Глава 14. Откровение четвёртое

14. Откровение четвёртое

— Сынок, намедни я рассказал тебе о том, как был раскрыт заговор новгородцев и о казни изменников, в числе коих оказались и знатные опричники. Со смертью двоюродного брата государя князя Владимира Старицкого, давнего претендента на русский престол, царь Иван Васильевич надеялся, что теперь-то бояре перестанут замышлять козни против законного государя. Но корни измены оказались не вырваны! Причём, сам царь пересадил их из новгородской земли в московскую.
В мае 1571 года сто тысяч всадников хана Девлет-Гирея переправились через Оку под Кромами, а не у Серпухова, где их ожидало царское войско, доверившись донесениям разведки. Более того, в русском стане кто-то распространил слухи, будто хан, узнав о том, что его приход ожидает огромное войско во главе с самим царём, не решился напасть на Московию и ушёл назад, в Дикое поле.
В действительности татарское войско, перейдя через реку, двинулось по Пахнутцевой дороге на север к Болхову. На Злынском поле хана встретили изменники из числа московских детей ­боярских, среди которых верховодили Тишенков и Сумароков. Кудеяр Тишенков сообщил Девлет-Гирею, что все основные русские войска сейчас находятся в Ливонии, а царь с сыном Иваном в сопровождении небольшого отряда опричников в две тысячи человек, не дождавшись нападения татарского войска под Серпуховом, находится на пути в столицу. Поэтому у Девлет-Гирея есть прекрасная возможность вместо Болхова напасть на Москву и разграбить её. Малюта позднее выяснил, что по плану бояр-изменников царь Иван Васильевич должен был либо погибнуть в бою с татарами, либо попасть в плен к хану.
Когда прискакал гонец и сообщил царю Ивану Васильевичу, что татары появились под Калугой, наши войска были растянуты по берегу Оки от Серпухова до Коломны, и быстро собрать их для защиты Москвы было невозможно. Однако воевода князь Иван Дмитриевич Бельский, стоявший в Коломне, снял свои полки с защиты берега Оки и повёл их к Москве, оставив для сдерживания наступления татар лишь небольшой отряд опричников под началом опричного воеводы Попадейкина-Волынского.
К счастью, князю Бельскому удалось убедить царя не вступать в сражение с многократно превосходящими силами татар. Царь Иван Васильевич с царевичем Иваном покинули Москву и в сопровождении небольшого отряда личной охраны, состоящего из опричников, ускакали в Ростов. Я тоже был в этом отряде и поэтому остался в живых. Опричники, стоявшие в заслонах, выполнили свою задачу: они задержали орду Девлет-Гирея, и значительная часть русских войск под началом воеводы Михаила Воротынского успела подойти от Серпухова к Москве днём 22 мая 1571 года. А ночью под стенами Москвы появились татары.
Утром 23 мая хан Девлет-Гирей начал сражение с защитниками города. Под руководством опытного воеводы князя Ивана Бельского было отбито несколько штурмов города. Несмотря на огромное численное преимущество, татары никак не могли сломить сопротивление защитников Москвы, которые не раз переходили в контрнаступление.
Однако и тут в дело вмешались бояре-изменники. Они помогли одному из отрядов татар проникнуть в предместье города и провели его узкими, покинутыми жителями улочками к самому лагерю князя Бельского. Охрана воеводы геройски сражалась с непонятно откуда взявшимся в тылу русских войск врагом, но князь был несколько раз тяжело ранен и в конце концов увезён в своё московское подворье, где им занялся лекарь.
Объединённое русское войско лишилось главы. Земские и опричные воеводы утратили взаимодействие, начались смятение и хаос. Земские воеводы зачем-то ввели свои отряды в узкие переулки деревянной Москвы. Что это было: глупость, предательство или наивный расчёт свести на нет численное преимущество врага? Ответить уже никто не сможет. Однако результатом такой стратегии стала ужасная катастрофа.
