Она жила, чтоб жили дети, внуки
О сестрах трех мне завершить рассказ.
Знакомы вы уже с двумя из них.
И вот о третьей начинаю стих.
На снимке первый ряд - в нем тетя Зина справа.
С ней рядом Лиля, дочь, моя кузина.
А в самом центре, копия пингвина,
У бабы Маши я, внучонок Слава.
Вы спросите, что мог я понимать
О всех сидящих тут на снимке рядом?
Что все свои, судил по теплым взглядам.
Все разные, но близкие такие.
Все добрые, смешливые, живые.
На снимке среди них я младше всех.
Но чересчур серьезный, просто смех.
А в жизни был общительным ребенком,
Лукавым и доверчивым котенком.
Со мной им было и легко, и просто,
Все обожали милого прохвоста.
Я рос в любви - и этим счастлив был.
Я с самого рожденья всех любил.
Вот и сейчас, седой, на них смотрю
И о любви своей к ним говорю…
Фотограф ателье был в деле своем ас -
В момент заставил замереть всех нас.
Как надо, рассадил всех и расставил
И классный снимок в память нам оставил.
На нем печальный оттиск временной.
Тот летний день отмечен был войной.
Представьте - ранний вечер, тишина.
На небе солнце жарит как в Сахаре.
А со столба в громкоговорителе: «Война!» -
Как звук струны разорванной в гитаре.
Семейство тут же ринулось домой.
Там куча дел срочнейших появилась.
Жизнь развернулась резко и прямой
Военной колеею покатилась.
Отец забыл, что нынче выходной,
И тотчас на войну идти собрался.
Лишь утром он с беременной женой,
Ну, то-есть с матерью моей, расцеловался
И в горвоенкомат стрелой помчался -
И был там самый первый призывной.
Ну, на войну мне было наплевать.
Я был в семье как сын полка бессрочный.
Меня подкармливали все - уж это точно.
И Зина не считала нужным отставать.
На снимке она с русою косой,
Которая не очень-то приметна.
Но к ней - тугой и шелковой такой -
Всегда хотел коснуться я конкретно.
Наш дом был полон словно теремок.
В нем было тесно, но без хулиганства.
В нем каждый «зверь» имел свой уголок,
Свое необходимое пространство.
У Зины «уголком» была кровать -
Обычная… железная… простая.
На ней она любила вышивать.
Любила книги разные читать,
Сидела с ними днями, не вставая.
Из родичей спокойней всех она.
Вдруг если спор какой вокруг начнется,
Она промолвит что-то, улыбнется.
И в доме снова мир и тишина.
Позднее я от родичей узнал,
Что с сердцем у нее была проблема.
Но в доме никогда не возникал
Какой-то разговор на эту тему.
После войны, я помню, было в норме
Хоть не совсем, но все ж недоедать.
Народ, узнав о денежной реформе,
С едой прилавки начал штурмовать.
А Зина, со сберкнижки сняв деньжата,
Пошла не в магазинчик продуктовый,
А в ближнюю аптеку, где без слова
Скупила рыбий жир и к сердцу препараты.
Ну, рыбьим жиром внуки подкормились
(На снимке же мы вчетвером скопились).
Не знаю, рыбий жир ли тут сказался,
Но наш квартет один в живых остался.
Нет, не случайно нынче мы в живых,
Ведь мы же дети трех сестер родных.
Сейчас всех нас для вас тут перечислю.
По матерям и именам переосмыслю.
Начну с себя. Я отпрыск Анны (младшей).
Про Лилю говорил. Дочурка Зины (средней).
А Игорь и Инеза - дети Юли (старшей).
Родных детей у Капы не было (последней).
Но все, кто с ней общался дома… в школе,
В число ее родных входили поневоле
Ведь не случайно, когда с ней беда случилась,
Она в семье у «пингвиненка» очутилась.
Да, мы росли… росли… и вырастали.
Вполне самостоятельными стали.
Профессии свои заполучили.
Ну и, конечно же, детишек народили.
Но в душах наших навсегда любовь осталась
К тем, от кого она нам и передавалась.
