Глава 9. Начальник турбазы

9. Начальник турбазы

Твоё дело — хорошо исполнить возложенную на тебя роль, выбор же роли — дело другого.
Эпиктет

— Что это? — Ляпина брезгливо бросила на стол листы распечатки и с недоумением посмотрела на Лидина.
— Это заметка про вашего мальчика, — голосом почтальона Печкина из популярного мультфильма ответил Игорь. — Ты прочти. Гонорар можешь оставить себе — не ради него пахал!
— Зачем ты ко мне пришёл? — тихо спросила Ляпина, но в её пока спокойном голосе Лидин отчётливо уловил нотки закипающей ярости.
— Так вот, — указал он на отброшенные Зинаидой скреплённые степлером странички. — Материал в вашу газету принёс. Как договаривались…
— Издеваешься? — Побагровела Ляпина. — Разве мы об этом договаривались? Я дала тебе три конкретные темы…
— Да какая разница? — вскипел Лидин. — Те темы могут подождать, а я тебе принёс горячий материал. Ты посмотри — это же интервью Корнеевой о только что прошедшем в Песках фестивале «Госпожа Вьюга»!
— Горячий, говоришь? — внезапно успокоилась Ляпина. — Скажи, Игорёк, а ты местные газеты читаешь?
— Зачем? — удивился Лидин. — Там одна реклама да телепрограмма. Новости я в интернете узнаю.
— О как! — притворно восхитилась Ляпина. — Нас осчастливил своим визитом великий босс маленькой фирмы, чтобы показать, как надо работать.
Она нажала кнопку на селекторе и сказала:
— Катюша, принеси, пожалуйста, вчерашний номер.
Буквально через пару секунд дверь в кабинет открылась, и молоденькая секретарша, одетая в потёртые, рваные над коленями джинсы и полупрозрачную светло-голубую блузку, процокала
высокими каблуками к столу и положила перед начальницей красочную, как детская книжка, газету.
— Что-нибудь ещё, Зинаида Па-ална? — спросила девица, стреляя умело подкрашенными глазами в сторону застывшего в нехорошем предчувствии Лидина.
— Нет, спасибо, дорогая, — шелестя страницами «Коломенской правды», ответила Ляпина.
Секретарша мгновенно испарилась из кабинета, оставив после себя слабый запах жасмина.
— Вот, глянь на это. — Зинаида подвинула в сторону Лидина раскрытую на нужной странице газету, и тот с ухнувшим в желудок сердцем увидел крупный заголовок: «Госпожа Вьюга» отбушевала!» — Ты что, Игорёк, всерьёз думал, что мы тут только рекламой и телепрограммой живём? Забыл уже, что репортёра ноги кормят?
— Но, Зинуль, тут же просто статья, — убито забормотал Лидин. — А у меня интервью…
— Не строй из себя ещё большего идиота! — ядовито-насмешливо процедила Ляпина. — Что нового могла рассказать тебе Корнеева, о чём уже не написано в нашей статье? Вчерашняя новость, господин бизнесмен, сегодня уже — «осетрина второй свежести», в какой бы форме её ни преподнесли. Тухлятина!
— Может, в другие газеты толкнуться? — убито спросил Лидин.
— Попробуй, — насмешливо посмотрела на него Ляпина. — Только сюда, ко мне, больше не приходи.
— Прости, Зинуль, — взмолился Лидин. — Ну, сморозил глупость, признаю. С кем не бывает? Дай мне ещё один шанс!
— Проваливай, — махнула в сторону двери Ляпина. — Ты и так отнял у меня кучу времени. Я уже дала тебе три темы. Берёшься?
— Я, пожалуй, начну с неизвестного писателя. Эта тема мне ближе. Не подскажешь, как мне его найти?
— Вот так бы сразу! — Удовлетворённо расплылась в победной ухмылке Ляпина. Она открыла толстую записную книжку, что-то переписала из неё на вынутый из ажурной коробочки розовый квадратик бумаги. — Держи, тут и адрес, и телефон.
Лидин бережно взял розовый билетик в мир журналистики и склонился в глубоком поклоне, метя пол воображаемой муш-кетёрской шляпой.
— Зинуля, я навеки твой раб!
— Шут ты, а не раб! — Засмеялась Ляпина, зардевшись на этот раз от удовольствия. — Выметайся, наконец. Не мешай работать!
Выйдя из кабинета, Лидин подмигнул скучающей секретарше и достал записную книжку, чтобы вложить в неё заветный розовый квадратик. Мельком взглянув на бумажку, Игорь прочёл написанную каллиграфическим почерком Зинаиды фамилию писателя и обомлел. В Коломне не могло быть двух человек с таким именем.
С Николаем Васильевичем Гоголевым судьба сводила Лидина дважды. Впервые они встретились, когда Игорь после окончания института в поисках работы пришёл на Коломзавод. Отдел кадров тогда изрядно погонял молодого специалиста по разным отделам. Одна из вакансий как раз была в конструкторском бюро, возглавляемом Гоголевым. Бюро оказалось небольшим, человек десять. Все помещались в одной светлой комнате, уставленной столами и кульманами.
Начальник был молод и красив. Выгоревшие до белизны несколько длинноватые для его должности густые русые волосы волнами спадали на широкие плечи, обтянутые чистейшим, выглаженным до крахмального хруста халатом. Голубые глаза льдисто сверкали на загорелом лице. Спортивная фигура излучала несокрушимое здоровье и физическую мощь.
