Матюшкины, за собой тянут! Стыдно!.. А ну, развязать парня, я сказала! Всех – ковром-самолётом к моему дому доставить, сию же секунду! – и бабушка топнула ногой и провела ладонью по воздуху.


Никакого грома и бури не случилось, хотя Семён Косой и присел от страха чуть ли не на корточки, а Вася с Настей с писком бросились прятаться за его спину. Просто – без единого дуновения ветерка – неизвестно откуда вдруг появился и  опустился на тропинку у белого камня самый обычный на вид ковёр, слегка потёртый от старости, с красно-бело-зелёным узором, точно такой же, какой висел в спальне у родителей Милы… «А может, это и есть наш ковёр?!» - подумала Милка одновременно с ужасом и восторгом.


Бабушка взяла крайнего из стоявших неподвижно ребят за руку и слегка дунула в воздух. Все мальчишки и девчонки – и Клара – тут же взялись за руки и по очереди, цепочкой, друг за другом  ступили на ковёр-самолёт. Семён, с кривой ухмылкой на губах, сделал было движение – разрезать путы на руках и ногах Шестопёрова, но верёвки уже сами собою развязались,  и освобождённый Димка тоже встал на ковёр рядом с остальными. Никто  из них пока что не очнулся и ни капельки не  удивился всем   этим чудесам, словно  и не заметил ничего, но выражение одеревенелости, как с радостью заметила Милка, с их лиц исчезло.


 Бабушка что-то шепнула, плавно провела рукой в воздухе и вновь тихонечко дунула. И ковёр-самолёт, медленно поднявшись в воздух, заскользил над тропинкой, унося ребят и Клару из этого страшного НАСТОЯЩЕГО леса обратно в деревню Шушарино, к бабушкиному дому.


- Ну вот, - с удовлетворением сказала бабушка, - а мы с вами и пешочком до дома доберёмся. Верно, девочки? – и она ласково погладила Милку и Светку по макушкам. Чтобы дотянуться до косичек внучки, которую продолжал бережно сжимать в лапах  огромный плюшевый медведь, бабушке пришлось встать на цыпочки.


- А мы? – пискнули Вася и Настя Матюшкины.


- А вам придётся какое-то время тут оставаться, в доме моего братца Семёна, - строго проговорила бабушка, - вместе с ним… Папаша ваш ничем передо мною и обществом не виноват, он с нами пойдёт, а вы, - бабушка усмехнулась краем рта, - мелкие нарушители, посидите тут, в НАШЕМ НАСТОЯЩЕМ лесу, подумаете, как вам дальше жить, что делать, как силы свои использовать… И как научиться не презирать людей и не причинять им зла! – жёстко закончила бабушка и отвернулась от них. – А выход из НАШЕГО леса я пока что закрою, чтобы вы не смогли отсюда выбраться. Надо мне кое-что на деревенском собрании со стариками обсудить, тогда и судьба ваша дальнейшая решится.


Вася и Настя что-то заверещали, Семён принялся бить себя в грудь кулаком, но бабушка осталась непреклонной.


- Нет, - сказала она, как отрезала, - пусть вашу судьбу всё  общество, всё наше, как сейчас принято выражаться,  братство ведьм и лешаков решает, так что не просите меня ни о чём. Соберёмся, выберем нового СтаршОго… если он вообще нам нужен, СтаршОй этот, в эти новые времена!.. Каждый получит своё: и вы трое, и те из нашей  деревни, кто не был против вашей злой и глупой затеи. А будете со мной спорить, - тут бабушка погладила фартук, - так я петушков своих здесь оставлю, чтобы они домик Семёна подпалили и пришлось бы вам на голой землице спать, и вас чтобы своими клювами железными мои петушки  вразумили, понятно?


Петушки вновь подняли головы с бабушкиного фартука, словно настоящие живые птицы,  и радостно закукарекали:


- Вра-зу-мим! Вра-зу-мим! Запалим, запалим! Красного петуха пустим! Заклюём, заклюём!


Так что пришлось Васятке и Настюхе Матюшкиным, как и троюродному бабушкиному братцу Семёну Косому, остаться в НАСТОЯЩЕМ, ведьминском, лесу и ждать своей участи. Смирившись, трое «нарушителей», как назвала их  Милкина бабушка, повесив головы, побрели к почти разваленному Васей дому Семёна, переступили через порог и скрылись внутри.



***



- Василис-Гордевна, - хриплым голосом попросил Матюшкин-старший, - слышь, отправь-ка меня в город по-быстрому, а? На мне ведь парк, всё хозяйство! Люди гулять придут – а на дорожках мусор, скамейки немыты… нехорошо! Своим путём отправь, а, коротким?


- Охотно, - бабушка кивнула, подошла к маленькой ёлочке, росшей у обочины, наклонилась и пощекотала пальцами её зелёную макушку.


- Через поле и лесок ты пройди наискосок! - произнесла тихонько бабушка коротенькую скороговорку себе под нос.


И тут же обочина дороги  изменилась – вернее, она просто исчезла! Словно отдёрнули занавес, или будто мгновенно сменились декорации, и Милка со Светкой с изумлением увидели прямо перед собой административный корпус, знакомый им по недавнему ночному походу в парк! Большая овчарка, дремавшая на крыльце, положив голову на лапы, вскочила, увидев хозяина, и радостно залаяла.


- Цыть, Манюня, тихо, тихо! Вернулся я. Вернулся! – крикнул ей Матюшкин-старший и обратился к бабушке: – Слышь, Василис-Гордевна, - помявшись, прокряхтел он, - ты моим-то Ваське с Настькой вправь мозги, ладненько? Как мамка их померла, чужеземным ведьмаком изведённая, так они у меня совсем от рук отбились. Это ж надо удумать – живого человека в жертву приносить! Поганцы эдакие! Начитались наших старых книжек про всякое злое колдовство, дураки малолетние… лучше б уроки учили, как следовает,  в школе-то! Ты уж задай им перцу-то, лады?


- Лады. Если собрание так решит – будет им и перец, и ещё кое-что. Ступай, тебя люди ждут и твоя работа, - бабушка слегка подтолкнула Матюшкина в спину, он кивнул, шагнул вперёд – и… пропал.


 «Занавес» задёрнулся так быстро, что Милка со Светкой даже не успели заметить – как и в какой момент Матюшкин исчез из виду, словно его и не было, и пропали вместе с ним овчарка Манюня и административный корпус их городского парка.