Тут сестры все, конечно, постарались,
Чтоб дети, внуки их по жизни не терялись.
Чтобы умели находить пути в тумане.
Чтоб не садились никогда в чужие сани.
Ну и внушить такую «мелочь» не забыли,
Чтобы народ свой и страну свою любили.
Вот потому Инеза, ставши инженером,
Была для всех коллег своих примером.
А Лиля с школой прочно жизнь связала.
Литературу и язык преподавала.
И я в газете не случайно оказался.
Потом на радио надолго прописался.
И не случайно тетя Капа с мужем
Со мной в Таджикистане повстречались,
Служебной «Волгой» горы проутюжив,
В гостях у тети Зины оказались.
У тети Зины с Федором и Лилей.
С любимой дочкой и ее любимым мужем.
Обед был добрый с южным изобильем.
Он плавно перетек в прекрасный ужин.
Был плов узбекский, мне знакомый с детства, .
И пряных фруктов чудное соседство.
Отмечу, что в дни нашего визита
Мы удивлялись взрывом аппетита.
- Мы с Федором отсутствовали днями.
Я в школе занята, он занят рудниками.
И дом, и внуки - мамина работа.
Всех вкусно накормить - опять ее забота…
Нам это в «Волге» Лиля рассказала,
В пути домой от аэровокзала.
В глаза мне бросилось - как годы убирают
Различья в облике щебечущих сестриц.
Они же не были похожими - я знаю.
Теперь же я не отличу их лиц.
Да, есть то общее, что их объединяет.
И я его открою вам сейчас.
Мне с детских лет дороги освещает
Улыбка добрая и мягкий свет их глаз…
Я говорил, что мы служебной «Волгой»
Проехали насквозь Таджикистан.
От вас секрет таить не стану долго -
Главинжем пропуск был на «Волгу» дан.
Главинж … ну это главный инженер.
На руднике урановом он главный.
И это не открытый небесам карьер.
Это туннель подземный и злонравный.
Известно ведь, что в угольных пластах
Сокрыт метан, коварный враг шахтеров.
Чуть что не так - и он проявит норов,
Тогда у всех молитва на устах.
Но тут месторождение урана -
Его содержит каменный гранит.
В нем места нет горючему метану.
Опасность он в самом себе хранит.
Пробили ствол. Дошли до горизонта.
Туннель просторный вышел как в метро.
Долбить шурфы, забить взрывчатку плотно.
Взорвать в куски гранитное ядро.
Да, в рудниках случаются обвалы.
Работать под землею - риск немалый.
А вот об этом риске Федор Польща
Не говорил жене своей и теще.
Но, думаю, в его семье едва ли
Об этом риске слыхом не слыхали.
В секретном Чкаловске секретная семья
Жила спокойно, счастья не тая.
Он, со своей улыбкой белозубой,
Пройдя огонь и всяческие трубы,
Вошел в шеренгу тех специалистов,
С кем связан был «Урановый проект»,
Он в достиженьи цели был неистов
И верил в ожидаемый эффект.
Прошел он путь от мастера участка,
Став главным инженером рудника.
Взяла свое сибирская закваска
В натуре инженера-горняка.
Наград высоких и высоких премий
Зять тети Зины удостоен был.
Конечно, он гордился ими всеми,
Ведь он за дело их заполучил.
Он знал, что Хиросиму с Нагасаки
США не случайно в жертву принесли.
Теперь возможность атомной атаки
На нас они сигнал преподнесли.
Они решили как монополисты,
Владеющие атомным кнутом,
Нам диктовать - как жить, кому молиться
И этим быть довольными, притом.
Но в букварях мы по слогам читали
Слова «Рабы не мы», слова «Мы не рабы».
И потому свободу начертали
Мы на хоругвях собственной судьбы.
И вот тогда сибирского парнишку
Направила страна в Таджикистан.
И он просек предложенную фишку -
Добыл необходимый нам уран.
В короткий срок ученые создали
Готовый к испытаниям заряд.
Его в степи казахской испытали.
