О себе

 Родился   я на Кубани в г. Тихорецке 7 октября 1940 года. С какого времени мы начинаем воспринимать и запоминать окружающее?  Сказать трудно. У всех это происходит по-разному. Для меня таким моментом явился следующий эпизод. В комнате полутемно, на окнах перекрещивающиеся полоски бумаги. Мы с мамой сидим под кроватью, тесно прижавшись, друг к другу. Я говорю:
- Мама, чего мы здесь сидим, давай уйдём отсюда, здесь плохо.
Мама отвечает: - Сиди, сынок, сиди. Там немцы бомбят. Вот самолёты улетят, тогда пойдём на улицу.
    А было это в июне 1942 года. Я уже успел прожить на свете почти два года. Другие эпизоды раннего детства вспоминаются в виде отдельных отрывков. Вот мы в какой-то толпе. Все куда-то спешат, толкаются, кричат. Я у мамы на руках, мне очень неудобно, хочется пить. Как потом она мне рассказывала, это было в июле 1942 года, когда мы уходили из города перед вступлением в  него немцев.
   Наш дом на улице Гражданской  был не просто старым, он был древним. Прежний хозяин держал здесь лошадей. Мои предки, купившие это «произведение искусства»  в 1918 году, сделали из конюшни жилое помещение. Дом был слеплен из камыша и глины - самого распространённого строительного материала тех лет. Крышу покрывала старинная красная черепица. Приземистый, с маленькими, узкими окнами, дом частично врос в землю и никакой косметический ремонт не мог избавить его  от особенностей, присущих его первоначальному призванию…  В этом доме мы с мамой жили до  1947 года, а когда её перевели работать  в Забайкалье, переехали в город Каганович, недалеко от Читы (ныне Куйбышевск).
   Моя мама, Горешнякова Анна Игнатьевна, работала зубным врачом, а так как медработников  в то время не хватало, часто оставалась на ночные дежурства. В такие дни я был предоставлен самому себе. Иногда в комнату заглядывала соседка – смотрела, чем я занимаюсь. Время было голодное, мяса мы не видели вообще, и нас выручало только молоко, которое мама покупала у знакомых. Зимой молоко было замороженным и продавалось в виде тарелок. Иногда маме удавалось достать немного сахара, она его топила в железной миске, каталкой раскатывала на тонкие полоски и делала леденцовые конфеты. Однажды кто-то из больных принёс литровую банку мёда. Такое лакомство, как мёд, я пробовал первый раз в жизни, и оно мне очень понравилось. Когда мама ушла на работу, она убрала кастрюльку с мёдом на вешалку, под потолок, чтобы я не мог её достать. Но я, немного подумав, поставил под вешалку стол, водрузил на него табуретку и добрался до заветной кастрюльки. В тот день мёда я наелся. Наелся на всю жизнь. Даже сейчас, через шестьдесят с лишним лет, мёд не относится к числу моих любимых продуктов.
   Читать я научился в шесть лет, здесь, в Забайкалье. Часто, оставшись один, от нечего делать, составлял слова из букв. Одолев эту  нелёгкую школу, увлёкся чтением по - настоящему. Но так как в доме  кроме сочинений Шекспира ничего больше не было, мне пришлось довольствоваться его трагедиями и сонетами. В семь лет я по складам прочёл короля Лира, потом мама записала меня в библиотеку. Запомнился один эпизод, связанный с этим периодом моей жизни. Как-то я взял в библиотеке небольшую книжку и пока дошёл до дома, прочитал её. Решил вернуться в библиотеку, чтобы взять новую. Но заведующая библиотекой не похвалила меня, как я ожидал, а здорово отругала.
- Разве можно так читать книги, - сказала она. – Книгу надо читать медленно, вдумчиво, чтобы что-то запомнилось, чтобы была польза от чтения. Этот разговор я запомнил на всю жизнь.
       В конце 1949 года мы вернулись на Кубань. Здоровье у меня было неважное. Ещё с 1943 года я страдал заболеванием, которое называется «кривошея».  Болезнь явилась следствием бомбёжек. Когда во время налётов мать пряталась от осколков в любой яме или канаве, она накрывала меня своим телом и, скорее всего, я неудачно подвернул голову. В результате одна из шейных мышц была повреждена, и для излечения требовалось  вмешательство хирурга.  В 1945 году мне сделали операцию в Ростов, но она оказалась неудачной. В 1949 году мама поехала в Москву, каким-то чудом добилась приёма у Шверника  (по-моему, тогда он был главой ВЦСПС),  и меня положили в одну из лучших московских больниц.