- Вот это дааааа! – восхищённо выдохнула Светка. – Милка… и ты бы так могла, если бы согласилась стать Бабой Ягой?!


- Никто не знает, как сила Люды проявилась бы, если бы она стала Бабой Ягой, - слегка пригасила Светкины восторги бабушка. – Но, раз наша Люда… раз Мила отказалась быть ведьмой… ведь ты отказалась, да, Мила? – и бабушка испытующе посмотрела на Милку.


- Д-да… неуверенно промолвила Милка. – Отказалась… конечно… хотя, с другой стороны…


- Ну, ладно, мы с тобой об этом дома поговорим, в городе, - быстро перебила её  Василиса Гордеевна. – Идёмте, девочки.  Надо ваш класс принять как следует, всех накормить, напоить…


- В баньке выкупать… - шепнула себе под нос Милка, но бабушка её услышала.


- И в баньке всем тоже   можно попариться, - кивнула она. – У нас в деревне отличная баня, между прочим! Но не бойтесь, девочки – на лопату и в печку никто ваших друзей и классную руководительницу сажать не собирается. Уж я-то, - и бабушка как-то очень молодо и задорно тряхнула головой, - уж я-то, самая сильная ведьма в деревне Шушарино, потомственная ведьма из знаменитого рода Миловановых, об этом позабочусь!
 

- Конечно, - вдруг громко захохотал на весь лес плюшевый   медведь Кузя. – Кто бы сомневался, ггрррырррг!



***


Глава 14


Всё ещё суббота. Мелкие и большие хлопоты



***



Обратный путь занял, к удивлению подружек, очень мало времени. И лес совершенно преобразился – куда только подевались страшные коряги и угрюмые старые ели, опутанные понизу рваной паутиной! Пропало ощущение чего-то давящего, чёрного, словно отнимавшего воздух для дыхания, всего того, что путало мысли и внушало смутные страхи, и Милка увидела – лес вокруг деревни Шушарино действительно очень красив!


Светлые белоствольные берёзки весело кивали девчонкам ветвями. Ласковый, тёплый, совсем ещё летний ветерок овевал их лица. Даже нескольких бабочек увидели подружки – они весело порхали над кустиками поздней брусники. Хорошо стало в лесу, светло и спокойно. И тропинка словно сама стелилась под ноги, и идти по ней с каждым шагом становилось всё легче.


Бабушка шла молча, иногда тихонько улыбаясь свои мыслям, и Милка со Светкой тоже помалкивали, то и дело обмениваясь многозначительными взглядами. Им очень о многом хотелось расспросить Василису Гордеевну, но девочки понимали – сейчас не время.


Медведь Кузя тихо посапывал и бодро топал по тропинке, бережно неся в лапах хозяйку Милку.


Когда из-за деревьев завиднелись крыши деревенских домов, бабушка остановилась и ласково сказала  Кузе:


- Кузенька, пора привести тебя в обычный вид. Ну-ка, опусти Милу на землю и  стань ровненько…


- Хозяйка Мила, помни: я всегда приду тебе на выручку,  если что, ты только позови меня по-настоящему, - Кузя бережно поставил Милку на тропинку и замер перед бабушкой, смешно растопырив  в стороны толстые лапы.


Бабушка разгладила фартук, плавно повела рукой в воздухе и что-то прошептала себе под нос.


И – р-раз! Медведь Кузя мгновенно уменьшился и стал прежним, маленьким смешным медвежонком с круглыми жёлтыми пластмассовыми глазами и чёрным носом.


- Полезай в карман! – скомандовала бабушка, и Кузя, переваливаясь на коротеньких лапках, вскарабкался по её ноге и спрятался в кармане фартука. Карман тут же стал плоским, будто в нём ничего и не было!


- Вот это дааааа! – Светка, похоже, зациклилась на этой фразе, выражавшей её безмерное восхищение всеми этими чудесами. – Вы - настоящая волшебница, Василиса Гордеевна!


- Из-за того вся эта история и произошла, что я – волшебница, ведьма, или, по-стариннному,  Баба Яга, - бабушка на миг помрачнела, её лоб прорезала морщинка. Но тут же, молодо тряхнув головой, она сказала: - Но вы больше никогда и ничего не бойтесь, девочки! Вы поняли? Никогда и ничего! И никого. Во-первых, и я вас в обиду никому не дам, а во-вторых – вы и сами справитесь с испытаниями, которые вас ждут в жизни. Вы молодцы – не побоялись дважды в парк ночью пойти, раскопали «секретку» Матюшкина-старшего, Мила забрала из неё свой мешочек для семечек… Да, вы – молодцы, и, когда вырастете, вы станете  сильными и умными людьми. Людьми! – бабушка подчеркнула интонацией последнее слово и искоса взглянула на внучку.


- Людьми… - прошептала себе под нос Милка. – Ба! А что ты скажешь всем этим… - она на мгновение замялась, - ну, вашим старикам… на собрании?


- Да то же самое, что братцу своему троюродному и младшим Матюшкиным сказала, - бабушка нахмурилась. – Что пора прекращать вредить людям и жить спокойно. Да ты и сама скоро это услышишь.


- Я?! – Милка от удивления даже оступилась на ровной тропинке.


- Да, - кивнула бабушка. – Ты пойдёшь со мной в Дом культуры, на наше собрание.


- Но… А… - Милка не знала, что сказать.


- Так надо, Мила, - мягко, но решительно заявила бабушка. – Пора, наконец, расставить все точки над «и», и ты мне для этого там понадобишься. Не волнуйся, ничего страшного с тобой и с твоими одноклассниками больше не произойдёт.


Ещё через несколько минут они оказались у Дома культуры.


- Сперва ко мне домой зайдём, - сказала бабушка, - мне нужно отвести  ваш класс в сад, чтобы они отдохнули, и переодеться. Светлана, - обратилась она к Светке, - ты останешься со своими одноклассниками и с Кларой Викторовной в моём саду, пока я не решу все дела. Колдовство Матюшкиных-младших и моего троюродного брата развеялось без следа, и вам больше ничто не угрожает. Я пришлю вам одного тихого лешачка… безобидного, не бойся, - засмеялась бабушка, заметив, что у Светки в глазах промелькнул тревожный огонёк. – Он за вами присмотрит.  Отдохнёте, и ты навсегда забудешь все эти страшные события… - и бабушка, подняв руку,  хотела было провести ладонью  по воздуху, но Милка подскочила к ней и буквально повисла на её локте.


