Глава 3. Жизнь по науке

3. Жизнь по науке

Опыт - это не то, что происходит с человеком, а то, что делает человек с тем, что с ним происходит.
О. Хаксли

Лидин не спеша шёл к автобусной остановке. А куда было спешить? Дела его фирмы шли всё хуже, объёмы работ, а вместе с ними и заработки упали, молодёжь постепенно разбежалась в поисках более высоких зарплат, в штате остались только те, кому до пенсии было рукой подать – этим уходить было некуда. Если где и требовались работники, то обязательно молодые, не старше тридцати пяти лет. В нынешние нелёгкие времена фирма Лидина держалась на плаву только благодаря заказам Коломзавода на ремонт станков, но и эти заказы становились всё реже и денег приносили всё меньше.
Эх, работа, работа, где же ты притаилась, и как бы тебя отыскать? Он вспомнил завод, на который двадцать пять лет назад, окончив московский институт, пришёл молодым, засучившим в трудовом энтузиазме рукава специалистом. Работы вокруг было полно, и всё же Игорь потратил почти месяц, пока, наконец, ему дали конкретное дело.
Советское государство потратило на обучение Лидина пять лет и немалые средства, но его, пусть даже и скудные на тот момент знания и умения, оказались на заводе никому не нужны! Отдел кадров направлял Игоря то в один отдел, то в другой. Престарелые начальники петушиным взглядом окидывали свои дружно вяжущие шапочки и свитера «гаремы» и… Лидин возвращался в отдел кадров с отказом. А ведь у него была совершенно дефицитная по тем временам специальность: инженер-электромеханик по автоматизации производства. Все стенды отделов, куда Лидина не хотели брать, были увешаны планами необходимых рацпредложений и изобретений как раз по автоматизации и модернизации всяческих процессов и устройств. Но на практике оказалось, что в СССР планы были планами, а жизнь текла по своим законам. И, что удивительно, все планы при этом регулярно выполнялись и перевыполнялись!
Заводские Главные инженеры, Главные сварщики, Главные технологи и прочие «главные» выросли на убеждении, что кибернетика – это лженаука. Все они, как правило, имели вечернее или заочное образование, полученное в местном филиале московского политехнического института, и как огня боялись новшеств. Да и зачем что-то менять? Процессы и технологии давно отлажены, план худо-бедно завод выполняет. Да, со штурмовщиной в конце каждого квартала и, тем более, года, но где дела обстоят иначе?
Нет, конечно, некий Главный конструктор что-то там изобретает новое. В плане улучшения старого. Ему это по штату положено. Ну, а всем остальным, не главным, и уж тем более таким молодым специалистам, как Лидин, положено ездить в колхозы и совхозы на уборку урожая, на овощные базы, на стройки, участвовать в субботниках по уборке мусора и заниматься общественной работой. А в свободное от всего этого время работать обычными чертёжниками, копируя гениальные наброски Главного. Женщинам не возбранялось в рабочее время вязать, читать журналы и просто сплетничать, если нет какого-либо срочного дела, потому что все их мысли всё равно были не о работе, а о семье. Вернее, о том, где и почём что-то достать из продуктов, одежды или мебели. А мужчины в отделах надолго не задерживались из-за низких окладов, установленных для рядовых конструкторов. Неудивительно, что наши отечественные технологии столь отстали от западных. 
«Да, СССР был богат, - с горечью подумал Лидин. - Потому что только несметным богатством можно объяснить то царившее вокруг полнейшее безразличие начальства и парткомов к повсеместному и бездарному разбазариванию материальных и кадровых ресурсов. Неукоснительно соблюдалось только одно правило: люди не должны богатеть! Все мы обязаны были оставаться приблизительно на одинаковом материальном и духовном уровнях. И только лучшие из нас, так называемая номенклатура, имели право пользоваться дополнительными льготами в виде спецбольниц, спецпайков, спецраспределителей и госдач». 
Лидин мог бы, конечно, наплевать на полученную в институте специальность и пойти по административной линии. Ему предлагали в отделе Главного энергетика завода должность инспектора по технике безопасности. В том бюро тогда было всего два человека: старичок-начальник, мечтавший побыстрее уйти на пенсию, и девица, оформлявшая всяческие акты и прочие документы. Лидин мог через полгода-год занять место своего маленького начальничка и со временем вырасти до большого, возглавить какой-нибудь отдел, например. Но подобная карьера его никогда не интересовала, и он пошёл работать в структуру, занимавшуюся ремонтом и наладкой станков. Здесь, по крайней мере, Лидин мог на практике применить полученные в институте знания и набраться практического опыта.