    Операция прошла удачно, но после неё меня до пояса заковали в гипс на полгода. Открытым оставалось только лицо. Трудно передать словами, что мне пришлось пережить за это время. Когда мама привела меня в школу, в третий класс, с каким изумлением смотрели на меня  одноклассники. Они жалели меня, помогали в учёбе и я не помню случая, чтобы кто-то обидел меня во время болезни.
    Время было тяжёлое. Продуктов не хватало. Чтобы купить буханку хлеба, надо было дежурить у продовольственного магазина всю ночь. Обычно нас, детей, посылали занимать очередь за хлебом  с 8-9 часов вечера. Очереди были громадные – до 300-400 человек. Если ты занимал очередь, уходить было нельзя, так как через каждые два-три часа «пересчитывались». Часто оказывалось , что в 9 часов вечера ты был 244, а к утру становился 178. Хлеб привозили в восемь часов утра. Первыми повозку с «хлебной» будкой  обычно замечали мальчишки:  - Везут, везут, - раздавалось со всех сторон. Очередь выстраивалась в одну извилистую линию, последний раз всех пересчитывали и ждали разгрузки. В одни руки давали по две  буханки темного хлеба. Бывали дни, когда хлеб не привозили  вообще. Конечно, на всех хлеба никогда не хватало. И это было на хлебной Кубани в 1949-1950 гг. Вода стоила пять копеек за ведро. У каждой колонки стояла небольшая будочка, в которой сидел человек, принимающий деньги. И в дополнение ко всем нашим бедам в 1949 году ввели налог на фруктовые деревья. Налог был не маленький, и по всей Кубани началась вырубка яблонь, груш, вишенников.  Через год где-то  в верхах спохватились, что если так пойдёт дальше, Кубань останется без фруктов. Налог отменили. Но налоги на живность – свиней, коз, уток и свиней, остались. Пытались даже ввести налог на кошек и собак. Бедно жили люди в то время, очень бедно. Для меня всегда большим праздником было воскресенье. И не потому, что  в воскресенье не надо было идти в школу. Причина была в другом. По воскресеньям мама обычно ходила на базар и покупала немного постного масла. А что может быть вкуснее подсолнечного масла, налитого в блюдечко и посыпанного солью!  Мы, дети, макали  в это масло  хлеб, ели эту благодать, и были счастливы. Да, что говорить, если сметану с сахаром я впервые попробовал только в 1959 году. Это случилось  когда  нас, студентов медицинского училища  послали в колхоз на уборку кукурузы.   
    Последствия войны были видны везде.  Разрушенные здания восстанавливались медленно. На обратной стороне недостроенного Дома Культуры вплоть до 1949 года  держалась надпись, сделанная белой краской – «ВСЁ ДЛЯ ФРОНТА, ВСЁ ДЛЯ ПОБЕДЫ НАД НЕНАВИСТНЫМ ВРАГОМ».  Самым крупным промышленным предприятием города считался завод имени Воровского, который продолжал работать в режиме военного времени. В 6 часов утра всех будил заводской гудок. К семи надо было уже быть на рабочем месте. За опоздание – под суд.
    В 1951 году по ул. Энгельса  провели канализацию для стока нечистот. По какой-то причине канализация не заработала. Главного архитектора города расстреляли как врага народа. Суровое было время.
    С четвёртого по седьмой класс я учился в школе 36. Учился, мягко говоря, неважно. Терпеть не мог математику и всё, что с нею связано, в том числе учителей. Зато любил историю, литературу, географию. Здесь, в стенах этой школы, написал свои первые стихи.  В них высмеивался наш классный руководитель Дутов Павел Иванович. Раньше он работал в милиции и некоторые из своих милицейских привычек перенёс в школу. Так, нашалившего ученика он заводил в учительскую  и небольшой указкой  отстукивал на его голове следующий мотив: - Ко-гда  в тво-ей пу-сто-й го-ло-ве, опил-ками на-би-той б-удет- ум» . Сила ударов зависела от степени вины. Зато он никогда не вызывал родителей, за что мы были ему благодарны и на экзекуции никогда не жаловались.
