Глава 16. Откровение пятое

16. Откровение пятое

— Царь Иван Васильевич хотел превратить Москву в Третий Рим. Царьград был вторым. А что значит «стать Римом»?
— Ну, — нерешительно промолвил царевич Фёдор, — сделать Москву центром веры Христовой.
— Да, это так. — Годунов кивнул. — До воцарения Ивана Васильевича Грозного за шесть веков христианства на Руси было причислено к лику святых всего двадцать два праведника, а при нём канонизировали тридцать девять русских святых! Царь основал шестьдесят монастырей, по его велению возведено сорок каменных церквей, украшенных золотыми куполами. Иван Васильевич под именем Парфения Юродивого написал Канон и молитву архангелу Михаилу, назвав его «Грозным Ангелом». Царь действительно сделал многое, чтобы превратить Москву в центр веры Христовой. Но разве этого достаточно, чтобы она стала Третьим Римом?
— А что же ещё нужно, батюшка? — удивился царевич.
— Центр веры — это важно, но ты поразмысли, Федя, вот над чем: Рим — оплот католицизма, Царьград — был светочем греческой веры, в которую князь Владимир крестил шестьсот лет назад Русь. Почему же Москва — Третий Рим, а не второй Константинополь, как называли Царьград ромеи?
— Не знаю, батюшка, — озадаченно ответил царевич. — А, действительно, почему?
— Рим и Византия, Фёдор, это в первую очередь величайшие христианские империи! Когда пала Римская империя, её место в мире заняла Византийская. Царьград стал Вторым Римом. Совсем недавно, на наших глазах, под ударами османов пала Византийская империя, до этого преданная и разграбленная крестоносцами католического Рима. Ромейский Константинополь стал турецким Стамбулом. Величайшая христианская святыня, храм Софии, превращена мусульманами в мечеть.
Но прежде, чем это случилось, Царьград предал свою веру, пойдя на религиозное объединение, а вернее подчинение, католическому Риму. Уния об объединении греческой и католической церквей была подписана в 1439 году во Флоренции. Римский папа думал, что это соглашение отдаёт в его подчинение и Русь. Но в 1448 году Собор епископов в Москве объявил Русскую Правоверную Церковь автокефальной, то бишь независимой от Константинопольского патриарха. С тех пор мы не обязаны соблюдать Флорентийскую унию, и Римский папа нам не указ!
При царе Иване Васильевиче Грозном прошло несколько церковных Соборов, на которых были утверждены основы нашей русской веры. У нас ведь Федя, раньше вера была особая: не греческая и не католическая, а православная! Рим пока стоит, но он купается в грехе, как свинья в грязи. Для истинной христианской веры он  живой труп. Даже сами Папы Римские открыто предаются всем известным порокам! Москва сейчас осталась единственным центром и примером истинной христианской веры.
Чтобы она, наконец, стала Третьим Римом, мы должны извлечь из истории несколько уроков, дабы не повторить ошибок греков и римлян. Первый: для устойчивости империи одной христианской веры мало, Византию это не спасло. Кроме того, на Руси теперь есть мусульмане, православные и сибирские язычники. Но вести религиозные войны с ними, как в Европе, мы не будем.
Второй: чтобы русская империя была единой и сильной, она должна находиться под безусловной властью одного правителя. Раздробленность — это всегда междоусобия и крах государства.
Третий: католическому Риму доверять нельзя! Ни в чём. Он всегда преследовал и преследует только собственные цели и стремится распространить свою власть на весь мир, не брезгуя для этого ничем. Даже уния с католической верой не спасла Византию — Рим не пришёл ей на помощь в войне с османами. Более того — во время одного из крестовых походов крестоносцы Рима сами напали на Константинополь и разграбили его!
