Старость

Старость.
Старость многолика  и разнообразна.   Только когда умер папа, я стала внимательной  к старикам и старушкам, стала замечать их беспомощность, растерянность,  потерянность в суете движения.  И неважно, где это: больница, санаторий, вокзал, магазин… 
Тесный коридор районной поликлиники.  Стоит старая учительница математики   Т. С.   В руках сотовый телефон.   Она напряжённо набирает что-то  и, судя по всему, набрать не может. Не получается позвонить…  У ней усталое интеллигентное лицо,   прямая  фигура.   Сухие  маленькие  руки снова и снова нажимают на кнопки.    Я подхожу и  говорю:  «Вам помочь?   Давайте я наберу, кому позвонить?»   Она отвечает:  «Сыну.  Он за мной приехать должен.  Я его номер так знаю».   Она  математик.  Память на цифры была  великолепная.  Я ищу в записной книжке,  нет, не записан…  Она начинает диктовать  цифры,  сначала забыла восьмёрку, потом засомневалась в порядке чисел…   С пятого  раза номер набран, послышался гудок  вызова, мужской голос.  Отдаю  Т. С.  телефон,  иду по своим делам.  Целый день думаю:  как  трудно быть старым. Как буду я?  Я уже сейчас бестолковая…   Ни одного номера не  помню…
Иду с работы домой.   Ветреный весенний день. Солнце.  Радостно   чивкают воробьи.  Живы остались.  Ярче голые пока ветки тополей и черёмух.  Улыбаюсь.  Иду медленно, любуясь  первыми признаками весны.   Недалеко  от  больницы встречаю свою пожилую учительницу. В руках пакетик   с лекарствами.  Курточка застёгнута на одну пуговицу: руки не слушаются или торопилась выйти из медпункта. На ногах большие чуни и носки. Ноги больные: варикоз и язвы.  Любая обувь  - мучение. Так и ходит в чунях.  У ней три сына, двое рядом. Но старушка неухоженная,  никто за ней не приглядывает.  Останавливаюсь поздороваться,  застёгиваю З. Ф.  курточку.   Выговариваю:  «Нельзя так ходить, простудитесь,  кашлять будете,  беречься надо».  В глазах её слёзы  и улыбка на сморщенных губах:   «Скорее сдохну,  никому не мешаю, замаялась…»   «Что это Вы  З. Ф.,  живите,  Бог веку даёт, надо жить».  Поговорили ещё,  она не жалуется,  не осуждает,  мудрое спокойствие и грусть в её  голосе и словах.   Иду домой:   день померк.  Жалко З.Ф.  Вспоминаю её уроки.  Без новомодных приёмов  она научала решать уравнения всех, кто хотел научиться. Упустила собственных детей…  Всегда на работе или в домашней работе.  Грустно. Вечером говорю маме по телефону:  «У тебя счастливая старость».   Мама обижается, возмущается…  Продолжаю:  «Да, болеешь, но никто не забирает пенсию,  обстирана и помыта,  ешь приготовленную  вкусную еду и все тебя  любят».  Она соглашается, но оттенок обиды остаётся…  Счастливая старость…  Кто же в старости бывает счастлив?
Дорога на работу  почти всегда пуста.  Изредка догонят ребятишки.  Очень редко встретится человек,  осенью все заняты, зимой день начинается поздно.  В темноте, как я, никто никуда не ходит.  Работают единицы.  Практически одни пенсионеры  остались в селе.  Молодых семей мало. Мало детей в школе.   Возвращаясь с работы,  вижу одни и те же картины, одних и тех же людей. Некоторых лучше бы не видеть…   Часто встречаю   Ф. А.  Она, не спеша, прогуливается по улице. Просто ходит без цели.  Об этом переговорено много  раз:  тоскливо дома сидеть. Дом большой.   Муж умер.  Почти никто не заходит. Не  заезжает и сын, приедет в деревню, погостит у тёщи, а к матери не заедет…   От этого  она,  не стесняясь, плачет.  Люди осуждают…  Я её понимаю. У меня тоже два сына. Пока они приезжают  ко мне.  Хотя было уже, младший женился, и  год не приезжал вообще,   жене поддался.  «Можно я с тобой пойду?»  -  робко спрашивает Ф. А.  Могла бы и не спрашивать. Мне хорошо рядом с ней.  От неё исходит почти материнское душевное тепло.   Удивительная  доброта и голосе, и в словах.  Деревня любит позлословить, а вот она никогда ни о ком слова плохого не сказала.  Мы говорим о детях, её и моих.  Об одиночестве.  Вспоминаем что-то.  Она провожает меня до начала моей улицы  и дальше  не идёт. Стесняется. В гости зазвать невозможно.  Зашла домой однажды. Зима.   Страшный гололёд.  Иду буквально как корова на льду.   Вижу Ф.А.   Останавливаюсь, рассказывает, что упала, на спину и на бок,  со всего маху.  Зашиблась.  Дома сидеть тошно. Она в валенках.  Они промокли. По ошибке надела, видимо.  Я говорю, что есть хорошая мазь, не деручая,  боль снимет, согревает.   Зову к себе, обещаю натереть…  Она соглашается, мы идём, разговариваем о детях.  Коля  опять не заехал. В гости куда-то собираются.    Она соглашается, для этого мы возвращаемся проверить: закрыт ли дом,  она надевает сапоги и мы снова идём по улице.  Во дворе у меня почти каток.  Зайдя домой, я первым делом натираю Ф.А. спину. Огромный синяк от плеча до поясницы.  Чистенькая, добрая старушка,  почему она не нужна её сыновьям?   Сама выросла в детдоме, всю любовь и нежность вложила в них, а в ответ холодное равнодушие.   Выполнив обещанное, я понимаю, что  зря так сразу. Надо было сначала чаем напоить.  Она тут  же собирается и уходит, и никакие уговоры её не могут остановить.  Знаю, что и с другими так же: зайдёт на минуточку и сразу обратно.   Теперь  её уже нет.  Пустее стало на улице, меньше добра в  деревне.
Не поздравляйте меня  с днём пожилых людей.  Кощунственно это. Поздравлять с тем, что жизнь кончается.  Что болезни и немощь  настигают и окружают со всех сторон.  Что много не понимаешь или чувствуешь себя лишним.  Тебя перестают замечать, в тебе перестают  нуждаться.  Одиночество - это когда нет людей, которым нечем без тебя дышать.  Есть ли у меня такие люди?  Не  знаю.