- Не надо! – выкрикнула она.


- Чего не надо? – удивилась бабушка.


- Не надо… не надо делать так, чтобы Светка всё забыла! – воскликнула Милка. - Ребята и Клара и так заморочены были, они ничего и не поняли, и вспомнить не смогут. Но Светка… я же с ней всё-всё обсуждаю, всегда-всегда! Без её помощи я бы ничего не сумела – ни в парк ночью пойти, ни телефон  твоего брата, Семёна Косого, узнать, ни многого другого сделать! Не колдуй на Светку, бабуль, пусть она всё помнит и всё понимает, я тебя очень прошу! А то мне и поговорить в этой жизни не с кем будет – по-настоящему поговорить, обо всём на свете!


- А Света никому не проговорится? – спросила бабушка, внимательно оглядывая подружек.


- Никому и никогда. Честное слово! – твёрдо сказала Светка и крепко стиснула Милкину руку. – Можете меня… как это у вас принято… связать какой-нибудь специальной штукой или заговором,  если не верите!


- Верю, верю, и связывать тебя ничем не стану, - засмеялась бабушка. – Ладно, уговорили. Света будет всё помнить и останется тебе самой лучшей подружкой, Мила. Ну что же, пора ваших  друзей окончательно в чувство привести, пусть они отдохнут. Потом надо будет их покормить нормальной, а не заколдованной едой, и показать им нашу деревню – с хорошей стороны. Идёмте, девочки!



***



Клара Викторовна и ребята спокойно стояли перед домом Милкиной бабушкой и словно чего-то ждали. Милка понимала – чего: чтобы их окончательно расколдовали. И бабушка немедленно этим занялась. Дунула в воздух, провела рукой, шепнула что-то себе под нос – и все очнулись. Окончательно очнулись, и Димка Шестопёров тут же дёрнул за косичку Наташу Миронову, а Клара  немедленно сделала ему замечание.


Милка облегчённо перевела дух. Всё как всегда, как же это здорово, как хорошо! Пусть всегда так и будет!


Бабушка провела руками сверху вниз по своему халату, вновь дунула в воздух, тихонько выговорила два-три  неразборчивых слова… и на ней вдруг вместо халата оказалось нарядное платье, светло-зелёное, с узором из мелких лесных цветов. А вместо тапочек – удобные туфли на низком каблуке. Фартук же - вместе со спрятанным в кармане медвежонком Кузей - словно в воздухе растворился!


- Ну как, гости дорогие, понравился вам наш лес, наша деревня? – приветливо спросила она у ребят, подходя к ним.


- Понравилась!.. – наперебой загомонили мальчишки и девчонки.


– Мы столько грибов видели! Вот бы за ними сходить!..


- Лес такой светлый, солнечный!..


- У вас тут очень красиво, - сказала Клара. – Большое спасибо  жителям деревни Шушарино за тёплый приём!


- Приёма, как такового, ещё и не было, - засмеялась бабушка. – Вот я схожу в Дом культуры, всё там подготовлю, и мы угостим вас отличным обедом. А пока можете отдохнуть в моём саду.


Бабушка провела всех за калитку, и ребята с удовольствием расселись на удобных маленьких скамеечках, стоявших чуть ли не под каждым деревом.


- Да! – вдруг воскликнул Димка Шестопёров и принялся тереть себе лоб, будто пытаясь что-то вспомнить. – А… а как же лесопилка? Васька Матюшкин говорил, что отведёт нас туда… или он уже водил?.. Вроде, нет ещё… странно… мне кажется… кажется, что… - тут Димка сбился и умолк.


- Вася пообещал вам поход на лесопилку, не зная, что она вчера закрылась на ремонт, - объяснила бабушка. – Так что это уж до другого раза. Вот приедете будущим летом, во время каникул, и мы вам её покажем. Ну, ладно, отдохните часок, а я пошла - устроить всё, как надо,  в Доме культуры. Мила, идём, - тихо обратилась она к внучке.


- Свет, я ненадолго, - шепнула Милка подружке, косясь на бабушку. – Ты, главное, никому не проболтайся, как всё было НА САМОМ ДЕЛЕ…


- Могила! – кратко ответила Светка и пошла к ребятам.


Милка шагала рядом с бабушкой по деревне и примечала краем глаза, что старики и старухи, выглядывавшие из-за заборов, как-то смущённо пригибают головы и стараются не встретиться взглядами с Василисой Гордеевной.


«Вот вам! – злорадно подумала Милка. – Будете знать, как людям вредить! Бабуля сейчас задаст вам жару!»


- Мила, не горячись, - сказала бабушка, будто прочла Милкины мысли. То есть…


- Ты и мысли умеешь читать?! – восторженным шёпотом спросила Милка.


- Само собой, - усмехнулась бабушка. – Поэтому и говорю тебе: успокойся. Не я одна тут мысли читать умею, тебе это ещё не пришло в голову?


Милка разинула рот, потом прихлопнула его ладошкой и затрусила рядом с бабулей, пытаясь не думать вообще ни о чём.


Но от одного вопроса она всё же не удержалась.


- Ба, - шёпотом спросила Милка, поднимаясь на крыльцо Дома культуры, - а как это ты Кузю… с Кузей… Я ещё подумала в тот момент – ну прямо как в фильме «Игрушки»! Там тоже так было – что как будто игрушечный медведь Тедди ожил и пришёл защитить свою хозяйку, маленькую девочку, которую обижали родной отец  и злая мачеха!


- Ну а как ты думаешь, откуда во всяких фильмах-сказках или, как сейчас их называют, фэнтези, берутся такие сцены и эпизоды? – хмыкнула бабушка. – Из нашей колдовской жизни они и берутся… Кто-то из людей что-то случайно увидел, что-то услышал, потом в книжке это описал или в фильме показал… Поняла?


- Ага, - кивнула Милка. - Значит, на самом деле это правда, ну, всё, о чём в сказках и фэнтези написано?!  Фантастика! Класс!