И помни, Фёдор, Рим давно точит зубы на наши земли и души. Для того он и создал Ливонский орден. Не зря ещё князь Александр Невский предпочёл склонить свою гордую голову перед ордынским ханом, чем отдаться под защиту и власть католической Европы. Он понимал, что хану нужны только деньги, а римский папа заберёт и деньги, и душу. Прими князь Александр иное решение, и мы тоже стали бы частью Польши, Литвы или Ливонии.
Только соблюдая все три условия можно построить единое сильное государство. Руководствуясь этим, царь Иван Васильевич начал решительно превращать Московию в третий Рим.
Первый шаг — он стал царём, а это в Европе означает то же самое, что быть императором. Но назваться, не значит стать. Князья и бояре не поняли, что русский мир изменился. Они по-прежнему продолжали считать царя всего лишь Великим князем, первым среди равных. И царь Иван Васильевич начал искоренять княжеско-боярскую вольницу.
А как это можно сделать? Никто свою волю просто так не отдаст. Веками русские люди жили свободными, сами выбирали себе властелина и меняли его на другого в случае необходимости. Как заставить их беспрекословно подчиняться воле царя? Без крови подобное совершить невозможно. Даже нападение внешнего врага заставляло князей объединяться под чьей-либо властью лишь на короткое время.
К тому же, многие из бояр понимали, что им придётся навсегда отказаться не только от полной свободы действий, но и от мечты самому когда-нибудь стать Великим князем. Ведь цари передают свой трон не по старшинству в роду, а по наследству, то есть братья, дяди и прочие родственники царя не могут претендовать на престол при наличии живых царевичей.
Конечно, многочисленных Рюриковичей не устраивала такая перемена. Они всячески сопротивлялись намерениям царя изменить древний порядок престолонаследия. Начались боярские заговоры с целью ограничения царской власти и даже убийства самого царя Ивана Васильевича и членов царской семьи. Да-да, Фёдор, было, к сожалению, и такое злодейство.
Первый раз царя Ивана Васильевича отравили вскоре после взятия Казани, ещё в январе 1553 года. Все были настолько уверены в скорой смерти царя, что многие бояре отказались присягать на верность его малолетнему сыну Димитрию. Некоторые, не дожидаясь, кончины царя Ивана Васильевича, поспешили изъявить свою преданность двоюродному брату государя князю Владимиру ­Старицкому. Но молодой могучий организм Ивана Васильевича победил отраву, и царь вскоре поправился. Но не забыл поведения бояр. А вот первой и самой любимой жене царя Ивана Васильевича царице Анастасии через несколько лет не повезло, и 7 августа 1560 года она умерла от яда. Странно болели и умирали также и малолетние царевны.
Поэтому в конце 1564 года, когда борьба с боярским самовластием и предательством достигла апогея, царь, узнав от верных людей о смертельной угрозе, нависшей над ним, делает решительный шаг: забирает семью, казну и вместе с самыми преданными ему людьми 3 декабря покидает Москву. Он едет в Вологду, где по его приказу строится новая столица Руси. Однако в пути его всё же настигает рука отравителя! Царский обоз вынужден был остановиться в селе Коломенское. Две недели царь Иван Васильевич боролся с отравой, и победа далась ему нелегко. Если из Москвы царь выезжал, имея мощный и цветущий вид, то Коломенское покидал очень похудевший, осунувшийся, с потухшим взглядом и сильно поредевшими волосами на голове и в бороде.
22 декабря царский поезд прибыл в Троице-Сергиевый монастырь, где был отслужен молебен о здравии царя и его семьи, после чего царский караван отправился в Александрову слободу. В Вологду царь Иван Васильевич ехать не рискнул, предполагая, что его враги уже и там имеют своих людей. В Александровой слободе начали спешно строить новый дворец для царской семьи и дома для сопровождавших его бояр.
Возвращаться в Москву государь наотрез отказался. Морозным днём третьего января 1565 года к митрополиту Афанасию прибыл царский гонец Поливанов и передал тому грамоту, в которой царь Иван Васильевич обвинил князей и бояр в самоуправстве, беззаконии, постоянных изменах и приготовлении убийства государя, а церковь — в их защите от заслуженных наказаний. Государь объявил, что раз он не властен над боярами-изменниками, то и царская власть ему не нужна!