Успеху Федор был, конечно, рад.
Он регулярно посещал столицу,
Верша свои секретные дела,
И мне вручал фруктовые гостинцы
– Вот, тетя Зина, мол, передала.
Ну а тогда, поняв, что Капа с мужем
И я хотим в их доме побывать,
Она шепнула зятю, что, мол, нужно
Автомашину организовать.
И встретить всех на аэровокзале,
А то ведь смогут, не дай Боже, заплутать…
- Ну вы же просто как ребенок, прямо,
- Блеснул зубами Федор ей в ответ.
- Да «Волга» же давно у дома, мама!
Водитель вон в окно нам шлет привет…
И вот на «организованной» машине,
Как говорится, с корабля на бал,
Мы по Ферганской солнечной долине.
Помчались в горы, где нас праздник ждал.
Ну кто мог знать, что праздник этот станет
И встречей, и прощаньем для всех нас.
Что государство наше в бездну канет.
Что забурлят Прибалтика, Кавказ.
Гражданская война в Таджикистане
Сведет к нулю урановый проект.
Рудник под Чкаловском фурычить перестанет.
Сегодня это умирающий объект.
Развал Союза русским инженерам
Сигналом стал манатки собирать.
В России им, по сути, пионерам,
Возможность дали дело продолжать.
А Федор Польща… он же, как обычно,
Старался больше вызнать про уран.
Он после испытаний бомбы лично
Осматривал подземный котлован.
Таких «экскурсий» он провел немало.
В Семипалатинск часто наезжал.
Но вот в Москве единожды узнал он,
Что медосмотр последний показал.
Знакомый врач спросил за рюмкой… чая,
Нахмурив лоб и пригубив коньяк:
- Ты на бедре своем то пятнышко, случаем,
Запомнил? Красное… величиной с пятак…
- Сейчас оно такое же. Его я
Под душем все пытаюсь оттирать…
- И не пытайся. Ты его не смоешь.
Тебе же с ним придется помирать.
Тебя уран пометил черной меткой.
Я дам тебе бумажечку с пометкой.
О дате своей смерти будешь знать.
Там будут крайний год и крайний месяц.
Прими, мой друг, скупой врачебный месседж...
- Спасибо, я не стану унывать.
Я буду жить. Да, жить - чего же проще?
Ведь чему быть, того не миновать.
Любимые слова моей любимой тещи...
Затих над Киевом сентябрьский теплый вечер
Над колумбарием сгустилась тишина.
Мы с Лилей к Федору приехали на встречу.
Теперь вдова его любимая жена...
Под Чкаловском на кладбище безлюдном
Скульптура женщины над мраморной плитой.
Узнать в ней сибирячку мне не трудно.
Здесь тетя Зина обрела покой.
Да, жизнь ее прошла без героизма.
Но героизм бывает ведь иным.
Вся жизнь ее в стране социализма
Явилась подвигом… невидным … затяжным.
У Зины на руках росла моя племяшка.
Ее я в детстве в шутку звал - «Наташка».
Сейчас зову - «Наташечка» - и точка!
Для Зины - внучка, а для Лили - дочка.
И у Наташи у самой уже внучаток двое.
Да, двое черноглазеньких армянок.
Армянок - по отцу, по маме - киевлянок.
Я их и не видал еще, не скрою.
Живут во Франции, ну чуть ли не в Париже.
Маринка не могла найти любовь поближе.
Когда Наташа дочь в Сорбонну отсылала,
Видать, судьбу Маринке точно просчитала.
У Зины вырос на руках и мой племянник.
Зовут Сергей , ну то-есть «Благородный».
Влюбился в горы, стал как горный странник
И как горнопроходец превосходный.
Он по диплому горный инженер.
Я думаю, с отца он взял пример.
И как отец родил двух ребятишек.,
Увы, по возрасту уже и не малышек.
Ну вот и все. Я завершил балладу.
А повод к ней нашел в семейном снимке.
Укрылось время в непроглядной дымке.
Оставило мне память как награду…
Свидетельство о публикации №118123004927