Он на сугробах ей писал люблю... ,

Луч  солнца,  как  перо  в  руке  держа.
Он  на  сугробах  ей  писал: «Люблю!  Целую!»
И  от  волненья,  и  от  холода  дрожа.
А  ночью  вьюга,  бабкой  старою  брюзжа,
Следы  признаний  заметала  подчистУю.

На  утро,  простынь   белая  снегов.
Хранила  гордое,  холодное  молчание.
Без  поцелуев  нарисованных  и  слов.
И  он  опять  писал,  он  был  писать  готов.
Всю  жизнь,  пока  в  груди  живёт  дыхание.

Она  же,  видя  чистый  лист  полей.
О  сердце,  столь  горячем  и  далёком .
Среди  зимы,  в  потоке  стылых  дней,
Забыла.  Но  Всевышнему  видней.
Пришла  весна  и  как-то  ненароком.

День  тёплый  шёл,  ладонью  вороша.
Снега,  что  на  газонах  и  обочинах.
Под  синим  небом  марта,  не  спеша.
Ей  вдруг  открылись,  сердце  и душа.
С  лучей,  так  остро  чувствами  заточенных.

Внезапно   закружилась   голова.
И  сердце  ёкнуло,  но  не  обычно,  а  особо.
То  тут,  то  там,  то  чётко,  то  едва.
«Люблю!  Целую!»   виделись  слова.
Оттаявшие  росписи  сугробов.