А. Теннисон. XXIX, XXX

(из поэмы 'In Memoriam A.H.H.')

 XXIX

С печалью горестной такой,
     Что нас снедает непрестанно,
     О нём, усопшем очень рано,
Как встретим Рождество семьёй
 
Без гостя, милого нам всем,
    Что делал встарь с большим уменьем
    Сочельник праздником весенним
Из танцев, шуток, игр, поэм?
 
Но снова встретить Рождество,
    Украсить вход парадный надо;
    Венок Порядку и Укладу
Сплетём и вывесим его;
 
Сиделки прошлых дней стары,
    Седы и к нови непривычны,
    Но пусть послужат как обычно:
Они ведь тоже до поры.
 
 XXIX
With such compelling cause to grieve
    As daily vexes household peace,
    And chains regret to his decease,
How dare we keep our Christmas-eve;

Which brings no more a welcome guest
    To enrich the threshold of the night
    With shower'd largess of delight
In dance and song and game and jest?

Yet go, and while the holly boughs
    Entwine the cold baptismal font,
    Make one wreath more for Use and Wont,
That guard the portals of the house;

Old sisters of a day gone by,
    Gray nurses, loving nothing new;
    Why should they miss their yearly due
Before their time? They too will die.
 
 
 ХХХ

Когда камин на праздник тот
     Мы с дрожью в пальцах украшали,
     Вдруг тучи небосвод объяли;
Был грустен Рождества приход.
 
Напрасно делали мы вид,
    Что веселы и оживлённы;
    Все ощущали удручённо:
Немая Тень за всем следит.
 
Мы замерли; земля, холмы
    Все стали обдуваться вьюгой;
    В молчанье глядя друг на друга,
Рука в руке уселись мы
 
И затянули песнь потом: 
    Хоть тщились избежать печали,
    Но словно эхо прозвучали.
Веселья полон, вечерком
 
Когда-то пел здесь с нами он.
    Мы смолкли, и одновременно
    Покой подкрался к нам блаженный;
"Покой объял их, сладок сон", –
 
Пропели; после – тишина
    И плач. Но спели с новой силой:
    "Не умерли они и милы,
Как встарь, в любые времена.
 
Неколебимое все дни,
    Всё то же, хоть сильней с годами,
    Проходит неземное пламя
Сквозь все завесы и огни".
 
Святое утро, приходи,
    День оторви от тьмы жестокой;
    Господь, скорей коснись востока
И свет Надежды возроди.
 
 XXX
With trembling fingers did we weave
    The holly round the Chrismas hearth;
    A rainy cloud possess'd the earth,
And sadly fell our Christmas-eve.

At our old pastimes in the hall
    We gambol'd, making vain pretence
    Of gladness, with an awful sense
Of one mute Shadow watching all.

We paused: the winds were in the beech:
    We heard them sweep the winter land;
    And in a circle hand-in-hand
Sat silent, looking each at each.

Then echo-like our voices rang;
    We sung, tho' every eye was dim,
    A merry song we sang with him
Last year: impetuously we sang:

We ceased:a gentler feeling crept
    Upon us: surely rest is meet:
    'They rest,' we said, 'their sleep is sweet,'
And silence follow'd, and we wept.

Our voices took a higher range;
    Once more we sang: 'They do not die
    Nor lose their mortal sympathy,
Nor change to us, although they change;

'Rapt from the fickle and the frail
    With gather'd power, yet the same,
    Pierces the keen seraphic flame
From orb to orb, from veil to veil.'

Rise, happy morn, rise, holy morn,
    Draw forth the cheerful day from night:
    O Father, touch the east, and light
The light that shone when Hope was born.