В той структуре, как оказалось, всё было устроено согласно партийным лозунгам и установкам. В штатном расписании бюро ремонта и наладки особо сложного оборудования были инженеры-электрики и электромонтёры, хотя все делали одно дело – ремонтировали и налаживали сложную электрику и электронику станков и установок. Но «гегемоны» (те, кому посчастливилось попасть на «рабочую сетку» в виду отсутствия на момент трудоустройства высшего образования) получали зарплату на тридцать-сорок процентов больше, чем «прослойка» (инженеры с институтскими дипломами). Таким образом, Лидину пришлось с самого начала своей трудовой деятельности прочувствовать на себе всё презрение «рабочего» государства к интеллигенции.
Гегемоны, конечно, со временем тоже получали дипломы вечерних или заочных институтов, но никто не требовал у них после этого перехода на инженерные должности. А  обладателям дипломов дневных факультетов, тем более молодым специалистам, закон категорически запрещал устраиваться на рабочие сетки. Они почему-то должны были работать на низких инженерных окладах. Где тут логика, Лидин тогда не понимал. Теперь, на старости лет – полтинник скоро стукнет! - он, наконец, уяснил, в чём тут дело: по политическим мотивам богатое советское «государство рабочих и крестьян» могло себе позволить платить рабочим зарплату больше, чем инженерам! Вне зависимости от квалификации и образования как первых, так и вторых.
«А куда бы мы делись? – злобно хмыкнул Лидин. – Никому не нужных инженеров в СССР было много, а рабочих рук всегда не хватало».
И этот идиотизм явного унижения и принижения значения инженерных кадров - всего лишь один из тех примеров бесхозяйственности от богатства, с которым Лидину пришлось столкнуться в молодости. Но были и другие.
Во времена «перестройки» и «ускорения» на заводе решили попробовать ввести хозрасчёт. Лидин в то время работал инженером-электроником гальванического участка Термического цеха. Следил за работоспособностью электроагрегатов автоматической линии. Тут его поджидали те же грабли: рабочим шёл «горячий стаж», давали талоны на молоко и дополнительный отпуск за вредность, а Лидину ничего этого не полагалось только потому, что его инженерная специальность отсутствовала в списке вредных профессий! То, что он фактически весь рабочий день дышал той же гадостью, что и рабочие гальванического участка, государство не волновало ни в малейшей степени. Обидно, конечно, до скрежета зубовного, но Лидин смирился: зарплата в Термичке была выше, чем в отделе на целую тридцатку. К тому же он сидел на месте, в своей стеклянной каморке, обслуживая всего один участок, а не мотался, как раньше, в любую погоду по всем цехам завода. Игорь был молод, и насущные нужды семьи волновали его больше гипотетических проблем со здоровьем в будущем. Ну да речь не об этом.
Участок, на котором работал Лидин, был выбран в качестве опытного – на нём решили опробовать так называемый «бригадный подряд». Партия же требует перестройки и ускорения! Народ обязан исполнить наказ. Мастер гальванического участка немедленно уволился. На его место желающих не нашлось: никто не хотел брать на себя ответственность за столь новое и непонятное дело. В конце концов, начальство обратилось к Лидину, так как тот после ухода мастера остался единственным мужчиной с высшим образованием на участке гальваники. Была ещё женщина – начальник химической лаборатории, но та отказалась от предлагаемой должности сразу и бесповоротно.
-Ты ж ничем не рискуешь, - уговаривал Игоря начальник цеха. - Меньше своего оклада так и так не получишь.
