Легенда о братьях

На земле столыпинского  «отруба»,
Пережившая времена лихие,
Семья благочестивого Козуба
Жила в той процветающей России.
Был отруб почти десяток десятин,
И смысла нет, чтобы его делить.
Единственный наследник старший сын.
На дольном лоскуточке не прожить.
Пришлось Петру Козубу младшему,
Перемене нежданной наш Петя рад,
В наученье «в люди» уйти из дому,
В Петербург, стольный богатый  град.
На новом месте Пётр прижился,
С демократами политике учился,
И в уединении тайком мечтал,
Заиметь первоначальный капитал.
Его в учёбе  той с самого начала
Польза наёмного труда прельщала.
И он усвоил: создаёт богатство
Эксплуатация наёмного труда и рабство.
Он о Плеханове, Ленине слышал,
И всё же демократ с него не вышел.
Довлел в нём очень мелкий крестьянин,
Но факт, что не только он такой один.
А далее вперёд на фронт «Уря!»
На бой смертельный и жизни за царя.
А царь отрёкся, преданный элитой,
От престола с его безвольной свитой.
Когда в бинтах возвернулся Петр домой,
Мать и отец довольны что живой,
Произошёл октябрьский переворот,
И жизнь вся пошла совсем наоборот.

Революцию и большевиков Петр славил,
И новый сельский комитет возглавил.
Пахарям земля была поделена,
И, также, малоимущим отдана.
И Петру был выделен надел
Исполкомом поземельных дел.
И завертелось, закружилось,
Крестьянство мигом оживилось,
Да в кузницах плуги ковали,
В полях трудились без устали,
Земля цвела благоухала,
И плод свой щедро отдавала.

Жизнь землероба не проста,
И выбирать здесь не пристало,
Былью из сказок стала мечта,
По ней пролито слёз немало.
И без натяжки,  прямо скажем,
В ответ на сильный власти ход,
«За диктатуру костьми ляжем»-
Крестьянский обещал народ.
Сказка завладела умами:
Смесь утопии с наукой.
Новизна приживалась с мукой.
Наполнялась страна кормами.
Растёт овёс, зреет ячмень,
Есть хлеб насущный на каждый день.
Есть для коней рабочих фураж.
Холёный есть на выезд экипаж.
Пётр весел, всегда помочь готов,
Наняв в уборку батраков,
Своих же обедневших земляков,
Вспахать землицу не за плату:
Земли полоску за уплату,
Скопившихся у них долгов,
Чтоб сеять просо да свой овёс,
Чтоб, видите ли, должок не рос.
Не зря учил Петро марксизм,
Чтобы одолеть капитализм.

Шла борьба жизни реальной
И утопической химеры,
Заманчивой и виртуальной,
Без критериев общей меры.
А что мыслители? Гонимы
Одни. Другие со штыками,
Свои. Двухцветные, ранимы,
Стали в ненависти врагами.
Разгул гражданской на просторах.
Недавние друзья и братья
Нещадно борются. В террорах
Клещами стали их объятья.
Залита краснотой белизна,
Краснота стала ещё краснее,
А кровь братская у всех красна
Лилась рекой по всей  Рассее.
Оружия, снарядов,  пуль, гранат,
Царь-батюшка вдоволь оставил.
Сражался смело пролетариат,
Уверенно страною правил.
И чиновник новый усвоил сразу
Силу декрета по приказу,
Властной в безмерности структуры,
Всепролетарской  диктатуры.
Вскрывают закрома комбеды,
И крепнет власть: со штыком солдат.
Всё для фронта, всё для победы,
Суровой продразвёрсткой хлеб изъят
В огне войны гражданской
Вся сила в помощи крестьянской.
При этом, скажем, непременно,
И хлебушек одновременно
С боеприпасами наравне
Товар важнейший на войне.

Немало времени прошло
Житьё в селе переменилось,
Былое бурьяном заросло,
Прошедшее почти забылось.
Упряжки лошадей, три хаты,
Силком в колхоз были изъяты.
Пётр Козуб затаил обиду,
Крепился, не подавая виду.
Пахом лодырь извечный,
Зато Анисим  безупречный.
Вот люди как бы при деле,
Сами сыты и жены «в теле».
А в школе учатся бесплатно
Сыны Петра. Это понятно,
Ведь только грамотный народ
Страну к прогрессу приведёт.
И нету межи. В полях простор.
Звучит гармони перебор,
И сыновья в толстовках по моде
Силушку кажут при народе,
Без сожаления притом
О благах утраченных отцом.
Фёдор ворошиловский стрелок,
Петро ловкий боец кулачный,
И в других забавах знает толк,
Хоть с виду как-бы и невзрачный.

Со времён Адама грешен люд,
И кроме святости есть ещё и блуд,
Ещё сказок призрачный туман,
Коварство, наглость и обман.
«Дружбою с соседями дружи,
Порох всегда в сухости держи» -
Так говорил пришедший с «финской»
Фёдор на мове украинской.