- Всё или не всё – это, в сущности, не так уж важно. «Сказка – ложь, да в ней - намёк, добрым молодцам урок», - ответила бабушка известной фразой из сказок и легонько подтолкнула Милку вперёд. – Значит, так, Мила. Ты будешь сидеть рядом со мной - тихо-тихо, внимательно слушать всё, что я и другие будут говорить, а потом ответишь на несколько простых вопросов. Ясно?


- Ясно, - ответила Милка.


- И ещё одно: даже если тебе не понравится то, что ты от кого-то услышишь… очень тебя прошу: не вздумай  - ни в коем случае, ты поняла меня? – не вздумай ТОПАТЬ НОГАМИ!


- Хорошо, - согласилась Милка и искоса посмотрела на свои ноги в самых обычных  синих джинсах. Значит, в них – часть её силы… она так и думала! После того, как едва не разрушила домик Семёна Косого, она в этом убедилась. А на поляне у камня, на котором лежал связанный Димка, у неё ничего не получилось, потому что против неё колдовали и сам Семён, и младшие Матюшкины. Наверное, так всё и было…


- Да, - кивнула бабушка в ответ на Милкины мысли. – Ну, вперёд!  Сейчас начнётся собрание… Не знаю, как надолго оно затянется. В реальном времени пройдёт час, не больше, так что не беспокойся за своих друзей. Макарыч! – негромко позвала бабушка какого-то старичка небольшого роста, бочком семенившего ко входу в актовый зал. – Поди сюда, голубчик.


Макарыч резво подбежал к бабушке и вытянулся перед ней во все свои «метр с кепкой»:


- Чего изволите, Василиса Гордеевна?


- Лети к моему дому, займи приезжих ребят и их классную руководительницу хорошим разговором, - велела ему бабушка. – Я тут с делами разберусь и скоро подойду. Лети, миленький!


- Лечу! – Макарыч  повернулся на одной ножке, легонько пристукнул другой ногой об пол… и на глазах у изумлённой Милки  обернулся сизым голубем и шустро вылетел в окошко!


- Вот это дааааа… - прошептала Милка Светкину восторженную фразочку. – Ба! А ты тоже так можешь?! Птицей стать?!


- Я ещё и не так  могу, - улыбнулась бабушка. – Просто не вижу необходимости. Я выбрала для себя обычную человеческую жизнь - и ни разу об этом не пожалела. Всё, Мила, идём в актовый зал. Молчи, сиди тихо, ногами не топай! – ещё раз напомнила она Милке.


Они вошли в зал, где Милка вновь увидела жителей деревни Шушарино.  Только вот… Милка даже вздрогнула и прижалась к бабушке – не от страха, а просто от неожиданности! Потому что теперь жители предстали перед ней не в облике статных стариков и старух, одетых кто в современные джинсы и рубашки, кто в длинные платья до пола,  а в своём настоящем, ведьмачье-лешачином  виде!


Степанида Федосеевна, например, недавно выглядевшая  статной старухой, одетой  в бордовое платье и чёрную безрукавку, в белом платке с синими узорами на голове, показывавшая в неискренней улыбке   белые и  ровные, как у молодой женщины, зубы, теперь  выглядела такой, какой она и была на самом деле: низенькой, скрюченной,  дряхлой, беззубой  старушонкой, настоящей Бабкой-Ёжкой из сказки -  в драном  овчинном тулупе, в одном валенке и с самой настоящей костяной ногой, обутой в растоптанный лапоть! Но Милка её узнала сразу – по твёрдому злому огонёчку в глазах. А может, и потому узнала, что всё же была потомственной ведьмой и уже немножко могла видеть, понимать  истинную суть и людей, и вещей, и даже сказочных существ, которые, оказывается, вовсе и не сказочные – а самые что ни на есть реальные?..


Милку поразило ещё и то, что некоторые детали современной одежды у стариков не изменились и теперь каким-то диким образом сочетались со старинными вещами.  Степанида Федосеевна, например, напялила свой драный тулуп поверх чёрной молодёжной майки с портретом зловещего  Дарта  Вейдера в жуткой чёрной маске. Выглядело это и страшновато, и, в то же время, как-то смешно и нелепо.


Лысые, беззубые, скрюченные и скорченные, хромающие, подпирающиеся громадными лесными корягами… Кто - вдвое выше обычного человеческого роста, кто – похожий на маленький лесной пенёк-обрубок… Кто - одет в звериные шкуры мехом наружу, украшенные бисером и ленточками, как зловещие фигуры в музее, кто – просто в густой шерсти до самых бровей, как какой-нибудь медведь… а с поясов свисают современные мобильные телефоны в разноцветных чехольчиках! Более несуразные фигуры и вообразить себе было невозможно.


- Шпашла ты, жначить, Вася, швою внучку! – шепеляво зашипела на них Степанида Федосеевна, когда бабушка вместе с Милкой поднялись на сцену. – Шперва в город её увежла, от наш шпрятала, а сейчас и шпашла?


- А ты как думала, Стёпа? – сухо спросила бабушка, пододвигая Милке стул и усаживая её на виду у всех посреди сцены. – Тебе, старая, не стыдно, между прочим, за все эти делишки? Хорошо, что твой сын в город  работать переехал, обо всём мне доложил, так что не позволили мы с ним вашим Ваське с Настькой безобразия творить!


Милка в очередной раз за этот длинный волшебный  день открыла рот. Это что же такое получается?! Что эта нелепая старуха… эта старая ведьма… Бабка-Ёжка с костяной ногой – родная бабушка младших Матюшкиных?! Если так – значит, недаром она утром к Милке и Светке подсела за щедро накрытым столом, уставленным  заговоренными яствами!


- А што я шкажу? – злобно зыркнула на Милку Степанида Федосеевна. -  Ты шама, Вася, все наши правила нарушила! Иж ведьм ушла, дочку свою нам на вошпитание не отдала, внучку от нас утаила! Отдала бы швою силу общщщществу – никто  твою Милку и пальцем не тронул бы! А ты… и шама силой не польжовалашь, и нам от неё никакой польжы. Эгоижм это, вот што я шкажу! – и Стёпа воздела к потолку корявый палец.


Ведьмы и лешаки, рассевшиеся в зале пред сценой, глухо загудели, хрипло заворчали, заспорили  на разные голоса:


- Верно Степанида говорит, верно…


- Да ерунду Стёпа говорит, сколько можно так жить – по старым отжившим правилам!..


