Герберт Тортачаков Сказание

Из рода – древа глухарей – чилей –
красивый, смелый, сильный, гордый –
он другом был всех птиц, зверей.
В круговороте дел домашних, дней
 трудолюбивым рос и очень добрым.

Однако дух какой-то злой, чужой
украл у мальчика мечту-удачу:
столкнул с безумной силой злой,
свинцовой пулей роковой
его судьбу и жизнь переиначил….

Врачи, чтоб жизнь юнца спасти,
из мозга пулю смерти не достали.
Сказали: «Гера, нас прости,
лежи пока, надейся, не грусти…
А что ещё сказать, не знали…

Диагноз страшный: речи паралич
и правой половины тела – тоже…
что мог юнец в те дни понять-постичь?
Но все ж он мысленно подал Вселенной клич:
 «Спаси меня, Всевышний Боже!».

Почти бездвижно год страдал, лежал,
змеей отчаянья ужаленный,
но по чуть-чуть он все ж мужал…
Воткнув  в растерянность кинжал,
чтоб встать, он биться стал отчаянно.

Массируя здоровою рукой
немое тело, руку, ногу…
(всего четырнадцать, но волевой!).
И приказал себе он: «Гера – в бой!
Сражайся, коль врачи не могут…

И медленно, по сантиметру в день
он жизнь вдыхал в глухое тело.
И, словно раненый олень,
не мог он сдаться смерти в плен,
и… возрождался, пусть и неумело…

Терпел. Алыпов, духов в помощь звал,
просил открыть побед секреты
и мысленно летал в родной аал
у Родового корня силу брал:
из Тьмы он возвращался к Свету…

Подростка очень вдохновлял-лечил
Маресьева пример великий.
Он Свет ему зажег в печаль-ночи,
Упорству, воле научил,
Помог прогнать бессилья всхлипы.

И вот однажды робко сел
и встал, однажды, тоже робко,
и первый шаг свершить посмел,
превозмогая боль и страх – запел,
и радость выплеснулась громко…

 И тихой черепахой Дива-речь
К нему вползла, карежа горло:
Как сохранить ее, как уберечь,
Чтоб не погасла, как огонь у свеч,
Слова-лучи, чтоб вновь исторгла?

Недолго радости рассвет хмельной
Пьянил подростка песнь-восторгом.
На костылях, насквозь еще больной
Он новой пулей, но совсем иной
Был в душу ранен словом горьким…

Вновь тяжких испытаний череда:
Бездомный, нищий, преданный родными…
Печаль. Отчаянье. Вновь – тьма-беда…
За грех какой так вновь страдать?
Зачем седин вдруг ранний иней?

Не сдался юноша невзгодам в плен.
Ночуя по ночлежкам и вокзалам,
он не согнул пред бедами колен,
сумел изгнать из сердца смерти тень,
хотя душа по-прежнему страдала!

Хромал и падал, плакал, но вставал!
Себе внушая: «Не сломаюсь!».
О, юный, он еще тогда не знал,
что ждёт его московский пьедестал
и что взлетит он, славой упиваясь…

И день настал – он побежал!
Трусцою вяленькой и хромкой,
стопа иголками ежа,
да что ежа – острей ножа,
его пытала болью ломкой…

Когда усталость коротила шаг,
от тряски пуля в голове вскипала
и становилась тяжело дышать, -
лишь закаленная союзница-душа:
«Беги, терпи и Победи!»- шептала.

Врачи дивились: «Сам себя поднял?
И даже ходит, но уж бегать…»
Ах, если б знали, как юнец страдал,
как по ночам ревел-стонал,
но вновь вставал – бежал к Победе!

Он помнит ярко до сих пор,
как в Черногорск свершил пробег свой первый…
ему казалось – выше гор –
его вознес полет-восторг
и крылья радости безмерные!

И эти крылья солнечной зари-мечты
и лучик нежный вдохновенья
открыли Гере путь для Высоты,
где в колыбели звездной чистоты
хранятся счастья светлые мгновенья…

На этих крыльях Герберт облетел
земли хакасской все почти селенья:
для молодежи гимны пел,
чтоб не ломали их – он так хотел!
наркотики, вино, куренье…

Он говорил: «Учитесь Побеждать
врагов здоровья  жизни Вашей!
Я знаю, как сильна, хитра беда
и с ней не совладать без воли и труда,
но чувства нет Победы Краше!»

И вдруг? Конечно, нет, не вдруг…
Но труд Духовный Геры был замечен.
И ширится товарищей стал круг,
и появился покровитель-друг:
он к подвигам Дорогу обеспечил…

А Подвиг Главный был – пробег в Москву –
сквозь всю Сибирь, Татарию, Россию!
Почти пять тысяч по земле, как в Высоту
и не во сне, в мечтах, а наяву:
где мог калека взять такие силы?

Но Герберт был уже не новичком.
Он прочно тело укрепил и волю.
Хакасию пронзил он поперек, кругом
и в Красноярск пробег свершил тайком,
сражаясь с холодом и голодом и болью…

И вот уже – Татария, Казань
и площадь главная, полна народу,
и Герберту кричат: «Привет, салам!
Ты – гость и брат отныне нам,
Тысячелетнему подарок году!».