      Первые мои стихи были очень слабыми, но, чему я удивляюсь до сих пор, нарушений ритма   в них почти не было. Видно музыкальный слух начал у меня развиваться  со времени «увлечения» Шекспиром. Так как школа N 36 была семилеткой, то, после окончания седьмого класса надо было перебираться в другую.  Однако не все средние школы города горели желанием взять меня   с моими тройками  под своё крылышко. Наконец, такая школа нашлась. Знаменательно, что её номер был  3.  Здесь я учился до тех пор, пока не получил аттестат зрелости в 1957 году. В этой же школе со мной учился Юрий Кузнецов, ставший впоследствии известным поэтом. Но мы считались старшеклассниками и с «мелюзгой» (а Юра учился  на класс ниже)  не общались.
    Писал я много, написал несколько общих тетрадей стихов,  и мама решила повезти меня в Москву, чтобы показать настоящим писателям. Через знакомых ей удалось попасть на приём к главному редактору газеты «Правда».  Конечно, со своими «произведениями»   мне надо было сидеть в Тихорецке, а не отвлекать от работы больших начальников. Но редактор  всё же просмотрел мои стихи и посоветовал  поступить работать на какой-нибудь московский завод, где есть литературное объединение. «Главное – учёба,- сказал он мне на прощанье. – Учись, читай, пиши» Такими словами  он выпроводил нас с мамой из своего кабинета. В Москве я не остался. Ведь для того, чтобы поступить на работу, нужно было иметь московскую прописку, а прописывать в столице меня никто не спешил.
    Вернувшись в Тихорецк, я довольно сносно сдал экзамены на аттестат зрелости и стал полноправным членом общества. Хотел поступать в институт, но по новому закону после школы в институт можно было поступать только тем, кто имеет двухгодичный производственный стаж  работы. Стажа у меня не было,  и я пошёл работать на Тихорецкий шпалопропиточный завод учеником слесаря. Работа была очень грязная, приходя домой,  я мог с трудом отмыть въевшийся в кожу креозот. На заводе я проработал  почти полтора года, потом связался с «дурной компанией» и если бы мама не уговорила меня поступить в Пятигорское медицинское училище, неизвестно что со мной было бы дальше. Получив на экзаменах две твёрдых тройки, я стал студентом. Это произошло в 1958 году.
    Итак, волею судьбы я оказался в  Пятигорске. Писать об этом городе, значит писать о Лермонтове. Я был в восторге от  того, что хожу по тем же улицам, по которым когда-то ходил великий поэт, часто посещал грот Дианы, Цветник, музей Лермонтова. Много писал. Но в то время мои стихи ещё не шли дальше училищной стенгазеты. Жили мы с товарищем на квартире у одной старушки, недалеко от училища. Жили очень скромно. Часто приходилось голодать. Бывали дни, когда  одну буханку хлеба и сто граммов конфет «горошек» приходилось делить на три части: завтрак, обед, ужин. Выручал погреб хозяйки, в котором хранился картофель. И хотя погреб закрывался металлической решёткой, мы нашли способ добывать картошку – сделали из проволоки пику, привязали её к верёвке и закидывали эту снасть как удочку сквозь прутья решётки. Обычно улова хватало, чтобы приготовить обед или ужин. Правда, нас скоро разоблачили и с позором с квартиры выгнали, но мы особенно не отчаивались. В 1960 году я окончил медицинское училище и получил диплом фельдшера.
    Радостный и счастливый возвращался  я в родной Тихорецк. И тут, в поезде, встретил свою первую любовь. Звали её Света. Мы как-то сразу потянулись друг к другу, проговорили всю ночь  Расставаться не хотелось, но… Света дала мне свой адрес, подписала фотографию. Я вышел на перрон в своём городе, потом вернулся – оставалась ещё минута до отхода поезда, и поцеловал Свету. Это был  наверно, первый настоящий поцелуй в моей жизни.  С каким нетерпением ждал я её письма! Наконец, оно пришло, и этот момент был одним из счастливейших в моей жизни.
