Генуэзус жмёт на Русь

Из Мармариса в Трабзон!

Генуэзусу резон

побродить в Понтийских Альпах;
нищеброд он. И не альфа.

Пафлагонские рассветы...
Заторчали минареты.

Пахнет Грузией аджарно
и сельджуками— коварно.

Непонятно, что и жрать,
пока судна в Сочи ждать.

Вот оно заходит в гавань!
Подготовить тёплый саван!

Потекли часы клепсидрой,
тени протянулись дылдой.

Ничего, оформят табель—
и отчалит наш корабль.

Двух наташ на борт сажают.
Как их турки провожают!

Расплатились, знать, поганцы
за блондинистость и танцы.

Разработанные девки,
прям, чертовки, хоть и трефки.

Плещет море терпеливо,
а закатное огниво

освещает Трапезунд...
Ну, поплыли, «зай гезунд»!

Зус залез в свой саван утлый,
а наташи по каютам.

(В каютах каются наташи,
а Мадлен у Зуса краше.

А ведь как щебечет птичка!
«Джизус!.. Крайст!..» Бой-католичка!

Правда, очень хочет замуж.
Ведь заездит... Ну, куда уж?)

Тяжело гружёный катер
засосало в сна фарватер.

Утром солнце, Сочи, сор...
И встаёт глухой забор.

Ох, хочу опять в Матрегу
поиграть в орагу-пэгу.

Поиграть в орагу-пэгу?
Ты ложись, а я с разбегу.

Споначалу розыск-сыск—
и в таксо, в Новороссийск!

Дядя Лёва, из Шлейфаров,
заховался там недаром.

Здесь не чухло для еврея:
далеко Гиперборея.

Хоть абреки и адыги,
но совместные барыги.

Генуэзцы и армяне,
самобранка на поляне.

Чемодан кладут в коляску,
чтобы течь к Новочеркасску.

Хоть хазарские угодья,
половецкое отродье;

и,  как встарь, казаки, Дон...
Осторожней, охломон!

Тут, от новых кукарач,
тонет тихо страшный срач.

Здесь Танюша громко плачет,
хоть не тонет в речке хачик.

Се срединный путь на Русь.
«Ты не при!» А Зус: «Попрусь!»

Шахты?.. Штаты?  Таганрог...
На Воронеж! С нами Б-г!

Чернозёмно кутерьма,
капитальные дома

под немецкой черепицей,
синью ихней след гордиться.

Гнать на север, здесь не роскошь.
Проступают Русь и Россошь.

Мiръ ядрёный, юный-юный,
жаль, неведомы лакуны...

Катим из конца в конец,
ночью проскочив Елец.

Там Тургень, Булгак и Бун
вьются с птицей Гамаюн.

Трали-вали, тары-бары.
Поскреби—они татары.

А во тьме стоит стигмата—
сосны химокомбината.

Отравил усадьбу Льва,
где могильный холм волхва.

А на станции Тарусской
выпасть и ползти моллюском.

Если влево повернёшь,
то начнётся Велегож.

За Поленовым Ока,
Зус прилёг, в воде рука.

Перевозчик у излучин,
он привык, а Зус измучен.

Не успела стечь с весла.
Жизнь-то... Жизнь почти прошла.

И уже снесло теченьем
прямо в небо воскресенья.

Как раскрылись! И река,
и, в подбоях, облака...