— Царь Иван Васильевич сильно рисковал, — с жаром сказал царевич. — А вдруг бояре всё же сговорились бы, объявили государя не способным или не желающим править и выбрали нового?
— Нет, Федя, это было невозможно. Оставив московских князей грызться за власть, царь прекрасно знал, что никто из них не позволит другому возвыситься над собой. Подобные перевороты надо долго и кропотливо готовить. Заранее выбрать претендента, договориться с ним и между собой о выгодах такой замены. Ведь не за просто же так остальные должны отказаться от престола! Главная сложность в этом деле в том, что каждый из них мечтал стать Великим князем. И народ надо подготовить и убедить в необходимости замены государя тем более что тот вполне себе пока живой и здоровый. А народ, да и сами бояре отлично помнили, каково это: жить, когда вместо законного царя правят самовластные правители. Вот прочту тебе, сынок, кусочек из письма царя Ивана Васильевича изменнику князю Курбскому:
«Когда же суждено было по божьему предначертанию родительнице нашей, благочестивой царице Елене, переселиться из земного царства в небесное, остались мы с почившим в бозе братом Георгием круглыми сиротами — никто нам не помогал…
Было мне в это время восемь лет. Подданные наши достигли осуществления своих желаний — получили царство без правителя, об нас же, государях своих, никакой заботы сердечной не проявили, сами же ринулись к богатству и славе и перессорились при этом друг с другом. И чего только они не натворили! Сколько бояр наших и доброжелателей нашего отца и воевод перебили! Дворы, и сёла, и имущество наших дядей взяли себе и водворились в них…
Тем временем князья Василий и Иван Шуйские самовольно навязались мне в опекуны и таким образом воцарились. Тех же, кто более всех изменял отцу нашему и матери нашей, выпустили из заточения и приблизили к себе... И на церковь руку подняли: сверг-нув с престола митрополита Даниила, послали его в заточение; и так осуществили все свои замыслы и сами стали царствовать.
Нас же с единородным братом моим, в бозе почившим Георгием, начали воспитывать как чужеземцев или последних бедняков. Тогда натерпелись мы лишений и в одежде и в пище. Ни в чем нам воли не было, но всё делали не по своей воле и не так, как обычно поступают дети... Сколько раз мне и поесть не давали вовремя.
Что же сказать о доставшейся мне родительской казне? Всё расхитили коварным образом: говорили, будто детям боярским на жалованье, а взяли себе, а их жаловали не за дело, назначили не по достоинству. А бесчисленную казну деда нашего и отца нашего забрали себе и на деньги те наковали для себя золотые и серебряные сосуды и начертали на них имена своих родителей, будто это их наследственное достояние…
А о казне наших дядей что говорить? Всю себе захватили. Потом напали на города и сёла, мучили различными жестокими способами жителей, без милости грабили их имущество. А как перечесть обиды, которые они причиняли своим соседям? Всех подданных считали своими рабами, своих же рабов сделали вельможами, делали вид, что правят и распоряжаются, а сами нарушали законы и чинили беспорядки, от всех брали безмерную мзду и в зависимости от неё и говорили так или иначе, и делали...»
— Как же такое возможно, батюшка? — возмущённо вскричал царевич. — После такого царь Иван Васильевич вправе был казнить всех своих обидчиков…
— Но он этого не сделал! Как и подобает доброму христианину, простил обидчиков своих. Бежавшему в Литву Курбскому царь писал:
«Разве же мы не оценили твоих ничтожных ратных подвигов, если даже пренебрегли заведомыми твоими изменами и противодействиями, и ты был среди наших вернейших слуг, в славе, чести и богатстве? Если бы не было этих подвигов, то каких бы казней за свою злобу был бы ты достоин! Если бы не наше милосердие к тебе, если бы, как ты писал в своём злобесном письме, подвергался ты гонению, тебе не удалось бы убежать к нашему недругу».