И Лидин согласился. Напечатали официальный договор между заводом и гальваническим участком Термического цеха. Участок в заданные сроки выполняет оговоренный в договоре объём работ, а завод выплачивает бригаде весь фонд заработной платы, положенный по штату. А штаты тогда нигде и никогда не были заполнены на все сто процентов. Тем более, в горячих и вредных цехах. Кроме того, в бригаде, как и везде, имелся балласт в виде числящихся, но не работающих дармоедов. Ведь в СССР все были обязаны работать. Или хотя бы числиться работающими. Эти работнички аккуратно ходили на завод, отбывали свои восемь часов и уходили. Заставить их что-либо сделать, было невозможно, а уволить – не за что, так как эти люди старались не нарушать режим. Числились они, как правило, в рядах обслуживающего персонала – электромонтёры, слесари-механики, сантехники и тому подобное. Когда что-либо ломалось по их части, они, не спеша, выползали из курилок и бытовок, расслабленной походкой брели к вышедшему из строя устройству и до конца рабочего дня делали вид, что занимаются ремонтом. Но на самом деле просто ждали, когда придёт другая смена с настоящими работниками и всё починит. Завод-то тогда работал в три смены! 
Все вокруг всё прекрасно знали и понимали, но уволить такого работника по закону было нельзя: он же не отказывается от работы, не опаздывает, пьяным на рабочем месте не появляется. «Обучайте, воспитывайте, перевоспитывайте!» - вот и весь рецепт профсоюзных боссов и кадровиков. И Лидин при подписании договора подряда настоял на внесении в него пункта, что с согласия общего собрания бригады он может увольнять нерадивых работников. Начальство с большим скрипом согласилось, но предупредило, что замены выгнанным из бригады не будет. Переманивать кадры с других участков и цехов ему никто не позволит. А «с улицы» в отдел кадров приходят, как правило, те, от кого избавились другие предприятия: либо алкаши, либо такие же дармоеды.
Но Лидин не испугался и не отступился. Никто: ни цеховое, ни заводское начальство - не удосужились вникнуть в пункты заключаемого с его бригадой договора. Они видели только ответственность нового дела, но не выгоды. А Лидин отлично знал, что от дармоедов как не было никакой пользы, так и в дальнейшем не будет, а вот зарплату им платить придётся. Зачем же тратить деньги на бездельников, раз их работу всё равно кому-то в бригаде придётся делать?
План, разумеется, бригада выполнила. А почему нет? Для рабочих бригады ничего ж не изменилось - работали, как всегда. Лидин представил в бухгалтерию завода  ведомость на зарплату и соответствующую справку о выполнении месячного плана, которую кроме него подписали: мастер ОТК (отдел технического контроля) и диспетчер Термического цеха; мастер ОТК, старший мастер и начальник цеха-заказчика; директор производства и начальник ОТК завода. Заводская бюрократия подстраховала себя в новом деле по полной программе!
Бухгалтерия согласно договору выплатила бригаде весь фонд заработной платы. Лидин распределил свободные деньги, положенные отсутствующим, но необходимым по штатному расписанию работникам, на тех, кто выполнял их обязанности. Лодыри и скептики, работавшие с прохладцей, «остались при своих» и были жутко недовольны, зато энтузиазм остальных резко возрос.
В следующем месяце бригада не только перевыполнила план, но и значительно сократила брак. Собственно, уменьшение брака и способствовало перевыполнению плана.  Завод – это большой конвейер, и гальванический участок Лидина мог обрабатывать только то количество деталей, какое поступало в него из других цехов. Гальваника, ведь, как и Термичка в целом, сама ничего не производит, а только наносит на  детали специальное покрытие.
Но, согласно договору, раз бригада перевыполнила план, к возросшей зарплате добавилась и немалая премия! Раньше на этот пункт никто не обращал особого внимания, так как перевыполнить план при конвейерном производстве весьма проблематично, тем более при том проценте брака, что был ранее на гальваническом участке. Еле-еле план вытягивали! Штурмовщина в конце каждого месяца была обычным явлением. Но Лидин в бухгалтерии завода настоял на выполнении договорных обязательств, и работники его бригады получили ещё и премию. И в следующем месяце получили. И в последующие.
И тогда Лидин вновь вплотную столкнулся с тем, что в богатом государстве нельзя много зарабатывать! В нём можно получать небольшую зарплату за отбывание рабочего времени на производстве, но вот зарабатывать большую категорически нельзя! Разве что только на далёком и холодном Севере, но там большие заработки обусловлены совсем иными причинами.