    После окончания учёбы в Пятигорске я работал фельдшером в посёлке Челбас, недалеко от Тихорецка. Посёлок был совсем небольшим. Электричества здесь не было. О газе люди даже не мечтали. Медпункт располагался в полуразрушенной глинобитной хатёнке, больше напоминающей сарай. Рядом находились клуб и почта. Два раза в неделю в посёлок приезжала кинопередвижка, и её приезд всегда был для  жителей Челбаса маленьким праздником. Большой радостью для меня были письма, которые я получал от Светланы из Ростова, где она училась в техникуме связи. Как-то она даже приехала ко мне в Челбас на целых два дня. Какой это был волнующий момент – фигурка  девушки, идущей от вокзала  в сторону медпункта. Я бросился к ней навстречу. Мне кажется, что счастье наше было бесконечным. Эх, молодость, молодость! С того момента прошло более пятидесяти лет, но все письма Светы я храню до сих пор.
    В это же время в 1960 году я близко сошёлся с талантливым поэтом Валерием Горским. Он ввёл меня в литературное объединение  нашего города, редактировал  первые мои стихи, опубликованные в местной газете. В семье Горских я был частым гостем, и мы подолгу говорили с Валерой о литературе, поэзии и  жизни. Иногда к нам присоединялся  и Юра Кузнецов, гостивший в то время у своих тихорецких родственников.
В 1961 году меня забрали в армию. Служил я в Казахстане, в районе озера Балхаш. Служба в армии, конечно, не мёд. Настоящая служба – это тяжёлый, изматывающий труд. Меня выручало то, что я был фельдшером, и,  в конце концов, попал служить в госпиталь. Но всё равно было трудно. Первые полгода Света писала мне  письма каждую неделю. Потом они стали приходить реже. Наконец, переписка прекратилась. Я очень переживал, ведь первая любовь без рубцов не заживает.
    Через год службы в армии у меня появилась  мечта – поступить в Военно-Медицинскую академию. И я занялся самообразованием.  Усиленно учил английский – через год занятий мог свободно читать газету на английском языке. В это время на полигон пришла разнарядка - направить одного человека для сдачи экзаменов в  медицинскую академию в Ленинград. Мне повезло – направление дали мне. До экзаменов оставалось ещё три месяца, но времени на подготовку катастрофически не хватало. Каждую ночь, до 4  часов утра я просиживал над учебниками - навёрстывал то, что недоучил в школе. Чтобы не заснуть, в графин с водой выливал две ампулы кофеина. Конечно, организм работал на износ, но, как мне казалось, цель оправдывала средства.
     И вот я в Ленинграде. База, где мы сдавали экзамены, находилась далеко за городом, в каком-то лесопарке. Экзамены я сдал без троек, набрал 17 баллов – их хватало, чтобы попасть в число студентов. Но вмешался глупый случай, который изменил всю мою жизнь. Перед последним экзаменом я всю ночь просидел над учебниками и, чтобы не заснуть, по старой привычке выпил флягу с крепким чаем и сгущённым кофе. Экзамен сдал хорошо, но как только вышел из экзаменационного зала, по динамику прозвучала команда:  «Группы такие-то – на медкомиссию». Всех врачей я прошёл успешно, а вот терапевт заявил: « У вас тахикардия (учащённое сердцебиение) – мы даём вам вторую группу по здоровью». И сколько я не доказывал  врачу, что я всю ночь занимался, что сердцебиение у меня от крепкого кофе, он остался неумолим. А при второй группе по здоровью, чтобы стать студентом надо было набрать  не 17, а 18 баллов. В академию я не поступил. Это была катастрофа, крушение мечты всей моей жизни. Трудно рассказать о том, что я пережил в то время. Пришлось вернуться в часть и дослуживать оставшиеся до демобилизации полгода. Но полученные знания не пропали даром, а пригодились  мне уже через год. Сразу после демобилизации я поступил в  Кубанский медицинский институт. Это было в 1964 году.
    Как  я убеждался неоднократно, жизнь иногда любит красиво пошутить. Здесь нельзя не рассказать об одном случае, который произошёл со мной, когда я возвращался из армии. Последний отрезок пути от Краснодара до Тихорецка  я ехал в электричке. Демобилизованный солдат, форма отутюжена, блестят начищенные значки, отливают золотом сержантские нашивки на погонах.  И вдруг я увидел Свету. Она сидела рядом с каким-то матросом и держала на руках грудного ребёнка. Меня как молния ударила. Я не подошёл к ней, не поздоровался. Несколько секунд мы смотрели в глаза друг другу, и трудно передать, что отражалось в наших взглядах.  Муж Светланы через несколько минут вышел покурить в тамбур, я вышел за ним.  Сначала мы курили молча.  Потом я спросил его, откуда и куда  он едет.  Мы разговорились, и из беседы я узнал, что год назад он женился, недавно у них родился ребёнок, и они с женой едут в гости к  её родителям.  В Тихорецке я вышел… Сложная штука жизнь.