— Через пару недель одна из наших работниц уходит в декретный отпуск, — приветливо улыбаясь Лидину, сказал Гоголев. — Я могу взять вас на её место. Это, конечно, временная работа. Но, как вы видите, коллектив здесь практически женский, так что вполне возможны и другие декреты. Оклады у нас в бюро, прямо скажем, небольшие, перспектив в плане карьеры никаких нет, но зато вы сможете не особо торопясь подыскать себе более привлекательное место в каком-нибудь ином отделе.
Лидин вежливо поблагодарил и пообещал подумать. Однако ждать две недели, пока освободится место, он не стал и попросил в отделе кадров подыскать ему другой вариант. Через пару дней он оформился на работу в бюро по ремонту электрооборудования особо сложных станков и установок.
Летом следующего года судьба вновь свела Лидина с Гоголевым. На заводе случилось ЧП вселенского масштаба — на турбазе «Чайка» пропало электричество. Турбаза располагалась за городом, в лесу, на берегу Оки. Здесь отдыхали работники Коломзавода.
Казалось бы — подумаешь, электричество пропало! Ну что за беда? Дни летом длинные, развлечений полно: грибы, орехи, ягоды, библиотека, пляж с лодочной станцией. Ну не играет радио, и не будет дискотеки. Взрослые люди всегда найдут, чем заняться вечером. Баяниста можно пригласить, в крайнем случае. А на следующий день, глядишь, и электричество появится.
Так, да не так! Случилось ЧП в пятницу межсезонья. То бишь одна смена отдыхающих закончилась, а вторая ещё не началась. И в эти субботу и воскресенье на «Чайку» привыкло съезжаться заводское начальство, чтобы без помех и чужих глаз культурно отдохнуть от трудов праведных, текучки и партийных собраний в компании смазливых секретуток и девушек без комплексов. Приглашались и городские тузы из администрации, а также нужные люди из Москвы. А начальство, как известно, любит комфорт и соотвествующую культурно-развлекательную программу. И поэтому Лидина и пару ребят-высоковольтников начальство в срочном порядке отправило на турбазу, чтобы запустить в работу имеющийся там на такой случай дизель-генератор. По крайней мере, именно такое задание им дали.
Когда быстроходный катер высадил троицу бедолаг, не успев-ших даже сообщить жёнам о срочной командировке, — сотовых телефонов тогда ещё ни у кого не было даже в мечтах — на пристань турбазы, вскрылась вся неприглядная правда.
Дизель-генератор в отдельно стоящем кирпичном сарайчике был, но его никто никогда не проверял и не запускал! Даже щётки на кольцах коллектора были целомудренно обёрнуты в промасленную упаковочную бумагу. И это было бы ещё не так страшно, если бы не пара убитых горем мужичков-механиков, с самого утра приводивших дизель в порядок. Именно они сообщили Лидину, что с дизеля кем-то давно и безвозвратно снят топливоподающий насос!
Своему начальству механики сообщили об этом катастрофическом факте несколько часов назад и ждали, что им привезут новый насос или, в крайнем случае, старый, снятый с другого дизеля. Но Лидина и инженеров-элетриков на турбазу посылал Главный энергетик завода, а не Главный механик, и, соответственно, ни о каком насосе ничего не сказал.
Вот тогда-то Лидин и понял, почему именно его, молодого неопытного специалиста, начальство послало разгребать это дерьмо. Высоковольтники отвечают только за турбазовскую подстанцию. Их дело отключить внешнюю линию, на которой ремонтники усиленно ищут место короткого замыкания на землю, и подать электричество в местную сеть с дизель-генератора. Механики дизель почистили, топливо залили, а насос — штука, работающая на электричестве, то бишь не их зона ответственности. И крайним остаётся кто? Лидин! Потому что именно он отвечает за работу электрической части дизель-генератора.
Разумеется, Главный энергетик ни секунды не верил, что кто-либо сможет запустить дизель-генератор, а потому надо было срочно найти козла отпущения! Когда правда о халатном отношении к столь важному объекту выйдет наружу и дойдёт до высшего начальства, благо оно как раз и будет лично присутствовать на месте катастрофы, то Главного энергетика могут взгреть не только административно, но и по партийной линии! Поэтому, видимо, тем и было принято «гениальное» решение: снять ответственность за сорванное удовольствие начальства с себя и переложить её на молодого специалиста, наказать которого по закону нельзя! Ну не справился парнишка с агрегатом, не сумел запустить. Но зато у нас тут вот водочка холодненькая, грибочки свежие пожарены, активистки-комсомолочки в купальничках заждались…
Наивный Лидин побежал в домик начальника турбазы, чтобы сообщить Главному энергетику об обнаружившихся проблемах, где и столкнулся нос к носу с Николаем Гоголевым. Тот вальяжно сидел на небольшой террасе в кресле-качалке, одетый лишь в плавки и цветастую рубашку, завязанную узлом на плоском бронзовом животе. Рядом с крыльцом красивая девица в открытом зелёном купальнике что-то стирала в тазу, другая, не менее симпатичная, тоже в купальнике, сидела на периллах, курила и читала вслух Гоголеву какую-то книгу.
— О, кто к нам пришёл! — воскликнул Гоголев, вскидывая в римском приветствии мускулистую руку. — Молодой и очень гордый специалист. Какими судьбами?
— Позвонить надо… — растерянно проблеял Лидин. — Там проблемы с дизель-генератором.
— А, так это ты его, что ли, запускать будешь? — удивился Гоголев. — А сможешь?
