Почему я не доехал из Москвы в Одессу

В прошлую пятницу 30 ноября 2018 года находясь в Москве,  в квартире дочери, а не в собственной квартире, (помогая ей воспитывать и нянчить двухлетнего сына), я неожиданно  заболел. И чтобы не распространять вирус, и т.п. решил съехать с этой квартиры к жене, в ту квартиру в которой, мы проживаем и до сих пор с 1981 года.  В связи с этим переездом,  я был лишен возможности общения с ноутбуком, и с интернетом и забыл о дне рождении (1 декабря) Валентины Семеновны Пашининой,  (покойной писательницы) хотя и  собирался позвонить, её дочери Наталье Михайловне, что бы  вспомнить уважаемого человека, исследователя жизни и творчества Есенина, автора книги «Неизвестный Есенин». Возвратившись через пару  дней, снова к дочери, я уже не стал беспокоить Наталью Михайловну запоздалым своим вниманием, и решил позвонить  ей 5 декабря, потому, что 5 декабря исполняется другая трагическая дата третья годовщина со дня смерти Валентины Пашининой. Но, увы, и 5 декабря я не позвонил Наталье Михайловне, так как в ночь с 3 на 4 декабря 2018 года получил сообщение в фейсбуке от внучки Николая Кондратенко, которая мне сообщала: «Сегодня вечером случилось не поправимое. Дедушки с нами больше нет»
В моей памяти возник и последний разговор с Николаем Кондратенко по скайпу. И прочитанное мое собственное  стихотворения на родном украинском языке и абсолютно точные и правильные акценты первого слушателя Кондратенко, и все другое прочее, значительное и не значительное, к сожалению теперь уже ушедшем времени.
Пытаясь как то собраться с мыслями, а заодно привести себя в чувство, не теряя головы, я решил позвонить по телефону (в фейсбуке ) Любови Яковлевне Сало (Коваленко) моей землячке и хорошему человеку. Через микрофон, я всё же не решился беспокоить её, а в  сообщении написал, о случившимся кратко, и просил совета, как мне лучше попасть в Одессу, так как с недавних пор в Украине объявили военное положение?
Любовь Яковлевна ответила так как понимала сложившуюся ситуацию:
«Так как в нашей Полтавской области сейчас нет военного положения, то я бы советовала тебе приехать сначала к нам, в Гребенку, а потом уже дальше в Одессу. Ты главное не суетись. Такому человеку, как Н. Кондратенко должна быть гражданская панихида. И похороны,  наверное, будут в том месте, где похоронена его жена»
После этого, я немного успокоился, и решил опубликовать на сайте «Стихи Ру», краткую биографию Н. Кондратенко под редакцией профессора М. И. Шалаты, а так же  стихотворение Н. Кондратенко «Тебя уж нет». Стихотворение я опубликовал на украинском и на русском языке в моём переводе. Этот же материал я опубликовал в фейсбуке, и в твитере и в одноклассниках.
Наутро, посоветовавшись с дочерью и со своим земляком, в Чехове по поводу поездки, я решил лететь на похороны Н. Кондратенко самолетом с  Шереметьево до Симферополя, а дальше автобусом до Одессы.