- Люди нам давно уже зла не причиняют, и мы им тоже больше вредить не должны…


- А Милка-то Милованова и должна была стать СтаршОй, вот давайте её саму и спросим…


Милка невольно сглотнула комок в горле и крепко стиснула бабушкину руку.


- Ну, всё? – насмешливо спросила бабушка, когда лешаки и ведьмы немного успокоились и затихли. – Все высказались?


Степанида Федосеевна громко высморкалась в какую-то тряпку, но промолчала, лишь продолжала сверлить Милку пристальным недобрым взглядом.


- Когда я выбрала для себя человеческую жизнь и перед переездом в город передала старшИнство нашему заслуженному лешему, старику Коловратову… где он, кстати? – прервала себя бабушка.


Милка перевела дух:  значит, до Коловратова её бабуля была СтаршОй?! Сегодня просто день сюрпризов! Хотя… бабушка же упоминала о том, что она – самая могущественная ведьма в деревне. Так что – ничего удивительного, что она и была когда-то СтаршОй.


- Здеся я, Василиса! – послышался старческий, тоненький,  дрожащий голосок, и в третьем ряду поднялся с места сгорбленный старик. Он выглядел таким старым, словно ствол трухлявого дерева, грозившего вот-вот рассыпаться на мелкие щепочки и древесную труху. – Ты уж прости меня, Василисочка, что всё так обернулось, - покаянным тоном проскрипел он, свесив голову на грудь. – Старый я стал, весь свой ум, видать,  растерял… Прибежал тогда ко мне твой троюродный братец, Семён Косой, и как стал уговаривать – передай да передай мне старшИнство!  А я, говорит, мол, потом тебе часть силы возверну, ты, говорит, Коловратов, молодым опять станешь, сильным… Я ему, охламону, и поверил, эх-ма! – и Коловратов горестно махнул рукой. – Уболтал он меня совсем…


- Понятно, - кивнула бабушка. – А потом Семён отдал старшИнство Ваське Матюшкину, и тот…


- И што, и што, што отдал?! – зашипела старуха Степанида. – И правильно жделал, што отдал! Молодым вежде у наш дорога, как в пешне поётшя! Я б и шама ето штаршИншство вжяла, на себя бы приняла, ежели б была чуток помоложе!


- Молодым, конечно, везде у нас дорога, Стёпа, да только не таким резвым да шустрым, как твои внуки Василий и Настасья, - строго вымолвила бабушка. – На них были возложены совершенно другие обязанности, о чём они в горячности своей, в погоне за силой нашего рода Миловановых,  совершенно позабыли!


- Вер-рно, вер-рно, - рыкнул кто-то в зале, совсем как если бы медведь вдруг заговорил по-человечески.


- Васька - солнце красное - должен был за погодой следить, тучи-облака над нашей деревней разгонять, чтобы у нас всегда урожай хороший родился, - гневно продолжила бабушка. -  И то, что он вместе с отцом переехал в город и пошёл учиться в обычную школу, ничуть ему в этом не мешало! Да и в городе Вася мог бы за погодой присматривать, людям больше солнышка осенью и зимой дарить, мальчик он уже большой, в свой срок вошёл,  вполне справился бы с этим!


- Правильно, правильно… - вновь откликнулся кто-то в зале.


- А Настя, наша ночка тёмная? – продолжила бабушка. - Её долгом было – следить, чтобы по ночам разбои никто не учинял, чтобы  все  - и мы, и люди! - спокойно спали в своих домах и квартирах, чтобы никто их не грабил и не обижал! А они что устроили? Что они, с вашей поддержкой – или из-за вашего равнодушия – затеяли, я вас спрашиваю?!


Бабушка махнула рукой – и вдруг выросла в одно мгновение, как недавно Вася Матюшкин, почти достав головой до высокого потолка актового зала! Милка даже дёрнулась было на стуле от неожиданности, но тут же успокоилась: уж ей-то бабуля никакого вреда не причинит, это точно.


А преобразившаяся бабушка уперла руки в бока и грозно спросила у притихших ведьм и лешаков:


- Так что же, мои хорошие, мы теперь делать будем? Васю, Настю и моего брата Семёна я в НАШЕМ лесу пока что заперла. Выйти оттуда они без моего позволения  не смогут, и ты, Стёпа, им ничем не поможешь, нет у тебя такой силы, - бабушка хмыкнула, услышав, как бессильно зашипела Степанида Матюшкина. – Давайте решать – кто будет теперь над всеми нами СтаршИм… если это старшИнство нам вообще ещё нужно!


В зале раздались нестройные возгласы:


- Как же не нужно?! Нужно! От начала времён у нас СтаршИе были! Порядок такой у нас!..


- Да не нужно оно нам больше, это старшИнство!  Живём, как  триста лет назад, как пни замшелые, а надо по-новому жизнь свою строить!..


- Зачем нам СтаршОй? Нам нужен просто председатель деревенского кооператива!..


- Точно! Надо выбрать председателя!..


- Председателя! Долой старшИнство!..


- Так, ясно с вами всё, - оборвала поток этих восклицаний бабушка. – Проведём голосование. Кто за то, чтобы отказаться от старых, изживших себя правил, начать жить по-современному и выбрать председателя правления деревенского кооператива - поднимите руки… или что там у вас есть, - бабушка усмехнулась.


Медленно, почёсывая заросшие седыми и сивыми волосами головы, ведьмы и лешаки подняли вверх – кто  костяную руку, кто звериную лапу, кто иную верхнюю конечность, более или менее похожую на человеческую. Бабушка моментально подсчитала:


- За отказ от прежних правил – пятьдесят два… пятьдесят две персоны, - дипломатично объявила она. – Кто против?


Вверх поднялись только три руки – ведьмы Степаниды Матюшкиной, лапа какого-то мелкого лешачка, сплошь заросшего рыжим волосом, и серого, как сухое полено, ведьмака лет четырёхсот на вид, того, кто кричал о том, что надо жить, как они всегда жили, «от начала времён».


- Ну вот, всё и решилось, - кивнула бабушка и приняла свой обычный вид. – Значит, через неделю назначаем выборы председателя правления кооператива. Вы за это время посоветуйтесь и найдите достойного кандидата, а я сама в следующие выходные явлюсь и всё проконтролирую, чтобы вы выбрали того, кого надо!