— Говорю ж, проблемы! — нетерпеливо буркнул Лидин.
Он был обижен этим неожиданным тыканьем и равнодушными взглядами полуголых красавиц. — Где начальник?
— Я — начальник, — улыбнулся Гоголев. — Не знал? Иди, телефоны там, на столе. Белый — городской, чёрный — заводской.
Лидин протиснулся мимо качалки в дверь. В домике было три комнаты: спальня, кухня и зал. В спальне стояла широкая аккуратно заправленная кровать, в изголовье которой почему-то возвышалась горка из нескольких подушек. Из кухни одуряющее пахло жареной картошкой с грибами, и слышалось шипение масла на раскалённой сковороде. В зале у окна стоял стол, пара стульев с причудливо изогнутыми спинками, у стены напротив чернел потёртой кожей низкий диван. На стенах висели какие-то рисунки и фотографии. Лидин подошёл к столу, снял трубку чёрного телефона и набрал номер.
— Разбирайтесь там сами, по обстановке, — отрезал Главный энергетик. — У вас есть время до утра. Завтра начнётся заезд заводского начальства. Часов в десять придёт катер. Заночуете на турбазе, Гоголев найдёт вам какой-нибудь домик. Всё, больше не беспокой меня по пустякам.
— Ничего себе — пустяки! — возмутился Лидин, с силой опуская трубку на рычаг, и громко высказал то, что он думает о заводском начальстве вообще и Главном энергетике в частности.
Из кухни выглянула ещё одна красотка в поварском фартуке и шапочке.
— Чего буянишь? — строго спросила она, поигрывая огромным ножом. — Иди матерись в лес, а здесь нечего язык распускать.
— Извините, — смутился Лидин. Он никогда не матерился в присутствии женщин, хотя в мужской компании не считал зазорным «выть с волками по-волчьи». — Достали!
— Есть хочешь? — улыбнулась смазливая повариха.
— Спасибо, некогда.
— Спешка, знаешь, когда нужна? — И она убежала на кухню.
Лидин посмотрел на часы: без четверти шесть вечера. Жена с работы уже ушла, а домой ещё не пришла. С завода в этой дурацкой спешке Игорю позвонить ей не удалось. Не зная, что ему теперь делать, Лидин вышел на террасу.
— Зря отказался, — лениво потягиваясь, сказал Гоголев. — Маша отлично готовит, а дизель вы всё равно не запустите.
— Посмотрим, — хмуро ответил Лидин. — Я зайду попозже жене позвонить?
— Заходи, — благодушно улыбнулся Гоголев. — Домик себе можете сами любой выбрать. Никого ж пока нет, все пустые стоят.
Ещё с час Лидин с высоковольтниками потратили на марш-бросок в пионерский лагерь, находящийся в километре от турбазы «Чайка». Там был такой же кирпичный сарайчик с дизель-генератором, но местный электрик категорически отказался снять и отдать им топливный насос. Пионерлагерь тоже сидел без электричества, так как находился на одной линии с турбазой. И тоже ожидал в понедельник заезд очередной смены детей.
Вернувшись на «Чайку», злой, как чёрт, Лидин собрал всю команду и сказал:
— Они из нас дураков хотят сделать. Не выйдет! Давайте запустим этот поганый дизель-генератор. Можно это сделать без насоса?
— Можно, — пожал плечами пожилой механик. — Только придётся вручную вёдрами топливо таскать и заливать через воронку. Ваша-то машинка заработает?
— Заставим! — решительно рубанул раскалённый воздух рукой Лидин.
И они заставили! Оглушительно загрохотал дизель, мигнули и ярко загорелись контрольные лампы, стрелки вольтметров взметнулись и мелко задрожали, показывая чуть повышенное напряжение по всем трём фазам.
«Ничего, — подумал Лидин, смахивая заливающий глаза пот. — На холостом ходу так и должно быть. Лишь бы нагрузку держал».
— Подключай турбазу! — срывая связки, заорал он высоковольтникам, выглядывавшим из дверей подстанции, и те, кивнув, начали включать автоматические выключатели. Загорелись разноцветные лампочки праздничных гирлянд, развешанных между домиками, заорал колокольчик радио на столбе. Прибежал Гоголев.
— Ну вы, ребята, даёте! — восхищённо прокричал он, оттаскивая Лидина подальше от грохочущего дизеля. — Не ожидал.
Подошёл чумазый механик, вытирая руки ветошью.
— У вас, конечно, радость, — хмуро сказал он. — Но мы не железные, чтобы двое суток таскать вёдра с горючим.
— Телефон в вашем распоряжении, — махнул в сторону своей резиденции Гоголев. — Договаривайтесь со своим начальством.
Главный энергетик Коломзавода долго не мог понять, о чём речь. Только когда Гоголев подтвердил, что дизель-генератор действительно запущен и даёт электроэнергию, он не удержался от восклицания:
— Не может быть! Я не верил, что вам это удастся. Молодцы!
— Можно нам теперь домой? — спросил Лидин.
— Да вы что? Конечно, нет. А вдруг с генератором что-то случится во время визита отдыхающих?
— Что ж нам тут до понедельника торчать? — уныло спросил Лидин.
— А чем вы недовольны? Бесплатно отдохнёте по высшему разряду. Купайтесь, развлекайтесь. Ещё и отгулы за сверхурочные получите. Всё, вопрос решён!
