Серебряный век

А со мной вчера говорило небо,
осторожно сев на краю кровати,
нараспев, по-птичьи: "Что хочешь требуй,
но порви листы и сожги тетради.
 
Что же ты, хорошая, пишешь плохо.
И рифмуешь криво. И катрен как кракен"
И оно шептало, а я оглохла,
как Иван Бездомный в своей палате.
 
"Кто в губах припухших сжимал аргентум,
(серебро имеет такое свойство),
Тот и жизнь свою проживет поэтом.
И умрет поэтом. А ты не бойся,
 
закрывай глаза, и вернись в то время,
где жираф изыскан и в шампанском фрукты"
Проложили рельс по изнанке тени.
Зазвенел трамвай, и пришёл кондуктор.
 
Демиург с глазами гранитных сфинксов
и дождей, с тоской на Неву смотрящих.
"Вы к нам как? По бартеру или с визой?
Вас тут много шастает, в настоящем"
 
И толпа прижала меня к ступеньке
(От дверей возможна любая пакость),
Пока я искала в кармане деньги,
А нашла серпастый советский паспорт.
 
Как знаком мне шорох вуали улиц.
Все по кругу - ночи, фонарь, аптека.
Где мы с вами в вечности разминулись?
Я сюда вернулась не-человеком.
 
В "Англетере" ладит петлю Есенин,
цифра "пять" - как кровь на снегу бумаги.
"Подожди. Нам врали про воскресенье".
И святая рать сторожит Исакий,
 
странгуляционною бороздою
нацепив орарь на нагары рясы.
"И она, Володя, того не стоит",
И чтоб он ответил мне: "Я согласен"

Так, как может, четким, чеканным криком,
и стрелялся лучше бы холостыми,
и не рвался в душную спальню к Брикам.
Зажигали звезды - они застыли,
 
как остыли руки у поэтессы,
у "Крестов" сжимающей передачку.
Умирать бы вместе, а лучше - вместо,
но по мне история не заплачет,
 
норовившей в будущем отсидеться.
Здесь тепло, и плачут скорей от лука.
Если строчки вырвутся к вам из сердца,
пусть хотя бы общими будут буквы.