- Пожжи, Вася! – вскочила с места вредная ведьма Степанида. – Обожжи-ка  малость! А как же ш Милкой будет? Она ж должна шилу швою нам покажать! А уж потом от неё принародно  откажатшя! А то, может, и нет в ней никакой ошобой  шилы-то, а?!


- Не беспокойся, Стёпа, силы у моей Милы достаточно, - сурово поджала губы бабушка.


- Василисонька, и а правда… - закряхтел старик Коловратов. – Нельзя ж так вот сразу, с кондачка, все порядки нашенские старые ломать… Председателя мы выберем, и жизня наша потечёт по-новому, может, и веселее она станет, жизня эта, и лучше… Но, раз уж ты внученьку свою к нам сама привела, показала её нам… пусть Мила и силу свою нам всем предъявит!


- Ну, хорошо, - согласилась бабушка и повернулась к Милке. – Мила, - тихо сказала она, - слушай меня очень внимательно. Ты можешь один – ОДИН! – раз топнуть ногой. Но:  сперва как следует, хорошенько подумай, чего именно ты хочешь. Сформулируй своё желание предельно чётко… и не задумывай ничего плохого, ты меня поняла? 


- Поняла… - шёпотом ответила Милка и даже зажмурилась, чтобы как можно яснее представить себе, чего же она хочет.


Наказать вредную старуху, ведьму Степаниду Матюшкину? Да нет, зачем… она и так ничего не добилась… Отомстить Васе и Насте Матюшкиным за эту их страшную затею, за то, что они чуть было Димку Шестопёрова в жертву не принесли? Да они и так наказаны – сидят в домике у Семёна Косого и не могут из НАСТОЯЩЕГО леса выбраться… Всё это чепуха какая-то! А вот… вот это, пожалуй, дельная мысль, правильная!


Милка открыла глаза, встала со стула, подошла к краю сцены. Смело окинула взглядом обращённые к ней лица ведьм и лешаков – ожидающие, напряжённые, насмешливые… И, набрав в грудь воздуха, громко и отчётливо проговорила:


- Я желаю… я ХОЧУ… и я колдую на то, чтобы ведьмы, лешие, кикиморы… и все-все сказочные жители деревни Шушарино… НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ ВРЕДИЛИ НИКОМУ ИЗ ЛЮДЕЙ! – и Милка с силой топнула ногой.


Свежий, пахнувший лесными ароматами ветер пронёсся над головами всех собравшихся в зале. Распахнулись разом все окна, взметнулись портьеры, в зал тучей влетели птицы и, рассевшись под потолком, дружно запели, зачирикали, засвистели – удивительно ладно и музыкально! Сверху, из-под потолка, посыпались цветы – и розы, и полевые васильки, и ландыши, словно перепутались все сезоны… На столах, стоявших позади ряда стульев, появилось угощение: чистый мёд – чистый, не заколдованный, румяные яблоки, огромные пироги с разнообразными начинками, конфеты, бутерброды, графины с разноцветными соками и лимонадом. Цветы охапками слетели в зал, ровно встали в большие красивые вазы - и сами собою расположились прекрасными букетами. И тихо заиграла простая, но очень приятная музыка, добрая и лёгкая, какая-то солнечная…


Ведьмы и лешаки дружно вздохнули, расправили плечи… И превратились из лесных сказочных страшилищ в драных тулупах в прежних статных стариков и старух в красивых одеждах.


- Молодец, Мила, - тихо похвалила внучку Василиса Гордеевна.


- И ещё я хочу сказать, - Милка облизнула пересохшие от волнения губы, - что я, как я моя бабушка когда-то сделала… отказываюсь от… от  ведьмачества… или как это?.. Бабуль, как правильно сказать?


- От использования своей силы во вред людям, - подсказала ей бабушка.


- От использования своей силы во вред людям, - повторила Милка. – Я не хочу быть Бабой-Ягой! –  тут Милка вспомнила одну из своих любимых книжек и звонко, на весь зал, произнесла волшебные слова Юры Баранкина:  - «Я хочу навеки быть человеком!»


Птицы запели ещё громче, музыка полилась плавной волной, смешиваясь с птичьим хором и дополняя его.


- Вот, - закончила Милка свою коротенькую речь и повернулась к бабушке. – Ба, а теперь что будет?


- А теперь будет торжественный обед – совершенно безопасный – в честь приехавших к нам из города одноклассников моей внучки Милы Миловановой! – торжественным тоном объявила бабушка. – Вон и Макарыч явился, твоих друзей привёл, - и бабушка приветственно вскинула руку.


Милка увидела, что в актовый зал входят ребята во главе с Кларой. Рядом семенил старичок Макарыч, улыбаясь до ушей.


- К столу, дорогие гости! – пригласила всех бабушка и торжественно – как  какая-нибудь знаменитая американская актриса на церемонии вручения премии «Оскар» - сошла со сцены в актовый зал. – Мила, ступай к своим друзьям,  - и Василиса Гордеевна  ласково погладила внучку по голове. – А ты, Коловратов, иди сюда. Потолкуем о том, как тебе часть силы вернуть, чтобы ты и чувствовал себя получше, и выглядел помоложе…


Бабушка и старый леший Коловратов тихонько отошли в уголок, а Милка, сев рядом со Светкой, на сей раз полностью воздала должное великолепному угощению, которое появилось на столах благодаря её – вот забавно-то! – волшебству, благодаря её силе, перешедшей к ней от их ведьминского рода Миловановых.


Но о том, что именно она, а не её бабушка, наколдовала все эти чудесные пироги, мёд, фрукты и всё прочее, Милка никогда потом не проболталась никому. Даже своей лучшей подружке Светке.


***


Эпилог.


Конец субботы.  Воскресенье… и вся дальнейшая жизнь!



***



Всё было чудесно! Класс провёл в деревне Шушарино замечательный день.  Старики и старухи разыграли перед ребятами сценку из старых времён – без малейшего намёка на какие-то колдовские штучки. Получился настоящий спектакль, всем очень понравилось. Все власть находились по лесу, собирали грибы и последние ягоды, удили рыбу в чистой синей речке Шушаринке, вечером пели песни у костра…


Никто словно и не замечал, что Васи и Насти Матюшкиных с ними не было, будто и не появились в их классе первого сентября никакие новички.