На заводе каждый месяц всем работникам раздавали талончики на зарплату, в которых подробно расписано, сколько человек отработал времени, какая ему за это начислена зарплата, премия или оплата за больничный, сколько и за что вычтено. Выдавали их обычно табельщицы вместе с пропусками по окончании смены. И, разумеется, талончики гальванического участка, а вернее указанные в них суммы, стали предметом обсуждения и возмущения сначала Термического цеха, а потом и администрации завода. Вдруг оказалось, что работники бригады Лидина «получают бешеные деньги ни за что»! И что самое противное – простой инженеришка, временно исполняющий обязанности мастера участка и бригадира, то есть сам Лидин, получает зарплату больше, чем его непосредственный начальник!
- Мы не получаем, а зарабатываем, - говорил Лидин начальству всех инстанций, куда его вызывали для объяснений. – Вы сами просили меня внедрить бригадный подряд. Кто вам мешает перевести на него весь цех? Пусть недовольные и завистники прочувствуют на собственной шкуре, как нам достаются эти «бешеные деньги ни за что».
Но оказалось, что все вокруг хотят получать большие деньги, но никто не хочет их зарабатывать! Жалобы недовольных в администрацию завода не прекращались, и та вскоре отреагировала на «возмущение трудящихся». Когда Лидин в очередной раз принёс в бухгалтерию ведомость на зарплату, главный бухгалтер отказался её подписывать.
- У вас слишком большие суммы! – заявил он Лидину. – Откуда такие цифры?
- Из договора, - ответил тот. – Что вас так удивляет-то? Ведь суммы те же, что и в прошлом месяце. Лично я совмещаю две должности: мастера и инженера-электроника. Другие члены бригады тоже что-то совмещают. Некоторые, подменяя заболевших, работали по полторы смены. В ведомости распределён по работникам фонд заработной платы, положенный нашему участку согласно штатному расписанию, плюс премия за перевыполнение плана. Вот соответствующая справка, подписанная всеми нужными лицами. Всё согласно договору. Чужого или лишнего мы не требуем. Чем вы, собственно, недовольны?
Главный бухгалтер долго мялся, пыхтел и, в конце концов, тихо сказал:
- Мне запретили подписывать вашу ведомость, если в ней будут указаны суммы более трёхсот рублей на человека.
- Вы хотите расторгнуть договор? – прямо спросил Лидин. – Заплатите нам за отработанный месяц, и мы вернёмся к прежнему режиму работы. Думаю, начальство быстро найдёт нового мастера на наш участок. Бывшего, в крайнем случае, вернут.
Главбух вновь запыхтел. Потом оглянулся по сторонам и, убедившись, что их никто не подслушивает, шёпотом сказал Лидину:
- Да разделите вы превышающие лимит суммы на тех членов бригады, у кого зарплата меньше трёхсот рублей. А те вам их пусть при получении отдадут.
- Всё равно остаётся немалая сумма излишков, - быстро прикинул Лидин, пробежавшись взглядом по ведомости. - У нас в бригаде нет лишних людей и дармоедов. Мы их выгнали ещё в самом начале.
- Да и чёрт с ней! – взъярился главбух. – Вам уже почти весь завод завидует. Хорошо ещё, что в Москве, в министерстве, о ваших успехах пока не знают. Всё начальство трясётся, как бы и другие участки и цеха, а то и весь завод не заставили перенимать ваш опыт. Им проще прикрыть вашу бригаду, чем… Словом, довольствуйтесь тем, что вам предлагают, не лезьте на рожон.
Лидин посоветовался с бригадой, объяснил, что и как, и люди смирились. Лучше иметь что-то, чем ничего. Зарплаты  сжались, как и энтузиазм. В отличие от недовольства окружающих. Ведь мастера других участков термического цеха получали сто шестьдесят-сто семьдесят рублей, рабочие – около двухсот. А Лидин и его бригада – по триста! Завистливое шипение и жалобы в администрацию и партком не прекращались.
И вдруг завод неожиданно приобрёл в Германии новую линию гальваники. Немцы быстро завезли и отладили оборудование. Цех в кратчайшие сроки набрал и обучил необходимый штат работников. Как только заработала немецкая линия, участок Лидина закрыли за ненадобностью, его бригаду немедленно расформировали, оборудование пустили под пресс, а работников распихали по другим участкам и цехам. О бригадном подряде в дальнейшем больше никто из начальства не вспоминал.