В пятнадцать лет взяв власть в свои руки, царь Иван Васильевич многие годы пытался подвигнуть князей и бояр к повиновению и службе на благо русского государства. А те противились, строили ему козни, отравили любимую жену царицу Анастасию, погубили сына Димитрия, изменяли на поле боя, покушались на его собственную жизнь. В том же письме Курбскому, царь Иван Васильевич писал:
«В этом ли состоит достойная служба нам наших бояр и воевод, что они, собираясь без нашего ведома в такие собачьи стаи, убивают наших бояр да ещё наших родственников? И так ли душу свою за нас полагают, что всегда жаждут отправить душу нашу из мира сего в вечную жизнь? Нам велят свято чтить закон, а сами нам в этом последовать не хотят! Что же ты, собака, гордо хвалишься и хвалишь за воинскую доблесть других собак-изменников?»
Но вот терпение государя лопнуло и он, как я начал рассказывать тебе, покинул Москву, оставив власть в руках московского ­митрополита Афанасия. И пока князья с боярами между собой грызлись, царь Иван Васильевич превратил Александрову слободу в надёжную крепость. Время шло, государственные дела ждать долго не могли. Но нового правителя бояре так и не смогли найти, и пришлось им идти к царю на поклон и просить того вернуться на трон. На любых условиях!
Бояре посчитали, что государь просто слегка накажет своих обидчиков, как делал он это ранее. Все они были уверены в защите московского митрополита, всегда оберегавшего бунтовщиков от царского гнева. Ведь, как объясняли бояре, противясь воле царя, они всего лишь отстаивали свои древние права и привилегии. Ну, пусть накажет кого-то царь, выкажет свою власть, а потом всё опять пойдёт по старинке, думали бояре.
Но неожиданно для всех царь Иван Васильевич объявил о создании опричнины, с помощью которой в дальнейшем ему удалось ликвидировать родовые уделы и вотчины, сломить самовластье князей и бояр и заставить их служить царю и русскому государству. Вольница на Руси закончилась! И только когда все сословия признали новые порядки государства, когда были заложены и укреплены основы новой русской христианской империи, царь опричнину отменил.
Вот как начинал царь Иван Васильевич Грозный превращать Великокняжескую Русь в имперский Третий Рим.
Однако возвышение Руси сильно не понравилось европейским монархам и Папе Римскому. При Дворе графа Эльзасского в 1578 году даже разработали план, как превратить Московию в одну из имперских провинций. Управлять ею должен был один из братьев императора. Жители бывшей Московии по этому плану обязаны обеспечивать немецких воинов всем необходимым.
Для этого за каждым военным укреплением необходимо было закрепить необходимое количество русских крестьян и торговых людей, чтобы они выплачивали жалованье немецким воинам и доставляли всё, что тем нужно. У русских людей захватчики должны были прежде всего отобрать лошадей, все струги и ладьи. Немцы хотели выводить русских на работы в железных кандалах, залитых у ног свинцом. 
А теперь, Фёдор, будь особенно внимателен: в предлагаемом графу Эльзасскому плане, был один очень важный пункт. По всей Руси должны были строиться только каменные немецкие церкви. Наши же каменные храмы и монастыри были бы сразу же захвачены немецкими священниками. Когда же русские деревянные церкви сгниют или разрушатся во время войны, мы волей-неволей станем молиться в немецких. Так по замыслу захватчиков просто и естественно должна была произойти смена нашей веры. Уверен, к этому дьявольскому плану наверняка приложили руку иезуиты!
— Плохо же они знают наш народ, батюшка, если составляют такие планы! — воскликнул царевич.
