Тайна Леонардо

       Тайна Леонардо, сколь бы она не была зашифрованной, всё же говорит о себе, поскольку и любой шифр, и любая тайна, не прямо, так косвенно "проговариваются". Даже молчание "проговаривается" своей тишиной.
Необходимо только то ухо, которое способно услышать подобное "проговаривание".
      Что же прежде всего "проговаривается" на картинах Леонардо? Приблизительно также, как человек, который хотел что-то скрыть, но сам невольно тем или другим действием, словом или поступком выдал свою тайну. В случае с Леонардо, правда, та же ситуация предстаёт словно перевёрнутой с ног на голову: Леонардо никак и ничего не хочет скрыть сознательно, он просто не имеет пространства и места для полноты своего воплощения и потому изначально находится в положении невольного сокрытия, а "проговориться" Леонардо как раз хочет, но почти не может. Но сколь бы не менялось здесь отношение самого субъекта к происходящему - хочет ли он скрыть и выдаёт тайну лишь невольно, или же он страстно хочет открыть тайну, но вынужден выдавать её лишь отмеренными порциями(случай Леонардо) - факт остаётся фактом - перед нами не искусство в его непосредственной "открытости тайны", а нечто "не до конца пробившееся" к зрителю, нечто вполовину говорящее или незавершённо осуществлённое. То есть перед нами не то, что "говорит", а то, что "проговаривается".
       Практически все картины Леонардо таковы, одни - больше, другие - меньше. Хорошо известно как часто он бросал свои труды незавершёнными, значительно чаще чем все остальные гении, однако хотя всё это лежит в биографии Леонардо вполне на виду, никто не берётся сказать об этом хотя бы пару истинных слов - поставить перед собой прямой вопрос - почему Леонардо так делает?
       Был ли он просто легкомысленным и поверхностным? Конечно же нет. Или быть может, он был не постоянным и не твёрдым в своих изыскательствах и трудах, ведь всё указывает именно на то, что он не продолжал каких-то определённых направлений своего труда до конца, но перескакивал с одного на другое, и удивлял современников скорее широтой и универсальностью своего охвата, чем реально произведёнными шедеврами. Кроме того, Леонардо, судя по всему не считал себя художником, картины он рисовал так, словно бы занимался не делом первостепенной важности, а чем-то наподобие "почему бы и нет?", и от рисования легко и радостно переходил к науке, словно последняя как раз и воодушевляла его гораздо значительней.
       Всё верно, и чтобы разгадать загадку Леонардо не надо ничего придумывать, ничего ретушировать и ничего подправлять, следует лишь нам самим до конца увидеть это так, как оно именно есть. Да, Леонардо не был художником, в том смысле в каком любой художник - прорастающий через своё искусство свет и распахивающееся через него пространство. Художник тот, кто рисуя - видит. Но Леонардо был таким типом человека, который видел до рисования и не рисуя. Я называю такой тип людей - идеальным. А если человек видит и "до рисования" и "без рисования", то он не нуждается в самом рисовании как в деле всей своей жизни, как в необходимом кислороде для дыхания, но наоборот относится к рисованию довольно свободно, как лишь к одному из способов жизни и бытия.
       Итак, Леонардо не художник поскольку возник вне "живописного движения"(в котором обычно возникают и становятся другие художники), а с другой стороны он - художник, поскольку вообще рисовал и рисовал классно. Словно бы заходил в живописную сферу, присутствовал там и снова выходил. Но у Леонардо было куда выходить, у остальных же художников - совершенно не было. Подумаем об этом... Куда мог выйти Рембрандт из своих полотен? Да у него просто не было иного места обитания, а у Леонардо было - наука, природа, абсолютно всё, взятое в идеальном смысле.
      Поэтому Леонардо в своих картинах присутствует "сзади" своих картин.
Поэтому Рембрандт присутствует в своих картинах целиком и полностью. Поэтому, чтобы найти Леонардо нужно развоплощать его картины, и в противовес этому чтобы найти Рембрандта нужно полностью погружаться в мир его картин и читать его там.
      Если же мы возьмём сами картины того и другого, то несомненно увидим, или хотя бы почувствуем - на картинах Леонардо этот "отсыл" - от самой картины к чему-то другому. Причём чувствуют его все, даже обыкновенные люди, потому и обозначают и именуют чувствуемое "тайной", однако разгадать никто не может и не берётся, зато вокруг "неразгаданного" надстраивается множество нелепых объяснений, и последние погребают и саму тайну под таким густым слоем несуразностей и банальностей трактовок, что низводят уже и её до нуля.
"Тайна" переходящая много веков "из рук в руки" - замацывается, залапывается и стирается практически до нуля. Леонардо больше не тайна, поскольку не вызывает у нынешнего времени кокретного непосредственного интереса, ведь его "сдвиг", принуждающий сдвигаться и наше незащищённое восприятие, обёрнут и надёжно спелёнут исскуствоведческими рассказами о нём, а наше "незащищённое" восприятие давно уже "защищено" всем, чем можно от удивительного и необычного.
      Леонардо отдаляется от нас и уходит в прошлое не потому что разгадан и "отпущен на покой", а потому что мы сами превращаем себя в дурно множимые и нехорошо пахнущие "тайны на голом месте".