Спортсмен в ответ торжественно изрек:
«Несу я Дружбы факел Негасимый.
В нем – Наших связей Свет-Исток
и Мощь Непобедимой Силы!»

Москва, она, как вещий Луч-Маяк!
И снова – бег, с народом встречи…
У Герберта прошел сомненья страх,
что он условный факел-флаг
не донесет – пути-дороги искалечат…

Попутно и навстречу мчат авто,
мелькают любопытных лица.
Иные тормозят: «Куда бежишь, ты кто?
Хромаешь, значит, не легко –
наверно, шутишь, что бежишь в столицу».

Не мог им Герберт на бегу
поведать, что он чувствует и видит…
Вот, например, на волжском берегу
взрастило солнце радугу-дугу,
впрягло в нее красавицу-реку
и проплывает мимо с гордым видом…

А вот березка – дева-сирота
и ветер гнет ей спину болью…
В ней – молодость и красота,
ей в пору бы невестой стать,
но друга нет в широком поле.

Давай, березка, вместе побежим
от одиночества-печали –
в Хакасию, где лучше жизнь
и нет почти коварства, лжи,
где счастье ждет нас днями и ночами.

Когда восторг от встреч стихал
и марафонца ночь встречала,
от болей он почти не спал
и вновь Алыпов вспоминал,
и вновь их сила, слава помогала.

А утром снова волей обуздав
и боль в ногах, и в голове, где пуля,
наш инвалид-спортсмен вставал на старт,
чтобы в Москве взойти на пьедестал,
не понимая, что свершил он Чудо…

Да, очень тяжко каждый день почти
бежать по тридцать-сорок километров:
немели ноги, но душа в груди  ¬–
росла! Чтоб с трассы не сойти,
гнала его попутным ветром…

Он не трусцой бежал – летел Орлом!
Мечтой и Духом Вознесенный,
на языке и русском  и родном
он славил Русь, Хакасию, свой дом:
от счастья плакал ночью затаенно…

Татары, русские, башкиры, чуваши,
а если быть точнее – вся Россия –
его встречали хлебом-солью от души
и в городах и в сон-глуши,
как будто не спортсмен он, а Мессия!

А ведь и правда, Герберт излучал
сияние Любви и Дружбы,
все то, что на Пути душой впитал
и то, что у Род-ной земли он взял
Хакасской, мирной, доброй, южной.

И вот они – златые купола!
Москва – и ум, и сердце всей России!
Как Мать она хакаса приняла,
руками улиц людных обняла
и гостем быть почетным пригласила.

Он не вбежал на площадь – прилетел!
На крыльях вдохновенья, Воли
и чуть от счастья не запел,
что Путь такой Преодолел,
с неверьем скептиков сражаясь, с болью…

На главной площади страны народ –
со всех краев российского союза
встречал, как будто он герой-пилот,
свершил космический полет
и Подвигом скрепляет Дружбы узы!

А может, так и быть должно:
якут, хакас, чуваш, татарин, русский,
а Сердце Богом нам дано Одно,
и Вечно жить нам Вместе Суждено,
и поровну – Победы и Нагрузки!

Да, Герберт породнил наш Абакан
не только с дивною Москвою.
По всей России он, как великан,
пронес любви хмельной айран
и был любви за это удостоен!

… Проходят люди сквозь года, века,
Делами Землю Украшая,
и каждый Подвиг – в Летопись строка,
и будут помнить Герберта, пока –
пребудет жизнь на Мудром, Божьем Шаре!

В спортсмена часто – штык-вопрос:
«Зачем себя ты марафоном мучишь?
Ведь бег и для здоровья стресс-износ,
а ты больной, не напрягайся, брось,
займись хотя бы шахматами лучше…»

Советчикам у Герберта ответ:
«Ходьба и бег – мое спасенье,
уже почти все тридцать лет
и для меня лекарства лучше нет,
чем воздух свежий и движенье».

…. Не гаснет пусть Сиянье дел
Алыпов, Гербертов и всех хакасов,
для тех, кто мал сейчас, еще не смел,
еще тахпах, свой Подвиг не пропел,
чтоб в трудный час – примером стать
прекрасным!

…А как сейчас живет Алып-Герой?
Быть может, он – в объятиях покоя?
Нет, нет! Живет он дерзкою мечтой –
бегом-душой обнять весь шар земной,
соединив людей  и Дружбой и Любовью!

И этой аурой – Духовною, Сердечной
спалить вражду народов, зло,
чтоб на Родной Земле сияло Вечно
Одно Велико-Древо Человечье
и Вечно Миром, Счастием Цвело!

Да, Герберт продолжает бег-полет
по лабиринту жизни сложной
и Подвиг-песнь по-прежнему поет,
и сердце щедрое и яркое его –
для молодых Маяк Надежный!

Всегда желанный, добрый гость детей,
дарует им свой опыт, учит,
чтоб в паутине интернет-огней
их не запутал враг-злодей,
чтоб жизнь была их Честной и Певучей!


Рецензии