Лира Бирючева в осажденном Ленинграде

Сидим в уютной тишине
Листаем прошлых лет альбом
И вижу синеокую дивчину
На фотографии ко мне лицом

Серьезный взгляд красивых глаз
Две русые волнистые косы
Я в телефоне оставляю
На память эти строгие черты

Прошу я Лиру Дмитриевну очень
Мне рассказать про роковую осень
Когда восьмого сентября
Спустилась в Ленинград беда

Начало осени -багряный листопад
Ласкает тихий ветерок лицо
И мог ли знать наш Ленинград
Что попадет в блокадное кольцо

900 голодных дней
Длилась беспощадная осада
Что осталось в памяти детей
В этом страшном круге ада?

Лире Бирючевой не было пяти
Когда грянула война
Не успела детство обрести
Как накрыла горести волна

В Колпино, что на реке Ижора
Дом бревенчатый стоял
Здесь жила семья большая Бирючева:
Мать, Отец, Бабуля, брат, сестра

На войну отца не взяли
Возраст был немолодой
Бронекорпуса для танков выпускали
На заводе мать с отцом

Лира бойкою росла
Две косы-большушие глаза
Но, а в них голубого неба отраженье
И души возвышенной движенье

Лира Дмитриевна сейчас передо мной
Взгляд такой же голубой
В нем таится грусть прожитых лет
С чередою детских бед

Со слезами о блокаде говорит
Сердце до сих пор болит
Голод, холод не забыть
Это ж надо было пережить!

Помнит как отец от голода страдал
На кусочки пайку нарезал
И сушил на печке эти крохи
А потом их медленно сосал

А они с братишкой младшим заходили
С печки сухарики брали
Что не ведая, творили
Без запасов папу оставляли

Мы же с братом-говорит мне Лира
Оладьи ели часто с козеином
Суп из столярного клея-бурда
Но я запомнила вкус навсегда...

Папа от голода все угасал
Он не вставал, а все больше лежал
И когда его брат навещал
Он его просьбой одной допекал:

"Гибнут солдаты в твоем батальоне
Пушечного мяса можно ж взять?
Неужели ты откажешь мне в мясном бульоне
Чтобы продолжал я гибнуть и страдать?"

Позже поняла я, отчего нам мама
К папе запрещала подходить
А тогда, конечно, я не знала
Чем могло бы это нам грозить

Весной в сорок втором - 30-го мая
От голода умер наш папа
Утрата для нас была очень большая
На сердце комом траурная дата

А через сорок дней в июле
От голода погасла бабушка моя
Из глаз у Лиры Дмитриевны сверкнула
И покатилась по щеке слеза

А хоронили своих близких
Мы в огороде рядом с домом
На кладбище стояли же зенитки
И повод был поэтому весомым

В сорок втором - Тринадцатого дня июля
Эвакуировали семью в Казахстан
А в августе сорок четвертого вернулись
Когда свободным Ленинград наш стал

Двадцать седьмого января
Уж следующего года
Минует Седьдесят пять лет
С момента снятия блокады
Но в памяти остался след
Звучит в душе он кононадой
Забыть-забыть бы его надо!
Но сил на это нет!