Деревенские письма
ПИСЬМО ДРУГУ
Другу Горацию
от того, кого ты знаешь
и кого, надеюсь, ещё не забыл.
Ведь жизнь идёт –
и мы с тобой встретимся…
как тогда…
А тогда...
кто нас в гости зазвал?
То ли сенатор,
снисходительный ко всему и ко всем,
то ли досужий франт,
истомно возжаждавший поэзии –
по настенным образцам в общественной уборной*.
Но мы были навеселе
и были готовы орать стихи
и в пустом Колизее…
кому?
Да хоть объевшимся голубям!
А где были потом?
Впрочем, мы были молоды
и пьяны.
А в деревню мы вовсе не в ссылку.
Деревня нас приютила
и дала нам прибежище:
тебе – от рассвирепевших консулов,
мне – от неуёмных сплетен.
Я вполне одеревЕнился,
Но не одеревенЕл,
хотя и похож на деревце,
которое ты посадил во дворике Акты:
так же лохмат и колюч.
И руки не крюки:
стило и лопату держат уверенно.
И нА ногу
по - прежнему лёгок
и задорен.
А сердце?
Помнишь Оливию?
Да, сегодня другое имя,
другая походка,
другие капризы…
и тело другое!
Но – боги!
Та же Оливия!
Или мы уже в возрасте том,
когда все женщины –
наши Оливии
и даже краше?
Так вот, Гораций…
Ем свой хлеб,
а зрелищ в деревне,
ты знаешь, хватает;
бездельно строчкую бумагу
и вскапываю грядки…
Ах, дождь…
а мне бы ещё –
ещё одну тачку навоза,
пересохшего,
рассыпчатого.
Но кончается дождь –
кончается и письмо.
Надеюсь, в твоём огороде
всё в порядке –
от строчки до строчки.
Vale**, друг Гораций,
до следующего дождя.
* - общественные туалеты были изобретены
в Древнем Риме гораздо позже горациевого
времени, но это же не историческая заметка…
прости, Читатель, анахронизм.
** - Vale (латин.) – прощай.
6 июня 2018 г. Сидя на ледниковом
валуне под Синим курганом.
ДРУГОЕ ПИСЬМО
Другу Горацию
от того,
кто помнит тебя
и себя не потерял
Ты знаешь, Гораций,
у слухов длинные ноги.
Вот и пишу тебе,
надеясь, что помнишь…
Впрочем, что это я!?
Твои совесть и память в согласье всегда.
Вот и вспомни,
как мы…
если брались за дело,
не признавали узды
и не боялись кнута.
Зато народа водители
и их кнутобойцы
остерегались нас:
с нами, в нас, над нами, за нами
всегда – слово.
Но вслед бранились
завистливые подголоски,
что, мол, нам больше всех надо.
Но даже в деревне,
далёкой от Рима,
мы не бывшие.
Слова складываются всё удачней и крепче.
В них нервы и кровь,
но и цель,
и надежды,
и что-то ещё…
А чего нам ещё не хватает?
Новой Оливии
или Акты помоложе?
Пиши,
какие виды у тебя на капусту.
С навозом – проблемно.
В деревне навоза хватало всегда.
Но – режут скот.
Говорят, легионы кормить нечем,
А войны не предвидится…
пока…
Но думаю,
кому-то очень нужны
миллионы сестерциев*.
Ах, как ощетинится Рим,
когда мы вернёмся…
пусть и на пару деньков.
Но – vale, Гораций!
До встречи в саду,
твоём или моём…
весной…
перед отъездом…
сразу после посадок и сева.
* - Сестерций – серебряная монета, основная
денежная единица Древнего Рима.
7 июня 2018 г. , под яблоней.
ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО
………………………………………….
………………………………………….
(Оборвано)
…………………..и обращаюсь к тебе.
Возлюбленная моя!
Сегодня весна,
когда сходятся
желанья и сроки…
и дорога –
дорога к тебе.
Если вдруг забываю имя…
так влюблён я – без памяти,
а ты для меня – всё…
и всё – как назвать?
За каждым кустом – твой смех.
Лепестки –
прикосновеньями пальцев твоих.
Маслины после дождя
блестят, как глаза –
твои,
когда ты радуешься.
Но их не трогать!
Целовать, целовать –
до совершенного самозабвенья.
В белом облаке на рассвете –
ты…
влекуще подробна,
как на лужайке возле ручья:
смотреть и смотреть…
и отдаться желанью,
словно нырнуть в глубину.
Я живу уединённо.
Уединенье прекрасно
для души и для тела.
И не горит рассудок
от слухов, вздора, интриг,
чем так полон Рим,
где даже воздух отравлен
миазмами пошлости.
Уединенье, конечно, прекрасно,
но как же в нём одиноко
без тебя.
Мне кажется,
всю жизнь я живу тобой.
Родился,
чтобы встретить тебя.
Рос, открывая мир,
чтобы встретить тебя.
Уходил далеко,
воевал,
путешествовал,
но всегда возвращался,
чтобы встретить тебя.
И воображал:
когда мы блаженно устанем,
будем плескаться в ручье…
будем жить!
Жизнь прекрасней уединенья,
потому что есть ты.
Но кончаю.
В калитку стучат.
Пойду открывать.
На конце копья
мне протянут удавку*:
мол, всё сделай сам
или...
Я успел посадить нарциссы -
для тебя.
Ты всё ещё любишь их?
* - В Древнем Риме осуждённых или неугодных
Сенату или Императору приговаривали не только
к различным наказаниям, но и к различным казням,
например – к самоубийству. Если приговорённый
не мог покончить с собой, ему помогали.
8 июня 2018 г. на Белой горке.
Свидетельство о публикации №118121408698
Елена Лапшина 09.02.2022 20:29 Заявить о нарушении