А Лидин ещё долго бегал по разным инстанциям, пытаясь сдать килограмм технической платины, которая осталась в разрушенной лаборатории. Никто её не хотел у него принимать, так как всё оборудование участка было уже списано с учёта. А Лидину и в голову не пришло тогда заныкать бесхозный драгоценный металл. Как бы он мог ему пригодиться всего через несколько лет, когда все заводчане в одночасье из советских граждан превратились в нищих «россиян». А тогда, в богатом СССР, ни бригадный подряд, ни какой-то килограмм ценного металла, оказались никому на заводе не нужны, и платину, наверно, просто выкинули вместе с отходами производства, чтобы не засорять отчётность.
Но полученный опыт зарабатывания сравнительно больших денег малой бригадой очень помог Лидину, когда тот ушёл с завода, чтобы организовать свою небольшую фирму по ремонту электрооборудования. Поначалу дела шли совсем даже неплохо. Фирма Лидина ремонтировала станки на заводах города, штат работников был небольшой, но не раз проверенный в деле и надёжный. Вскоре Лидин купил большой гараж и подержанный уазик-«буханку», чтобы было на чём возить запчасти. Потом садовый участок, чем весьма порадовал жену и дочь. Поменял квартиру на большую.
И вдруг грянул дефолт! Предприятия сидели без денег, сокращали работников. Фирма Лидина осталась практически без заказов. Пришлось ему тоже уволить большинство сотрудников и перейти на ремонт телевизоров, холодильников и прочей бытовой техники горожан. Фирма была на грани закрытия. Вспомнили стройотрядовский опыт: прокладывали электропроводку в гаражах, на дачах и в растущих, как грибы, особняках появившихся невесть откуда нуворишей. Даже клали одно время кирпичи на постройке гаражей.
Уазик вскоре пришлось продать. И это было единственное, о чём Лидин не жалел, потому что крутить баранку для него оказалось немыслимой мукой. Правила дорожного движения и знаки он выучил легко, но вот следить за ситуацией на дороге и одновременно справляться двумя ногами с тремя педалями, да, к тому же, успевать орудовать рычагом переключения скоростей, как следует так и не научился.
Были в дальнейшем у фирмы Лидина и крутые подъёмы, и небольшие спады. Стабильности вот только никогда не было. Едва предприятия оправились от дефолта, Лидин вновь заключил договора с заводами, расширил штат, обустроил офисное помещение, заполнил полки склада необходимыми для ремонта станков запчастями. Жизнь, вроде бы, налаживалась. И вдруг начался мировой кризис. Предприятия разорялись, меняли собственников и закрывались. Деньги на заводах опять исчезли. Фирма Лидина вновь оказалась на грани закрытия. Молодёжь уволилась, а старички предпенсионного возраста опять взялись за ремонт телевизоров, холодильников и компьютеров, прокладку электропроводки в гаражах и домах толстосумов. Летом кое-как пробавлялись постройкой туалетов, сараев и установкой изгородей из сетки-рабицы в садовых товариществах,  с трудом конкурируя с бригадами таджиков и узбеков.       
«Так что, правы классики материализма, - подумал Лидин, выходя на площадь Двух революций. - Если где-то что-то прибывает, то, соответственно, в другом месте убывает. Нынче у нас, в России, олигархи и чиновники богатеют, а страна и народ нищает. Так и живём. По науке».
Часы на ослепительно сверкающей в жарких лучах июльского солнца колокольне Иоанна Богослова пробили одиннадцать раз. Лидин нырнул в душную прохладу подземного перехода, оказавшись в узком туннеле всевозможных киосков. Не глядя на сверкающие искусственным светом витрины, он постарался поскорее преодолеть подземелье, ловко избегая столкновений с потными представителями встречного потока.
У выхода из подземного перехода Игорь на секунду застыл в раздумьях. Нужная ему автобусная остановка была в двух шагах направо, и там, в облаке сигаретного дыма и мата что-то шумно обсуждала компания подростков. Автобуса пока не было, и Лидин шагнул налево. Здесь начиналась легендарная коломенская Стометровка, где можно было купить всё, что только душеньке угодно: одеться, обуться с ног до головы, подобрать букет цветов для любимой, любую снедь к столу. Узкая лента тротуара от шоссе до трамвайной линии, ограждённая по бокам сплошными рядами торговых палаток, магазинчиков и лотошниц, была забита народом.