    В Краснодаре, будучи студентом, я жил в общежитии, недалеко от рощи. Место было спокойное и тихое. Я гордился тем, что я студент мединститута и хотя часто пропускал лекции, учился неплохо.  После первого курса поехал на целину в Казахстан. Здесь наш студенческий отряд строил школу. Конечно, строитель я  был неважный, поэтому мне досталась работа подсобника. Я мешал раствор, подносил кирпич, помогал поварам на кухне. После третьего курса устроился на работу в городскую больницу – брал  ночные дежурства. Деньги, зарабатываемые мной, были хорошей добавкой  к студенческой стипендии.
 На пятом курсе  института, в 1969 году, познакомился со своей  будущей женой. Свадьба состоялась в 1970 году в студенческом общежитии. В этом же году я получил диплом врача  и направление в город Мурманск, в траловый флот.   
В те дни я был счастлив по- настоящему. Но, как известно, счастье никогда полным не бывает. Это я понял, как только мы вышли в рейс. Первые шесть дней я не вставал с койки из-за морской болезни. Поваров просил приносить мне  только соленую капусту и соленые огурцы. Уже  потом  они  признались  мне: - А мы думали, запил наш доктор.
О море можно рассказывать бесконечно. Свежий морской ветер, волны выше корабля, прекрасные и незабываемые восходы и закаты, лунная дорожка. Море надо видеть и чувствовать. Писать о нем можно только в стихах. И  я писал.
Рейсы кораблей тралового флота длятся от четырех до шести месяцев. За это время, если моряки и видят землю, то лишь издалека. Все остальное время вода и вода. Каждый на корабле в свободное время занимается чем может. Кто-то мастерит кораблики, что-то точит из пластмассы или кусков дерева, кто-то все свободное время проводит за игрой в доми¬но или шахматы. Я же занимался всем понемножку , вёл судовую библиотеку, много читал, пытался овладеть теорией стихосложения. Так продолжалось полтора года.  Потом, как говорят,  по семейным обстоятельствам"  я был вынужден уволиться из рядов флота.
Вернувшись на Кубань, работал врачом в своем родном Тихорецке  до 1977 года. Мечты о  морских приключениях, загранплаваниях  меня не оставляли, и я всеми возможными способами пытался вновь вырваться на море. Мое упорство принесло свои плоды, и я наконец-то вновь вырвался в море, но теперь уже с правом выезда за границу. Работал в Жданове и Находке, много раз бывал за границей. Побывал в Италии, Германии, Франции, Португалии. Даже берега Англии и Норвегии издалека видел. Много было интересного, прекрасного  увлекательного. Больше  всего  я  любил  стоять  ночные вахты со штурманом или старшим помощником. Ночи были разные: штормовые, грозовые, тихие, полярные и каждая из них была незабываемой.
Наш танкер из Находки доставлял горючее для жителей Крайнего Севера. Заходили в Петропавловск, Магадан, посещали Сахалин, Камчатку и Чукотку. Через Берингов пролив пробирались среди полярных льдов на Певек и Колыму. Белые медведи, тюлени и моржи были нашими постоянными спутниками. Они со своих льдин внимательно рассматривали наш танкер и даже не пытались убегать.
Но все хорошее со временем кончается.  В 1984 году окончилась моя морская одиссея, и я плотно закрепился на берегу. Работал  в Тихорецке врачом, стал интересоваться травами и траволечением. Познакомился со всеми окрестными знахарями, травниками и целителями. Со многими из них и сейчас поддерживаю переписку.  С 1984 года  по настоящее время занимаюсь народной медициной и стихами. На момент написания этих строк мой литературный багаж составляет 128 книг. Из них 68 – по траволечению и здоровому образу жизни, 21 стихотворный  сборник, двухтомник «Тайны невидимого мира». В 2007 году был издан мой «Словарь русской рифмы», книга, над которой я работал семь лет. В 2009 году  вышел из печати  небольшой сборник «Практические уроки поэзии». Если мою литературную деятельность разложить по годам, то вырисовывается  следующая картина:
   С 1960 я - активный внештатный корреспондент газеты "Тихорецкие вести". Мои стихи, очерки и рассказы в газете публикуются постоянно.
Серьезной литературной деятельностью стал заниматься с 1990 г.