— Да, плохо, — согласился Годунов. — Потому они и не осуществились. Однако Папа Римский сумел всё же объединить в войне против Руси Речь Посполитую, Швецию, Германию и Венгрию. По указке папы Римского польским королём был избран знаменитый воевода Стефан Баторий. Именно Баторий возглавил огромную объединённую армию, вторгшуюся в Московию. В качестве благословения на Крестовый поход против русских «схизматиков» — так они называют нас, правоверных христиан, — Папа Римский прислал Баторию освящённый им меч.
Одновременно с этим новым Крестовым походом против Руси, Папа Римский начал свою собственную интригу, план которой предложил ему папский легат, иезуит Антонио Поссевин. Католический Рим надеялся воспользоваться нашим тяжёлым положением, военными неудачами и вынудить царя Ивана Васильевича подчинить Русскую Правоверную Церковь папскому престолу, как это произошло в Литве.
В первые годы Ливонской войны мы почти покорили Великое княжество Литовское, нашего вечного соперника и врага. Сейчас я уверен, что для Литвы вхождение в состав Московии стало бы благом: на наших землях живёт один народ, у нас один язык и общая вера. Но тамошние князья и дворяне не захотели подчиняться московскому царю. Они цеплялись за свои древние привилегии и боялись опричнины. Поэтому ещё в 1569 году на сейме в Люблине был подписан договор о том, что Польское королевство и Великое княжество Литовское объединяются в Речь Посполитую.
Но так как Литва по сравнению с Польшей в момент объединения находилась в отчаянном положении, власть в новом государстве захватили поляки. Польские магнаты получили имения в белорусских и украинских землях. И, конечно, католическая церковь, особенно орден иезуитов, сразу же начала активно обращать в латинскую веру «схизматиков».
Сначала белорусы и украинцы яростно отстаивали свою веру, дело доходило до кровавых столкновений. Но, в конце концов, Папа Римский всё же добился своего, и, как когда-то это произошло с византийскими греками, сопротивление правоверных христиан бывшего Великого княжества Литовского было сломлено, и в 1596 году они заключили с католиками Брестскую унию.
Точно так же Папа Римский вознамерился покорить и нас. В 1581 году папский легат Антонио Поссевин сам направился в Московию как посредник между царём Иваном Васильевичем и королём Стефаном Баторием в деле заключения перемирия. Иезуит был почему-то полностью уверен, что сумеет склонить Русскую Церковь на унию с католической. Польский гетман Замойский, лучше знающий нас, русских, сомневался в успехе легата. Вот слова гетмана о Поссевине, переданные нашим соглядатаем:
«Он готов присягнуть, что Великий князь к нему расположен и в угоду ему примет латинскую веру, а я уверен, что эти переговоры кончатся тем, что князь ударит его костылём и прогонит».
Папа Римский устами Антонио Поссевина предлагал царю Ивану Васильевичу все земли бывшей Византийской империи, если тот позволит строить на Руси латинские храмы и согласится на унию русской и католической Церквей на основе правил Флорентийского собора. Однако наш государь упорно уклонялся от разговора на эту тему, предпочитая видеть в папском легате лишь посредника в переговорах о мире между Русью и Речью Посполитой. И хитроумному иезуиту ничего иного не оставалось, как в надежде на
будущую благодарность русского царя, заставить польского короля заключить с Московией мир на выгодных для нас условиях. В 1582 году в Запольском Яме было подписано перемирие на десять лет. Согласно мирному договору Речь Посполитая получила часть Ливонии и свой же собственный город Полоцк, отнятый нами у короля Сигизмунда ещё в 1563 году. Взамен она вернула Московии все русские города и земли, захваченные Польшей.
Когда мы заключили мир с польским королём Стефаном Баторием, Антонио Поссевин предвкушал триумфальное возвращение в Рим. Однако на его туманные обещания в случае заключения унии Церквей отдать Московии земли бывшей Византийской империи, царь Иван Васильевич твёрдо ответил:
— Ты говоришь, Антоний, что ваша вера римская — одна с греческою вера? А мы носим веру истинно христианскую, но не греческую. Греки нам не евангелие. У нас не греческая, а русская вера.