К сожалению, мой рейс в 16 часов 25 минут отменили  в  связи с плохими погодными условиями в Симферополе и перенесли на 16 час 45, но потом еще раз перенесли, предупредив что, вылет могут задержать до утра, а пассажиров разместят в гостинице. В гостинице я ночевать  не собирался,  и уже решил возвратить билет обратно, как вдруг, услышал информацию:  «Мы летим. Рейс не отменяется». Через два часа с половиной я был в аэропорту город Симферополь. С аэропорта в сам город я добирался  рейсовым автобусом, прямо на центральный автовокзал. Не успевая на ближайший рейс в 22 часа,  с Симферополя до Одессы, я взял билет на следующий рейс в 23 часа 02 минуты и стал ждать своё время. А так как в запасе был целый час, я заходил, в какой-то полуподвальный магазин где был горячий чай, и перекусив чем Бог послал, выпил стакан чая. За пятнадцать минут до отправления рейса, когда народ пришёл в движение, я  вместе с другими пассажирами вышел из вокзала на платформу, к  автобусу Симферополь – Одесса. Предъявив билет, вошёл в салон и занял место под номером семнадцать у самой двери. Не знаю почему, но скорей всего от усталости, уже в самом  вначале пути, сразу уснул. Спал около часа. А проснувшись, стал беспокоиться, когда же, наконец, приедем на место. И вот, долгожданная конечная остановка.  Выхожу из автобуса в тускло освещённое место. Через несколько минут всех пассажиров,  предупреждают, что дальше нужно идти пешком до самой таможни. Пристраиваюсь к людям,  кто со мной ехал в автобусе и иду рядом с мужчиной лет пятидесяти. Узнав, что я из Москвы спросил: есть ли у меня украинский паспорт. Я ему ответил, что  не имею украинского паспорта.. А он мне в ответ: «Ну, тогда без украинского паспорта на украинской границе Вас не пропустят»
С этого самого момента я и начал переживать и задумываться, об ошибочном решении лететь самолётом из Москвы до Симферополя, а дальше автобусом до  Одессы. Оказавшись рядом  с мужчиной (пятидесяти лет) в первых рядах, выйдя из автобуса,  с ним же я оказался и в первых рядах на проверку документов в помещении таможни Российской Федерации. Предъявив свой российский паспорт вместе с загранпаспортом, кому следует, молодой человек в пограничной форме, со строгим выражением лица, сидя за столом сказал:
-  А что это Вы мне даете? У Вас есть Украинский паспорт?
Я ответил:
- Нет, конечно. Откуда у меня может быть Украинский паспорт, если я гражданин Российской Федерации?
Тем не менее, строгий пограничник, долго рассматривал оба паспорта, даже через большую лупу и произнес:
- Мы сейчас Вас пропустим на своей границе, но на Украинской границе Вас все равно не пропустят. А вы что об этом не знали?
- Не знал, конечно. А откуда я мог об этом знать?
- А Вы что, газет не читаете, телевизор не смотрите?
- Читаю газеты и смотрю телевизор, но из последней информации я понял, что в моем возрасте (мне скоро будет 69 лет) я могу пересечь Украинскую границу по загранпаспорту. Что я и сделал в прошлом году в июле месяце, выезжая на Полтавщину.
- А почему же в этот раз Вы поехали не таким же маршрутом?
- А зачем мне ехать на Полтавщину, если в этот раз, мне нужно было в Одессу и тем более, очень срочно. Я ведь не в командировку еду, а на похороны.
- А как Вы сюда добирались?
- Летел самолетом с Шереметьево до Симферополя. А дальше автобусом ...
- Но неужели Вы не знали, что именно в этом месте, пересекать границу с российским паспортом нельзя, что  здесь можно пройти только с Украинским паспортом?
- Конечно, не знал. Откуда я мог знать эти подробности. Я что каждый день пересекаю границу? К тому же у меня есть два паспорта своего государства. Разве этого мало?
- Вам нужно было ехать через Харьков, через ту границу, которую Вы пересекали в прошлом году. Сейчас мы Вас пропустим, Вы у нас пройдёте, но через шестьсот метров, на Украинской таможне, все равно Вас не пропустят. Вы согласны идти пешком еще шестьсот метров?
- Конечно, согласен. А что мне остается делать.
Таможенник отдал мои паспорта, и я, выйдя на улицу, пошел по уличному коридору из деревянного настила между высокими железными сетками, огороженными справа и слева.
На улице моросило. Стоял густой крымский туман, о котором меня предупредили еще в Москве, запрашивая погодные условия в Симферополе. Не знаю, сколько времени было именно тогда но, наверное, половина третьего ночи была и, тем не менее, я окунулся в мысли, не дававшие мне покоя.
Конечно в первую очередь, я думал  о том, пропустят ли меня на украинской таможне или не пропустят?  А если скажут что без украинского паспорта пройти невозможно? Если даже со мной и разговаривать не станут? И  как я должен буду умолять, и доказывать,  свои права?
