Три-один, двенадцать, восемь-семь

Последний день для года восемь-семь...
...Опять приказ, и мы уходим в горы.
Там по ночам измёрзлая капель
Играет в прятки с бусиной Авроры.

Там ночью звёзды - целый миллиард;
Они близки, рукою б зачерпнуть.
Там лунный свет - лимонный мармелад,
А воздух свеж; он так сжимает грудь!

Сидим и курим. Тихо и темно.
Застава дальняя по-над петлёй реки.
Афганской ночью ткёт веретено
Пацанской юности расхабистые дни.

Салага Юрка что-то говорит
Про город. Улицы. Про маму и про дом.
Про то, как сердце по ночам болит,
Про то, как засыпается с трудом.

Про то, как верит он в солдатский фарт,
Как время юное стремительно бежит...
Сидим и курим. Кто же мог бы знать,
Что пацану лишь ночь осталось жить?

С рассветом взводный выдохнул: "Пора..."
И вновь попятилась между кряжей дорога
Куда-то в прошлое, где не слышна война,
Где край Земли и кто-то верит в бога.

На той дороге Юрка впереди.
Он первым крикнул: "Парни, справа духи!"
Свинца пригоршню с Юркиной груди
Достанут через день хирурга руки...

Мы снова курим где-то между скал.
И бой тот в прошлом, что бы ни случилось...
И тут я вспомнил: "Пашка, я устал!"
И по щеке моей слеза скатилась...