Плачущие поезда

Плачущие поезда



А начиналось всё так весело.
В кукольном театре имени Образцова шел спектакль
"Новоселье".
В качестве ведущего священнодействовал сам мэтр.
Незабвенный!
Как он говорил!
Я запомнила следующий монолог - возраст женщины
делится на шесть периодов - девочка, девушка,
молодая женщина, молодая женщина, молодая
женщина.
Помню, как мы все - "молодые" женщины, встали не
сговариваясь, будто подхваченные неведомой силой, и
разразились бурными аплодисментами,
переходящими в овацию.
Нас никто не останавливал, и никто не мешал.
Кто посмеет пойти против ликующей толпы "молодых"
женщин?
Да, мы ликовали.
Возможно, многие из нас в последний раз услышали в
свой адрес - "молодая"...
Тридцать шесть - возраст "акме". Возраст расцвета.
Я представляю себе этот возраст в виде бесконечного
плато.
Забралась? И иди себе, и иди.
Если постараться, то можно между тридцатью шестью
и тридцатью семью годами прожить десяточек
прекрасных лет, насыщенных радостями полноценной
жизни, самого лучшего возраста - возраста "акме".
Я застряла в нем на целых пятнадцать лет, и стала бы
почётным ветераном общества "акмеисток", если бы
таковое имело место быть.
Я играла свою роль отменно, сам великий
Станиславский не сказал бы мне - не верю!
В мою молодость поверили окружающие, а сама я
верила в нее свято.
Но веревочка вьется до кончика.
Любая.
Даже та, что достанет до Луны, этот "кончик" имеет.
В качестве такого вот "кончика" в игру, под названием
"Жизнь взаймы", вступил Гриша.
Сколько помню, родители мои снимали дачу в
ближнем Подмосковье.
Жизнь делилась на две части - Москва и дача.
В Москве были свои друзья и интересы, на даче - свои.
Они не соприкасались, не мешали существованию друг
друга.
Это были параллельные миры.
Я росла, и прекрасно умудрялась пребывать в обоих.
Зимой я забывала "дачный мир" напрочь.
А вот "мир дачный" никогда не мог полностью
заслонить городской, московский.
В том, "городском мире", я вышла замуж. Вышла так
рано, что уже и весь "дачный мир" стал воспринимать
меня "глубинно" замужней женщиной.
Несколько лет назад я осталась одна.
Ничто не вечно.
Никто не задерживается надолго в этом лучшем из миров.
А лучшие из людей уходят первыми.
Ушел и мой муж.
Ушел непозволительно рано...
Я загрустила.
И решила съездить на дачу, в мир моего детства и
юности.
Проведать знакомых.
Посмотреть на электрички.
Как мы любили это занятие.
Сколько вечеров провели на этих теплых, нагретых
солнцем лавочках.
Считали вагоны - любит, не любит!
И, если выходило - не любит, говорили, что не нужно
считать паровоз.
Или нужно.
Смотря по обстоятельствам.
Как "фишка" ляжет.
Любили представлять, как мы едем куда-то далеко-
далеко.
Непременно, к тёплому морю.
Все местные мальчишки бредили небом.
Рядом с посёлком был небольшой городок, в котором
находилось летное училище.
Они и стали авиаторами. Почти все.
Гриша стал вертолетчиком.
Гриша Рогов!
Как он мне нравился тогда.
Высокий, худой, еще немного - и костлявый.
С долгим острым носом, ореховыми глазами и
чудесными темными волосами.
Я была влюблена в него.
Но это было летом.
Зимой я забывала Гришу.
И вот, я сижу на станционной, тёплой лавочке,
нагретой ласковым июньским солнцем, и вижу - из
подошедшей электрички выходит Гриша.
Он мало изменился.
Всё так же худ и строен.
Лишь в глазах залегла тень усталости, да седина
посеребрила роскошные его волосы.
Я встала.
Гриша! - позвала я.
Он увидел меня, подошел.
Мы смотрели друг на друга долго.
Глаза в глаза.
Перед нашим мысленным взором проходили картины
прожитой жизни.
Что он помнит из того времени? Что забыл?
Мужчины редко помнят всё, как "скифы"! Не был
"скифом" и Гриша.
Он поддался магии этого раннего июньского вечера, и
вспомнив меня и нашу детскую привязанность, забыл,
что мы ровесники.
Грише было пятьдесят.
А я была "акмеисткой".
Я сказала, что одна, что овдовела.
Зная нравственного Гришу, я не могла поступить
иначе.
Он бы не протянул ко мне рукИ.
А сейчас, сейчас увидела вспыхнувшую в его глазах
радость.
Он был один.
Личная жизнь не удалась.
Я не знала подробностей, но слышала что-то о
легкомыслии Вали, жены Гриши, слышала о его
непримиримости и неумении прощать.
Когда-то, давно, я встретила Гришу в посёлке.
Я уже была замужем.
Мы остановились, и он сказал, что я испортила ему
жизнь.
Сломала!
Я тогда очень удивилась - не принимала всерьез эти
дачные романы.
Мы сидели на ловочке.
Гриша дурачился.
И стал похож на того крепкого, костлявого мальчишку,
которого я знала тогда, в той, "дачной" жизни.
Гришу, который мне так нравился!.
Нам было хорошо вместе.
Я уже видела нас в Москве, в моей квартире, в
привычной обстановке.
Он мог стать моим спутником.
Он был надежен и порядочен. Даже слишком
порядочен, если только это возможно.
Он был из тех, чье доверие обманывать стыдно, если
не сказать - грешно!
Гриша - грех - грешно!
О чём я думаю?
Электрички проносились мимо.
Люди возвращались домой.
К семьям.
К детям.
И вдруг, Гриша взял мое лицо в свои широкие ладони
и сказал - выходи за меня замуж!
Не век же мне неприкаянному мыкаться?
Ты одна, я один.
Я ждал и любил тебя всю жизнь.
Я любил тебя всегда - сколько себя помню!
И я уже хотела сказать - "да".
Во всяком случае, ничего похожего на "нет", я говорить
не собиралась.
В голове звучали обрывки какой-то старой песни -
"Ну, а если ничего он не замечает, выйди замуж за
него! Может, полегчает!".
И тут Гриша добавил - и ты родишь мне ребенка.
Обязательно!
Без ребенка я не мыслю семьи, не мыслю нашей
совместной жизни.
Всё равно, кто это будет - мальчик, девочка.
В любом случае, мы назовём ребенка твоим именем -
Жека!
Как я люблю твое имя!
Тебя!
Наше дитя, которое еще не родилось.
Но ведь родится?
Родится?!
Я видела его сияющие глаза. В них светилась любовь и
нежность.
Он забыл!
Забыл, что я его ровесница.
Забыл, что сам отвозил меня на "скорой" в местную
больницу, где меня "выпотрошили".
Знал и забыл!
"Нельзя дважды войти в одну и ту же реку" - этими
словами нас встречает учебник физики. Нельзя!
Мы прощались.
Я отговорила его от провожания.
Написала номер своего телефона, намеренно исказив
несколько цифр.
Я не увижу его больше.
Если он всё вспомнит, и, если я буду еще нужна ему,
он меня найдет.
А я постараюсь уже с этого мгновения начать процесс
предания его забвению.
Еще чуть-чуть, еще пять минут... и забуду...



РИНА ФЕЛИКС