- Интересно, Васька и Настька придут в школу в понедельник, когда мы вернёмся в город? – шёпотом спросила Светка у Милки, когда вечером в субботу, после костра, они укладывались  спать на удобные раскладушки, поставленные для гостей из города в актовом зале Дома культуры.


- Понятия не имею, - ответила Милка. – Мы с бабулей это не обсуждали. Пока они в ТОМ лесу так и сидят, запертые. В их НАСТОЯЩЕМ лесу. Вместе с Лысым.


- И на вашем этом… собрании тоже ничего про них не говорили? – удивилась Светка.


Милка взбила кулаком пухлую подушку и улеглась, укрывшись тёплым одеялом и блаженно вытянувшись.


- На собрании… - сонно протянула она, - на собрании много всего было… потом расскажу… - Милка зевнула. – Давай спать, Свет!


Но Светка никак не могла угомониться.


- А бабушка твоя на собрании колдовала? – с жадным любопытством спросила она, перегибаясь на своей раскладушке к Милке. – Милка! Эй, Милка! Ты спишь, что ли?


Да: Милка уже спала крепким сном. Она уснула мгновенно, и ничего страшного ей не снилось. Только синяя речка, солнечные поляны в лесу и множество цветов…


Рано утром в воскресенье  ребята начали собираться в обратный путь, чтобы к вечеру успеть вернуться в город. Жители Шушарино надавали им с собой столько всяких вкусностей, что укладка вещей едва не превратилась в серьёзную проблему, но в итоге всё как-то разместилось по сумкам и пакетам.


На вокзале, куда ребят отправились провожать чуть не все жители Шушарино,  неожиданно для Милки объявились младшие Матюшкины. Вялые какие-то, притихшие, словно немного… прибитые. Ребята и Клара восприняли их появление с таким видом, будто ничего и не случилось. – точно так же, как и их недавнее отсутствие.  Милка и Светка, само собой, нисколечко такой реакции своих одноклассников и классной руководительницы  не удивились – видимо, Милкина бабушка специально на них такой лёгкий, безопасный мОрок навела, чтобы у них не возникло никаких лишних вопросов.


Светка всё время косилась в сторону этих «мелких нарушителей», как стала называть эту парочку младших Матюшкиных  со слов Милкиной бабушки.


- Милка, - шепнула она подружке, сев в вагон и убрав сумку с вещами под спальную полку, - как ты думаешь, они больше никому вредить не станут?


- Уверена, что нет, - ответила Милка, отворачиваясь от Васи Матюшкина, который попытался было к ней подойти с какими-то невнятными извинениями. Вася потоптался на месте, повесил голову, отошёл в сторону и забился в самый уголок вагона. – Бабуля моя на страже, да и отец их за ними присмотрит, - Милка чуть повысила голос, чтобы её услышала Настя, выглядевшая уже не просто «застенчивой», а откровенно угрюмой. – Да и я тоже… - тут Милка прикусила язычок.


- Что – ты? – азартно спросила Светка, и глаза её заблестели. – Ты… ты ТОЖЕ? Что – ТОЖЕ?! Наколдуешь на них, да?! То есть, заколдуешь этих нарушителей мелких?!


- И я тоже буду за ними следить,  и всё бабушке расскажу, если что-то такое замечу, - выкрутилась Милка.



«Может, зря я отговорила бабулю на Светку колдовать? – подумала она, досадуя на свой промах. – Может, лучше было бы, если бы Светка всё-всё забыла, как все наши ребята и Клара?.. Нет! Всё же – нет, - решила она. – Пусть Светка всё помнит и понимает. Пусть! А я просто должна быть осторожнее и не болтать что попало, даже разговаривая со Светкой».


- Нет, ты мне скажи… - никак не могла угомониться Светка. – Ты… отказалась или?.. Ну, ты понимаешь, о чём я!


- Отказалась, разумеется!  - возмущённым шёпотом ответила Милка. – И, знаешь… давай об этом поговорим, когда приедем домой.


- И ты мне всё-всё расскажешь?! – Светка заёрзала на полке от нетерпения. – Всё, что на этом самом собрании было?


- Я расскажу тебе то, о чём мне бабушка разрешит говорить, - решительно заявила Милка. – Тем более, что ты и так почти всё видела и знаешь.


- Вот именно – «почти»! – Светка обиженно надула губы. – Или теперь у тебя от меня тайны всякие будут, да, Милованова?


- Не будет у меня от тебя тайн. Просто это же не только моё дело, - объяснила ей Милка. – Может, бабушка меня саму, - она понизила голос, - заколдует… чтобы я не всё помнила, что на собрании было… и даже не скажет мне об этом, о том, что мОрок на меня навела! Понятно?


- Ни фига себе! Родную внучку заморочит?!  – изумилась Светка.


- А ты думала! У них с этим, знаешь, как строго?  - Милка вздохнула, радуясь тому, как удачно она подобрала нужные слова, чтобы, во-первых, не обидеть подружку, а во-вторых, не натрепать лишнего.


«Буду отныне валить всё на бабушкину волю! – решила она. – Думаю, бабуля меня поймёт, когда я ей об этом скажу».


- Да уж вижу, что строго, - и Светка покосилась на тихих, скромных, незаметных Матюшкиных-младших, которые явно боялись лишнее слово вымолвить и всё время озирались через плечо, словно ожидали новых неприятностей – неизвестно откуда и в любой момент.


- То-то, - многозначительно кивнула Милка. – У них там всё это…. Как в фильме «Дивергент», помнишь? «Фракция выше крови!» - с пафосом процитировала она фразу из фильма.


Светка уважительно присвистнула:


- Круто! Ладно… Расскажешь, что сможешь… Эх, завтра уже опять в школу!


- Ага, - Милка обрадовалась, что Светка наконец-то «съехала» со скользкой темы обсуждения собрания ведьм и лешаков и мысли её обратились к более реальным проблемам, а именно – к школьным занятиям.  – Но, знаешь, лично я буду учиться с большим удовольствием, - почти не удивившись своим словам, сказала Милка.


- Да и я, пожалуй, тоже, - засмеялась Светка. – Это я так ворчу, по привычке!


- Помнишь, в прошлом году Клара говорила, что организует в нашем классе самодеятельный театр? Возьмут тех, кто будет без троек учиться, - сказала Милка.


- Придётся подналечь на литературу и русский, - вздохнула Светка. – Поможешь мне?