С Европы старой смердит угар,
Войны, развязанной фашизмом,
Все силы и красноречия дар:
«Покончить в мире с коммунизмом.» -
Стервятники нагло вещают.
Европу давят, словно удав,
Цепко вожделенную объяв,
В свою рабыню превращают.
Перед вероломностью фашиста
Наивны грёзы коммуниста,
Что угнетённый брат по классу,
Возглавивши рабочих массу,
Когда тот миг и день настанет
И революция нагрянет,
И народ, Страна  Советов  с ним,
Победит ненавистный режим.
Европа под немцем пала ниц,
Войска уж возле наших границ.
Застыл в тревоге мир под небом.
Эшелоны на Запад с хлебом
Шли согласованным потоком.
Роптал народ:  «Всё выйдет боком».
Ясны цели фашистской своры.
Война начнётся с часу на час,
И не секрет ,что против нас.
Нарушив пакты-договоры,
Преступники ввергли в войну
Мирно спящую Страну.

Herr Hitler und Parteigenosse,
Habt eine Ziel: Drang nach Osten,
Германией, Европой правил,
В обход всех договорных правил
Сталин австрийскому босяку,
Лишь подставил левую щеку.

Что? Немцы пришли навсегда?
От большевизма «спасти» народ,
Посеять рабство своих свобод?
Теперь они здесь господа?
Хозяйничают по какому праву!?
На озими устроили потраву!
После раздумья, наконец,
Сыновьям ответил Петр-отец:
«Немец вражина, захватчик он,
И кончит всё как Наполеон.
Рассею врагу мы не уступим.
Пора придет и так отлупим,
Что вспомнит он Бисмарка опять:
«Не суйся в Россию воевать».
Кто слушал,  все повеселели,
Врагу погибели  хотели.

На выходе из окруженния,
Раненый Фёдор ослаб и слег,
И был оставлен для лечения,
И, воевать уже пока не мог.
В деревушке, в тайнике,
От глаз ненужных вдалеке,
Как в сказке детской, Несмеянна,
Пригожая, всегда желанна,
Дала Феде на жизнь надежду,
Достала нужную одежду.
Ещё болели в рубцах раны,
Фёдор подался в партизаны,
И благодарен был Ульяне,
Сказочной сестре несмеянне.

Петр младший в милиции служил
И от службы в отдаленньи жил.
Наутро а райотдел приехал,
А райотдела нет, уехал,
На фронт ,войну, гласит бумага,
Что на досочке у оврага.
Глядь, немцы у самой дороги…
Спасли Петра овраг да ноги.
Тропой потайною третьим днем
Проник Петро в родной отчий дом.
Боялся Петя за жизнь свою.
От стука в дверь – душа в раю.

Как странно устроен этот мир:
Петр поневоле стал дезертир.
Отступник подлый, наконец,
В родной Украйне изгой, беглец.
Группка сельчан, таясь в чащобе
С нехитрым скарбом, тоже налегке,
Слушая взрывы там, вдалеке,
Уже об отдыхе мечтали,
Особь чужую повстречали.
Особа без конца и без начала,
Навязчивою, вкрадчивой подсказкой,
Заманчивою и наивной сказкой,
Вещала о германцах, их культуре…
Взаправду: они сволочи в натуре.
Устроили молодым отлов
Пополнить армию рабов.
Ложь и обман куда ни глянешь,
Но люд простой всё ясно видит,
Советский рабство ненавидит.
Его не купишь, не обманешь!
Петро был вынужден скрываться,
Чтобы в краю родном остаться.
Попал Петро к зазнобе на пути
В засаду. Не удалось уйти.
А клеврету за наводку
Дали «хозяева» на водку.
Один в камере Петро томился.
Утром сокамерник явился,
В пространство затеял разговор,
Что есть в Украйне «сичовики»
И, вскоре сгинут большевики.
Казачество выйдет на простор.
Будет вольная Украина,
«Нэзалэжна» и едына.
Нестойкому Петру хотелось жить.
На агитацию поддался
И стал он в полиции служить.
Раскатал губы, размечтался,
Владеть земли большим кусищем,
И хуторок назвать Займищем.
И Петя подписал бумагу,
На верность «фюреру» присягу.
Но совесть с душой не молчали,
«Предатель Родины» - кричали…
Совесть глушил яд сичовика:
«Немец ныне нужен лишь пока.
Сейчас мы с ним москалей добьём
И свои порядки заведём.

На дорогах дальнего края,
Хоть жизнь на чужбине хороша,
О свидании с домом мечтая,
Плачет слёзно по нему душа.
Тянет нас в родной дом желанный
Сердечный трепет постоянный.
Нет в мире уголка другого
Прекраснее села родного.
У дворищ высокие тополя,
За край села широкие поля тополя,
Осокоры серебристые,
Рясны вербы ветвистые.
Речушка быстрая и мосток:
Слева Запад и справа Восток.
Дом у пруда в воде отражается,
И селезень с утицей купаются.
Резвы беспечные ребятки
Развесёлые утятки.
Гуси важные гогочут,
Возле бережка хлопочут.