— Слыхали? — положив трубку, сказал Лидин высоковольтникам. Те кивнули. — Купайтесь, говорит! А в чём? Плавок-то нет…
И всё же они пошли к реке. Злые и грязные механики, матерясь, по очереди таскали вёдра с топливом от бочки к дизелю.
— Чего вы корячитесь? — Пожалел их Лидин. — Солнце ещё высоко, турбаза пуста, отдыхающие только завтра приедут. Глушите машину, утром заново запустим.
На пляже никого не было. Раздевшись догола, все бросились в тёплую воду, стараясь смыть с себя грязь, пот и заботы. Лидин впервые в жизни прокатился на водном велосипеде, но сверзился с него, подняв фонтан брызг, когда услышал женский смех. На берегу хихикали девицы Гоголева.
— Вылезайте, герои, — крикнула одна из них. — Ужин стынет.
К счастью, ремонтников, видимо, тоже как следует взгрело и накрутило их начальство, потому что линию починили как раз к окончанию ужина. Повариха у Гоголева действительно умела классно готовить, да и проголодались ребята в тот день неслабо, бегая по лесу в пионерлагерь и обратно, а потом налаживая работу дизель-генератора в тесном и душном помещении.
Никто не захотел оставаться на турбазе и любоваться пьяным начальством, не любящим посторонних свидетелей, а потому, вновь подключив подстанцию к линии и законсервировав дизель-генератор, все пятеро дружно погрузились на катер и отплыли в Коломну.
Позднее Лидин узнал, каким образом Гоголев стал начальником турбазы «Чайка». За десять лет до Лидина Николай Гоголев тоже молодым специалистом пришёл по распределению на Коломенский тепловозостроительный завод. Его направили в только что созданное бюро, которое должно было заниматься радиокранами, то есть, цеховыми мостовыми кранами, управляемыми по радио.
Кому пришла такая идея, неизвестно, но соответствующее подразделение в одном из конструкторских отделов было создано, начальником назначили старичка пенсионного возраста, от которого никто не знал, как отделаться в отделе Главного сварщика. В подчинение старичку перевели из других бюро столь же бесполезных девушек и женщин, в основном вяжущих на рабочих местах свитера, носки и шапочки. И работа «закипела». Старичок ничего не понимал в радиосхемах и микросхемах, всю жизнь занимаясь трансформаторами и реле. С женщин какой спрос?
Приход молодого специалиста-электронщика в бюро воспри-няли как подарок судьбы. И Николай Гоголев сначала с энтузиазмом впрягся в работу. Но чем дальше, тем больше, он понимал, что занимается мартышкиным трудом. Помощи ни от кого не было никакой. Старичок-начальник вообще не понимал ни одной задумки молодого конструктора, не говоря уже о предоставляемых им на одобрение руководства схемах радиоустройств.
Замужних женщин волновали только их мужья и дети, что и где можно достать, как смыться пораньше с работы. Незамужних девушек волновал сам Николай, но не его заботы и проблемы.
В результате вся работа бюро свалилась на одного молодого инженера. Гоголев разрабатывал схемы, самолично паял и собирал модели, но вот продвинуться дальше уже не мог. Где и как испытать собранную модель? Заводские цеха в то время работали в три смены. Кто позволит какому-то пацану из конструкторского бюро остановить кран на неопределённое время, переделать на нём схему управления и испытывать в условиях действующего производства?
Завод — огромный конвейер. Остановка крана в одном из пролётов — это простой всего цеха. Затем встанут уже другие цеха, в которые перестанут поступать детали из первого. А план? А кто оплатит рабочим простой? А если с краном что-то случится, кто будет отвечать? А не пошёл бы этот экспериментатор по известному адресу в пешее эротическое путешествие!
И Гоголев затосковал. Он начал обивать пороги начальников конструкторских отделов и бюро в поисках другой работы. Уйти с завода, не отработав положенных молодому специалисту трёх лет, Николай не мог. Конечно, такого специалиста в других бюро приняли бы с распростёртыми объятиями, но старичок-начальник, а за ним и отдел кадров были непреклонны: а кто же тогда будет разрабатывать радиокраны?
Гоголев озлобился и заявил в отделе кадров, что отработав три года, он уйдёт с Коломзавода, где его ни во что не ставят, заставляя за нищенскую зарплату протирать штаны и терять квалификацию без каких-либо реальных перспектив. И тогда был найден компромисс. Старичка, наконец, окончательно отправили на пенсию, поставив во главе бюро Николая Гоголева.
— Найди себе замену, и я тут же переведу тебя в любое конструкторское бюро, в которое ты захочешь, — сказал Гоголеву начальник отдела кадров.
Новая должность не намного увеличила оклад Николая, но тут освободилось место начальника заводской турбазы «Чайка». И раз уж Гоголеву всё равно на его основном рабочем месте делать было практически нечего, ему предложили совместительство.
И теперь каждой весной в бюро радиокранов начиналось паломничество девушек и женщин, желающих на всё лето попасть в «гарем» молодого и красивого начальника турбазы. Они были согласны на всё: готовить, стирать и всячески ублажать Николая. Ведь всё лето они могут провести на турбазе не только бесплатно, но ещё и получить за это добавку к сохраняемой на рабочем месте зарплате! Да и перспектива заарканить в мужья столь завидного жениха — тоже не последнее дело.
Однако Гоголев жениться не спешил. Зачем? Межсезонные заезды начальства дали ему важные знакомства и связи. Квартиру он получил, минуя даже льготную очередь молодых специалистов, причём, несмотря на семейное одиночество, двухкомнатную. Зарплата его давно не волновала, так как к окладу регулярно добавлялись немалые премии, хоть его бюро так и не выдало ни одного работоспособного устройства радиоуправления краном.
