Мальчишки не плачут-1 Новенькая

    И всё-таки я опоздал. Двери подъезда были настежь, безвольно болталась обманутая пружина, в снегу шевелились обрывки бумаг. В туго перетянутых ремнями новеньких зелёных бушлатах молодые солдаты-срочники выносили стальные скелеты казённых кроватей. Лысые из-под шапок затылки не вязались с крепчавшим морозом. Свидетельством непоправимого зияли следы шин…
   
    А началось всё с того, что в военном нашем городке, прилепившемся сбоку райцентра, и состоявшем из клуба, магазина и десятка пятиэтажек, появилась необыкновенная девочка.
    Впервые я увидал её тёмные волнистые волосы тем незабываемым летом, болтаясь у дровяных сараев в поисках подходящего материала для рыцарского меча, когда вдруг она обернулась и пристально посмотрела, будто ждала меня здесь давно и точно знала минуту и секунду. Зелёное платье-колокольчик не скрывало южный загар, уголки губ таили намёк на улыбку и вместе с лёгким наклоном головы излучали заинтересованность.
   
    Такого со мной ещё не было! Как и все мальчишки нашего двора, я твёрдо верил, что нельзя опускать глаза, когда учительница говорит: «Пусть честно признается, кто это сделал», или мама, к примеру, спросит, все ли уроки приготовил, и уж точно следовало, прищурившись, исподлобья буровить противника, если сходишься на кулаках. Но здесь было другое: хотелось, одновременно, спрятаться от пронизывающих волн, и неотрывно погружаться вглубь магнитных глаз цвета соблазнительно спелой вишни за неприступным забором заводоуправления.
   
    В тот день всё валилось из рук. Меч получился кривым, кругляши сучков выпадали, оставляя дыры, и я забросил несостоявшееся оружие на крышу сарая. Ещё я был расстроен, что не знаю, где эта девочка живёт. Но назавтра я снова встретил её в соседнем дворе, когда шли с друзьями на дальнюю свалку плавить свинец. Футболка с олимпийским мишкой и узкие серые брюки – моя удивительная незнакомка увлечённо щебетала с двумя девчушками помладше и была прекрасна! Сердце забилось как перед прыжком в кучу песка с третьего этажа стройки. В груди ухали боевые тамтамы самого воинственного индейского племени, и барабанов они не жалели! Вскользь оглянувшись, я не без удовольствия отметил три пары хитрых глаз, после чего подружки смущённо захихикали.
   
    – Новенькая, Олеськой зовут, – с видом знатока поведал Андрюха по кличке Шпон, когда мы немного отошли. – Вроде как, из Полтавы их к нам перевели: слышал, дома говорили. В четвёртый ещё только пойдёт, мелкая совсем..., – добавил он, поддав ногой случайный камушек.
    Местная ребятня, дети военных, мы давно привыкли, что новые люди появляются, а другие навсегда исчезают, лишь скроется за углом гружёный армейский «Урал». Это и называлось «перевели отца».
    «Стоп, народ! А спички взяли? Разжигать-то будем чем?» – в этом  месте Шпон употребил некрасивое слово. Компания преувеличенно громко захохотала… 
   
    Дни до школы считал тёплый август. Вечера пахли яблоком окрестных садов, речной туман обнимал берега. Мы с друзьями готовились в пятый и потому не любили, когда нас учат.
    И ещё мы не любили девчонок. А за что их любить-то? У них на уме одни  глупости, и захныкать в любой момент могут. Ещё они завсегда первые начинают, а потом жалуются. Нет, с девчонками каши не сваришь! То ли дело мальчишки, особенно с нашего двора: хочешь тебе – футбол, хочешь – в рыцари на мечах, или в разведчиков. Бывало дело, и дрались, но так, чтобы сырость разводить – не, никаких соплей! Тот же Шпон – ну, Андрюха который – когда Родька-дзюдоист ему руку на болевой выворачивал, и то не пикнул, покраснел как рак и не сдаётся – хорошо, старшие растащили! А мне раз мужик из углового столько за шиворот крапивы натолкал и придавил, целую охапку, наверное, фашист несчастный! И, главное, за что? Мячик, видите ли, ему грядки помял. Так я тоже ничего – хотя шкура горела, как у танкиста в том фильме про войну. 
   
    И всё же было, было в ней что-то особенное, в этой Олесе из далёкой Полтавы, где тепло и все люди ходят загорелые. Не знаю отчего – может потому, что украинка – что-то неуловимое отличало её от других сверстниц. Как не вытягивал я голову, разглядывая четвероклашек, школьная линейка неумолимо доказывала, что учиться Олеся будет не в моей...   
   
    С наступлением учебного года мальчишеская жизнь не заканчивалась. Стоило после уроков кинуть клич, как мы уже запекали на костре накопанную тайком картошку, щёлкали на асфальте свинцовыми битами пивные пробки, или играли в «кашевара», метясь палками в банку из-под войсковой тушёнки. Ничего не стоило махнуть на железку – прячась  в кустах, собирать, затем, с рельсов расплющенные тепловозом монетки: ещё горячие копейки, трёшки, пятачки и белую мелочь. Кроме, конечно, железного рубля с Лениным – большие говорили, за него сажают. Садиться никуда не хотелось. Но я бы и сам Ленина под поезд не положил – он детей жалел, революцию сделал. Тем более, для мальчишки рубль – целое богатство!..
   
