Кьеркегор. О понятии иронии

      Благодаря иронии субъект постоянно выводит себя за пределы и лишает
все явления их реальности во имя спасения себя самого, то есть для
сохранения своей негативной независимости по отношению ко всему.

        С. Кьеркегор.

   
       Очевидно, что Серён прекрасно понимал факт иронии и в основном улавливал её сущность верно, хотя и с некоторыми важными оговорками, например, он понимал что она есть отделение себя от того, по поводу чего иронизируют, но он считал, что отбрасываемое - это "все" явления, вся реальность как таковая и сохранение самостной "негации" преследуется поэтому также по отношению ко всему. То есть я благодаря иронии "вынимаю себя" из всего сразу. Однако, это не совсем верно, или скажем так, не до конца точно. Ирония отделяет меня вовсе не от всего сразу и она совсем не безразлична к конкретно-происходящему, к тому, что случается со мной, ирония не убивает всё вокруг меня, из-за того что я должен быть в принципе отдельным или хочу быть отдельным, но она отделяет меня от того, в чём мне нет места(а вовсе не от всего вообще).
       Ирония - моё особое отношение к происходящему.
       Моё особенное негативное отношение.
       И её особенности, как главные, так и детальные стоит рассмотреть повнимательней.
       Главную особенность Кьеркегор уже подметил: ирония покоится на отрицании, негативности, внутри которой располагаюсь я. Иронизирующий человек - это человек, пытающийся обрести себя в негативности, то есть пытающийся почувствовать себя через отрицание другого.
       Но для того, чтобы понять как работает её тон негации, вспомним следующее: ирония - не единственный, а всего лишь один из способов отделения меня от того, в чём мне нет места, и быть может, далеко не самый удачный. Как человек в юности и в зрелые годы глубоко ироничный по своему существу, и как человек в основном расставшийся, спустя долгие годы с иронией, могу сказать, что в некотором роде, ирония - только горький способ защиты, то есть такое действие отделения себя от себе чуждого, которое заранее признаёт и своё бессилие что-либо изменить в этом чуждом по факту "здесь" и "сейчас", и свою неспособность самому жить по иному. Ирония - моё личное спасение именно от того, что происходит сейчас, но не спасение меня по существу, она не моё движение, ирония больше напоминает ускользание - из цепких лапок чего-то нехорошего, что хочет меня вот сейчас ухватить. В иронии я всё равно остаюсь на позициях врага, говоря лишь самому себе, что я собственно, по -настоящему не там, в крайнем случае должен быть не там. Мне кажется, что я иронизирую со своих позиций, но на самом деле я становлюсь на позицию врага и отрицаю её. Я пытаюсь рушить врага, находясь на его территории. В общем, я также, как и мой враг "тут", но нахожусь на шаг от этого "тут" в отдалении. Пытаюсь сделать шаг в сторону, шаг, разрушающий утверждаемое.
       Люди, долгое время живущие таким способом становятся ироничными. Ирония начинает выходить в них на уровень "автоматизма", и тогда вполне возможен тот вариант, о котором в начале писал Кьеркегор - человек иронизирует уже по поводу всего вообще, поскольку ирония, превратившись из способа защиты в универсальное орудие, захлёстывает его. Тогда ирония буквально въедается в характер, начинает смыкаться с прочими человеческими характеристиками. И тогда она становится уже несколько не совсем тем, что она есть по существу, но об этом после.
       Проще всего и удобней всего изучать феномен иронии на Сократе, который был довольно ироничным собеседником, и тексты Платона сохранили для нас следы его иронии. Чтобы обнаружить ироничность Сократа достаточно открыть практически любой диалог.

       Но прежде чем мы это сделаем, ещё раз подчеркнём, повсюду, где мы производим некоторый анализ иронии, или хотя бы вообще её рассмотрение, описание, оказывается немаловажным фактом установить различие: кто перед нами или что перед нами - ироничный субъект или же ирония в рамках характера какого-то субъекта? Имеем ли мы дело с иронией уже целиком поглотившей человека, или же только с одной особенной оригинальной чертой? И как обстоят дела с данным различием, например, у Сократа, заодно ответим и на этот вопрос. И какую иронию рассматривать легче и доступнее, в смысле что она такое есть, - "широкораспространённую" или локальную, "собранную"? И не оказываются ли два этих типа иронии, аналогами иронии-состояния и иронии-акта? Что в принципе присуще неустранимо, как коренная полярность любому экзистенциалу человека.