Кроме того, долгими осенне-зимне-весенними месяцами бюро Гоголева в рабочее время клепало за наличный расчёт переливающиеся по нескольким программам новогодние ёлочные гирлянды для всех желающих, усилители и устройства цветомузыки для местных официальных вокально-инструментальных ансамблей и неофициальных рок-групп, потом пошли заказы на телефонные автоответчики, затем на кустарные мини-компьютеры «Синклер». Словом, Николай Гоголев перестал переживать по поводу своего положения, инженерной квалификации и карьерного роста. Его вполне всё устраивало.
И вот теперь Лидин неожиданно для себя узнал, что Николай Гоголев ещё и романы пишет!
Выйдя из редакции, Лидин пошёл к остановке автобуса. Рынок Стометровки как всегда бурлил продавцами и покупателями. Игорь увидел впереди знакомую бомжеватую фигуру продавца книг и обрадовано направился к ней. Вдруг опять повезёт, и он за бесценок приобретёт ещё какую-нибудь библиографическую редкость?
Неожиданно кто-то цепко схватил его за руку.
— Стой! — прошипела, приветливо улыбаясь, торговка, и Лидин узнал в ней давешнюю продавщицу китайского фарфора. — Куда прёшь? Не видишь, там тебя уже какой день поджидают.
Это жуткое несоответствие застывшей на лице женщины улыбки и злобного шипения сквозь сжатые зубы повергло Лидина в ступор.
— Да сделай же вид, что рассматриваешь товар! — прошипела торговка, и Игорь стал с деланным интересом разглядывать
аляповато раскрашенные чайные сервизы. — Эти ироды тебя зачем-то ищут, а Витёк у них навроде живца.
Лидин искоса бросил взгляд в сторону продавца книг и увидел, что невдалеке от того, опершись задом на невысокую бетонную изгородь подземного перехода, стоят два полицая-рэкетира. Высокий сержант с подозрением смотрел прямо на Игоря, а маленький толстяк как раз направился к Витьку, с которым расплачивался за купленную книгу молодой парень. Поворачивать вспять было поздно.
— Спасибо! — помертвевшими губами прошептал торговке Лидин и на негнущихся ногах двинулся дальше вдоль торгового ряда.
— Ну? — услышал он хриплый голос толстяка.
— Не он, — зачастил в ответ Витёк. — Тот постарше был. У этого сумка спортивная, а у того была такая маленькая, коричневая. В неё только кошелёк да пачка сигарет влезет.
— Барсетка, что ль?
— А хрен её знает! Может, и она.
— Ну, гляди! — с угрозой прохрипел толстяк и направился к напарнику, бросив на Лидина злобный взгляд.
Игорь старательно выставил вперёд свой чёрный портфель, вроде как чтобы не мешать прохожим, скользнул равнодушным взглядом по разложенным на газете книгам и отвернулся в сторону продавца фруктов. В собачьих глазах с надеждой посмотревшего на него Витька что-то дрогнуло. По спине Лидина ручьём потёк пот. Повертев в руке огромную грушу, Игорь положил её на место и пошёл дальше. Высокий сержант продолжал следить за ним. Кадык Витька судорожно дёрнулся на тощей шее, мужичок перевёл глаза с Лидина на полицаев. Во взгляде его мелькнула такая ненависть, что заметивший её Лидин содрогнулся. Витёк нагнулся и стал бесцельно перекладывать свои книги с места на место.
Дойдя до автобусной остановки, Лидин буквально рухнул на замызганную скамью. Сердце билось где-то в горле. Почему его ищет полиция? Неужели Витёк торгует крадеными раритетами? Но где этот алкаш мог украсть старинный фолиант? Где вообще хранятся подобные книги? Как же Лидину повезло, что сегодня он вместо привычной барсетки взял портфель! А всё потому, что не хотел мять файлик с распечаткой интервью Корнеевой. Что же теперь делать? Ясно одно — «светить» загадочный фолиант налево и направо теперь нельзя. Но как же тогда узнать, что за книгу Лидин купил?
Вернувшись домой, Игорь сразу же включил ноутбук и вышел в интернет. На запрос «отречённые книги» поисковик выдал массу ссылок. Покликав по ним, Лидин вскоре узнал, что «ложными» и «отречёнными» книгами называются старославянские рукописные книги, признанные в Московской Руси вредными и еретическими. Все они были включены в специальный индекс запрещённых книг. К разряду ложных книг относились так называемые апокрифы — неканонические сочинения по христианско-библейской тематике, которые разрешались только для домашнего чтения.
К разряду же отречённых книг были отнесены старославянские эзотерические сочинения, в том числе и по астрологии и гадательной магии, которые считались особо вредными и еретическими и подлежали изъятию и уничтожению. Индекс запрещённых книг содержал более шестидесяти наименований апокрифов и свыше двадцати наименований отречённых книг.
Большинство отречённых книг беспощадно уничтожено при царе Алексее Михайловиче, отце Петра Великого: их свозили и сжигали целыми возами.
Во второй половине XIX и начале XX веков, когда влияние Церкви ослабло, тексты некоторых ложных и отречённых книг были опубликованы русскими и западными славистами. Но тиражи этих изданий были столь мизерны, что практически недоступны и неизвестны современному читателю.