Когда татары подожгли город, множество его защитников и жителей сгорело заживо или задохнулось в дыму, в том числе и воеводы. Не от ран, а от удушья погиб в своём дому и воевода князь Иван Бельский. Сгорело и несколько мелких отрядов татар, решивших пограбить пылающий город и не успевших вовремя его покинуть. Почти вся Москва превратилась в пепелище, уцелел только каменный Кремль, но в нём от жара пожара взорвались пороховые погреба, разрушив в двух местах стены.
Ужаснувшись размерами огненного бедствия, хан Девлет-Гирей отвёл свои отряды в село Коломенское. В сгоревшей Москве грабить было нечего, к тому же вокруг неё стояли уцелевшие русские войска, сражаться с которыми татарам было совершенно незачем. Поэтому 26 мая хан ушёл от Москвы по рязанской дороге, опустошил юго-восточные земли Руси и с огромной добычей без каких-либо помех вернулся в Крым.
Царь Иван Васильевич жестоко отомстил предателям. Бояре, как земские, так и опричные, не сообщившие государю вовремя об изменении маршрута татарского войска, допустившие позорный разгром и упустившие врага, были обвинены в измене и казнены. Ведь в пылающей Москве вместе с мирными жителями погибло не всё русское войско, а только его небольшая часть, вошедшая в город. Остальные отряды — и земские, и опричные — были в таком смятении от разразившегося на их глазах огненного бедствия, что ничего не сделали, чтобы помешать татарам безнаказанно уйти с добычей в Крым.
Один только воевода Михаил Воротынский со своим полком проводил хана Девлет-Гирея до границы Дикого поля, чтобы убедиться в том, что татары действительно покинули пределы Руси.
Царская семья, казна и все службы переехали из сгоревшей Москвы в Великий Новгород. Там на месте Ярославого дворища после подавления прошлогоднего мятежа бояр был построен новый дворец для нашеого государя. Отсюда царю Ивану Васильевичу было легче руководить Ливонской войной.
Но это вовсе не значит, что царь бросил Русь на произвол татар. Был разработан детальный план мести крымчакам. Никто не сомневался, что те обязательно нападут в следующем году.
Ещё по пути в Крым ослеплённый успехом Девлет Гирей написал царю Ивану Васильевичу оскорбительное письмо:
«Жгу и пустошу всё из-за Казани и Астрахани, а всего света богатство применяю к праху, надеясь на величество божие. Я пришёл на тебя, город твой сжёг, хотел венца твоего и головы; но ты не пришёл и против нас не стал, а ещё хвалишься, что-де я московский государь! Были бы в тебе стыд и дородство, так ты б пришёл против нас и стоял».
Грамоту эту царю Ивану Васильевичу вручили ханские посланники. Государь принял их 15 июня в дворцовом селе Братошино, что стоит на Троицкой дороге к северо-востоку от Москвы. Не только сам хан Девлет-Гирей, но и его посол вёл себя по отношению к нашему государю подчёркнуто оскорбительно: он громко заявил:
— Великий хан Девлет-Гирей послал меня узнать, по душе ли царю пришлось наказание саблей, огнём и голодом? Если нет, то Великий хан вместо сильно уставших в походе аргамаков посылает тебе избавление от всех бед. — При этих словах посол вынул грязный от засохшей крови нож. — Пусть царь перережет себе горло этим ножом!
Хан Девлет-Гирей категорически потребовал, чтобы Москва отдала ему Астрахань, Казань и заплатила дань за несколько лет, иначе он захватит всё Русское царство. Царь Иван Васильевич, разыгрывая уничижение, вышел к ханским посланникам в сермяге и в ответ сказал:
— Видите, в чём я одет? Таким бедным меня хан сделал! Всех людишек моего царства выпленил и казну в Москве пожёг, дати мне хану нечего.
