И никогда не возвращайся

И запомни: если ты хоть раз уехал из родного города – больше никогда туда не возвращайся, иначе станешь вечным скитальцем. Ты уже зашел за черту, раздразнил всех своих демонов. Ты изменился до неузнаваемости уже в тот момент, как только сошел с поезда, и увидел затертые до дыр, поручни чужого вокзала. Тебе больше нечего делать в родном городе. Если не получится в этом – езжай в другой, только не туда, где меланхоличная тётя запомнила тебя покладистым и белоголовым, и когда она угощала тебя дубовыми пряниками – ты так смешно сломал передний зуб, но все же выдавил из себя ненавистное «спасибо».  Тебе нечего делать в городе, в котором ты не рад соседям, дальним родственникам и обычным прохожим. Все они несутся к тебе навстречу, чтобы убедиться – действительно ли ты упал так больно, как рассказывали троюродные братья провинциального любопытства? И если ты цел и невредим – на тебя обидятся, разозлятся, пожелают сгореть в аду. У тебя потеют ладошки от тревоги, когда ты выходишь из квартиры. Такое чувство, будто соседи караулят тебя сутками, чтобы выйти из дома одновременно с тобой, и совершенно без зазрения совести спросить: «Так ты в отпуск приехал, или уже домой, с концами?». Нет, тебе совершенно нечего стыдиться и бояться. Ты просто не любишь свой город и людей, которые в нем живут. Ты невзлюбил этот город с детства, с 1996-го года, как только тебя, уже пригодного к школе, выдернули из счастливой сельской жизни. Когда кто-то произносит название твоего города – у тебя перед глазами почему-то пустырь с высокими тонкими травами, ужасный сквозняк, пронзительный гул ветра, от которого закладывает уши, и могильный холод, поедающий твою спину ледяным дыханием старухи-смерти.

Но вот, наконец, ты перестал возвращаться в этот немыслимый и холодный грот, и поселился в городе, что ассоциируется у тебя с разноцветной коробкой, которую от всего сердца клеил детсадовский малыш, экспериментируя с красками, бусинками, блестящими лентами. Чтобы нигде не было дыр – малыш накатал ватных шаров, и разукрасил их блестящим клеем. Не сквозит. Не холодно. Уютно и хорошо. Ты выходишь из дома, и сразу же прыгаешь в трамвай, который катится медленно, как первобытная графика в старом мультфильме. Ты никого не знаешь в этом городе, и за это безумно любишь каждого прохожего, не боясь поднять на него глаза, не выдергивая из его цепких рук свой, расползающийся от чужого любопытства, рукав. В этом городе хлеб пахнет иначе; снег выглядит иначе; небо другое, надежное. Ты больше не мерзнешь в квартире, не испытываешь страх от стука в двери, потому что к тебе не придут те, кому ты не рад. В родном городе ты никому не рад. В последние годы ты даже перестал кормить и жалеть дворовых собак, потому что близился финал твоего живого естества. Еще немного, и ты замерз бы в сугробе, потому что твое сердце совершенно перестало перекачивать кровь. Оно гоняло по телу минеральную воду, изредка разбавленную апельсиновым соком и дешевым акционным вискарём.

Когда уезжаешь в другой город – глупые люди говорят: «Ты все равно не будешь там счастлив, потому что нужно менять не город, а отношение к жизни». Но вдруг твое отношение к жизни совершенно меняется, когда ты находишься на своем месте. Какое оно – свое место? Нет, ты не становишься ярче, богаче, красивее. У тебя все те же бытовые проблемы, а то и похлеще, чем были. У тебя все тот же набор инструментов для решения проблем: быстро воспламеняющаяся истерика, спасительный похуизм, и рояль в кустах салатового цвета, на который возложены последние надежды. Но вдруг ты выходишь на прогулку, и погружаешься в тягучую карамельную патоку, которая немного замедляет время, выравнивает твою походку, и делает резче внимание, обращенное к мелочам. С доброй иронией влюбляешься в эту комичную наружную рекламу, которая не просто везде: такое ощущение, что когда ты переходишь дорогу – по тебе тоже пускают неоновую бегущую строку, состоящую из надписей: «Кресла, столы, сумки, рюкзаки, брови, чашки, все для рыбалки, сувениры для любимых».

В своем новом городе ты научился просыпаться с желанием жить, и засыпать – с желанием проснуться. Ты почему-то очень редко встречаешь соседей, и порой даже хочется, чтобы они задали тебе какой-то провокационный вопрос, чтобы убедиться, что твои соседи отбрасывают тень, но у них свой космос. Кто-то красиво украсил первый этаж – кофейными блестящими бабочками и серпантином; кто-то построил для детей во дворе зимний городок. Но никто не разрушил при этом твою цветную коробку, и не вложил в нее свое бесцветное требование, и отвратительное бытовое мненьице.

И когда ты осядешь в городе, в котором хочется просыпаться – у тебя больше не будет потребности возвращаться в ненавистный «дом детства». Да не было у тебя никакого дома. И пальто, которое там осталось – пусть висит для голодной моли, как штаны в музее Маяковского. Купишь другое. С кладбища не желательно тащить домой всякие вещи, есть риск привести с собой мертвеца. Что может быть хуже, чем притащить мертвеца из старой жизни в новую? Разве только встретить земляка, который бежит к тебе навстречу, размахивая руками, и кричит: "Эгегеееей! А ты что, переехал сюда? Давно? Я живу здесь уже целый год! О, так будем дружить семьями, дай-ка мне немедленно свой телефон, адрес, и заодно - чтоб сто раз туда-сюда не бегать, откачай-ка мне литров десять своей крови". Гони его ссаной тряпкой, друг мой. Или носи с собой биту. Если что - я подскажу, где хорошие биты ручной работы.

p.s. Конотопу с любовью)

(с) Марина Левандович