— Дела… — обескуражено выдохнул Лидин, выключая ноутбук. — Как же узнать, что за книга досталась мне?
Хлопнула входная дверь, и в комнату влетела Галина. Увидев дочь, Лидин сначала обрадовался, а потом встревожился.
— Привет! Ты чего опять не на даче?
— Привет, — с обидой посмотрела на отца Галка. — Такое ощущение, что ты мне не рад. В гости, что ль, кого-то ждёшь? Слушай, папуля, а ты не завёл ли тут без нас какую-нибудь бабёнку?
— Не пори чушь — ей больно! — рассмеялся Лидин, целуя дочь в нахмуренный лоб. — Как раз сейчас мне очень нужна твоя помощь, так что я вдвойне рад тебя видеть. Как там мама?
— У мамы всё в порядке, — всё ещё с подозрением глядя на отца, ответила Галина. — Ты, наверно, забыл, что завтра суббота?
— И что?
— Так у нас на даче мамины подруги собираются, чтобы отметить чей-то день рождения. Она ж тебе говорила!
— Точно, — хлопнул себя по лбу Лидин. — Совсем вылетело из головы. Они каждый год в это время свой девичник устраивают, без мужей и без детей. Отрываются по полной программе. А тебя, значит, выперли?
— Вот ещё! — фыркнула Галка. — Я сама решила уехать. Отосплюсь хоть завтра, а то ведь мама с утра бы подняла салатики готовить, картошку варить и тому подобное. И наверняка они что-нибудь забудут купить и меня тут же припрягут, как в прошлом году: «Галочка, ты у нас самая молодая, сбегай в магазин, купи!» Оно мне надо? А тебе-то я зачем понадобилась?
— Слушай, тут такое дело: мне надо интервью взять у одного мужичка. У твоих подруг нет случайно диктофона? Сама понимаешь, просить, как студент Шурик в комедии: «Помедленней, я записываю», не очень-то комильфо.
— У кого-то, может, и есть, — задумчиво сказала Галина. — Только на каникулы же все разбежались. Да и зачем тебе диктофон? Возьми мой эмпэтришный плейер! В нём есть фунция записи звука и встроенный микрофон. Я даже как-то записывала на него ради прикола какую-то лекцию.
— Ну, давай попробуем, — с сомнением протянул Лидин. — А памяти в нём хватит?
— Конечно, хватит! — с энтузиазмом бросилась искать плейер Галина. — Музыку сотрём, и пиши своё интервью хоть несколько часов.
Когда маленький, как спичечный коробок, плейер был найден, заряжен, испытан, и Лидин уверенно научился им пользоваться, он достал из записной книжки розовый квадратик и набрал номер Николая Гоголева. Как это ни удивительно, тот его сразу вспомнил, стоило только Лидину упомянуть турбазу «Чайка» и дизель-генератор.
— А-а, ты — тот парнишка, что тогда испугал голой задницей моих девочек?
— Ну, не такой уж я теперь и парнишка, — вздохнул Лидин. — Как-никак два десятка лет с тех пор прошло. Да и девочек ваших вряд ли голой попой испугать можно было.
— Так чего звонишь-то? Проблемы какие?
— Да, есть одна. — Лидин в нерешительности замялся. — Встретиться бы нам, поговорить…
— Ну, ладно, — помолчав пару секунд, уже деловым тоном ответил Гоголев. — Подгребай ко мне завтра, часам к четырём.
— К четырём вечера? — ступил от неожиданно быстрого согласия Лидин.
— Нет, блин, утра! — рявкнул Гоголев. — Ты там трезвый или как? С утра до обеда я работаю, потом часик отдыхаю, а с трёх до четырёх гуляю. Ну, а после, часов до шести, совершенно свободен. И не вздумай притащить какую-нибудь бутылку! Я теперь пью только чай. Записывай адрес.
 Оказалось, что Лидин и Гоголев живут в одном микрорайоне, но в разных его концах. «Минут десять — пятнадцать неторопливой хотьбы, — мысленно прикинул расстояние Игорь. — Но лучше выйти за полчаса до встречи, на всякий случай. Надо будет ещё конфет каких-нибудь к чаю купить — не с пустыми же руками в гости идти».
Лидин был поражён внешним видом Гоголева. Вместо статного красавца он увидел перед собой тощего морщинистого старичка. Даже ростом тот, вроде как, стал меньше. Аккуратный седой ёжик не мог скрыть наметившуюся «тонзуру», на длинном носу криво сидели старомодные очки с толстыми стёклами. Одет Гоголев был в некогда чёрную, а ныне вылинявшую до серости чистую футболку с полустёртой непонятной надписью на груди и голубые «треники» ещё советского производства с вытянутыми пузырями на коленях.
— Ну что, — принимая из рук растерявшегося Лидина коробку шоколадных конфет, спросил Гоголев. — Сначала чай, потом разговоры? Или сперва разговоры, а потом чай?
— А нельзя и то, и другое? — пришёл в себя Игорь и попытался улыбнуться. — В процессе, так сказать.
— Легко! — в свою очередь продемонстрировал на удивление ровные и белые зубы Гоголев. — Прошу на кухню.
И вскоре они сидели на маленькой кухне стандартной «двушки» брежневских времён и пили ароматный зелёный чай.
— Что, удивляешься, как я дошёл до жизни такой? — усмехнулся Гоголев.
Лидин пожал плечами, не зная, что сказать в ответ.
