11. Глава 9. Холод забвения

Мы ускорились вниз,
А он лишь смеялся, звуча
Как художник, разорвавший эскиз.
Мы не имели ключа.

Мы не знали как сможем посметь,
Заставить владыку Ада
Всех отпустить и умереть.
Не хватало пространства для взгляда.

Холодало, он сказал нам одно:
"Вы готовы, я тоже и жду !
Мне в общем то, все равно
И знайте, я вам не лгу."

Мы не опешили, но мысль потекла ,
Мы видели столько боли
Значит боль - человеку судьба ?!
Вы нас спросили о нашей доле?

Что приготовил, безумный старик,
Ты тем, кто внизу томится?
Мы перешли на крик,
Он лишь смог отъязвиться:

"Вы помните вечных героев,
И вечно злодеев, но все же.
Спросите у низкого класса и человека с помоек
На кого он хотел быть похожим?

Жаждут ли памяти те,
Кто заходит с бомбой в поезд?
Кто и при жизни прогнил в тюрьме,
Ибо казнь властей не устроит?

Помнить значит признать.
От ужасов не останется неправильных мыслей.
Люди разные, о славе мечтать
Для нас тоже самое, что для взрослых погрузиться в числа.

Идите вперёд, мои двери открыты,
Но знайте, для смерти ещё не черед.
Вы мною не были убиты.
Властитель Ада не умрет."

Он улетел, оставив нас
И указав последний путь.
И мы пошли и ради вас,
Мы уничтожим эту жуть.

***

Тихо, лишь холод
И сердца незыблемый стук,
Испытав душевный голод,
Не избежать душевных мук.

Спустились, вот у Ада дно,
И жара нет, здесь адский холод.
По сути, смерти все равно
Что сделал ты, насколько молод.

Темница стояла для тех,
Кто ужас вселял в ночи.
Они превысили слово грех
Привыкли точить мечи.

Свершили они такое,
Что не могут веками забыть,
Теперь же их телам живым,
Вмороженным в вечность быть.

Они не узнают прощения,
Не ищут они похвалы,
Но жаром адского мщения,
Горят их глаза. Так слепы.

Алчут своих страданий,
И алчут лишь больше боли,
И звуки их трепетаний,
Лишали вновь обретенной воли.

Мир холода, боли и муки,
Не чувствуют души потерь,
Страдая от поглощающей скуки,
Не считают веков и дней.

Вморозили ноги и руки,
Вморозили лица по шею,
Не ведают страха, разлуки,
В спокойствии, даже не тлея.

Их пытка не так ужасна, скорее уродлива,
И так за веком век,
Движение мысли у них заморожено,
И заморожен человек.

Мы шли, они глядели молча,
Белками тех ужасных глаз,
И не было их боли больше,
Ускорить он стремился нас.

А после крик и снова крик,
И эхом сильным, громогласным,
Пронесся боли лик,
Он был для них ужасен.

Они не пытаются выбраться,
Они не стремятся бежать,
Остатки души, что вырвутся,
Не станут тела свои ждать.

Мы видели - тысячи тысяч душ,
Неприкаянные и без спасения,
Оставив в земле горы туш,
Не нашли в Аду избавления.

Не нашли покоя и страха,
Не нашли поражений, побед,
Отданы воле мрака,
И приняли мрачный обет.

Все ниже, мы шли не стихая,
Без слов и без мыслей, в бреду,
Где-то кричал не умолкая,
Голос свободы в Аду.

Один, одинокий грешник
Бросил вызов льду,
Я знаю чьей был он пешкой,
Хозяина партий найду.

Он звал, за свободу, мораль и веру,
А лицо - он убийца детей,
Мольбу принявший за веру,
В Аду не спасётся, поверь.

Они утратили лик человека.
И навеки они забыты.
И тот крикливый, безумный калека
Лелеял мечты, что разбиты.

В нем теплилась жизнь, но она угасала.
И знаете, зная, кто он таков.
Мы ушли от его обмана,
Ушли без друзей и врагов.

Все ниже мы видим ворота,
Из стали и залиты кровью,
Он ждёт нас, как друг - у дома
Не как соперник - на поле боя.