    Эпидемия увлечений регулярно захватывала дворовое сообщество, и тогда все вдруг начинали строгать луки-стрелы, коллекционировать сигаретные пачки, спичечные коробки с городами и прочую ерунду.
    Той осенью накрыла мода на пугачи. Сонные сторожа металлолома в одночасье лишились покоя. Ветер тянул откуда-то сизые облака, малышня собирала жёлуди для трудов, а мы гнули гвозди и плющили трубки. Трубка для пугача годилась только медная, такие ещё в холодильнике сзади. Приблудившийся к нам из частного сектора Вадик-дурачок дома в холодильнике кусок трубки отпилил, остальное соединил и хвастал, мол, никто не заметил – врал, конечно. Когда мы после уже бомбочки из селитры делали, ему палец оторвало – но это потому, что он дурак... 
   
    Пугач был призван пугать, и полностью оправдывал название – начинённый серой от спичек, грохотал так, что будь здоров! С гвоздём-затвором, гнутым стволом красной меди и чёрной резинкой из раскуроченных бигудей, пугач хранился в карманах всех нормальных мальчишек, являясь главным секретом, отделяющим нас от скучного мира взрослых.
   
    Тем субботним вечером киношный Чингачгук мстил подлым койотам на экране нашего Дома Офицеров. Полутёмный зал, с гипсовым Ильичём в углу, был полон. Под неодобрительные взгляды принаряженных взрослых, мы гоготали, раздавая щелбаны в игре «в билетики». Лейтенанты с молодыми жёнами занимали последние места у кинобудки. Мы знали, что они будут целоваться, и заранее отпускали шуточки.
   
    Олесю разглядел я сразу. Она сидела, где обычно мелкотня, перед самым экраном. С двух сторон от неё крутились как на шарнирах малолетние подружки. Одна из них выцепила меня и, многозначительно ухмыляясь, стала нашёптывать Олеське. Та с любопытством обернулась в нашу сторону. На мгновение траектории пересеклись, в перекрестье без видимых причин вспыхнул воздух. Продлись огненный эксперимент чуть дольше, и потребовалась бы пожарная команда. Я сделал невозмутимое индейское лицо, и когда билетёрша щёлкнула выключателем, принялся начинять спичечным «порохом» своё «оружие». Была у меня одна задумка…
   
    Едва людская река, оставив скучные титры пустым сиденьям, ручьями выплеснулась в сумерки улиц, заработала наша карманная артиллерия. И тут и там, один за другим раздавались скромные щелчки, глухие хлопки, а порой и впечатляющие «выстрелы», сопровождаемые одобрительным ребячьим жаргоном. В свою очередь, возмущённые женские голоса ставили вечные вопросы: «кто там хулиганит, где их родители, и куда смотрит милиция».      
       
    Потихоньку я отстал от своих, чтобы дождаться Олесю с компанией. Поравнявшись с ними: «Привет, девчонки, а так можете?», я нажал на спуск. Пугач-предатель щёлкнул и затих, хлопка не последовало. Повторная попытка не принесла результата. Судьба играла против. Подруги выжидательно поглядывали, то на меня, то на свою атаманшу. Девочка с вишнёвыми магнитами, которой и посвящалось неудачное выступление, чуть наклонив голову, как она это умела, задорно улыбнулась: «Здрасьте-здрасьте, уважаемый стрелок из пугачей! Признаться, мы чуть не оглохли. Надеюсь, в следующий раз у вас получится лучше!..». Весело рассмеявшись, троица проследовала далее.
    Перейдя дорогу, они уже скрылись за акациями дома комсостава, а я силился понять, чего больше в её словах – хорошего или обидного. В свете фонаря перезарядил непослушный пугач, чтобы с размаху швырнуть в первую кирпичную стену. Как пишут в книжках, «раздался оглушительный взрыв». Трубку разворотило, гвоздь улетел в кусты. За спиной послышались сердитые крики. В темноте кто-то из взрослых бросился за мной, с глупым намерением надрать уши.

    Вскоре я был у олесиного подъезда. Непривычно серьёзная, она поднималась по лестнице и меня не видела. В свете оконных пролётов промелькнули бордовая олимпийка, юбка-джинс и загорелые ноги в белых кроссовках.
    Наши, как обычно, собирались на «пятаке». Я уселся на качели, обдумать положение. Домой, так сразу, не хотелось. Тоненько поскрипывая, шелестели подшипники. «Глупо вышло с пугачём – нашёл, тоже, чем девчонок удивить! Даже к лучшему, что он взорвался…»
   
    По щеке погладил ветер, прилетевший от реки. Он долго спал на берегу, потому что пропах водорослями. Окна домов перемигивались. Со стороны крайнего подъезда доносился оживлённый разговор. Компания была навеселе, все курили. Мужчина в светлой рубашке что-то энергично доказывал остальным. Женщины с причёсками, поёживаясь в заботливо накинутых пиджаках, хлопали себя по ногам, отгоняя комаров, и поглядывали на часы. Звёздочки сигарет стремительно пикировали, чтобы взмыть затем вверх.
    На третьем этаже хлопнула форточка, я замер… Ложная тревога! Стоило догадаться: ведь окна её могут выходить на другую сторону…
   
    Осень спешила всё сделать скорей. Как старый дядя Кульман, что нетрезво бранясь, выметал тротуары от берёз и акаций, так и эта рыжая хозяйка, день за днём отправляя в мусор листки календарей целого полушария, оставляла немного закладками для будущих книг. Она-то знала, что главное – впереди…


ОКОНЧАНИЕ http://www.stihi.ru/2018/12/26/2444