Царь Иван Васильевич отказался обсуждать с папским легатом вопрос об объединении Церквей. Да он никогда и не обещал этого! Позор провала основной задачи поездки в Москву сделал иезуита Антонио Поссевина личным врагом царя Ивана Васильевича.
Как известно, иезуиты часто расправляются со своими и папскими врагами при помощи яда. В августе 1582 года в отчёте Венецианской синьории Антонио Поссевин заявил, что московскому государю жить осталось недолго.
Откуда, Федя, иезуит Поссевин узнал о смерти царя Ивана Васильевича за полтора года до его кончины?
— Не думаешь же ты, батюшка, что папский легат сам организовал убийство русского царя? — недоверчиво промямлил царевич.
— Конечно же, именно так я и думаю! — раздражённо воскликнул Годунов. — Иезуиты или подкупленные ими изменники могли пропитать ядом страницы подаренной царю книги, его одежду, смертельный яд мог быть в перстне допущенного к царю человека, в его пуговице на камзоле.
Посуди сам, Фёдор, в начале марта 1584 года царь Иван Васильевич ещё занимался государственными делами. Впервые он почувствовал недомогание 10 марта. Через несколько дней наступило резкое ухудшение, и 16 марта царь впал в беспамятство. Лекарь применил горячие ванны, оттянувшие часть яда, и 17 марта царь Иван Васильевич почувствовал облегчение. Однако яд проник уже слишком глубоко. Тело государя распухло и дурно пахло.
Утром 18 марта, за несколько часов до своей кончины, царь Иван Васильевич призвал меня и в присутствии своего духовного отца архимандрита Феодосия сказал:
— Тебе, Борис, приказываю: сбереги дело моё, сына моего Фёдора Ивановича и дочь мою Ирину.
И я берёг, как мог. И строил Третий Рим, помогая править царю Фёдору Ивановичу и царице Ирине, сестре моей.
Царица вела переписку с королевой Англии Елизаветой,  пат-риархами Вселенским и Александрийским. Словом, Ирина взяла на себя все усилия для скорейшего признания Русской Правоверной Церкви, которая тогда ещё не являлась патриархатом.
После падения Византии Константинопольский патриарх Иере-мия оказался отрезанным турками от всех стран, исповедующих восточную христианскую веру. Поэтому ездить к нему за благословением стало невозможно. Московские митрополиты возводились в сан Собором русских епископов.
В 1586 году в Москву приехал Антиохийский патриарх Иоаким, осуществлявший связь между Константинопольским патриархом и всеми остальными. Царице Ирине удалось убедить Иоакима, что теперь только одна Русь способна отстаивать Правоверие от натиска мусульманской и католической Церквей, но для этого нам необходим собственный русский патриарх. Иоаким выступил посредником между Русской Церковью и остальными. Переговоры длились два года, и наконец в январе 1589 года в Москву прибыл Константинопольский патриарх Иеремия, чтобы учредить в России патриаршую кафедру.
Первым русским патриархом 25 января 1589 года был избран митрополит Иов. После этого архиепископы Казанский, Новгородский, Ростовский и Крутицкий были возведены в митрополиты, а епископы Владимирский, Суздальский, Смоленский, Рязанский, Тверской и Нижегородский посвящены в сан архиепископов. В честь этого события в Успенском соборе был отслужен пышный молебен. Патриарх Иов, подобно Исусу Христу, верхом на осле и в сопровождении огромной свиты въехал в Кремль.
Состоялся пир в Государевом дворце. Царица Ирина приняла Константинопольского патриарха Иеремию в своей Золотой палате. Это было, как ты понимаешь, Андрей, грандиозное событие. У меня не хватит мастерства, чтобы описать его во всех красках.