В ответном послании царь написал хану:
«Ты в грамоте пишешь о войне, и если я об этом же стану писать, то к доброму делу мы не придём. Если ты сердишься за наш ­отказ отдать тебе Казань и Астрахань, то теперь мы Астрахань можем тебе уступить. Только для решения этого дела должны быть у нас твои послы, а с гонцами такого великого дела сделать невозможно. До приезда послов ты бы пожалел нас, дал срок для обсуждения всех условий и земли нашей не воевал».
Царь Иван Васильевич тянул время, проглатывая татарские оскорбления и частично вроде как соглашаясь на удовлетворение притязаний хана. Он завязал с Девлет-Гиреем переписку, якобы согласовывая с ним условия передачи Крыму Астрахани. На самом же деле государь не собирался прощать столь нагло и публично нанесённых ему оскорблений и серьёзно готовился к предстоящей вой-не с Крымом.
Был разработан план сражения, выбрано место решающей битвы, подготовлены необходимые для отпора врагу отряды, а главное — пресечены любые возможности измены. В Ливонии в войне со шведами впервые основательно отработали взаимодействие опричных и земских полков. В каждый отряд назначались по двое воевод: один — земский, второй — опричный. Именно они обеспечивали взаимодействие полков. Подобная схема отлично показала себя в войне со Швецией.
В том же селе Братошино 5 февраля 1572 года царь принял прибывшего из Крыма ханского посла Джан Болдуя. На этот раз государь не стал разыгрывать уничижение. Он вообще отказался обсуждать судьбу Казани и Астрахани. Когда же Джан Болдуй передал требование Девлет-Гирея, чтобы царь передал ему две тысячи рублей на подарки сыновьям и дочерям хана, царь Иван Васильевич с нескрываемой насмешкой написал:
«Ты в грамоте своей писал к нам, что на твоих глазах мои богатства и казна во время пожара в прах обратились. Как же ты можешь теперь делать к нам такие великие запросы? Вот есть у нас двести рублей, их мы и посылаем тебе».
Девлет-Гирей понял, что его дурачат, пришёл в ярость и стал готовить новый набег на Русь.
В Стамбуле как раз тоже решили, что пришла пора покорять Московию. Узнав подробности похода крымских татар на Москву, советники убедили султана, что основные русские силы увязли в Ливонской войне, а оставшиеся в городах немногочисленные отряды предпочитают отсиживаться за крепостными стенами. Самое время напасть и захватить не только утраченные десять лет назад Казань, Астрахань и Северный Кавказ, но и вообще всю Русь.
Татарская конница не могла брать укрепления, поэтому султан направил в помощь Девлет-Гирею не раз успешно штурмовавшую европейские города и крепости двадцатитысячную турецкую армию, в том числе семь тысяч янычар и двести пушек. Были заранее назначены мурзы в пока ещё русские города и наместники в ещё не покоренные княжества. Османские купцы получили разрешение на беспошлинную торговлю в новых имперских владениях. Покорять русские земли собрались все мужчины Крыма и часть Ногайской орды!
Главным воеводою по отражению татарского нашествия царь назначил князя Михаила Воротынского, полк которого находился в Серпухове. В Коломне из толстых дубовых щитов, установленных на подводах, построили гуляй-город. В щитах сделали прорези для пищалей и пушек. В апреле, после пасхи, под Коломной царь Иван Васильевич лично произвёл смотр всех войск и окончательно
утвердил план предстоящего сражения с татарами.
На этот раз наша разведка сработала хорошо. В этом набеге пропало основное преимущество татар — быстрота и подвижность конницы. Верблюды, пушки и пешие янычары сильно замедляли передвижение отрядов Девлет-Гирея. Мы знали, где, когда и какими силами идут на Русь татары. Оставалось только направить армию султана по нужной нам дороге в приготовленную западню.
В субботу 26 июля 1572 года Девлет-Гирей подошёл к Оке около Серпухова и увидел на другом берегу мощные укрепления и большое русское войско. Целый день грохотали пушки: татары и русские обстреливали друг друга, но ханскому войску, несмотря на все усилия, так и не удалось переправиться через реку.
