Джон

Джон приходит в свой старый дом, открывает бутылку виски.
За плечами закат и гром, тридцать лет и тетрадь со списком.
Под матрасом военных лет два кисета - отца и деда.
Словно отголос/отзвук/отсвет славной жизни до жизни этой.

В этой жизни сплошная мгла - ни семьи, ни двора, ни цели.
Затхлый воздух, три ножки стола, дряхлый кот на несвежей постели.
Сто пятнадцать червонных монет, туз крестовый и крест забытый.
Сто пятнадцать потерянных лет, сто пятнадцать порогов оббитых.
А еще сто пятнадцать слез- что не вытереть, не утешить.
Раны, что себе сам нанес, чуть живой кошелек с проплешью.

И истерзанная тетрадь ветхим грузом святых поколений.
Джон листает страниц, эдак, пять и со стоном встает на колени.

Точно птицею бьётся в стекло, выжигает кресты на теле.
Что-то красное потекло, что-то светлое не успело.
Джону минуло тридцать лет- ему жить бы еще и жить.
В дымку кутается рассвет. Джон отсчитывает этажи.