Скользя равнодушным взглядом по горкам фруктов и овощей, стопкам платков, трусов и носков, Лидин вдруг увидел разложенные прямо на земле на листах газеты книги. Над ними мялся в явном похмельном угаре бомжеватого вида небритый мужичок неопределённого возраста. Его тоскливые, как у бездомного кота, глаза с надеждой вперились в подошедшего Игоря.
- И тут та же фигня, что и везде, - разочарованно чертыхнулся Лидин, скользя взглядом по ярким глянцевым обложкам дамских романов и боевиков, потрёпанным советским детективам, разрисованным шариковой ручкой томикам школьной классики, и вдруг зацепился за название: «Мифы, предания и сказки фиджийцев». Игорь собирал сказки, две полки его книжного шкафа были плотно заставлены разномастными томиками сказок разных народов. Нагнувшись, он поднял книгу. Мужичок шумно задышал и чуть ли не заплясал от нетерпения, переминаясь с ноги на ногу. Его дырявые кеды, из которых торчали грязные пальцы ног, противно заскрипели об асфальт. Запах перегара заставил Лидина сместиться к соседнему лотку с китайской расписной посудой. Он листал редкую книгу и удивлялся: судя по отличному состоянию, её никто ни разу не открывал после покупки.
Вдруг мужичок замер, и скрип резины прекратился. Игорь оторвал взгляд от книги. Продавец с ужасом смотрел на парочку полицаев. Два сержанта, один высокий и мордастый, другой маленький и толстый, лениво шли вдоль лотков. Торговки молча совали им мятые купюры, и те, открыто пересчитав полученную дань, небрежно бросали деньги в большой пластиковый пакет с нарисованной на нём полуголой блондинкой. Покупатели старательно делали вид, что ничего не видят.
- Ну? - Полицаи остановились рядом с посторонившимся Игорем. – Чего менжуешься? Давай!
- Нет у меня, - хрипло пробормотал трясущимися губами мужичок. – Не продал ещё ничего. Хотите, берите любые книги…
- Ты что нам втюхиваешь? – с угрозой процедил высокий мент и пренебрежительно пнул стопку книг. – Давно в «обезьяннике» не сидел? Мы тебе сейчас устроим культпоход в библиотеку! Пойдём.
Полицаи ловко выдернули мужичка из ряда продавцов и куда-то поволокли.
- А мои книги? – завопил тот.
- Кому нужен твой хлам? – заржал толстяк.
- Бедолага! – завздыхали торговки. – Изобьют опять ироды мужика до полусмерти.
- А мне-то как же теперь быть, - растерянно спросил их Лидин. – Я вот книжку эту хочу купить…
- А Витёк все свои книжки по двадцать рублей продаёт, - живо откликнулась продавщица китайского «фарфора». – Давайте мне, я ему передам.
Игорь достал портмоне.
- У меня тут только сотенные, - вопросительно взглянул он на торговку. – Хотя нет,  вот есть одна пятидесятирублёвка.
- А у меня, милок, сдачи нет, - поджала губы та. – Не расторговалась пока. Сам видал: всё, что было, тем иродам отдала. Возьми ещё что-нибудь.
  Лидин нагнулся и стал перебирать пыльные книжки. И вдруг наткнулся на  фолиант, обтянутый потёртой кожей, со следами мышиных зубов. Игорь поднял тяжёлую книгу и открыл. На него с толстых пожелтевших, обгрызенных по краям страниц красочно блеснула разноцветная рукописная вязь старорусской буквицы. Руки Лидина затряслись. Такая книга стоит бешеные деньги! Откуда она у явного пропойцы?
- И эту тоже за двадцатку? – дрогнувшим голосом спросил он.
- Я ж говорю: все. Стало быть, и эта, - равнодушно ответила торговка.
Лидин лихорадочно просмотрел остальные книги. Старинных больше не было. Он сунул женщине пятидесятирублёвку и начал поспешно засовывать покупки в вынутый из барсетки пакет с эмблемой и названием известной торговой сети.
- Сдачи не надо! – Махнул он рукой сердито смотревшей на него женщине. – Некогда мне разменивать. – И бросился на остановку, к подошедшему автобусу, даже не посмотрев на его номер.
К счастью, автобус оказался тот, что нужно, и вскоре Игорь, ввалившись в свою квартиру, бережно выложил покупки на письменный стол.