Двое детей боярских, один из земского войска, другой — опричник, сознательно пошли на мучительную смерть. Они вроде как случайно попали в плен и под пытками рассказали татарскому хану о том, что ему противостоит на другом берегу Оки всё русское войско под командованием князя Михаила Воротынского. Зато немного вверх вдоль реки есть Сенькин брод, о котором мало кто знает, а потому его караулит небольшой отряд из двухсот бояр.
На самом же деле у князя Воротынского было в четыре раза меньше людей, чем у хана Девлет-Гирея. Хан послал ногайскую конницу проверить показания пленных. Переправившись через реку у Сенькина брода, ногаи легко разогнали боярский заслон и закрепились на другом берегу реки. Русские отряды не пытались их оттуда выбить, но хан не обратил на это обстоятельство никакого внимания. Он поверил, что наши мученики сказали ему правду, и что татарам противостоит всё огромное русское войско.
Девлет-Гирей решил обмануть Воротынского, связать его войско пушечным боем на берегах Оки, а тем временем захватить беззащитную, как он думал, Москву. Хан оставил в лагере на берегу Оки свой шатёр, весь обоз, пушки и пару тысяч воинов, которые должны были убеждать князя Воротынского, что татарское войско остаётся здесь.
В ночь на 28 июля Девлет-Гирей с основными силами переправился через реку у Сенькина брода. Этой же ночью ногайская конница поскакала к Москве и перекрыла все ведущие к городу дороги. Утром отряды Девлет-Гирея двинулись к русской столице, как мы и хотели, по Серпуховской дороге. Князь Воротынский тоже оставил небольшой отряд пушкарей, чтобы те продолжали перестреливаться через Оку с татарами, а сам со своим войском тайно двинулся следом за Девлет-Гиреем.
Татарскому войску долго никто не препятствовал двигаться по Серпуховской дороге, и только когда оно миновало деревню Молоди, что находится в пятидесяти вёрстах южнее Москвы, пятитысячный отряд опричников, возглавляемый опричным князем Дмитрием Хворостининым и земским князем Андреем Хованским, внезапно атаковал врага. Сначала он полностью уничтожил татарский арьергард, а затем врубился у реки Пахры в основные силы.
Изумившись подобной наглости, татары развернулись и бросились на небольшой русский отряд всеми своими силами. Опричники кинулись бежать. Враги гнались за ними до самой деревни Молоди, где неожиданно наткнулись на войско князя Воротынского, успевшее установить гуляй-город на близлежащем холме и выкопать вокруг него глубокий ров. Из щелей между щитами по татарской коннице ударили пушки и пищали, поверх укрепления хлынул ливень стрел. Дружный залп смёл передовые татарские отряды, а Хворостинин развернул своих воинов и снова ринулся в атаку.
Узнав о нападении на арьергард, Девлет-Гирей не рискнул идти дальше, имея на хвосте русское войско, и разбил лагерь в семи вёрстах южнее реки Пахры. Хан приказал уничтожить русское войско. Но это оказалось не так просто. Холм, на котором закрепились воины князя Воротынского, с трёх сторон был окружён речкой Рожайкой и впадающими в неё ручьями. Кроме того, восточный и южный склоны покрывали густой кустарник и редкий лес.
Подходившие по единственной дороге конные тысячи татар одна за другой попадали в жестокую мясорубку. Уставшие рубить опричники отходили за щиты гуляй-города, под прикрытие плотного огня и, отдохнув, вновь бросались в атаку. Османы, пытаясь уничтожить неведомо откуда взявшуюся крепость, кидались на штурм волна за волной, обильно заливая русскую землю своею кровью, и только ночная тьма остановила сражение.