   В  1994 году в Краснодаре вышла первая книга моих стихов - ("Сказки волшебного  мира")
В  1996 году - ("Морская лунная дорога") - г. Анапа.
   2002 год - стихотворный  сборник "Страна любви". г. Таганрог.
   2003 год - стихотворные сборники "У Родины прекрасное лицо","Дыхание моря" (г.   Таганрог)," Сказка про Володю-Мураша" (г. Ростов на Дону).
   2004 год - поэма "Рождение Иисуса" (отдельной книгой), поэмы
"Парад планет" и "Баллада о таежной любви" в альманахах  "Тихорецкие зори" и "Мозаика юга".
   2004 год - Вышел первый том книги "Тайны невидимого мира" (г.Москва).
Философско-приключенческая книга о роли Божественного в нашей жизни, о человеческой душе и таинственных явлениях  происходящих в окружающем нас мире).
    2005 год - стихотворный сборник "Бродяжий дух" г. Ростов.
          Второй том Тайны невидимого мира (г. Донецк, и  Москва).
    2006 г. - сборник "Вехи"
    2007 - 2013 "Избранное" (стихи), "Путкшествие в жизнь" (автобиография) "Рождение Иисуса (поэма), "Поручик Лермонтов" (поэма), сборник "Короткие стихи".
   С 2013 по 2018 год отдельными книгами выходили мои поэмы и сборники и збранных стихов.
   Проза: "Гении уходят в вечность", Судьба", Православные христианские целители", "Гении и музы", "Медицина официальная и народная (энциклопедия).
  С 2005 по 2013 год работал над "Словарём русской рифмы". Книга издавалась дважды, но... за собственные средства.

     В 2002 году был принят в члены Союза писателей России (г. Краснодар).
Подборки моих стихов неоднократно публиковались на страницах газет "Советская Кубань", "Литературная Кубань" (г. Краснодар), "Морская газета" (г. Санкт-Петербург"), во всероссийском альманахе "Глагол", в  "Невском альманахе», кубанском альманахе "Благослови", в "Литературной России"  в альманахах "Литературный Кисловодск", "Мир" , журнале "Мозатка Юга" и ряде других  изданий.
    Тихорецк - город маленький, но он славится своим  богатым литературным прошлым, своими литературными традициями. Можно начать с того, что мать поэта Маяковского (девичья фамилия Павленко) родилась и жила в одной из станиц нашего  района (станица Терновская). В двадцатых-тридцатых годах прошлого века главным редактором районной газеты был известный  прозаик Аркадий Первенцев.
    Юрий Поликарпович Кузнецов  (родился в станице Ленинградской) свои детские годы провёл в нашем городе. Здесь же он  опубликовал  своё  первое стихотворение («Тракторист», 1958 г). Мне посчастливилось учиться с ним в одной школе, правда, учились мы в параллельных классах.
    Наш земляк Александр Скоков  в настоящее время проживает в Санкт-Петербурге, возглавляет там секцию прозы санкт-петербургской писательской организации.  Крупнейший прозаик известный не только у нас, но и за  рубежом, он не забывает своего родного города, и как только бывает на Кубани, проводит занятия с членами  нашего литобъединения.
    Здесь жил и работал поэт Валерий Горский - член Союза писателей России,талантливый лирик, которого очень ценил Юрий Кузнецов.
     И сейчас в г. Тихорецке очень много талантливой молодежи. Общими стараниями в 2000 году нами была возобновлена работа литературного объединения "Родник". Два раза в месяц любители литературы встречаются в библиотеке или у меня дома, читают свои стихи, рассказы, обсуждают новинки литературы. Эти встречи многое дают молодым литераторам. На наши заседания часто приезжают известные писатели из г.Краснодара: Кронид Обойщиков, Светлана Макарова, В.Архипов, Ивеншин и др. Частый гость "Родника" -  Николай Зиновьев, один из лучших поэтов современной России.
Во многих районах Краснодарского края (Павловский, Кущевский, Ново-Покровский, Кореновский)  мне, с помощью краевой писательской организации, удалось создать литературные объединения, подобные Тихорецкому  "Роднику".  С удовлетворением могу отметить, что  "Родники"  поэзии сейчас  охватили весь север Кубани. И, наверно, недолго придется ждать того времени, когда у нас появятся новые Ю.Кузнецовы, А.Скоковы и Н.Зиновьевы.