С другой стороны я, думал что,  наверное, я всё же виноват перед Кондратенко в том, что  вбил себе в голову вольготный  проход через границу лицам пенсионного возраста.  А ведь это далеко не так. О чем я думал еще, шагая  шестьсот метров среди этих туманов и степей на юге Украины? Я думал, что к большому сожалению, проститься с Кондратенко мне не придётся.
И  вот неожиданно как из тумана, сначала выросли силуэты двух людей во весь рост с автоматами в защитных одеждах, а потом уже и самые настоящие живые люди решающие мою судьбу. Так элементарно дающие разрешение на мой проход, через границу.
Предъявив по их требованию, естественно не тот паспорт, который они спрашивали,  а свой российский  и загранпаспорт  вместо украинского паспорта,  я с первой минуты понял, что мне здесь не только не светит пройти на двух ногах,  но даже и не проползти по-пластунски.  Все мои дальнейшие разговоры даже на самом чистейшем украинском языке никак в данную минуту не могли мне помочь,  даже если бы на моем месте,  оказался  сам Тарас Григорьевич Шевченко. Из двоих молодых ребят которого, звали Саша, сказал кому то третьему, что бы в виду исключения для разъяснения правил пересечения украинской границы мне позвали старшего таможенного офицера, что бы тот от своего имени подтвердил уже сказанное. И хотя офицер действительно появился и разъяснил положение дел, от этого мне всё равно не стало легче, и я даже больше стал уважать простых солдат в карауле, чем офицера. Когда офицер ушел, я некоторое время разговаривал  ещё с пограничником Александром, который сказал мне, что он в этих местах родился и вырос, и что когда то свободно гулял именно в этой степи, где сейчас к его удивлению все  обнесено колючей проволокой. Не знаю, зачем и почему, но именно этому человеку я подписал свою книгу «Не уходи, побудь мгновенье»,  которую он обещал прочитать. Прощаясь таможенниками,  я даже обнялся по-родственному, не держа на них зла, и обиды. И ушёл естественно в обратную сторону,  к тому месту, откуда пришел.  А какая у меня должна быть обида на этих молодых парней? По-моему они выполняли свою обыкновенную работу, зарабатывая себе на кусок хлеба, так же, как и все другие люди, думая о своей семье зарабатывают на хлеб с маслом. Пройдя последние шестьсот метров от одной таможни к другой, я ещё завернул, в кафе-забегаловку и выпил там стакан чая, поговорив не много с продавцом молодым человеком. Потом я поехал обратно в Симферополь,  с тем же водителем на том же автобусе на котором приехал сюда.
Размышляя о неудавшимся прощании с Н. Кондратенко, а так же и уходе его в мир иной, я хотел бы закончить свой грустный рассказ словами И. Бунина из «Воспоминаний» о Льве Толстом.
«Не помню, в каком именно году видел я его в этот зимний вечер в Москве на Арбате. О чем мы говорили, тоже не помню. Помню только, что во время этого короткого разговора он спросил меня, пишу ли я что-нибудь? Я ответил:
-  Нет, Лев Николаевич, почти не пишу. И все, что прежде писал, кажется теперь таким, что лучше и не вспоминать.
Он оживился:
 - Ах, да, да, прекрасно знаю это!
 - Да и нечего писать, - прибавил я.
Он посмотрел на меня как-то нерешительно, потом точно вспомнил что-то:
 - Как же так нечего? - спросил он. - Если нечего, напишите тогда, что вам нечего писать и почему нечего. Подумайте, почему именно нечего, и напишите. Да, да, попробуйте сделать так, сказал он твердо.
Так видел я его последний раз. Часто потом говорил себе: непременно надо хоть однажды увидать еще, ведь того гляди это станет невозможно, - и все не решался искать новой встречи. Все думал: зачем я ему? Когда разнеслась весть, что его уже нет на свете, я был в Петербурге. Тотчас подумал: ехать, увидать его еще раз, хоть в гробу! - но удержало какое-то необъяснимое чувство: нет, этого не надо»