— Старость — не радость, — вздохнул Гоголев. — Когда рухнул Советский Союз, закончилась и моя красивая жизнь. Помнишь, как народ побежал с завода? Многомесячные задержки зарплат? Дефолт? Завод стал переходить из рук в руки, и каждый новый
хозяин всё больше разграблял его фонды, выжимал сиюминутную прибыль. Непомерные налоги заставили Коломзавод отдать городу парк с детскими аттракционами и фонтаном, потом Дворец культуры тепловозостроителей. Продали подсобное хозяйство, пустив свиней под нож, а затем пришла очередь и турбазы «Чайка».
Так я стал никому не нужен. Из начальства, конечно. Потом начались регулярные сокращения штатов, и моё бюро закрыли в первую очередь. Новый Генеральный директор к тому времени везде расставил своих людей, так что и заводские связи у меня исчезли. Новой должности для меня не нашлось. Ты знаешь, что коломенское телевидение возглавляет бывший начальник отдела кадров Коломзавода?
— Конечно, — кивнул Лидин. — Меня не увольняли, я сам ушёл с завода, чтобы организовать свою фирму по ремонту станков. А Куликов не хотел меня отпускать, чинил всяческие препятствия. Помнится, даже до взаимных оскорблений дело дошло. Мы неожиданно примирились, когда он сам ушёл с завода, чтобы возглавить коломенское телевидение. Как-то при случайной встрече Куликов даже приглашал меня к себе, на работу.
— Вот и меня он пригласил. Я ж по образованию инженер-
электроник. Но ему нужны были практики, а не начальники. А какой из меня практик? Я ж привык к свободному графику и отсутствию начальственного окрика. Это вы бежали утром на завод, боясь опоздать на работу, а у меня был свободный пропуск. Приходил, когда хотел, и уходил, когда хотел. Забыл, что такое производственная дисциплина.
Словом, не сработались мы с Куликовым. Пробовал я и другие свои связи подключать — считай, всё городское и партийное начальство на моей турбазе побывало и не раз. Но оказалось, что связи — понятие обоюдное. А когда ты ничем не можешь быть полезен, все связи рвутся. Да и дурная слава впереди меня бежала, уж Куликов постарался.
Последние годы до пенсии я работал простым рабочим в нашей котельной. Слава Богу, она работает на газе, так что ни дрова, ни уголь подбрасывать не пришлось. Сиди себе, следи за приборами. Шумно, правда, и жарко. И здоровье вдруг стало пошаливать. Подробности рассказывать не буду, сам видишь, на кого я теперь стал похож. Доктора меня ещё год назад похоронили, но, как говорится — не дождутся! Однако ни прежних связей, ни денег у меня сейчас нет. Так что, Игорь, вряд ли я теперь чем-либо смогу тебе помочь.
— Можете, — отставил пустую чашку Лидин. — Видите ли, Николай Васильевич…
— Ой, давай только без этой официальщины, и на ты! — вскочил с табурета Гоголев, вновь ставя чайник на огонь. — Перед тобой простой пенсионер, старый, можно сказать, знакомый. На брудершафт мы, конечно, не пили, но и церемонии тут разводить не к чему. Согласен?
— Хорошо, — кивнул Лидин. — Николай, меня, собственно, интересует другая сторона твоей жизни. Я сам практически с детства пишу научно-фантастические рассказы. И вот недавно узнал, что и ты, оказывается, писатель. Это правда?
— Кто тебе это сказал? — нахмурился Гоголев. — Мыльников? Главный редактор «Коломенского текста»?
— Причём здесь Мыльников? — опешил Лидин. — Разве вы знакомы?
— Ещё бы! — Зло ощерился Гоголев. — Когда я был на-чальником турбазы, он попросил меня помочь ему устроиться в редакцию одного из коломенских еженедельников. Потом я помог ему найти спонсоров для первого номера «Коломенского текста». По дурости лично знакомил Мыльникова с ними, так как одновременно со спонсорской помощью в издании альманаха, Эдгар старался заключить и договор на публикацию рекламы в его еженедельнике. Ну, я и таскал его с собой, чтобы не ходить по одним и тем же людям дважды. И стал ему не нужен.
Но в первых трёх альманахах Мыльников всё же напечатал мои рассказы, под псевдонимом, конечно. Сам, наверно, догадываешься, как меня за глаза называют те, кто знает о моём увлечении литературой. Вот ведь наградили родители имечком! Но с другой стороны, оно и обязывает, так сказать, соответствовать. Приходится буквально вылизывать свои тексты. Так кто же тебе рассказал обо мне?
— Не сердись, Николай, — выключив закипевший чайник, ответил Лидин. — Если ты не захочешь, разговора не будет. Просто меня попросили взять у тебя интервью как у писателя. Да мне и самому интересно, что и как ты пишешь!
— Кто? — продолжил настаивать Гоголев.
— «Коломенская правда».
— Ах, эти! — Внезапно успокоился Николай. — Зинка Ляпина, что ль, всё никак не успокоится?
— Ты и её знаешь? — Почему-то неприятно удивился Лидин.
— Ты спроси, кого я не знаю? — Махнул рукой Гоголев. — Ну что? Ещё чаю, или пойдём в мой рабочий кабинет?
— В меня больше не влезет, — признался Лидин.