Ночью хан Девлет-Гирей передвинул свой лагерь назад, к Молодям, и встал в пяти вёрстах от холма. А утром он понял, что угодил в ловушку. Впереди его ожидали прочные каменные стены Москвы, идти к которым, имея на хвосте войско Воротынского, явное самоубийство. Штурмовать укреплённый город — дело долгое. Хан Девлет-Гирей рассчитывал, перекрыв ногайской конницей все дороги к Москве, лишить её связи и, соответственно, какой-либо помощи. Пока русские узнают о нападении и соберутся с силами, пока прибудут к Москве, город падёт. А если осада затянется, можно и пушки от Серпухова подтянуть. Но раз князь Воротынский уже находится здесь, а не на берегу Оки, то, видимо, и русский царь скоро узнает, куда идёт татарское войско. От Москвы до Новгорода гонец скачет три-четыре дня, значит, в любой момент из Ливонии на помощь князю Воротынскому может прийти царское войско!
Окрестности Москвы пограблены и разорены татарами в прошлом году, так что не только славы, но и добычи войску хана
Девлет-Гирея в этом набеге на Московию не видать. Теперь хану нужно было думать уже не о покорении Руси, а о том, как выбраться из ловушки обратно в Крым. А путь назад преграждал гуляй-город с закованными в железо опричниками и стрельцами. Можно было, конечно, эту крепость просто обойти стороной, но тогда хана в Крыму ждал небывалый позор и, скорее всего, мучительная смерть.
Ещё два дня татары пытались уничтожить русское войско и тем самым снизить тот позор, что ждал их дома после возвращения из столь бесславного похода. Они осыпали гуляй-город стрелами, кидались на него в верховые атаки, надеясь прорваться в оставленные для прохода опричной конницы щели. Воевода Воротынский стал посылать в бой полки по очереди. Пока один бился с татарами, другие отдыхали, поэтому при почти непрерывном бое у русских всегда были в запасе свежие силы.
Потери татар были огромны. На третий день Девлет-Гирей отозвал от Москвы ногайскую конницу, приказал своим воинам спешиться и атаковать русских вместе с янычарами. Татары пытались разломать щиты крепости руками, янычары в ярости грызли их зубами и рубили ятаганами, кровь лилась рекою, но к вечеру гуляй-город продолжал всё так же стоять на своём месте.
Холм, на котором стоял русский лагерь, был со всех сторон окружён татарами, съестные припасы и вода быстро кончились, и вои-ны князя Воротынского жестоко страдали от голода и жажды, тем более что стояла сильная летняя жара. Ещё день-два, и обессилевшее русское войско не смогло бы противостоять непрерывному татарскому штурму. У татар положение было получше: они тоже голодали, но могли пить речную воду.
Увидев, что ногаи ушли, московский воевода князь Токмаков понял: князю Воротынскому нужна помощь. Как и было условлено, он послал ложного гонца. Это был ещё один мученик — добровольно пошедший на смерть коломенский опричный дворянин Иван Васильчиков.
В ночь на первое августа татары схватили его по пути в русский лагерь на холме и отобрали грамоту Токмакова, в которой тот писал, что на помощь князю Воротынскому идёт из Новгорода рать под командой самого царя Ивана Васильевича, а в Москву уже пришло сорокатысячное войско боярина Ивана Мстиславского.
Под пыткой гонец рассказал, что сам был очевидцем прибытия полков князя Мстиславского к Москве. Девлет-Гирей поверил ему и понял, что если ещё на день задержится у Молодей, то рискует оказаться под ударом с двух сторон: из гуляй-города и со стороны подошедшего от Москвы свежего царского войска.
Этой же ночью воевода Воротынский с частью воинов по тайной лощине обошёл вражеский лагерь и затаился там. Ранним утром второго августа битва возобновилась. После дружного залпа по атакующим османам навстречу им устремились опричники Хворостинина и завязали жестокую сечу. Кровавая карусель завертелась вновь.