Дождик мелкий сыпался с небес,
Фёдор чутко вслушивался в лес.
Вот всплеск по луже колеса –
Берендея свиты чудеса.
Труд немалый различить сразу
Скрытного Лешего проказу.
Вот виден очаг родимый,
Любимой матушкой хранимый.
И печной, клубящийся дымок…
Сумерки спускает вечерок.
Соблазн из разведки по пути,
Искус большой, в дом родной зайти.
Сказывали: всё решил ухват
В руках матушки возле печки,
Пёкшей к ужину перепечки.
И не выстрелил по брату брат.
Ухват пришёлся точно впору,
И потерял Петро опору,
На пол Федей был повержен
И, к тому же обезврежен:
«Послушай брат, искупи вину,
Поработай на нашу Страну.
С «блитцкригом немец захлебнётся,».
Красная Армия вернётся.
Что хочет Фёдор? Петру не понять.
Родной брат источник напасти
Для временной немецкой власти.
Пришла пора его унять.
Задумка тайно мозг сверлила
Холуйскую Петра натуру:
«Упечь Фёдора в комендатуру».
Всё мать родная порешила,
В чулан Петра трезветь закрыла.

У партизан чесались руки
Бить немцев по- и без- науки.
Всего лишь только нужно знать
Как эту сволочь доставать.
Засада славное исскуство,
Чтобы немца привести в чувство,
Нагнать страху до мелкой дрожи,
Запрячь как лошадь, одеть в вожжи,
И партизанской войной править,
Вражине шансов не оставить.
В засаде удача, наконец:
Попался за маслом посланец.
Отовсюду так и жди напасти.
Внешнепокорный новой власти,
Оккупированый немцем люд
Спрятал ненависть свою подспуд.
Чувствовал Пётр и ясно видел:
Народ изменников ненавидел.
Хозяева брезговали ими.
Для всех они были чужими.
Дрожал весь «порядок новый»,
Беспощадный и бестолковый.
Ходил Петро в мундире чужом,
Тревожно озирался кругом.
В тот день в ворота маслобойни
В расцвеченой упряжи кони
Вкатили бричку расписную.
Привёз ефрейтор накладную,
Как приказное повеленье,
Что привело службы в движенье.

Подстава, театрала гены…
Никто не заподозрил подмены.

Ефрейтор документ представил,
А поставщик штампы поставил…
Чуть позже решил свести итог,
Рот открыл – опять закрыть не мог.
«Большой привет тебе дураку.
Ты маслице отдал Ковпаку»-
Гласила надпись документа
Того последнего клиента.
Уже шли повозки по мосту,
Стояла охрана на посту,
Скрипел под колёсами настил…
И вдали уже мираж застыл.
Полицаи кинулись гурьбой
В погоню. И завязался бой.
Фёдор в засаде. Пулемётом
Дал очередь. Видел мимолётом,
Как трасса пуль Петра прошила,
Упал он в воду за перила.

В незапамятные времена
Легенда родилась в народе,
Как бы теперешняя луна
Была светла, как солнце вроде.
Однажды утром в чистом поле
Возник раздор о равной доле.
Позабыв родство при дележе,
Заспорили братья на меже.
И, как один из них зевнул,
Другой вилами его проткнул,
Подняв над собою впопыхах,
У вседержителя на глазах.
Такую мерзость людскую узрев,
Грому подобен был  божий гнев.
Господь закинул их, конечно,
В назидание к луне навечно.
Всем заблудшим напоминанье,
Такое ужасное преданье.
Немногие об этом знают.
Братоубийства не стихают.
Всевышнему уж опостыло,
Он бережёт Луну-светило.

Прошло уж времени немало,
И всё быльем позарастало.
До сих пор нет никакой вести
О Фёдоре, его невесте…
Ходят слухи среди народу,
Сказывают: «Петр канул в воду».
Старый Козуб, в тоске сердечной.
В ту войну врагов громил.
В своих мечтах о жизни вечной,
Привычно трубкою дымил.
О! Как он люто ненавидел
Тех, кто их с женой обидел,
Что загубили казацкий род,
И уничтожают весь народ.
По старой памяти воспоминал,
Как сено мостит на телегу,
А сыновья прилаживают слегу.
Как в отъезде по ним скучал…
Ещё мечтал о большой семье
Хлебопашцев крепких на земле.

Едва управившись у печки,
Мать выставляет в храме свечки,
И слёзно умоляет бога,
Перекрестившись у порога,
Намёком известие подать,
Откуда сыночков ожидать.
Икон намоленные лики
Добро и благость излучают.
Могучий боже и Великий,
И ничего не предвещают.
Грусть в молитвах поминальных,
Мольба усохших глаз печальных.
Тоскою горю не поможешь,
Жди и надейся сколько можешь.

Случилось так: судьбе в угоду
И сичовик свалился в воду.
А позже вынесла река
Тела Петра и сичовика.
В обнимку, как при встрече братья,
Друг друга зажали в объятья.
Нашли: Петро бы ещё бы  жил,
Его же напарник утопил.



Июнь – сентябрь 2016 Куркино.