К счастью, за меня это сделал епископ Арсений Елассонский, сопровождавший Иеремию:
«Тихо поднялась царица с своего престола при виде патриархов и встретила их посреди палаты, смиренно прося благословения. Вселенский святитель, осенив её молитвенно большим крестом, воззвал:
— Радуйся благоверная и любезная в царицах Ирина, востока и запада и всея Руси, украшение северных стран и утверждение веры правоверной!»
Затем царицу благословляли патриарх московский, митрополиты, архиепископы, епископы и прочие князья Церкви. Поблагодарив патриарха Иеремию и прочих, Ирина отступила немного и стала между своим мужем, царём Фёдором Ивановичем, и мною.
Греческих гостей потряс наряд царицы Ирины. Епископ Арсений написал, что если бы у него было десять языков, то и тогда он не смог бы рассказать о всех виденных им богатствах царицы:
«И всё это видели мы собственными глазами. Малейшей части этого великолепия достаточно было бы для украшения десяти государей».
Я передал обоим патриархам подарки от цapицы: по серебряному кубку и бархату чёрному, по две камки, по две объяри и по два атласа, по сороку соболей и по сто рублей денег. Вручая дары, я сказал патриарху:
— Великий господин, святейший Иеремия цареградский и вселенский! Се тебе милостивое жалованье царское, да молишь усерд-но Господа за великую государыню царицу и великую княгиню Ирину и за многолетие великого государя и о их чадородии.
Довольный патриарх ещё раз благословил царицу и тут же помолился о даровании ей «царского наследия плода». Когда я вручил подарки и другим гостям, в том числе и епископу Арсению, царица Ирина вновь обратилась к патриарху и всем присутствующим с просьбой усерднее молиться о даровании ей и царству наследника. После чего государь Фёдор Иванович и царица Ирина проводили патриархов до дверей Золотой палаты и приняли от них ещё одно благословение. Но, как показало время, то ли князья Церкви не очень-то молились, то ли враги постарались: Фёдор Иванович остался последним царём из рода Рюриковичей. Царица Ирина не смогла родить ему наследника, а их единственная дочь Феодосия, родившаяся 29 мая 1592 года, умерла ещё во младенчестве.
Как ты теперь знаешь, Фёдор, когда юный царь Иван Васильевич начал править сам, казна русского государства была пуста. При этом за всё время его правления не было ни одного года, когда бы Русь с кем-либо не воевала. Вдобавок к военным потерям и разрушениям несколько лет Московию опустошала чума. Удивительно, но при всём при этом за почти полвека своего царствования Иван Васильевич превратил небольшое раздираемое боярскими склоками Великое княжество Московское в единую могучую державу, земли которой по величине превышают все земли европейских государств вместе взятые!
И ещё, сынок, я не из пустого бахвальства рассказал тебе, о том, как были поражены греческие гости и сам патриарх Константинопольский Иеремия богатством одного лишь платья царицы Ирины. А ведь они повидали за свою жизнь многих европейских царей и цариц.
Теперь ты можешь представить себе, Фёдор, какую казну оставил после себя царь Иван Васильевич потомкам. И это, повторюсь, после полвека непрерывных войн, восстановления разрушенных и строительства десятков новых городов, крепостей, церквей и монастырей!
Я, конечно, не могу делами своими равняться с государем моим Иваном Васильевичем, но завет, данный им мне на смертном одре, я по мере скромных сил моих старался выполнять. Не так много, как при царе Иване Васильевиче, но всё же строились новые города и крепостные укрепления. В Москве, например, Фёдор Савельев по прозвищу Конь возвёл из известняка стены и 29 башен Белого города. В Кремле по моему приказу соорудили водопровод, по которому сейчас вода по подземелью поднимается насосами из Москва-реки на Конюшенный двор.
В Прибалтике мы в 1590 году возобновили войну со шведами и сумели вернуть себе отданные по условиям окончания Ливонской войны города Ивангород, Ям, Копорье и Корелу. Многие сейчас согласны с тем, что Москва всё же стала Третьим Римом, и Русь ныне является единственным светочем правоверного христианства.