Бегло пролистав сборник сказок фиджийцев, Лидин с трудом воткнул его в свободный просвет на полке непрочитанных книг. «Эх время, времечко! Где ж тебя взять, чтобы всё это прочесть?» – вздохнул он и осторожно открыл старинный фолиант. Книга была явно рукописной. Страницы до сих пор сохраняли аромат воска свечей и ещё чего-то такого, чем пахнет обычно в церкви. Лидин листал толстые хрустящие листы, скользил взглядом по непонятным чёрным строчкам. Картинок не было, но каждый абзац начинался кроваво-красной заглавной буквой. Игорь не знал церковно-славянского языка. Он и дореволюционные-то книги с ятями и фитами не пытался читать, хоть в его семейной библиотеке и была парочка таких: том Алексея Толстого с рассказами о вурдалаках и романом «Князь Серебряный» и какой-то сборник стихов без начала и конца, так что определить название книги и автора Лидин не мог. Он держал их на «чёрный день» в надежде продать в случае острой нехватки денег какому-нибудь любителю или букинисту. А теперь к тем двум добавилась и настоящая древность. Интересно, что это за книга, о чём? У кого бы проконсультироваться? Игорь закрыл фолиант, погладил мягкую кожу переплёта и, на ходу сдирая с себя мокрую от пота одежду, поспешил в ванную, чтобы принять, наконец, прохладный освежающий душ.

Отбросив книжку Корнеевой, Лидин с тоской посмотрел в окно. День угасал. Жара спала, но духота никуда не делась. Тексты Корнеевой разочаровали Игоря. Проза её оказалась типично женской. Ему было откровенно скучно и неинтересно: женская проза никогда Игоря не привлекала. Кроме того, Лидин заподозрил, что Корнеева наполнила свою повесть некими намёками на какие-то известные её друзьям события и людей. Но он-то, Игорь, не знал ни этих событий, ни тех людей, а потому чувства и переживания персонажей были ему не вполне понятны.
«Что ж, послушаем, как она поёт», - без особого энтузиазма подумал Игорь и сунул компакт-диск в плейер. Лидин не был филологом, воспринимал поэзию, так сказать, на вкус и цвет, на уровне нравится – не нравится. Стихи  Корнеевой были технически выверены и безупречны, но отклика в его душе не вызвали. Проблема, видимо, была в том, что Корнеева пыталась совместить в своих текстах несовместимое: женственность с феминизмом. Лидин не мог заставить себя пожалеть Джульетту, стирающую носки Ромео. С какой стати? Если подавляющее большинство жён это делают, почему Джульетта должна быть исключением?   
Лидин выключил плейер, включил ноутбук и вышел в интернет. Интересно, есть тут что-нибудь про фестиваль «Госпожа Вьюга»? Есть! Вот она, страничка. Игорь защёлкал кнопкой мышки по пунктам меню. Через минуту он разочарованно выругался и выключил ноутбук. Страничка фестиваля не дала ему практически никакой информации, кроме фамилий лауреатов и дипломантов прежних лет. А лет этих было пока всего только два…
Лидин выключил компьютер, рухнул на диван и задумался. Может, всё же съездить завтра в Пески? А вдруг случится чудо, и там найдётся интересный материал для статьи? Кому бы сесть на хвост? Не охота двадцать минут трястись в душной электричке, да и до вокзала из его микрорайона добираться на маршрутке полчаса. А в Песках, как сказала Соловьёва, от станции ещё километра два по лесу пилить…
Игорь начал перебирать в уме известных ему коломенских поэтов и бардов.
- Петров! – хлопнул он себя по лбу. – Как же это я о нём забыл?
Александр Николаевич Петров был известным в Коломне бизнесменом. Что он конкретно делал, каким бизнесом занимался, Игорь не знал и не интересовался. Он со своими ребятами просто занимался отделкой нового особняка Петровых. Дом был довольно большим, и к нему прилагался огромный участок земли. Оксана, жена Петрова, конечно, нигде не работала. Но она была дипломированным специалистом по ландшафтному дизайну, о чём с гордостью поведал Игорю Петров при первой же их встрече. Оксана сама разработала дизайн сада, и ребята Лидина помогли воплотить её фантазии в реальность. Там был и бассейн, и выложенный камнем небольшой пруд, в который Петровы запустили каких-то рыб, и искусственный водопад, и горбатые мостики над узким ручьём, и ажурные беседки, и цветочные клумбы и прочие «чудеса природы».
