33

Сидишь, Илья, на чёртовой печи,
а оная потрескалась под весом.
Здесь давеча кутил один повеса,
который называл себя пророком:
"Каков ваш оборванец? Хоть плечист?
Купите мне бутылку. Ух, продрог я
до кончиков, до косточек. До жути!"
Я говорю: "Пытались мы лечить..."
Он: "Ховосо!"
                Я: "Господи, дожуйте!"



И дожевав, он молвил: "Не беда!
И не таких мы стаскивали с печек.
На дьявола ходили. Хвост поперчим -
нечистый чертыхается и плачет.
Запоминайте: хвоя, лебеда...
И белены немножечко, на пальчик".
Я говорю: "Зачем такие риски?"
А он - давай настырно лепетать:
"Перетолочь с червями в крупной миске




и прошептать "не быть ему хромым!"
Три ночи и три дня - кормленье с ложки.
Возможна, правда, маленькая сложность -
знобить больного будет. Будет бредить!
Одним, бывает, видятся холмы.
Другим - непоправимое и ведьмы".
"А что мы вам должны? Большие деньги?"
"Нисколечко. Вселенские умы -
не ради средств. Куда вы их не деньте,




а им приятно делать сотни благ
не ради благ, а ради удовольствий.
Я знал десятки злых. Что удалось им?
Ославить зло в глазах добра, и только".
И тут я не стерпел, воскликнув: "Ах!
Ну, что вы всё вокруг!? Давайте, толком!"
"Его душа умаявшись, простонет:
не нужно тосковать, Илюша, брат.
Вставай, Илья! Не паханы просторы".