Когда солнце повернуло на закат, хан Девлет-Гирей бросил в бой все свои оставшиеся силы. И в это время отряд князя Воротынского неожиданно ударил им в спину. Татары решили, что подошло свежее московское войско, у них началась всеобщая паника, и сражение мгновенно превратилось в бойню.
Оставив заслон из трёх тысяч всадников, в ночь на третье августа хан Девлет-Гирей оставил лагерь со всем, что в нём было, и налегке поскакал на юг. Через несколько часов он переправился через Оку под Серпуховом и, не заезжая в свой основной лагерь с обозом, где остались на произвол судьбы две тысячи воинов и всё имущество, побежал в Крым. И заслон, и татар, бывших в лагере на берегу Оки, полностью уничтожили или взяли в плен воины князя Воротынского, преследовавшие бегущих крымчаков от самых Молодей.
В Дикое поле наши воины вслед за ханом не пошли. У них на это просто не было сил, да и зачем? Мы и так сделали больше, чем планировали. Имея вчетверо меньше сил, нежели у татар, на поле у деревни Молоди русские воины полностью уничтожили всех янычар и османских мурз. Погибло почти всё мужское население Крыма, в том числе сын, внук и зять самого Девлет-Гирея. Живыми в Крым удалось вернуться не более чем двадцати тысячам татарских всадников. С тех пор Крым не представляет для Руси особой опасности.
То же можно сказать и об Османской империи. Таких поражений у турок никогда не было. Потеряв в битвах с нами за три года почти двадцать тысяч янычар и всю огромную армию крымского хана, султан отказался от планов вернуть Астрахань и Казань, и эти земли навсегда закрепились за Русью. Южные границы Московии по Дону и Десне были отодвинуты на юг почти на триста вёрст. На новых землях вскоре были основаны город Воронеж и крепость Елец. Русские люди начали покорять богатые плодородные земли Дикого поля.
Мне не пришлось участвовать в этой знаменательной не только для Руси, но и для всей Европы битве. Я же числился тогда во втором царском саадаке, был рындой при царевичах Иване и Фёдоре, а царь Иван Васильевич как раз в это время лично командовал осадой крепости Вайсенштайн в Ливонии. Город мы, конечно, взяли, но в ходе штурма многие бояре из личной свиты царя были убиты или получили ранения. Под стенами Вайсенштайна геройски сражался и погиб твой, Федя, дед и мой друг Малюта Скуратов.
Я не буду рассказывать о других сражениях. Запомни главное: царь Иван Васильевич Грозный за свою жизнь не проиграл ни одной войны. Наши войска были вынуждены оставить Ливонию, которую тут же поделили между собой Польша, Литва, Дания и Швеция. В Ливонской войне мы не победили, но и не проиграли! Да, нам пришлось заключить мирные договора с польским и шведским королями на условиях «мир в обмен на возвращение всех захваченных земель». Но земли-то вернули не только мы, но и нам! И, в отличие от наших врагов, мир в то время нам был нужен, как воздух: одновременная война на западе чуть ли не со всей Европой и на юге с огромной крымско-турецкой армией основательно подорвала наши силы. А тут ещё и постоянные заговоры и измены бояр!
Победа над турками и крымчаками на юге и признание Европой границ Руси на западе продемонстрировали всему миру мощь и несокрушимость русского государства. Самовластию бояр был положен предел, и раздел Московии на опричнину и земщину стал не только не нужен, но и вреден, особенно во время войны, так как опричные и земские войска часто действовали без согласования друг с другом. Сокрушительный успех совместных действий опричных и земских отрядов у деревни Молоди показал необходимость объединения государства. Опричнина была отменена, и некоторые земские бояре, отличившиеся в боях, даже получили назад свои родовые земли.
Неожиданно для всех Московия из раздираемого удельными склоками княжества стала одним из сильнейших государств в Европе, воевать с которым один на один никто уже не решался. Не знаю, кто бы мог сделать что-либо в тех условиях больше и лучше для возвышения Руси, чем царь Иван Васильевич Грозный.