В свободное от «заколачивания бабок» время Петров сочинял стихи и даже печатал их в «Коломенском тексте», одним из постоянных спонсоров которого являлся. Не мог он пропустить фестиваль в Песках! Лидин достал визитницу.
Петров снял трубку почти сразу, на втором звонке.
- Да, я там участвую, - обрадовал он Игоря. – Завтра как раз будут подводить итоги, так что ты, друг, немного опоздал. Но можешь посмотреть, как будут награждать победителей.
- А ты не мог бы взять меня с собой? - с надеждой спросил Лидин.
- Что за вопрос? – засмеялся Петров. – Будь готов к девяти утра, я за тобой заеду.
«Что ж, одна проблема решена», - с облегчением улыбнулся Игорь и поставил сотовый телефон на зарядку. Вдруг громко хлопнула входная дверь, и в комнату влетела Галина.
- Ты почему не на даче, с мамой? – встревожился Лидин. – Случилось чего?
- Да вот пришлось Светку из Песков в медпункт везти, - с досадой пробурчала дочь. – Клещ её укусил.
- А чего вы забыли в Песках? На фестивале, что ль, тусовались?
- Да, - удивлённо взглянула на отца Галка. – А ты откуда знаешь про фестиваль?
- Знаю, - многозначительно ответил Лидин. – Завтра еду на закрытие.
- С чего вдруг? – подозрительно сощурилась Галка. – Ты ж современных бардов не признаёшь, слушаешь только Высоцкого да Визбора.
- Не только. Ещё Булата Окуджаву уважаю.
- Так их там не будет! – съязвила Галина. – Они ж все умерли давно.
- И это очень жаль, - вздохнул Лидин. – Мне посчастливилось живьём одного лишь Высоцкого повидать, когда тот приезжал к нам в Коломну с концертом. Визбора с Окуджавой только по телевизору видел. А тебе кто нравится?
- Из нынешних? - уточнила Галка.
- Из тех, кто сейчас в Песках.
- Некоторые. А что?
- Да вот, хочу статью об этом фестивале написать для «Коломенской правды». Материал нужен.
- Правда? – обрадовалась Галка. – Ты опять будешь писать для газеты?
- Попробую. Так что ты мне можешь рассказать?
- А чего зря болтать? – пренебрежительно махнула рукой Галина. – Завтра сам всё увидишь. На Голубых озёрах было интересней. Народу там собиралось до десяти тысяч, а в Пески сотни три-четыре всего приехало. Да ещё клещи эти дурацкие! Сам видишь, какая сейчас жара, а тут эти сволочи весь лес заполонили. Светке в такое место один залез, что…
- Ладно, ладно, - прервал дочь Игорь. – Про Светку мне не интересно. Ты про бардов давай.
- А что про них говорить-то? – дёрнула плечиком Галка. – Их слушать надо. Конечно, в Песках знаменитостей меньше, не то что на Голубых озёрах, но зато и выступления бездарей гораздо меньше терпеть пришлось. Сейчас же любой, кто научился бренчать на гитаре и рифмовать кое-как слова считает себя бардом.
- Много там знакомых встретила? Кто там верховодит-то?
- Да там большинство - песковские, коломенцев мало. Рекламы-то никакой нигде не было, ты вот слыхал что-нибудь про этот фестиваль? Вот и мы со Светкой случайно узнали. Приезжих я вообще никого не знаю. А шустрят в основном наши, институтские, - скривилась Галка. – Главная – Корнеева, моя преподавательница, русскую литературу нам читает. Подруги её поварами устроены, кашу и чаи варят. И студенты-любимчики на подхвате.
- А ты в любимчиках не состоишь?
- И я состою! Но территорию от мусора чистить, - начала загибать пальчики на руке Галина, - палатки ставить, гробы эти – биотуалеты – устанавливать, сцена, аппаратура, щиты рекламные, скамейки… Оно мне надо?
- Так не бесплатно же, наверно?
- А я знаю? Мне это – до лампады. Пахать в такую жару!
- Значит, доча, ты мне ничем помочь не можешь?
- Ладно, поеду с тобой завтра, покажу там всё. С Корнеевой познакомлю…