- О чём речь, само собой, помогу. А ты мне – по математике, - засмеялась Милка.


Стучали колёса, поезд бодро катил в город, Клара и ребята были довольны путешествием в деревню Шушарино, и вообще, решила Милка, всё в жизни – и не только в её жизни -  складывалось просто замечательно!



***



Вечером, лёжа в своей мягкой кровати, прижимая к себе толстенького плюшевого  Кузю – Милка решила, что незачем медвежонку сидеть на шкафу, теперь он  всегда будет лежать в постели рядом с ней, и пусть над ней смеётся кто угодно, - она тихонько мысленно позвала бабушку. Просто зажмурилась на минуту и мысленно произнесла: «Бабуль, зайди ко мне!»


Через минуту дверь Милкиной комнаты скрипнула, бабушка просунула голову в проём:


- Чего тебе, Мила?


- Ба, - уже вслух, шёпотом позвала её Милка, - бабуль, посиди со мной…


Бабушка вытерла руки о свой неизменный фартук с петухами и присела на постель внучки.


- Ну что, Милушка? – ласково спросила она. – Тебя всё ещё что-то тревожит?


- Нет, всё в порядке. Просто остались некоторые… ну… загадки, - сказала Милка. – Например, что за ключ был в «секретке» Матюшкина-старшего? От чего он? И зачем там был мышиный или крысиный хвост? И что это за письмена на старой бумажке, которые  Светка сфотографировала своим телефоном – о чём в них говорится? И эти… наследственные волшебные палочки? Это в них сидит, то есть, таится эта самая СИЛА?..


- Со временем узнаешь. И об этом, и о многих других вещах. Хоть ты и отказалась становиться ведьмой или, по-старинному, Бабой Ягой, знать обо всём этом тебе обязательно. Со временем узнаешь, - повторила бабушка.
 

- Ну бабуль! Ну хотя бы об этих палочках расскажи! – взмолилась Милка. – Интересно же! Я не хотела, чтобы мне Семён Косой обо всём рассказывал, потому что он вёл себя, как подлый тип и вообще, как враг, но ты-то… Ну бабулечка! – и Милка, сев в постели, крепко обняла бабушку.


- Ну ладно, - улыбнулась Василиса Гордеевна, - о палочках немного расскажу. Ложись-ка поудобнее… - она помогла внучке лечь, поправила одеяло. - И даже покажу тебе нашу палочку!  - и бабушка вытащила из кармана фартука с петухами коротенькую палочку с закруглёнными концами.


Милка тихо ахнула.


Палочка казалась гладкой, как шёлк, от неё исходил чистый  свежий аромат еловой или сосновой смолы, и ещё – она светилась в темноте!  Да, да – палочка светилась, и свет этот становился всё ярче, вот уже и мелкие-премелкие буковки проступили на гладкой древесине! Милка осторожно вытянула руку и кончиком пальца дотронулась до их НАСЛЕДСТВЕННОЙ ВОЛШЕБНОЙ ПАЛОЧКИ. И тут же почувствовала, что в неё буквально хлынул поток энергии – доброй, ласковой, тёплой энергии. Или – СИЛЫ.



- О-о… - только и могла прошептать она восторженно.

- Да, в ней заключена большая сила, - бабушка бережно убрала палочку в карман, при этом смолистый аромат в комнате не рассеялся. – Кстати, именно благодаря этой силе твой папа, женившись на твоей маме, взял нашу фамилию – Милованов, хотя обычно женщина берёт фамилию мужа, - и она подмигнула Милке.


– Я почувствовала СИЛУ, - тихо сказала Милка. - Ба… А скажи, как так вышло, что Светка свой сон про Лысого, ну, про твоего брата, увидела ДО ТОГО, как ты ему позвонила? Это уже просто какие-то штучки с пространством-временем, или как там это называется?


- Что же тут удивительного? Это же я сама твоей подружке этот сон ЗАРАНЕЕ и послала, - спокойно объяснила бабушка. – Я знала, что Света тебе о нём расскажет, и вы будете действовать ещё более активно. Что в итоге и получилось. Я вас, дорогая моя, немножко… как бы это сказать… подталкивала в нужном направлении, потому что сама не могла выйти на первый план и открыто управлять событиями.


- Ну ничего себе! Ты, бабуля, прямо как этот… как Эйнштейн! – восхитилась Милка.


- Вот это вряд ли, - засмеялась бабушка. – Не знаю уж, как Энштейн объяснил бы такой феномен! У меня же объяснение и простое, и сложное одновременно. Для меня – простое, для обычных людей – сложное: это было самое обыкновенное, самое нормальное…  ВОЛШЕБСТВО, и всё.


- Ба, а расскажи ещё… - не унималась Милка.


- О чём? О том, как мы младших Матюшкиных уму-разуму учили, пока вы в лесу грибы собирали? – засмеялась бабушка.


- Не, не об этом, это неинтересно, - помотала головой Милка. – По их понурому виду уже всё понятно было, когда мы их на вокзале увидели. Ты мне о нас, о Миловановых… о нашем РОДЕ расскажи!


- Сейчас, на ночь глядя? Тебе спать пора, а то придёшь в школу невыспавшаяся, - возразила бабушка.


- Сейчас! И я буду выспавшейся, ко мне СИЛА из палочки перешла, я прямо… летать могу, я же чувствую!


- А вот этого не вздумай – летать, - забеспокоилась бабушка. – Ещё не хватало, чтобы тебя кто-нибудь случайно увидел за этим занятием!


- Не волнуйся, я не буду… хотя, конечно, мне бы очень хотелось… попробовать, - вздохнула Милка.


- Понимаю, - тихо отозвалась бабушка. - Ладно, этот вопрос, о полётах и прочем таком,  мы тоже немного позже обсудим… Что ещё?


– Ну, бабуля! Расскажи мне про наш род! Ты самое главное расскажи, а остальное и потом можно. Ты хотя бы коротко, бабуль!


- Ну, ладно. Слушай. – Бабушка села поудобнее, почесала медвежонка Кузю за ушком, как котёнка, прислонилась спиной к стене, и тихим голосом, глядя прямо перед собой, начала: - В некотором царстве, в нашем государстве жил-был старинный род, да не простой людской род, а – род ведьм и леших лесных!  И фамилия у всех нас с начала времён была  – Миловановы…



КОНЕЦ