В маленькой комнате квартиры была, по-видимому, спальня, а кабинетом Гоголев называл часть большой комнаты, отгороженную книжным стеллажом. Здесь у окна стоял старенький двухтумбовый письменный стол и удобное новенькое офисное вращающееся кресло на колёсиках. Из правой тумбы были вынуты все ящики, и на их месте сверкал светодиодами системный блок компьютера. На столе мерцал абстрактной заставкой плоский монитор, некогда белая клавиатура посерела, некоторые буквы наполовину стёрлись. Дверь слева от стола вела на захламлённую лоджию.
— Вот здесь я работаю по утрам, — вздохнул Гоголев. — Как видишь, нам тут будет тесновато, так что давай перейдём в зал.
Они обошли книжный стеллаж и устроились на двух низких потёртых креслах, между которыми втиснулся журнальный столик. У стены напротив оказались тумба с новеньким жидкокристаллическим телевизором и сервант, за стеклом которого виднелись стопки тарелок, несколько сервизов и рюмочных наборов.
— Итак, что же тебя интересует? — спросил Лидина Гоголев, поглаживая вспрыгнувшую ему на колени старую трёхцветную кошку. — Только учти, я пока согласен на беседу, а не на публикацию интервью.
Игорь вытащил плейер, включил его на запись и положил микрофоном вверх на журнальный столик.
— Когда и как всё началось? Что подвигло тебя к написанию прозы?
— Вообще-то я начал со стихов, — откинул голову на спинку кресла Гоголев и прикрыл глаза, словно белый потолок слепил его. — Это было в Угличе. Я там родился и жил до поступления в московский институт. В Коломну-то меня прислали по распределению, но я так здесь и остался.
Словом, было это наверно в классе пятом. Я влюбился в одну девочку с нашего двора. Назовём её, скажем, Света. Она была на год младше меня, а потому мы учились в одной школе, но в разную смену, и виделись только по вечерам и выходным. И вот у нас завязался роман в письмах. В компании ребят и девчонок мы старались не обнаруживать свои чувства, так как не хотели, чтобы нас травили дурацкими насмешками.
Помнится, я тогда учился во вторую смену, а Света — в первую. Когда я приходил в школу, мы незаметно для окружающих в раздевалке обменивались записками. По выходным мы, как шпионы какие-то, пользовались тайниками. У нас было несколько таких точек на разные случаи жизни.
Это случилось зимой. В порыве чувств я написал такой стишок:
«Ты очень красива при свете луны,
Смотреть на тебя бы всегда!
Люблю я тебя, очень люблю
И хочу, чтобы ты была моя!»
Я тщательно переписал его на вырванный из тетради листок, как обычно, сложил записку солдатским треугольником и в школе передал своей любимой.
Ты не представляешь, Игорь, как для меня бесконечно тянулся тот день! У Светы были строгие родители. Они заставляли её делать уроки сразу по возвращении из школы, чтобы успеть их проверить вечером, потому что утром им, как и всем, надо было спешить на работу. А потому гулять во двор она выходила часов в семь вечера, а в девять её уже загоняли домой спать.
Но я не выдержал, и пошёл к её дому уже в шесть часов, сразу же, как пришёл из школы. Болтаться там на виду у ребят было чревато ненужными вопросами и подозрениями, а потому я незаметно юркнул в подъезд и решил подняться на второй этаж, чтобы там дождаться выхода любимой и узнать её мнение о моём стишке. Я был в валенках, шёл практически бесшумно, и целующаяся у батареи парочка заметила меня только в последний момент.
Это была она! А парень оказался дебилом-второгодником, которого учителя с огромным трудом дотянули до восьмого класса и с нетерпением ждали того момента, когда окончательно избавятся от него, так как ни в какой девятый класс тот, разумеется, переходить не собирался.
— Подсматриваешь? — ощерился мой неожиданный соперник и без дальнейших разговоров засветил мне в глаз.
Не помню, как я оказался на улице, сунутый горящим от унижения и боли лицом в сугроб. Но сквозь шум в ушах всё же услышал полный злобы голос:
— Если хоть слово кому скажешь, голову оторву!
Света потом не раз пыталась со мной встретиться, объясниться, даже подсылала свою подругу с записками, так как к тайникам я больше не подходил. Но я не смог её простить. И стихов с тех пор не пишу.
— Да уж, — Лидин постарался сохранить невозмутимый вид, потому что вместо сочувствия оскорблённому в своей первой любви юному Коле Гоголеву ему ужасно хотелось смеяться. — И что же было потом?
— Об этом мы поговорим в следующий раз, — посмотрел на часы Гоголев. — Уже почти шесть, сейчас придёт моя жена, и у нас есть планы на этот вечер.
— Ты женат? — удивился Лидин. — Давно?
— Года два, — невозмутимо ответил Гоголев. — Как вышел на пенсию, так и окрутила меня моя Маша. Помнишь её? Поварихой у меня на турбазе была. Когда поняла, что жениться на ней я не собираюсь, назло мне выскочила замуж, можно сказать, за первого встречного. Через год родила мужу сына, а ещё через год опять попросилась ко мне на турбазу поварихой, и у нас всё закрутилось вновь.
Три года назад муж её погиб в автомобильной катастрофе. Вскоре после этого сын женился и привёл в дом сноху. Чтобы не мешать молодым, Маша окончательно переехала ко мне. И я, наконец, сдался — мы расписались. Для Маши этот штамп в паспорте очень важен, и это сейчас единственное, чем я могу её порадовать и хоть как-то вознаградить за многолетнюю любовь и заботу обо мне. Ладно, всё — выключай свой аппарат и проваливай.
— Когда мы продолжим?
— Звони завтра, часа в два. Если ничего не изменится, то к четырём приходи.